33

Приходя в сознание, Джеймс смог подавить стон, готовый вырваться из разбитых губ. Мысленно он быстро прикинул, что ребра были сильно разбиты, но, видимо, не сломаны. Что касается челюсти, то здесь уверенности у него не было.

Но, черт возьми, он же сам на это напрашивался, не так ли? Просто не мог не открыть рот и прикинуться невинным, когда двое младших братьев вспомнили его и вытащили на свет его прошлое. Даже Джордж стала его защищать, не веря ничему. Но нет, он должен был очистить совесть, открыть эти шкафы со скелетами.

Было бы еще не так скверно, если бы этих парней оказалось не так много. Дьявольское пекло, пять мерзопакостных янки! Где у Арти и Генри были мозги, что они заранее не предупредили его об этом? Да и его мозги явно подвели, когда он отказался от первоначального плана встретиться с девушкой без посторонних. Конни предупреждал его, ведь предупреждал. Теперь Конни злорадно растрезвонит об этом и в Англии, и где угодно, может, чтобы еще сильнее досадить, и Энтони об этом шепнуть, и тогда Джеймсу будут глаза этим колоть до конца дней.

А чего, черт побери, намеревался добиться, придя на этот их поганый прием — кроме того, чтобы ошарашить милейшую девчушку, как она того и заслуживала? Просто его вывела из равновесия сама мысль о том, что на этом приеме Джордж будет порхать между дюжиной поклонников. Будь все проклято, но она оказалась в таком кольце этих своих идиотов-родственничков, что к ней вообще никто не мог приблизиться, даже он сам.

До него с разных сторон доносилось жужжание их голосов — то издалека, то оно раздавалось рядом, то даже прямо над ним. Представив себе, что один из них следит за тем, не приходит ли он в сознание, Джеймс на миг подумал, что стоило бы попробовать поменяться с этим парнем местами. Такую беспечность он проявил с этими братьями, — а все ради Джорджи, — и вот что из этого получилось. А ведь мог бы в два счета каждого уложить, пока они благодушествовали. Подумав еще, он понял, что сделать усилие и вскочить на ноги, после того как они пытались размазать его по этому чертовому полу, будет ему пока трудновато. Лучше стоит сосредоточить внимание на их разговоре. Но и это усилие давалось с не меньшим трудом — разлившаяся по всему телу боль туманила сознание.

—Томас, я этому не поверю, пока не услышу подтверждение от Джорджи.

—Ты же видел, она сама хотела садануть ему.

—Видел, Бойд, видел. — Это был единственный голос, который еще можно было слушать, и действовал он как успокоительное. — Именно я ее и удержал. Но что из этого? Я тебе говорю: она...

—Но ведь она по Малколму сохла!

—Осел ты все же, Дрю! Сколько можно тебе повторять — это было с ее стороны чистейшим упрямством.

—Уоррен, чтоб тебя черти в пекло утащили, почему бы тебе вообще не заткнуться! Все, что на этот счет у тебя вылетает изо рта, это же сплошная белиберда.

Короткая потасовка, а затем:

—Ради всего святого, вы двое, мало, что ли, шрамов заработали для одного дня?

—Знаешь, Клинтон, я по горло сыт его хамством. Англичанин у него еще мог бы поучиться.

—Я бы сказал, что этот у того мог бы. Ну, не будем об этом. Прошу тебя, Уоррен, если не можешь ничего конструктивного предложить, вообще лучше не открывай рта. А тебе, Дрю, не к лицу быть таким чертовски обидчивым. Тоже не слишком помогаешь прояснить дело.

—Ну, я-то этому верю не больше, чем Бойд. — Джеймс уже начинал различать, кому принадлежит тот или иной голос. Этот, резкий, готовый вот-вот сорваться, принадлежал вспыльчивому Уоррену. — Этот болван тоже сомневается, стало быть...

Вспыхнула новая потасовка. Джеймс стал мечтать, чтобы они поубивали друг друга — особенно после того, как сообразил, в чем они там сомневаются. Он уже было собрался приподняться и затеять разговор, когда оба дерущихся рухнули ему на ноги, отчего по телу прошла конвульсия и у него вырвался стон.

—Как себя чувствуете, Мэлори? — спросил кто-то весьма изумленно. — Достаточно хорошо, чтобы жениться?

Разлепив веки, Джеймс увидел склонившегося над ним Бойда с улыбкой на детском лице. Со всем презрением, на которое был сейчас способен, он проговорил:

—Мои собственные братья отделали меня гораздо крепче, чем вы, сопливые щенки.

—Так, может, еще раз стоит пропустить тебя по всему кругу? — проговорил тот из них, кому пристало больше зваться не Уорреном, а, скажем, «мерзким вороном».

