Песня любви

43

Несмотря на то, что встреча считалась семейной, Джорджина поняла, что такие события носили здесь весьма официальный характер, — по тому, что Реджина развернула перед ней совершенно ослепительное вечернее платье, которое ей предстояло надеть. Коричневый материал так мерцал и переливался, что смотрелся отполированной бронзой, плюс корсаж из тюля с блестками — Джорджина поистине сверкала в этом образце портновского искусства. По меньше мере, наряд ей самой очень нравился. Принужденная так долго одеваться в пастельных тонах, она жаждала более темных, идущих зрелой женщине, и сейчас эти тона для нее были более уместны. И для своего будущего гардероба она уже выбрала смелые, резкие цвета.

Спустившись чуть позже вниз, они нашли мужчин в гостиной и убедились, что и те оделись подобающим образом. Энтони был не по моде одет во все черное, кроме небрежно завязанного белоснежного галстука. На Джеймсе для этого случая был атласный сюртук, но такого темного изумрудно-зеленого оттенка, что щегольским его никак нельзя назвать. Но что этот цвет сотворил с его глазами! Они сверкали, как драгоценные камни, в глубине которых зажигались огоньки, зелень глаз сделалась еще более живой и излучала свет. А Джереми, этот шалопай, был воплощенный денди в своем вызывающего ярко-красного цвета сюртуке и скандального вида зеленых бриджах до колен — сочетание вещей, как шепнула Джорджине Реджина, рассчитано на то, чтобы позлить его отца.

Присутствовал и Конрад Шарп, что не удивительно, так как и Джеймс, и Джереми считали его членом семьи. Прежде Джорджина никогда не видела его одетым для выхода в свет — а дело дошло до того, что была даже сбрита его шкиперская бородка. Однако и он впервые видел ее в чем-то ином, нежели в ее мальчишечьей одежде, и трудно было ожидать, что он не обратит внимание на это обстоятельство.

—Боже милостивый, куда же, Джордж, подевались твои штаны? Не насовсем, а?

—Очень остроумно, — пробормотала она.

Конни и Энтони ответили на это короткими смешками, Джеймс уставился на ее глубокое декольте, а Реджина заметила:

—Стыдно, Конни. Разве так говорят даме комплимент?

—Так ты уже взяла ее под свое крыло, нахаленок? — проговорил он, притягивая ее, чтобы обнять. — Тогда прячь коготки. Джордж так же, как и ты, не нуждается в лести, да, кстати, и в защите тоже. К тому же небезопасно адресовать ей комплимент, когда ее муж рядом.

Игнорировав это дурачество, Джеймс сказал племяннице:

—Как я понимаю, это один из твоих нарядов, дорогая, так вот, должен тебе сообщить, что вырез у тебя чересчур глубокий.

—Николас не возражает, — усмехнулась девушка.

—Этот паскудник и не станет возражать.

—Ну, славненько — он еще тут не появился, а ты уже на него ополчился. — И с оскорбленным видом она уплыла здороваться с Джереми.

Однако когда взгляд Джеймса вновь обратился к Джорджине, в особенности к ее корсажу, ей с такой отчетливостью вспомнилась аналогичная сцена, что она сказала:

—Будь здесь мои братья, они отпустили бы какие-нибудь нелепости вроде того, что мне следует сейчас же переодеться во что-то более закрытое. Ты часом ни о чем таком не думаешь?

—Чтобы у меня с ними мнения совпали? Боже упаси!

Явно поддразнивая, Конни обратился к Энтони:

—У тебя не складывается впечатления, что он не слишком благоволит к ее братьям?

—Понять не могу, почему, — ответил Энтони с невинным выражением лица. — После того, что ты мне о них рассказал, они кажутся такими предприимчивыми парнями.

—Тони... — предупредил Джеймс, однако Энтони слишком долго сдерживал хохот.

—Заперт в погребе! — гоготал он. — Господи, хоть бы одним глазком такое увидеть.

Если Джеймс еще как-то держался, то Джорджина — уже нет.

—Братья у меня, все как один, такие же крупные, как вы, сэр Энтони, либо еще крупнее. И уверяю вас, если бы пришлось столкнуться с ними вам, то вряд ли бы удалось добиться большего, — заявила она и быстрой походкой направилась через всю комнату к Реджине.

Энтони, если и не был поставлен на место, то поражен был.

—Будь я проклят, Джеймс, но крошка встала на твою защиту.

