Песня любви

40

— Покажи ногу, Джордж. Скоро вернутся домой твои новые родственники.

Разлепив один глаз, Джорджина обнаружила, что на краю кровати сидит Джеймс. Во сне она перевернулась и теперь бедром прижималась к его ноге. Однако это не так беспокоило ее, как его рука, лежащая на ее ягодицах.

—Как ты сюда попал? — уже проснувшись, требовательно спросила она.

—Вошел через дверь, разумеется. Добсон поступил здраво, поместив тебя ко мне в комнату.

—Это твоя комната? Я же ему сказала...

—Да, и он в точности выполнил твое указание. В конце концов, он же не слышал, что я ставил под сомнение твой статус, лишь Джереми в него не верит, не вся же семья.

—Ты хочешь сказать, что и сейчас не верит? Ты не удосужился его убедить?

—Не видел в этом особого смысла.

Сев на постели, Джорджина отвернулась от него, дабы он не заметил, какое впечатление на нее произвели его последние слова. Теперь ей ясно. Ее не собираются держать здесь так долго, чтобы имело смысл убеждать сына, что он женат. Вероятно, Джеймс запланировал отправить ее на первом же судне, уходящем в Америку. В любом случае, в Англии жить она не желала. И, естественно, не желала жить с мужчиной, с которым ее объединяло лишь взаимное влечение. Как нечто временное — это было приятно, но — не как что-то постоянное. Последнее требовало чего-то гораздо большего, неизмеримо большего. И она не расплачется, на сей раз — нет. Слишком много слез пролила она по этому человеку. Если ему все равно, то тогда и ей, и это все, что он узнает... если все это убьет ее.

Джеймс представления не имел, какие выводы она сделала из его замечания, так как не учитывал того, что Джорджина не знает, что собой представляет его сын. Выражая недоверие, Джереми просто демонстрировал лояльность Джеймсу, хорошо представляя, с каким чувством Джеймс относится к идее брака, и учитывая, что тот поклялся никогда не жениться. А Джеймс еще не был готов объяснить, что заставило его изменить себе, оттого — и все эти сомнения и неверие. Так какой имело смысл позволять этому пройдохе, его сыну, путать все его планы, когда только время способно дать ответ?

—Ты абсолютно прав, Джеймс, — сообщила Джорджина, вставая с постели.

—Прав? — Одна его бровь изогнулась дугой. — Могу я поинтересоваться, в чем ты со мной соглашаешься?

—В том, что нет смысла убеждать кого-либо в нашей связи.

Насупившись, он следил, как она подошла к креслу, на которое свалила свою одежду.

—Я вел речь лишь о Джереми, — объяснил он. — Необходимости убеждать еще кого-то просто не возникает.

—Да если бы и возникла, к чему утруждать себя? И особого смысла знакомиться с остальными членами семьи тоже не вижу.

—Похоже, мой парень тебя крепко напугал, а?

—Разумеется, нет, — отрезала она, сердитым взглядом дав ему понять, что считает это нелепостью.

—Тогда что же тебя беспокоит? В отличие от твоей семьи моей ты понравишься. И ты прекрасно поладишь с Розлинн. Она всего лишь несколькими годами тебя старше, как я понимаю.

—Твоя невестка Розлинн? Та самая, что собирается возражать против того, чтобы я здесь жила? И за кого же из братьев ей случилось выйти замуж?

—За Энтони, естественно. Это же его дом.

—Ты хочешь сказать, что он женат?

—Он надел узду как раз в канун того дня, когда я повстречал тебя. В сущности, тогда и закончилось его блаженное состояние новобрачного. Когда я отбыл отсюда, он все еще пребывал в ссоре со своей шотландской супругой. Любопытно взглянуть, как он сейчас с ней ладит, хотя Джереми и уверяет меня, что в собачьей конуре Тони уже не прячется.

—А ведь и для тебя недурное место, не так ли? — уколола она. — Мог бы, Джеймс, рассказать мне обо всем этом до того, как мы сюда приехали.

Он небрежно пожал плечами.

—Не думал, что тебе интересна жизнь моего семейства. Я-то твоим не интересуюсь. Что это ты? — спросил он, увидев, как ползет вверх ее подбородок, а затем она вновь повернулась к нему спиной. — Не хочу тебя оскорбить, любовь моя, просто выносить не могу этих варваров, которых ты называешь братьями.

—Мои братья не вели бы себя как варвары, если бы ты не стал их намеренно провоцировать. Любопытно, как бы твои родственники реагировали, если бы я повела себя подобным образом.

