Песня зовет

„Несокрушимая и легендарная“

Советские войска отвоевывали у захватчиков все новые и новые города и села. Помимо победных сообщений, бодрость и веру в советских людей вселяли и наши советские песни с их оптимистическим настроем, мелодическими красками, ритмом и сюжетными находками.

Василий Павлович Соловьев-Седой — мастер лирической песни, тонко чувствующий солдатскую душу, — не раз говорил, что каждая третья его песня — солдатская. Он много и охотно писал для нашего Краснознаменного ансамбля, и когда в конце войны принес песню «Соловьи» на слова Алексея Фатьянова, то в ней ярче других примет ощутилось дыхание Победы.

Война откатывалась на запад, по радио звучали волнующие победные приказы, в небо взвивались салюты, и все чаще в эфир летели оптимистические песни.

Обычно за приказом Верховного Главнокомандующего, возвещавшим об очередной победе советских войск, транслировались концерты Краснознаменного ансамбля.

Сила патриотической песни огромна. Помню, когда наши войска освобождали болгарские города, территории других стран, появилась песня Матвея Блантера на стихи Михаила Исаковского «Под звездами балканскими»:

Стремительная, живая, с радостным настроем, она отражала чувство гордости за Отчизну. Припев — «Хороша страна Болгария, а Россия лучше всех!» — исполнялся с особой лихостью и воодушевлением, ибо был созвучен настроению советских солдат, воюющих с фашистами в других странах и мечтающих поскорее возвратиться на Родину, которая уже была освобождена от врага.

Однажды на радио пришло письмо от старшего сержанта Чиркова: «...Сегодня вечером, — писал он, — в одном из пригородов Берлина мы по радио поймали Москву. И радости не было предела, когда мы услышали любимые песни. В одной были слова «Хороша страна Болгария, а Россия лучше всех!». Вот именно, лучше всех!!! Это особенно ощущается на чужбине. Мы горды за наш советский народ, за наше народное правительство, приведшее нас к победе над черными силами».

Многие из песен, о которых писали воины, входили в репертуар Краснознаменного ансамбля. К концу войны искусство коллектива стало более совершенным, отточенным. Постоянное концертирование, многотрудная работа на фронтах, где приходилось давать по два и три концерта в день, в сложных условиях, нередко под обстрелом врага, у передовой линии, закалило певцов и танцоров. Значительно изменилась и программа наших выступлений. Появились не только новые песни, но и новые яркие солдатские пляски, также воодушевлявшие зрителей, рассказывающие правду об армейской жизни, борьбе и подвигах советских воинов. Особой любовью пользовалась хореографическая сцена «На привале», поставленная П. П. Вирским.

Этот период жизни ансамбля был насыщен концертными поездками, близкими и дальними гастролями. Помню, однажды уезжали на Север. Еще стояли холода, повсюду лежал снег. В лунном причудливом освещении он казался сказочным. Провожали нас скромно — город сохранял все приметы военного времени.

Поезд тронулся, умчался в темноту, а мерный перестук колес располагал к воспоминаниям.

...Мировая война 1914 года. Тверь. Сын кухарки Анны уходит на фронт и возвращается через год с Георгиевским крестом. Мы, мальчишки, страшно завидуем ему и решаем тоже бежать на фронт. Собрали с другом котомку с сухарями и отправились на вокзал. Видим — теплушки с солдатами, толпа провожающих. Вдруг меня заметил наш родственник, служивший на железной дороге. Он схватил меня за руку и отвел домой. Отец выпорол. Мечты о подвигах пришлось на время отложить...

...Припомнилась и ранняя весна 1917 года. Я иду из реального училища, в котором тогда учился, и вдруг вижу: толпы людей с красными бантами, красные знамена, ораторы страстно что-то говорят. Стою и слушаю. Понимаю мало, но одно запомнил — революция!..