Джеймс ограничился улыбкой, но Розлинн, слушавшая своего мужа с растущей досадой, сказала:

—Если ты не прекратишь его задевать у нее на глазах, она еще и не то может сделать. А если не она, то — я. — И последняя дама их покинула.

Взглянув на изменившееся лицо Энтони, который заметно погрустнел, Конни хмыкнул. Он подтолкнул Джеймса, чтобы и тот посмотрел.

—Если он не будет вести себя осторожнее, спать его могут снова на псарню отправить.

—Вполне вероятно, что ты прав, старина, — ответил Джеймс. — Так что не надо его сдерживать.

Конни пожал плечами.

—Если тебя это не задевает, то моя шкура тем паче выдержит.

—Ради желаемых результатов я что угодно перенесу.

—Не сомневаюсь, даже если приходится посидеть в погребе под замком.

—Я уже слышал об этом! — вклинился Энтони. — Поэтому имею право узнать больше. Была ведь причина для твоей разъяренности...

—Ну заткнись же, Тони.

Довольно скоро появились старшие, как Джеймс и Энтони любили называть братьев, которые были старше них по возрасту. Удивление Джорджины вызвал Джейсон Мэлори, третий маркиз Хейверстона и глава семьи. Ей говорили, что ему сорок шесть, и он выглядел как более раннее издание Джеймса. Но на этом сходство и заканчивалось. Если Джеймс обладал обаянием фигляра, преувеличенным чувством юмора, способностью чувственно улыбаться, то Джейсон был сама уравновешенность, само трезвомыслие. Она-то считала, что ее брат Клинтон излишне серьезен. Но в сравнении с Джейсоном он оказывался посрамленным. Но, что еще хуже, ей говорили, будто его вечно мрачное настроение сочеталось со взрывным нравом, что чаще всего ощущали на себе его младшие братья. Конечно, говорили ей и о том — а сомневаться, судя по Джеймсу и Энтони, ей в этом не приходилось, — что самые счастливые минуты у братьев Мэлори были во время их ссор между собой.

Что касается Эдварда Мэлори, то он отличался от трех остальных. Годом моложе Джейсона, он был крупнее Джейсона и Джеймса, хотя, как и они, был светловолос и зеленоглаз. Казалось, ничто не способно вывести его из добродушно-веселого настроения. Он и переругивался с ними как-то по-доброму, шутливо. В сущности, подобно ее брату Томасу, он обладал весьма спокойным характером.

Когда же Джеймс обрушил на них это известие, он, по крайней мере, не так долго в него не верил, как Энтони.

—У меня были сомнения, что Тони когда-нибудь остепенится. Но Джеймс? Боже, на нем вообще можно было крест поставить, — заметил Джейсон.

—Я поражен, Джеймс, — сказал Эдвард, — но, конечно же, восхищен, просто восхищен.

Джорджина не могла сомневаться, что семья ее приняла как родную. Оба старших брата взирали на нее как на волшебницу. Разумеется, им еще не рассказали обо всех подробностях свадьбы, на сей раз даже Энтони держал язык за зубами. Но она не могла не удивляться, почему Джеймс держался так, чтобы окружающие полагали, что все обстоит расчудесно.

Если он собирался отослать ее домой, то сейчас, конечно, ему было несподручно об этом заговаривать, однако она знала: если он принял такое решение, его ничто не остановит. Так все же собирался он так поступить? Если бы вопрос не был так чертовски важен, она бы, чтобы положить конец своим мукам, вновь задала его в надежде на сей раз получить прямой ответ. Но если он не планировал жить с ней постоянно, она никак не желала узнать об этом именно теперь, когда у нее опять закрадывались надежды.

Эдвард прибыл с женой Шарлоттой и младшей из их пятерых детей Эми. У остальных были какие-то ранее назначенные дела, и они обещали заехать на неделе. Единственный сын Джексона Дерек, как думали, в городе отсутствовал, невесть где занимаясь своими проказами (поговаривали, что он идет, и весьма стремительно, по стопам двух более молодых дядьев), никому, по крайней мере, отыскать его сейчас не удалось. Жена Джейсона Фрэнсис в Лондон никогда не приезжала, так что в ее отсутствии не было ничего удивительного. Вообще-то Реджина по секрету рассказала, что Фрэнсис терпела этот брак лишь для того, чтобы у Дерека и Реджины формально была мать, теперь же, когда они выросли, предпочитала жить отдельного от своего сурового супруга.