—Гарантирую, что они не стали бы тебя лупить и не отправили бы на виселицу.

—Вероятно, нет. Но я бы им не понравилась. И у них могли бы закрасться сомнения, уж не лишился ли ты рассудка, привезя меня сюда.

Хмыкнув, он подошел к ней сзади.

—Напротив, дорогая моя. Делай или говори все, что вздумается. Ты обнаружишь, что это никак не повлияет на то, как тебя будут принимать.

—Почему же?

—Потому что с моей помощью ты вошла в число Мэлори.

—А это что, почетно?

—Уверен, ты вскоре достаточно услышишь об этом, но можешь все пропустить, если не будешь одеваться. Помочь тебе?

Она шлепнула по руке, протянувшейся, чтобы взяться за оборку ее рубашки.

—Думаю, что смогу самостоятельно справиться, благодарю тебя. Кстати, чьи это вещи? Розлинн?

—Это было бы удобнее, но — нет. Она немного крупнее тебя, какая ты сейчас. Так, во всяком случае, утверждает ее служанка. Поэтому я послал за вещами Ригэн, она примерно тех же габаритов, что и ты.

Джорджина отстранилась от его рук и оттолкнула его.

—Ригэн? А, та, которая предпочитает называть тебя «знатоком женщин», а не «гнусным распутником».

—Ты никогда ничего не забываешь? — сказал он со вздохом, который она игнорировала.

—В тот момент я полагала, что Ригэн — один из твоих приятелей. — А затем она его удивила: ткнув пальцем ему в грудь, она весьма пылко потребовала: — Итак, кто же она? Покинутая любовница? Если ты, Джеймс Мэлори, одолжил для меня вещи у своей любовницы, то меня ничто не остановит, и я...

Его хохот вынудил ее оборвать себя на полуфразе.

—Мне неприятно, Джордж, прерывать такую великолепную демонстрацию чувства ревности, однако Ригэн — моя любимая племянница.

На миг ее лицо приняло выражение полной растерянности, затем она вся как бы обмякла:

—Твоя племянница.

—Ей будет забавно услышать, что ты решила, что она...

—Ради Бога, не говори ей! — в смятении воскликнула она. — Это вполне естественная ошибка, учитывая, что ты не скрываешь своего разврата.

—А вот против этого я категорически возражаю, — проговорил он ледяным тоном. — Между распутником и развратником, милая девушка, огромная разница. Твоя же вполне естественная ошибка не столь уж естественна, так как уже многие годы я не беру на содержание любовниц.

—Как ты там назвал ложь, автором которой был Джереми? «Байкой»?

—Весьма забавно, Джордж, однако, как ни странно, это правда. Я всегда предпочитал разнообразие. А любовницы со своими запросами могут быть такими докучливыми. Для тебя, однако, я сделал исключение.

—Я должна быть польщена? Так я не польщена.

—На «Мэйден Энн» ты была моей любовницей. В чем же разница, черт возьми?

—А теперь я тебе жена, если ты извинишь меня за это отвратительное слово. Так имеется разница или нет?

Она надеялась вывести его из себя, вместо этого он ей улыбнулся:

—У тебя, Джордж, это получается все лучше.

—Что именно? — с подозрением спросила она.

—То, как ты со мной споришь. Знаешь, не многие на это отваживаются.

Она издала фыркание, несколько грубоватое для дамы.

—Если это новая лесть, то заработал ты ноль очков.

—Коли ты уж ведешь подсчет очков, во сколько ты это оценишь? Я хочу тебя.

Немного приподняв, он прижал ее к себе так, что она смогла ощутить: он говорит не вообще, а именно о данном моменте. Он пришел в возбуждение, а когда это происходило, все его тело искушало: бедра прижимались к ее лону, его грудь дразняще прижималась к ее, заставляя соски твердеть, руки находили самые чувствительные к ласкам места, губы блокировали любой протест. Какой там протест... Джорджина полетела в бездну в ту минуту, как ощутила возникшее у него желание.

Сдаваясь, она сумела поддразнить его, хотя дыхание едва позволило ей это сделать:

—А как насчет родственников, с которыми мне предстояло встретиться?

— Пусть катятся к дьяволу, — выдавил Джеймс, прерывисто дыша. — Это важнее.