—Ну-ка, сядь, Уоррен!

Приказание исходило от Томаса, что поразило всех, кроме Джеймса, понятия не имевшего, что этот Эндерсон почти никогда не повышал голоса. Да и не до того в этот момент было Джеймсу. Все силы он сконцентрировал на том, чтобы приподняться и сесть, при этом не застонав.

—Что за чертовщину вы там несете? Как это — жениться?

—Речь о том, чтобы вам, англичанин, жениться на Джорджи. Вы ее скомпрометировали, вам на ней и жениться, либо мы с легкой душой вас прикончим.

—Тогда простись со мной, мальчуган, и спускай курок. Меня не заставить...

—Но не за этим ли вы явились сюда, Мэлори? — с загадочным видом справился Томас.

Джеймс бросил на него сердитый взгляд, лица четверых братьев в разной степени выразили изумление.

—Ты спятил, Томас?

—Но ведь этим все можно объяснить, не так ли? — Это было сказано с сарказмом.

—Откуда ты понабрался этих глупостей — сначала о Джорджи, теперь вот это?

— Не хотел бы нам объяснить что к чему, Том?

—Не имеет значения, — ответил Томас, не сводя глаз с Джеймса. — Мало кому доступен ход мыслей англичан.

Джеймс не собирался это комментировать. Такая тоска с этими безумцами вести разговоры. Медленно, со всей возможной осторожностью встал на ноги. Одновременно поднялись сидевшие до этого Уоррен с Клинтоном. Джеймса стал разбирать смех. Неужто они думают, что у него хоть какие-то силы остались, и готовятся к отпору? Паскудные гиганты. Неужели Джорджу нельзя было завести нормальную семью?

—А кстати, где Джордж? — поинтересовался он.

Самый молодой, нервозно расхаживавший взад-вперед по комнате, остановился перед ним и гневно на него посмотрел.

—У нее другое имя, Мэлори.

—О, Господи, теперь возмущение из-за имени. — И утрачивая невозмутимость, к которой уже привыкли окружающие: — Я стану так ее, черт возьми, называть, как сочту нужным, щенок. А теперь говорите, куда вы ее упрятали?

—Мы никуда ее не упрятали, — послышался сзади голос Дрю. — Она находится здесь.

Джеймс резко повернулся, скривился от боли, причиненной этим движением, и увидел Дрю, стоящего между ним и тахтой. А на ней, распростертая и бледная, как смерть, без сознания лежала Джорджина.

—Это что за дьявольщина!

Дрю, единственный заметивший, что лицо его исказила гримаса человека, готового к убийству, и увидев, как Джеймс двинулся к тахте, попытался ему помешать. Однако будучи с чудовищной силой отброшен к стене, подумал, что лучше бы ему не вмешиваться. От удара покосились все висевшие на стене картины, грохот был слышен в соседней комнате, и несшая поднос с бокалами служанка от испуга уронила его на пол.

—Не вмешивайся, Уоррен, — предупредил Томас. — Он не причинит ей вреда. — А затем Джеймсу: — Ей просто дурно сделалось от одного взгляда на вас.

—Ей никогда дурно не делается, — заявил Бойд. — Прикидывается, говорю я вам, только чтобы не слышать, как Клинтон на нее орет.

—Надо было бы вовремя задать ей взбучку, Клинт. — Ворчливое замечание Уоррена заставило раздраженно обернуться к нему всех братьев и, что было неожиданно, единственного присутствовавшего в комнате не члена их семьи.

—Тронешь ее пальцем, и — можешь считать себя мертвым.

Джеймс даже не повернул головы, чтобы ответить на эту угрозу. Встав на колени подле тахты, он нежно похлопывал Джорджину по ставшей серой щеке, пытаясь привести в чувство.

Воцарившуюся многозначительную тишину нарушил Томас, который, взглянув на Клинтона, негромко произнес:

—Я же тебе говорил.

—Ну, говорил. Тем более тянуть с этим нам не следует.

—Если бы ты только разрешил мне передать его в руки губернатора Уолкотта, чтобы тот его повесил, вообще бы, Клинтон, не было бы никаких проблем.

—Но он же скомпрометировал ее, Уоррен, — напомнил ему Клинтон. — Вначале должна быть свадьба, а там уже будем думать.

Голоса жужжали где-то за его спиной, но Джеймс их почти не слышал. Ему очень не нравился цвет лица Джорджины. И дышала она едва-едва. Ему, естественно, никогда не доводилось иметь дело с упавшей в обморок женщиной. Всегда рядом оказывался кто-то подносивший ей под нос нюхательную соль. У ее братьев такой соли, судя по всему, нет, иначе они бы давно уже дали ей ее понюхать. Но, кажется, жженые перья оказывают такое же действие? Он перевел взгляд на тахту, размышляя, чем она может быть набита.