...Со мной вместе в реальном занимался Борис Полевой, а учеником отца был Андрей Александрович Жданов. Однажды, когда Александру Васильевичу в Кремле вручалась правительственная награда, Жданов напомнил ему, что учился у него в реальном училище, пел в его хоре и занимался в вокальном кружке. Отец был крайне удивлен:

— Неужели это были вы?

И потом гордился, что среди его музыкальных питомцев был будущий государственный деятель...

Поезд набирал скорость, отдаляясь от Москвы. Проехали Бологое — город, в котором я родился, но который почти не помнил. Пейзаж за окном не изменился. По-прежнему снежные дали, затерянные огоньки и темные пласты лесов.

Мерное покачивание вагона, мелькающий за окном зимний пейзаж будили думы о жизни, об увиденном и пережитом. Человеку иногда надо оглянуться на пройденный путь, дать оценку сделанному. Вот и я в своих думах возвращался к прошлому...

..Предвоенные годы. Консерватория. Сочиняю две, навеянные творчеством Мориса Равеля прелюдии, но не решаюсь их сыграть в Малом зале консерватории. Мой друг А. Дьяков говорит:

— Давай исполню я.

И сыграл так музыкально и выразительно, что все хвалили и мои пьесы, и его исполнение.

А потом Дьякова в 1941 году под Москвой убили фашисты, и оборвалась жизнь замечательного человека и музыканта. А сколько еще молодых, сильных, красивых людей унесла война. Развязанная маньяками, она истребила поколения мужчин, оставив сиротами детей, обездолив женщин, стариков.

Возвращение после гастролей в Москву принесло много радостных новостей. И главное, сообщения о новых успехах на фронте, которые вселяли надежду на скорое окончание войны. В душе теснились могучие силы, возникали творческие планы, но вдруг разом все отлетело: в семье случилась беда. В один из весенних дней отец решил поехать на новый спектакль МХАТа. Чувствовал он себя неважно, недомогал, но крепился и работал в полную силу. В машине ему стало плохо, шофер повернул к больнице. Помощь была оказана вовремя, однако врачи нашли серьезное сердечное нарушение — обширный инфаркт. Всех нас это известие потрясло.

Тяжело переживали болезнь руководителя и артисты ансамбля. Как работать коллективу без А. В. Александрова, без его души, огня, энергии в горячее военное время? Большая ответственность легла на мои плечи — возглавить вместо отца ансамбль.

В то время в нем работали замечательные помощники А. В. Александрова. Хормейстером был Константин Петрович Виноградов, талантливый музыкант, получивший хорошее образование и отличную стажировку в оперном театре под руководством К. С. Станиславского.

Хореографическую группу возглавлял одаренный балетмейстер и педагог Павел Павлович Вирский. Он создавал прекрасные пляски, танцевальные композиции, оттачивая каждое движение, жест, фрагмент хореографического номера, настойчиво работая с артистами, добиваясь от танцовщиков мастерства и высокого профессионализма. С каким блеском он поставил на мою музыку сохранившуюся в программах ансамбля до сих пор «Казачью кавалерийскую пляску» (с клинками). Дух захватывало от той виртуозности, с которой танцовщики выполняли пируэты, граничащие с джигитовкой наездников.

С Вирским мы долго и плодотворно работали, придумывая интересные хореографические сцены. Ему, например, принадлежит идея создания танца «Дружба», рассказывающего о дружбе советского и чехословацкого народов.

В Краснознаменном ансамбле был хороший оркестр. Им руководил мой брат Владимир Александрович Александров. Самостоятельные оркестровые фрагменты концертов, сопровождение хоровых, вокальных и танцевальных номеров всегда отличались высоким художественным уровнем, техническим совершенством. Замечательные музыканты, певцы, танцовщики, досконально знающие репертуар ансамбля, исполнительские приемы и тонкости александровских интерпретаций, помогли в трудные дни болезни Александра Васильевича сохранить лучшие традиции коллектива, не растерять завоеванного мастерства. В таком содружестве мы и провели последние месяцы Великой Отечественной войны, много и упорно работая.