—Не тревожься, ты сразу же разберешься, кто есть кто, — заверила ее Розлинн. — Возможно, когда наша дорогая Шарлотта станет потчевать тебя рассказами о последних светских скандалах, тебя может это немного смутить. Историй этих, знаешь, так много, и все равно встречаешь всех, в них попавших.

Познакомиться со сливками английской аристократии? Спасибо, она и без этого вполне может обойтись. Тем не менее она едва не задохнулась от охвативших ее противоречивых чувств, поняв, что кроме Конни и Джереми все остальные титулованные аристократы, и она теперь в их числе. Но самое смешное, она ни в малейшей степени не ощущала, что испытывает к ним презрение, не видела в них отталкивающих снобов... Ну, может быть, за исключением ее самого молодого деверя. Никаких теплых чувств со своими раздражающими насмешками и намеками Энтони вызвать у нее не мог. Совсем напротив.

Весьма скоро Джорджине впервые представилась возможность лицезреть, как Мэлори действуют объединившись. Едва Николас Иден, виконт Монтиета, успел войти в комнату, как Энтони и Джеймс, оставив свару между собой, набросились на него.

—Поздновато ты, Иден, — холодно и суховато встретил его Энтони. — А я-то надеялся, что ты забыл, где я живу.

—Старался забыть, старина, но жена мне то и дело напоминает, — ответил Николас с натянутой и отнюдь не дружелюбной улыбкой. — Не считаешь же ты, что мне приятно появляться здесь?

—Ну, лучше тебе тогда притворяться, щенок. Твоя жена уже заметила, что ты пришел, а тебе известно, как ее расстраивает, когда на ее глазах ты провоцируешь своих дорогих дядьев.

—Я провоцирую? — Стараясь подавить взрыв ярости, он едва не задохнулся.

Но переведя взгляд и увидев, что Реджина оживленно болтает с Эми и Шарлоттой, он весь переменился. Она подала ему знак, чтобы через минуту он подошел. Он подмигнул, улыбнувшись ей с невероятной нежностью. Джорджина старалась сохранять нейтралитет, хотя и слышала, почему эти трое мужчин так враждовали, однако ей казалось просто смешным, что это уже длилось больше года. Однако заметив подобный обмен нежностями, она стала склоняться на сторону Николаса Идена... до того, как тот повернулся к ним обратно и его глаза устремились на Джеймса.

—Так скоро вернулся? А я-то надеялся, что ты утонешь в море или еще что-нибудь с тобой стрясется.

Джеймс усмехнулся.

—Извини, что расстроил тебя, парень, но в этом плавании у меня имелся особо ценный груз, так что я был сверхосторожен. А ты как тут поживал? Часто на кушетке приходилось ночевать?

Николас нахмурился.

—Не случалось с тех пор, как ты уехал, но теперь, поганый пидор, должно быть, все переменится, — прорычал он.

—Можешь быть уверен, милок, — сатанински усмехнулся Джеймс. — Известное дело, мы любим благородному делу помочь.

—Ты такой заботливый, Мэлори. — И тут его глаза цвета янтаря заметили Джорджину, стоявшую между братьями, причем на плечах ее лежала рука Джеймса. — А это кто? Впрочем, надо ли об этом спрашивать.

Подтекст был очевиден, и Джорджина закипела оттого, что ее понизили до уровня любовницы. Однако еще прежде, чем она смогла достаточно резко ответить, прежде чем еще более жесткий отпор дал Джеймс, на ее защиту бросился Энтони, повергнув в смятение не только ее, но и Николаса.

—Спрячь свою усмешку, Иден, — сказал он так тихо, что гнев его чувствовался еще сильнее. — Своими грязными мыслями ты пачкаешь мою невестку.

—Прошу прощения, — сказал Николас Джорджине в полном смятении и явно раскаивающийся за свою ужасную ошибку. Но он никак не мог разобраться в ситуации. Обращаясь к Энтони, он с большой долей подозрительности, опасаясь с его стороны подвоха, сказал:

—Я полагал, что твоя жена — единственный ребенок в семье.

—Действительно.

