31

—Разрази меня гром, Джорджи! Ты что, не соображаешь, что ты с мужчиной делаешь?

Резкий тон Дрю заставил Джорджину несколько раз моргнуть, и только после этого до нее дошло, что он говорил.

—Что же я делаю? — невинно спросила она, уже кое-что понимая, особенно видя, как он сжимает вазу, которую держал в руках и едва не выронил при взгляде на Джорджину.

—Входишь в комнату вот так одетая, — довольно раздраженно объяснил он, не отрывая взгляда от глубокого выреза ее вечернего платья.

Она снова заморгала.

—Ради всего святого, Дрю, как я должна быть одетой на приеме? Мне следовало надеть одно из моих старых платьев, в которых я работу по дому делала? Или то, для работы в саду, все в пятнах от травы?

—Сама знаешь, что я имею в виду. — Он продолжал сердито на нее смотреть. — То, что на тебе, чересчур... слишком....

—С платьем все в порядке. Моя портниха миссис Маллинз заверила меня, что выполнено оно со вкусом.

—Значит, у миссис Маллинз вообще его нет.

—Нет чего?

—Вкуса. — Поскольку на это Джорджина реагировала тем, что беззвучно раскрыла рот и сощурила шоколадные глаза, Дрю почел за благо пойти на попятный: — Ну ладно, Джорджина, речь не столько о платье, сколько о том, что им не прикрыто. Надеюсь, ты меня понимаешь.

—Я тебя поняла сразу же, Дрю Эндерсон, — с возмущением проговорила она. — Должна ли я одеваться в немодные платья, лишь потому что мой брат возражает против покроя моего лифа? Бьюсь об заклад, тебя никогда не заботило, в какие платья одеты другие женщины? Не так ли?

Поскольку это действительно его не волновало, он предусмотрительно решил пропустить замечание мимо ушей. Однако, черт возьми, она вывела его из равновесия. Он знал, что она расцвела, превратилась в маленькую красавицу, однако сейчас об этом всех оповещали с грот-мачты.

Джорджина пожалела его, увидев степень его смущения. В конце концов, в последние наезды Дрю домой у нее не находилось причин одевать выходное платье, так что уже несколько лет он видел на ней лишь скромные домашние платья, а совсем недавно — мальчишечью одежду. Нынешнее платье она сшила к минувшему Рождеству, к ежегодному балу у Уиллардов, хотя ударившие морозы помешали ей его тогда надеть. Однако в моде оставался греческий стиль, равно как и очень тонкая материя — в ее случае прозрачный розовый батист поверх белого шелка. А рубиновое ожерелье ее матери заполняло оголенный участок пониже шеи, вызывавший у Дрю резкое неодобрение.

И тем не менее его возражения были чересчур уж смехотворными. Опасности, что она обнажает себя, не было никакой. Обшитая ленточкой окаймлявшая вырез оборка располагалась на полтора дюйма выше ее сосков, в гораздо большей степени скрывая ее грудь, чем платья, которые ей доводилось видеть на других женщинах. Ложбинка была немного видна. Как и было задумано.

—Все будет в порядке, Дрю. — Она уже улыбалась. — Обещаю на пол ничего не ронять. А если все же уроню, дождусь, чтобы кто-нибудь мне это поднял.

Он воспринял это с мужеством.

—Проследи за этим. — Но не удержался, чтобы не добавить: — Тебе повезет, если Уоррен тебе мешок на голову не натянет.

Она закатила глаза. Только этого не хватало для полноты счастья: братья в разных углах комнаты одергивают любого приблизившегося к ней, либо вообще кольцом окружают ее, чтобы ни один мужчина не смог подойти.

—А что ты с ней делал? — указав на вазу, она попыталась этим вопросом сменить тему.

—Просто хотелось получше рассмотреть, что за цену мы платим за нашу торговлю с Китаем.

Джорджина услышала эту историю вечером того дня, когда вернулась. Ваза была не просто древней, но являлась бесценным произведением искусства, изготовлена во времена династии Тан, примерно девятьсот лет назад. И выиграл ее Уоррен в азартную игру. Если этого недостаточно, то надо добавить, что против нее он поставил собственный корабль! Если бы она не услышала также, что Уоррен в этот момент был здорово пьян, то не поверила бы всему этому, так как самое главное, что у него есть в жизни, — судно «Нереус».

Однако Клинтон все подтвердил. Он оказался в тот момент там и даже пытался отговорить Уоррена участвовать в игре, однако не преуспел в этом, да и не мог бы преуспеть. По-видимому, он сам был готов рискнуть одним из кораблей «Скайларк» — так ему тоже хотелось заполучить эту вазу. Разумеется, корабль был ничто в сравнении с бесценной вазой.