Тем временем здоровье Александра Васильевича постепенно улучшалось. Ему разрешили вставать, затем ходить, и, наконец, пришло время, когда он начал понемногу заниматься делами ансамбля.

Победный наш день, светлый праздник наступил цветущей весной. Как только стало известно о капитуляции Германии, о том, что война окончена, по городу, по площадям и улицам Москвы понеслось ликующее эхо. Люди восторженно кричали, плакали от радости, у всех был счастливый вид: пришел День Победы!

Хотелось откликнуться на это событие музыкальным произведением, написать что-то величественное, эпическое. Стал просматривать партитуры Прокофьева, его музыку к кинофильму «Александр Невский». И неожиданно вспомнил, как мы встречались с Сергеем Сергеевичем во время конкурса на создание Гимна Советского Союза: я ему тогда рассказал об увлечении в студенческие годы его фортепианным творчеством и о трудностях преодоления технических пассажей в его Третьем концерте для фортепиано с оркестром.

— О, это так просто, — сказал Прокофьев и, подойдя к роялю, сыграл упоминаемый эпизод.

Увидев, как он играет, увидев его руки, я понял: то, что ему давалось легко и просто, другим, возможно, было не под силу.

И вот теперь я с большим удовольствием проигрывал его замечательные хоры, проникаясь образами Древней Руси и русских богатырей, припомнил и недавний фронт, и тех, кто перед боем слушал наши выступления, представил лица героев, и из сплава этих впечатлений родилась музыка «Песни Победы», слова к которой написали А. Шилов и А. Годов. Былинность и своеобразный русский склад музыки сделали эту песню несколько необычной в репертуаре нашего ансамбля. Она исполнялась в праздничные дни, хотя, на мой взгляд, и не смогла отразить всей полноты радостных переживаний, охвативших людей в эти великие мгновения.

А. В. Александров, выйдя из больницы, написал «Победную кантату» — произведение, рассчитанное на исполнение двумя мужскими хорами (так называемая двуххорная партитура, воссоздающая традиции прекрасных русских оперных хоровых сцен и торжественных кантат).

Наши произведения исполнялись и на торжественных приемах в Кремле. Помню, как меня попросили повторить «Песню Победы», а позже, на конкурсе Министерства культуры СССР, она получила премию. И все же ни кантата отца, ни моя «Песня» не стали большими художественными озарениями.

24 июня 1945 года после знаменитого Парада Победы на Красной площади в Кремле был устроен прием в честь героев Великой Отечественной войны. Этот большой праздник остался в памяти навсегда. Сверкающая красота Георгиевского зала сочеталась с блеском орденов и медалей, Звезд Героев, которыми были награждены победители. В промежутках между праздничными тостами выступали наши лучшие артистические силы, которые своим искусством, напоминая о встречах на фронтах, будили воспоминания, раздумья о днях Великой Отечественной войны.

Ансамбль выступал в конце программы. Дирижировать пришлось мне, так как отец был еще недостаточно здоров. Помню, мы пели разные полюбившиеся фронтовикам песни. Звучали «Самовары-самопалы» А. Новикова, «На солнечной поляночке» В. Соловьева-Седого, были исполнены русские, украинские песни, «Песня Еремки» из оперы «Вражья сила» и многое другое. В заключение танцоры лихо развернули солдатский перепляс, и зазвенели фанфары «Песни о Советской Армии», в которой в одном из куплетов уже были изменены слова:

Много лет спустя я с большим удовольствием прочитал в книге «Цель жизни» авиаконструктора А. С. Яковлева об этом приеме в Кремле и о концерте. Об артистах, выступавших тогда, он пишет: «...Они дороги мне и моему поколению, это часть нашей жизни, эпоха расцвета многих талантов».