Его бедро оказалось меж ее, держа в ладонях ее попку, он всю ее подтянул повыше. От всех этих прикосновений она издала стон, руки сомкнулись вокруг его шеи, ноги — вокруг поясницы, голова откинулась назад, и шею ей обожгли его губы. Уже и мысли не было поддразнивать его — все заслонила накатывающаяся на них страсть.

И в этот накаленный момент в комнату вошел Энтони Мэлори.

—Я-то полагал, что наш юный шалопай дурит меня, но вижу, что нет.

Джеймс поднял голову, своим рычанием давая знать о крайнем раздражении:

—Чтоб тебя, Тони, ты чертовски не вовремя.

Джорджина медленно сползла на пол, хотя едва держалась на ногах. И только тут поняла, что им помешал один из родственников. К счастью, руки Джеймса все еще поддерживали ее, но, разумеется, они не могли воспрепятствовать тому, что щеки смертельно испуганной Джорджины стали покрываться ярким румянцем.

Она запомнила Энтони по тому вечеру в таверне, когда он принял Мака за кого-то другого; помнила, что решила: это самый красивый голубоглазый дьявол, которого она когда-либо видела — до того, как заметила Джеймса. Но все же Энтони был поразительно хорош собой. И не просто из зловредности она сказала Джеймсу, что сын его больше похож на Энтони. В сущности, Джереми напоминал юного Энтони, вплоть до пронзительно синих глаз и черных, как уголь, волос. У нее оставались сомнения, действительно ли Джеймс убежден, что Джереми — его сын. И приходилось лишь догадываться, что о ней подумал Энтони, окинув ее беглым взглядом.

Надеть ей на глаз косую повязку — и вид у нее будет окончательно пиратский: распахнутая белая рубашка Джеймса, его широкий пояс, подогнанный ей по размеру и надетый поверх рубашки, которая была ей чудовищно велика, обтягивающие штаны. И еще ноги ниже колен голые. Она сняла лишь башмаки и чулки перед тем, как в отчаянии броситься на кровать и ненароком заснуть.

Она ощущала себя крайне униженной — ее застали в таком виде, в такой интимный момент, но хотя бы на сей раз здесь не было ее вины. Она находилась за закрытой дверью, занимаясь тем, на что имела полное право. Почувствовать неловкость должен был как раз Энтони, вошедший без предупреждения, однако тот не выглядел смущенным — только раздосадованным.

—Приятно увидеть тебя здесь, братец, — проговорил он в ответ на весьма резкие слова Джеймса. — Но не твою девушку. У тебя примерно две минуты, чтобы избавиться от крошки, прежде чем сюда придет жена, чтобы поздороваться с тобой.

—Джордж никуда не уйдет, а вот тебе бы лучше убраться.

—Ты тронулся? Забыл, что это уже больше не обитель холостяка?

—С памятью у меня, старина, все в порядке, но нужды прятать Джордж нет. Она...

—Теперь мы пропали, — с досадой перебил его Энтони, поскольку все услышали шаги в коридоре. — Запихни ее под кровать, куда угодно... Ну, не стой же, как... — И он сам потянулся к Джорджине.

—Дотронешься до нее, парень, — мягко предупредил Джеймс, — и сам на полу растянешься.

—Ну, мне это по вкусу, — надменно ответил Энтони, однако отстранился от девушки. — Прекрасно. Тогда найди способ, как это все объяснить. Но если из-за этого у меня будет ссора с Розлинн, я тебе шкуру попорчу, вот увидишь.

—Энтони, — ответил на это Джеймс, — заткнись.

Именно это он и сделал. Прислонившись к стене и скрестив руки на груди, он ждал начала фейерверка. Джорджину он едва удостоил беглым взглядом. Взгляд его был устремлен в проем двери, где должна была появиться жена.

Джорджине уже стало казаться, что в комнате сейчас возникнет некий дракон. Женщина, способная ввергнуть этого высокого, физически совершенного мужчину в тревогу, что им могут быть недовольны, должна являть собою нечто устрашающее. Однако ничего пугающего в Розлинн Мэлори не ощущалось, когда, войдя в комнату, та адресовала ослепительную улыбку Джеймсу, а затем и Джорджине. Это была поразительно красивая женщина, ростом ненамного выше Джорджины, ненамного старше и, судя по ее виду, ненамного раньше нее забеременевшая.

—Джереми только что остановил меня на лестнице, чтобы сказать, что ты женился, Джеймс. Это правда?

—Женился? — живо заинтересовался Энтони.

—Мне казалось, ты сказал, что не сумел убедить в этом Джереми, — обратилась Джорджина к Джеймсу.