Ни один, ни другой не понимали в тот момент, что китайский военачальник, поставивший на кон вазу против корабля Уоррена, и не собирался ее отдавать в случае проигрыша. А он все же проиграл. Когда братья направились к кораблям, на них напали его люди, и только пришедшие им на выручку члены команды спасли их, иначе бы им не вернуться живыми в ту ночь. Да и из самого Кантона им едва удалось увести свои суда, на которые уже наводили орудия. Вынужденная поспешность, с которой они покинули Китай, и стала причиной их более раннего, чем ожидалось, возвращения домой.

Глядя, как Дрю осторожно устанавливал вазу в один из ящиков стола Клинтона, она заметила:

—Удивительно, как это Клинтону удалось ее оттуда вывезти. Теперь, должно быть, немало времени должно пройти, прежде чем какой-нибудь корабль «Скайларк» отважится снова войти в китайские воды.

—Ну, не знаю. Торговля с Китаем была столь выгодна, что, как я понимаю, ему уже стали надоедать эти долгие плавания. Уоррен, насколько я знаю, от них устал. На обратном пути они в поисках новых рынков заходили в несколько европейских портов.

Об этом она прежде не слышала.

—А что, и Англия прощена и считается одним из этих рынков?

Взглянув на нее, он усмехнулся.

—Ты шутишь, должно быть. Во сколько обошлась нам их никак не спровоцированная блокада, предшествовавшая войне? Не говоря уже о том, сколько раз их чертовы военные корабли задерживали наши в поисках их так называемых дезертиров. Скорее огонь в пекле погаснет, чем Клинтон возобновит дела с англичанами, даже если бы мы смертельно нуждались в торговле с ними, а такого и в помине нет.

Ее как бы всю внутренне передернуло. Если прежде она лелеяла тайную надежду, что когда-нибудь сможет побывать в Англии и вновь увидеть Джеймса, то теперь придется ее похоронить. Не будь его поездка на Ямайку последней, она могла бы без труда туда отправиться. Но он ведь поделился с ней, что ему там требовалось избавиться от принадлежащей ему собственности и что он навсегда возвращается в Англию.

—Не думала, что дела обстоят таким образом, — совсем тихо проговорила она.

—Что это ты так нахмурилась, Джорджи? Неужели ты простила Англию, после того как эти ублюдки похитили у тебя Малколма и причинили тебе столько страданий?

Она едва не рассмеялась. Нет, Англию — нет, но одному англичанину она простила бы что угодно, только бы он... что? Немного любил бы ее, вместо того чтобы лишь вожделеть? Да это все равно, что требовать, чтобы тебе луна с неба свалилась.

Однако Дрю дожидался ответа, и она сказала ему то, что он, скорее всего, и хотел услышать.

—Разумеется, нет, — отрезала она и повернулась, чтобы уйти, однако увидела, что в комнату входит Уоррен. Тот буквально вперился в ее декольте и тут же потемнел как туча. Она огрызнулась: — Ни слова, Уоррен, иначе я его изорву в клочья и спущусь к гостям в голом виде, вот увидишь!

—Не стоит, — предупредил Дрю Уоррена, когда тот двинулся за ней к двери.

—Ты видел грудь у этой девушки? — В голосе Уоррена гнев смешивался с восхищением.

—Не мог не заметить, — сухо улыбнулся Дрю. — Я сам обратил ее внимание на это, и в ответ она меня чуть с грязью не смешала. Девчушка выросла, Уоррен, а мы-то и не заметили.

—Ей еще предстоит превратиться в нечто более...

—Нет, не превратится она, а если ты нажимать станешь, так она сделает, что обещала.

— Не будь ослом, Дрю. Не станет она...

—Уверен? — снова перебил его Дрю. — Наша малышка Джорджи изменилась, и я имею в виду не одно то, что сделалась ослепительной красавицей. Это ведь происходит постепенно. Что-то произошедшее внезапно и делает ее совершенно другой женщиной.

— В чем же это выражается?

—В ее своеволии. В том нраве, который у нее прорывается. И не спрашивай меня, где она могла этому научиться, но она приобрела чувство юмора, и ее замечания порой весьма остроумны. И важная такая. Черта с два ее теперь поддразнишь, так обрежет — увернуться не успеешь.

—Все это никакого отношения не имеет к тому, что на ней это треклятое платье.

—Так кто же из нас осел? — фыркнул Дрю и воспроизвел аргументы Джорджины: — Ты бы не стал возражать, если бы увидел его на какой-нибудь другой женщине, а? В конце концов, эти низкие вырезы — сегодня самый шик. — И с усмешкой добавил: — И слава Богу.

Спустя некоторое время, когда в числе других Уоррен встречал гостей, он время от времени сердито смотрел на Дрю, а тем мужчинам, кто задерживал взгляд на Джорджине, давал понять, что готов на них наброситься чуть ли не с кулаками. Конечно же, никто другой не думал ничего дурного о ее красивом платье. По сути, оно было даже более скромным, чем наряды некоторых их соседок.