—Можете пощекотать ей пятки, — посоветовал Дрю, подойдя к Джеймсу сзади. — Кожа на ногах у нее очень чувствительная.

—Я знаю, — ответил Джеймс, вспомнив, как однажды лишь слегка провел рукой у нее по подъему ноги, и она едва не выкинула его из постели, рефлекторно согнув и резко разогнув ногу.

—Знаете? Да откуда, черт возьми?

Услышав воинственность в голосе Дрю, Джеймс вздохнул:

—Узнал совершенно случайно. Но не придет же вам в голову, что я стану заниматься таким баловством, как щекотка, не так ли?

—Интересно, каким же баловством вы занимались с моей сестрой?

—Примерно тем, о котором вы подумали.

Прежде чем продолжить, Дрю с шумом втянул воздух.

—Вот что я скажу тебе, англичанин. Ты ведь сумеешь вырыть себе могилу поглубже?

Джеймс посмотрел на него через плечо. Не будь это так болезненно, он бы даже улыбнулся.

—Боюсь, не справлюсь, Вы же не хотели бы, чтобы я вводил вас в заблуждение на этот счет?

—Клянусь небом, хотел бы!

—Извините, юноша, но у меня на это не хватает наглости, которой у вас, похоже, в избытке. Как я уже говорил вашей сестре, некоторые стороны моей личной жизни достойны порицания.

—Имеются в виду отношения с женщинами?

—Ну, не проницательный ли парень?

Гнев заставил Дрю покраснеть и сжать кулаки.

—Вы хуже Уоррена, небом клянусь! Если вам угодно еще...

—Полегче, полегче, щенок. Смелости у тебя достаточно, не сомневаюсь, но силенок со мной тягаться маловато, и сам об этом знаешь. Так почему бы тебе не притащить что-нибудь для оживления твоей сестры, чтобы польза от тебя какая-нибудь была? Ей ведь явно следует влиться в это избранное общество.

Следуя этому совету, Дрю вышел, не скрывая раздражения, однако тут же вернулся держа стакан с водой. Джеймс скептически взглянул на него:

—Кто мне скажет, что с этим делать? — Вместо ответа Дрю выплеснул содержимое Джорджине в лицо. — Чертовски рад, что ты это вместо меня сделал, — бросил Джеймс Дрю, когда с визгом Джорджина села и, отплевываясь, стала взглядом отыскивать виновника.

—Ты потеряла сознание, Джорджи, — постарался побыстрее объяснить ситуацию Дрю.

—В соседней комнате, должно быть, у дюжины женщин имеется нюхательная соль, — с гневом заговорила она, пытаясь негнущимися пальцами стереть воду со щек и открытой части груди. — Не мог у кого-нибудь попросить?

—Да не подумал я об этом.

—В конце концов, мог бы хоть полотенце водой смочить, — и в полном ужасе добавила: — Да чтоб ты провалился, Дрю, посмотри, что ты с платьем моим сделал!

—Во-первых, тебе вообще не следовало надевать такое платье, — парировал он. — Теперь, может, ты пойдешь его переоденешь.

—Я буду ходить в нем, пока оно не истлеет, если ты это сделал специально для того, чтобы...

—Дети, если вы не возражаете... — с нажимом начал Джеймс, и Джорджина обернулась к нему.

—О, Джеймс, посмотри на свое лицо!

—Сделать это весьма затруднительно, дитя мое. Но мне не хотелось бы продолжать беседу, пока ты истекаешь...

—...Водой, осел ты этакий, а не кровью! — рявкнула она. Потом обратилась к Дрю: — Может, у тебя хотя бы платок имеется?

Достав из кармана белый квадратик, он ей передал его, ожидая, что она им протрет себе лицо. Вместо этого в полном изумлении увидел, как она, подавшись вперед, осторожно промокает им кровь, начавшую запекаться у англичанина вокруг губ. И этот человек позволял ей... встав на колени, позволял ей ухаживать за собой, словно прежде не глядел на нее глазами убийцы и не выставил в ужасном свете в глазах членов семьи и друзей, словно еще недавно у нее с ним не произошло перебранки.