—Не сумел. Наше драгоценное дитя лояльно до мелочей, если полагает, что это ему на пользу. Заметь, Энтони, он этого не сказал. Потому что сам в это не верит.

—Женился? — снова спросил Энтони, однако, как и раньше, внимания никто на это не обратил.

Розлинн спросила:

—Чему Джереми не поверил?

—Тому, что Джордж — моя виконтесса.

—Как умно, Джеймс, с твоей стороны — найти этому другое наименование. Но против этого я возражаю, так что подыщи еще одно. И нечего прилеплять ко мне разные английские титулы.

—Слишком поздно, любовь моя. Титул получают вместе с именем.

—Женился? — заорал на этот раз Энтони, чем сумел, в конце концов, привлечь внимание Джеймса. — Не слишком ли ты далеко заходишь, чтобы избежать нахлобучки?

Но еще прежде, чем Джеймс успел как-то на это отреагировать, Розлинн обратилась к своему супругу:

—Кто, будучи в здравом уме, захочет дать ему нахлобучку?

—Ты, дорогая.

Розлинн хмыкнула, издав при этом хрипловатый грудной звук, заставивший Джорджину удивленно заморгать.

—Серьезно в этом сомневаюсь. Но отчего бы тебе не сказать, почему ты так уверен, что мне бы этого захотелось.

Махнув рукой в направлении Джорджины, он даже не удостоил ее своим взглядом.

—Потому что он вернулся домой с... с его новой... ну, с ней.

А это было уже немного чересчур для Джорджины, чтобы не закипеть:

—Я вам не какая-то «она», вы, надутый осел, — тихо, но с явной враждебностью проговорила она. — Я американка, а в данный момент — Мэлори.

—Браво, дорогуша, — со смехом отозвался Энтони. — Но ведь ты будешь повторять все то, что он просил тебя говорить, да?

Тут, обернувшись к Джеймсу, она ткнула его в ребра.

—Не возникнет необходимости убеждать еще кого-то? Так ты, кажется, говорил?

—Послушай, Джордж, — умиротворяющим тоном заговорил Джеймс. — Ничего такого не произошло, чтобы выходить из себя, показывать свой характер.

—У меня уже нет характера! — завопила она ему. — И вообще я не состою в браке, во всяком случае, в глазах твоей семьи. Так что, как я понимаю, ты сможешь подыскать себе другую комнату, не правда ли?

Угрожать ему именно этим явно не стоило, когда тело его еще не полностью остыло от столь грубо прерванных объятий.

—Черта с три я стану подыскивать. Ты хочешь, чтобы его убедили? Сейчас я тебе покажу, как несложно убедить моего братишечку.

И, сжав кулаки, он двинулся к Энтони.

Встревоженная этим неожиданным поворотом, Розлинн быстро шагнула к Джеймсу, который, казалось, готов был разорвать Энтони на куски, доберись он до него.

—Ну, не надо. Никаких драк в моем доме. Зачем ты только позволил ему так себя разозлить? Что ты, не знаешь его?

Заговорил и Энтони, теперь более дипломатично:

—Признайся, старина, ты же всем нам голову морочишь?

—Если бы головой думал, а не задницей, то понял бы, что на эту тему я шутить бы не стал, — раздраженно ответил Джеймс.

Медленно распрямившись, Энтони отлепил себя от стены. Наблюдая за ним, Джорджина уловила ту секунду, когда он, в конце концов, поверил Джеймсу: он стал таким смешным в своем изумлении. Ему потребовалось еще секунд пять, прежде чем взорваться:

—Боже милостивый, так ты действительно это сделал, так, что ли? — И он покатился со смеху, да так, что ему пришлось вновь опереться на стену.

—Чертово пекло, — тихо выругался Джеймс.

Послав извиняющуюся улыбку Джорджине, но обращаясь к Джеймсу, с отвращением уставившемуся на Энтони, Розлинн сказала:

—Тебе бы следовало этого ожидать. Я слышала, как ты безжалостно издевался над ним, когда он на мне женился.

—Не потому, дорогая, что он на тебе женился, а потому, что он никак не мог перелезть через стену, которой ты разделила ваше брачное ложе.

Напоминание о том, как долго она не прощала Энтони его предполагаемую неверность, заставило Розлинн слегка покраснеть. Стало улетучиваться веселье и у Энтони, ибо ничего забавного в этой теме он сейчас не находил, равно как и тогда. В паузе, последовавшей за колкостью Джеймса, Джорджина показала всем, что и ее тут ничего не забавляет. В какой-то момент она даже было собралась одеть один башмак, чтобы ударить ногой обоих братьев Мэлори.