—Но как же она тогда может быть?.. — Взгляд прекрасных янтарно-желтых глаз вновь устремился на Джеймса, теперь глаза от неверия были расширены. — О, Боже милостивый, не имеешь ли ты в виду, что у тебя появилась жена?! Тебе, наверное, пришлось совершить плавание на другой конец света, чтобы найти женщину, которую бы не отпугнула твоя мерзкая репутация. — Вновь посмотрев на Джорджину, он добавил: — Вы знали, что получаете в мужья кровожадного пирата?

—Насколько я помню, это было упомянуто до свадьбы, — ответила она с гримаской неприязни.

—А вам было известно, что если он заимеет на кого-то зуб, то это может продолжаться до скончания дней?

—Я начинаю понимать, почему, — парировала она, заставив Энтони и Джеймса покатиться со смеху.

Николас принужденно улыбнулся.

—Прекрасно, дорогая, но знали ли вы также, что это женолюбивый негодяй, так истрепавший себя, что...

В этом месте Джеймс прервал его, прорычав:

—Если будешь продолжать в этом духе, парень, то не обижайся: твои слова меня заставили...

—Заставили тебя? — воскликнула Реджина подходя к своему мужу и беря его под руку. — Ты ему сказал об этом, дядя Джеймс? Чудесно! Могла бы поклясться, что последний, с кем бы ты хотел поделиться этой пикантной новостью, был Николас. Ведь тебе так ненавистно иметь с ним что-то общее; а теперь, когда вас обоих заставили вступить в брак, у вас появляется столько общего, правда?

Николас на это ничего не сказал. Уставившись на свою жену, он, вероятно, пытался сообразить, всерьез она это говорит или нет. Но он был на грани того, чтобы рассмеяться. Джорджина могла видеть это по его глазам. Он удерживался лишь до того момента, как заметил досаду на лице Джеймса.

На удивление, Энтони не поддержал Николаса в его веселости. Либо он уже насытился насмешками накануне вечером, либо, что более вероятно, попросту не желал ничего общего иметь с молодым виконтом, даже если бы они сходились во мнении, что происходящее весьма забавно.

—Реджи, кисонька, — проговорил он с крайним неудовольствием, — не знаю, придушить тебя или отослать в твою комнату.

—У меня здесь нет больше комнаты, Тони.

—Тогда придуши ее, — сказал Джеймс с таким видом, словно действительно собирался это сделать. Затем он посмотрел на племянницу со смесью нежности и досады: — Ты намеренно это сделала? Не так ли, родная?

Она даже не попыталась это оспорить.

—Вы вдвоем так объединяетесь, наседая на него, что справедливым это никак не назовешь. Да и теперь ведь двое на одного? Но не злись на меня. Только сейчас я поняла, что мне придется выслушивать его ликующие вопли по этому поводу гораздо дольше, чем тебе. В конце концов, я же с ним живу.

Это никак не улучшило ситуацию. Николас Иден продолжал стоять с улыбкой от уха до уха.

—Возможно, мне следует жить с тобой в одном доме, Ригэн, — проговорил Джеймс. — Хотя бы пока жилье, которое мне подобрал Эдди, не отремонтировано.

Николас весь как бы ощетинился.

—Только через мой труп.

—Это, милок, можно организовать.

В этот момент к ним подошел Эдвард.

—К слову сказать, Джеймс, за всеми восхитительными треволнениями, забыл тебе сообщить, что сегодня вечером около нашего дома остановился один парень, который тебя разыскивает. Я бы ему сказал, где тебя найти, да он что-то чертовски враждебно к тебе был настроен. Я прикинул: будь он твой приятель, то манеры имел бы получше.

—Не назвал себя?

—Нет. Здоровый такой парень, очень высокий, и судя по выговору, американец.

Джеймс медленно повернулся к Джорджине, брови его сошлись вместе, выглядел он туча-тучей.

—Эти деревенские варвары, твои родственнички, — не могли же они за нами сюда явиться? Как думаешь, дорогая?

Подбородок ее слегка задрался, показывая, что она отвергает подобное отношение с его стороны. Однако она не могла скрыть изумление, заметное и в ее глазах.

—В некотором роде мои братья любят меня, Джеймс. И если ты припомнишь, в каком виде они в последний раз лицезрели меня на твоем судне, то ты получишь ответ.

Возможно, в ту памятную ночь их свадьбы из-за избытка переживаний рассудок фиксировал не все, но он ясно вспомнил, что принес ее на борт корабля с кляпом во рту, причем крепко прижимал к себе, фактически держал под мышкой.

Теперь же негромко, но с чувством он произнес:

—Вековечное чертово пекло.