Он оглядел остальных, пытаясь убедиться, что и те заметили нелогичность в ее поступках. Клинтон с Уорреном не заметили. Слишком заняты были ожесточенным спором. Встретившись с ним взглядом, Бойд закатил глаза. Дрю выразил ему свое понимание. Томас же только покачивал головой, хотя вид у него был несколько изумленный. Чему здесь можно изумляться, Дрю не понимал. Будь он проклят, если хотел в качестве зятя получить пирата, даже если и бывшего. Хуже того, пирата-англичанина. Еще хуже, лорда этого отживающего свое королевства. И уж никакими силами не заставить его поверить, что сестра действительно влюбилась в англичанина. Это был бы вызов здравому смыслу.

Так почему же теперь Джорджина так хлопочет над ним? И почему только из-за того, что ему немного разукрасили физиономию, она лишилась чувств?

Дрю должен был признать, что сложен англичанин весьма недурно. И к тому же несравненный кулачный боец, чем, в отличие от Джорджины, Дрю мог восхищаться. И мужской красотой он, можно сказать, обделен не был — во всяком случае, до того как ему расквасили лицо. Но неужели для Джорджины все эти мелочи могли иметь такое огромное значение, когда столько говорило против этого человека? О, дьявол, он уже перестал что-либо соображать — с того момента, как повстречал ее на Ямайке.

—Недурно владеешь кулаками, да?

Внимание Дрю привлек этот заданный не без едкости вопрос его сестры. Он посмотрел на Мэлори в ожидании его реакции, но заметить какое-либо выражение на том, что прежде было его лицом, оказалось невозможно.

—Тренировался немного на ринге.

—Как ты только для этого выкраивал время, — с сарказмом продолжала Джорджина, — между ведением дел на твоей островной плантации и пиратством?

—Ты же сама, дитя мое, говорила мне, как я стар. Так что вполне резонно, что в своей жизни я имел время много чем заниматься. Не так ли?

Услышав это, Дрю едва не задохнулся. Звук, который он при этом издал, заставил Джорджину вновь обратить на него внимание.

—Ты все еще тут околачиваешься, когда помочь бы мог! Надо бы что-то холодное приложить к его глазам, они совсем заплыли... Да и тебе тоже неплохо бы сделать то же самое.

—Нет, нет, Джорджи, моя крошка. Меня отсюда лошадьми не оттащить, так что не трать напрасно слова. Впрочем, если ты хочешь, чтобы я отошел и ты смогла бы пошептаться с этим подонком, почему бы тебе прямо об этом не сказать?

—Ничего подобного у меня и в мыслях нет, — возмущенно отрезала она. — Мне совершенно нечего ему сказать. — Глаза ее вновь устремились на Джеймса: — Тебе. Нечего... Кроме того, что твое сегодняшнее поведение было уже не просто гадким, а позорным. Мне надо было бы знать, что ты способен на подобную низость. Имелись все признаки этого. Так нет ведь, по глупости, я считала твою склонность насмешничать вполне безобидной, по твоим словам, это лишь привычка, не таящая желания причинить зло. Мне верилось, что это так. Но ты убедил меня, что я ошибалась. Так ведь? Твой проклятый язык обнажил всю бездну твоей злобности. Ну что, счастлив оттого, что натворил? Хорошая вышла для тебя забава? Порезвился? А какого дьявола ты на коленях тут стоишь? Тебя давно в постель следовало уложить.

Она так распалилась от гнева, и — закончить словами заботы о нем?! Джеймс, отстранившись, сел на корточки и рассмеялся. Все лицо от этого заболело еще сильнее, но удержаться он был не в силах.

—Так мило с твоей стороны, Джордж, пощадить меня и не сказать ничего дурного, — сумел он, в конце концов, выговорить...

Какой-то миг она с раздражением смотрела на него, а затем совершенно серьезно спросила:

—Что ты здесь делаешь, Джеймс?

От этого вопроса его веселость как ветром сдуло. В мгновение ока к нему вернулась вся его враждебность,

—Ты забыла попрощаться со мной, любовь моя. Я хотел дать тебе возможность исправить эту оплошность.

Так вот что было причиной его бешенства? Почувствовал, что им пренебрегли? И из-за этой ничтожной мелочи он мстительно испоганил ее репутацию, а заодно и все, что она к нему испытывала? За последнее она может быть ему благодарна. Подумать только, как грызла ее одна мысль о том, что больше никогда его не увидит. Теперь ей хотелось больше никогда его не видеть.

—О, какая невнимательность с моей стороны, — промурлыкала она нарочито сладким тоном, поднимаясь на ноги, — и та-а-а-к несложно эту оплошность исправить. Прощайте, капитан Мэлори.

Проходя мимо, она слегка задела его, готовая совершить самый величественный в ее жизни выход, однако оказалась лицом к лицу со своими братьями, не сводящими с нее глаз, после того как выслушали ее пылкие слова, адресованные Джеймсу. Как могла она запамятовать, что все они были в этой комнате?

Загрузка...