Вместо этого она сказала:

—Но есть проблема и для тебя, Джеймс Мэлори.

Это вызвало у Энтони новый приступ хохота и заставило Джеймса хмуро посмотреть на свою жену.

—Хватит, Джордж, ты же видишь, он не сомневается.

—Я лишь вижу, что он едва в обморок не падает — так развеселился. И мне интересно узнать, что же такого потешного в том, что ты на мне женился?

—Проклятие! К тебе это ни малейшего отношения не имеет! Речь о том, что я вообще женился!

—Так отчего бы тебе не сказать, что идея принадлежит вовсе не тебе и что мои братья...

—Джордж!..

—...заставили тебя?

Не преуспев в своих попытках ее остановить, Джеймс просто закрыл глаза — в ожидании того, какая реакция воспоследует от этого перла. Трудно было надеяться, что Энтони мог этого не расслышать.

—Заставили? — недоверчиво проговорил Энтони после паузы, потребовавшейся ему, чтобы вытереть глаза. — Ну, тогда все становится более понятным, да, конечно. Надо было бы сразу сказать, старина. — Однако он сдерживался слишком долго, чтобы этим ограничиться. — Заставили? — Он вновь задохнулся от приступа хохота, еще более сильного, чем прежде.

Обратившись к Розлинн, Джеймс очень тихо произнес:

—Или ты уберешь его отсюда, или же тебе будет от него очень мало пользы в течение нескольких месяцев... возможно, и года.

—Послушай, Джеймс, — попробовала она его успокоить, следя за тем, чтобы не улыбнуться самой. — Ты должен признать: звучит неестественно, что тебя кто-то может заставить... — Его тяжелый мрачный взгляд вынудил ее повернуться в сторону ее мужа: — Остановись же, Энтони. Это не настолько забавно.

—Дьявол... вовсе... нет, — выдохнул он. — Сколько их было, Джеймс? Трое? Четверо? — Когда же Джеймс ответил ему лишь злобным взглядом, он повернулся к Джорджине в поисках ответа.

Она тоже смотрела на него со злобой, однако сказала:

—Если вопрос в том, сколько у меня братьев, то по последним подсчетам — пять.

—Благодарение Богу! — Энтони испустил насмешливо сочувственный вздох и вновь захихикал. — В какой-то миг я подумал, что просто допустил промашку. Но теперь ты можешь полностью рассчитывать на мое сочувствие.

—Ну, это черта с два, — рявкнул Джеймс, вновь двигаясь к Энтони.

Однако Розлинн еще раз вмешалась, на этот раз схватив мужа за руку.

—Ты что, не понимаешь, когда надо остановиться? — стала увещевать она его, тем временем увлекая к двери.

—Я ведь только начал, — запротестовал он, однако взгляд, брошенный на Джеймса, заставил его смириться. — Ты права, дорогая, абсолютно права. Кстати, ты не известила Джейсона, что мы навестим его, пока он в городе? Ей-Богу, никогда так не мечтал встретиться со старшими, никогда у меня для них не было столь интересных новостей.

Едва Энтони вышел за дверь и она была с грохотом за ним захлопнута, он вновь стал умирать со смеху, особенно когда из комнаты до него донеслись глухие проклятия.

Розлинн огорченно на него взглянула:

—Тебе вовсе не следовало это делать.

—Я знаю, — усмехнулся Энтони.

—Он может тебя и не простить.

—Я знаю. — Его усмешка стала более заметной.

Она щелкнула языком.

—Так ты вовсе и не раскаиваешься?

—Ни на чертову йоту, — хмыкнул он. — Но будь я проклят, я же забыл его поздравить.

Она резко дернула его назад.

—И думать не смей! Я привыкла видеть твою голову на плечах, так мне больше нравится.

Ход его мыслей внезапно изменился, и он прижал ее к стене коридора.

—Действительно нравится?

—Прекрати, Энтони! — Она засмеялась, не слишком решительно уклоняясь от его губ. — Ты неисправим.

—Я влюблен, — парировал он охрипшим голосом. — А влюбленные мужчины обычно неисправимы.

Она задохнулась, когда он губами стал пощипывать ее ухо.

—Ну, если ты так ставишь вопрос... наша комната дальше по коридору.