Как это и бывает в припортовых городах, собралось гораздо больше женщин, чем мужчин. Однако в целом для приема, устроенного столь неожиданно, экспромтом, народу собралось много. Больше всего людей было в гостиной, однако по мере того, как приходили все новые гости, в каждой из комнат второго этажа образовалась небольшая толпа.

Джорджина была весела, хотя в нескольких футах от нее постоянно находился Уоррен. По крайней мере, он перестал крыситься. Увидев ее в начале вечера, Бойд тоже стал сразу же ходить за ней следом и оказывался подле нее всякий раз, как к ней приближался какой-нибудь мужчина, вне зависимости от его возраста и даже если он был с дамой. Дрю держался неподалеку, чтобы поразвлечься, наблюдая, как те двое старались играть роль взрослых братьев-опекунов.

—Клинтон нам рассказал, что вскоре ты отплываешь в Нью-Хейвен.

—Похоже на то, — ответила Джорджина на вопрос дородной дамы, подошедшей к их небольшой группе.

Госпожа Уиггинз вышла замуж за фермера, однако сама была из городских и так никогда и не привыкла к сельской жизни. Раскрыв богато украшенный веер, она стала им обмахиваться. В комнате, заполнившейся людьми, действительно было жарковато.

—Но ты только что вернулась из Англии, — сообщила эта дама Джорджине, как если бы та могла об этом забыть. — Кстати, как ты ее нашла?

—Там ужасно, — ответила она вполне искренне. — Скопище народу. Полным полно воров и попрошаек. — Она не стала рассказывать о прекрасных сельских пейзажах и прелестных маленьких городках, как ни странно, напоминавших ей Бриджпорт.

—Слышишь, Амос? — обратилась миссис Уиггинз к своему супругу. — Мы так себе это и представляли. Заповедник зла и порока.

Столь далеко в своих описаниях Джорджина заходить бы не стала. По сути дела у Лондона были две грани: богатство и бедность — вот об этом она бы еще могла сказать. Воров среди богатеев могло и не быть, однако она столкнулась с одним из их лордов, и он оказался столь испорчен — как, наверное, и другие.

—Счастье еще, что ты там не слишком задержалась, — продолжала миссис Уиггинз.

—Да, — согласилась Джорджина, — я сумела довольно быстро завершить все мои дела.

Было очевидно, что дама умирает от желания спросить, что же это были за дела, однако смелости ей явно не хватало. Джорджина же вовсе не собиралась добровольно пускаться в рассказы о том, как была предана, обманута, брошена. Ее угнетало, что она, полная дура, столько лет цеплялась за свою детскую фантазию. Она уже пришла к выводу, что оправданием для нее даже не могла служить любовь. То, что она испытывала к Малколму, не имело ничего общего с тем, что испытывала к Джеймсу Мэлори.

Она прокляла себя за то, что позволила даже мысленно назвать его имя: дрожь предчувствия поползла по ее позвоночнику, когда в следующий момент увидела, как миссис Уиггинз изумленно взирает на дверь позади нее. Нет, думать об этом — безумие, пустые мечты, да и только. Стоит только обернуться, и пульс снова станет спокойным. Но сделать этого она была не в силах. Оставалась мечта, и ей хотелось упиваться ею, льнуть к ней — пока та окончательно не развеялась.

—Интересно, кто же это? — прервала ее размышления миссис Уиггинз. — Матрос с корабля одного из твоих братьев, Джорджина?

Наверное. Несомненно. Вечно они нанимают новых, когда заходят в порты, а свежие лица всегда в Бриджпорте вызывали любопытство. Нет, она не станет оборачиваться.

—Но по виду, совсем не матрос, — заключила миссис Уиггинз и сообщила вслух о своем выводе.

—Явно не матрос. — Это произнес Бойд, о существовании которого Джорджина даже забыла. — Но чем-то он мне знаком. Где-то я его уже встречал, где-то видел... Не могу вспомнить, где.

Вот и конец всем мечтаниям, с отвращением подумала Джорджина. Пульс ее замедлился. Дыхание стало нормальным. И она обернулась, чтобы наконец увидеть, кто, черт возьми, так разбередил их любопытство... и почувствовала, как пол уходит у нее из-под ног.

Он стоял там, менее чем в десяти футах от нее. Крупный, светловолосый, элегантный и до боли прекрасный. Однако взгляд зеленых глаз, от которого она приросла к месту и утратила способность дышать, был самым холодным, самым пугающим, который ей когда-либо в жизни доводилось видеть. Ее любовь, ее англичанин и — она стремительно проникалась этой мыслью и физически ощущала от этого удушье — ее падение.

Загрузка...