Песня зовет

Где найти песню?

Еще во время болезни отца мне приходилось замещать его, выполняя обязанности руководителя коллектива. Теперь же вся тяжесть забот об ансамбле — масса организационных и творческих дел — полностью легла на мои плечи. Пришлось встать за пульт, оставленный отцом.

И первой главной задачей было сохранение традиций и школы А. В. Александрова. Возможно, я не все безоговорочно принимал в нем, не шел слепо за начинаниями А. В. Александрова, но, возглавив коллектив, понял, что надо удержать, сохранить то, что долгие годы выпестывалось им, чему он отдал свои силы и жизнь.

Первые концерты проходили как обычно, программа почти не менялась. Нередко на концерты по-прежнему приходил и К. Е. Ворошилов.

С Климентом Ефремовичем Ворошиловым у меня было несколько памятных встреч. В 1947 году в честь 800-летия Москвы в Большом театре состоялся концерт, в котором принял участие и ансамбль. Хотелось как-то откликнуться на величественный юбилей столицы. Я написал песню о Москве, которую наш коллектив и исполнил в концерте. Кроме того, П. Вирский поставил новый танец на музыку, в основе которой была неоригинальная мелодия. Ансамбль пел и другие произведения, и успех был обычным, но на следующее утро раздался телефонный звонок и меня пригласили явиться к Ворошилову.

— Что такое, зачем? — думалось бессонной, беспокойной ночью. Утром поехал к назначенному часу. Климент Ефремович очень вежливо встретил меня, поинтересовался делами ансамбля и спросил о песне и танце, исполненных нашим коллективом в Большом театре. Пришлось объяснить ситуацию, рассказать об искреннем желании откликнуться на юбилей. Но Климент Ефремович, хорошо зная музыкальное искусство, произведения композиторов-классиков, подчеркнул, что надо исполнять только добротные произведения и лучше повторять хорошее старое, чем идти за сомнительным новым.

Последняя памятная встреча с К. Е. Ворошиловым состоялась тоже в Кремле, в торжественной обстановке, когда он вручил мне грамоту о присвоении почетного звания народного артиста СССР. Крепко пожав руку, он сказал:

— Жаль, что ваш отец не дожил до этого дня, вот бы порадовался за сына!

Обычно, когда ансамбль выступал на ответственных концертах, особенно в Кремле, по программе значилось несколько номеров, а дополнительно подавался специальный список произведений, которые коллектив готов был исполнить по просьбе публики и гостей. Список этот мы называли «золотым фондом». Это действительно был наш золотой фонд, состоящий из лучших песен и плясок.

Надо сказать, что в то время в ансамбле было 300 человек, и когда мы отправлялись на гастроли, то ехали двумя эшелонами. Это был уже огромный художественный коллектив, равный по количеству участников оперному театру. Многие выступления ансамбля действительно воспринимались как спектакль. И мне приходилось отвечать за эти спектакли.

По складу своего характера я — прямая противоположность отцу. Нет у меня в характере бурных, экспансивных взрывов. Люблю работать спокойно. Но дисциплину и творческую высоту стараюсь поддерживать строго, требовательно, добиваясь того же, что и отец, так же упорно, как и он, но, может быть, не так скоро, как он.

Первые годы мне не раз напоминали о том, что Краснознаменный ансамбль не обновляет программы, не ищет нового в исполнении. Однажды на совещании в министерстве об этом говорилось довольно резко. Но за нас вступился выдающийся советский дирижер Н. С. Голованов, сказав, что, возможно, и хорошо, что ансамбль не стремится к скорейшему обновлению программы, пока не ищет чего-то нового. «Легче, — говорил он, — свернуть старое, отказаться от него и начать рубить все сплеча, как это уже было не в одном из наших художественных коллективов, чем сохранить то старое, традиционное, что создавалось годами».

Поддержали нас и композиторы, с которыми мы постоянно сотрудничали. Они пришли в ансамбль со своими новыми, написанными для нашего коллектива послевоенными произведениями. В. Соловьев-Седой принес раздумчивую песню «Где же вы теперь, друзья-однополчане?» на слова А. Фатьянова:

Мягкий запев солиста, доверительно ведущего простой рассказ, волновал слушателей, многие из которых только что расстались с военной формой, а многие еще и не снимали ее.

Лирическим настроением отличались песни М. Фрадкина «Вернулся я на Родину» (стихи М. Матусовского) и «Дороги» А. Новикова и Л. Ошанина — итог раздумий и воспоминаний. Мы нашли удачное исполнительское решение, подчеркивая драматическую сущность произведения:

Появилась в репертуаре и новая песня композитора И. Дунаевского. Еще во время войны он написал прекрасную «Песню о Москве», затем в долгих гастрольных разъездах мы как-то не могли наладить контакт, и вот теперь появилась его стремительная песня «Ехал я из Берлина» на слова Л. Ошанина:

Опытные мастера советской песни, верные ее лучшим традициям, создавали произведения, отражавшие жизнь нашей страны в послевоенные годы. Их песни, передающие оптимизм советского человека, щедрость его души, его любовь к жизни, бескорыстие, появлялись одна за другой. Вслед за Дунаевским принес свою песню и М. Блантер (слова М. Исаковского):

Блантер в свойственной ему творческой манере (как, например, и в своей «Катюше») избрал простой, близкий народным интонациям напев, придал музыке упругую форму, динамику движения. А ясные образы стихов довершают дело — песня подхватывается массами, становится популярной.

Первым послевоенным произведениям, обладающим подобными чертами, особенно повезло. Они быстро входили в жизнь, широко звучали в домашнем кругу, их охотно пели в концертах, по радио, на праздничных демонстрациях, встречах. Это были песни наших дней, нашего поколения, отразившие определенную эпоху, часть истории страны, чем и были дороги нам.

Ансамбль охотно брал в свой репертуар такие произведения, хотя для того, чтобы они получили своеобразную концертную, а не бытовую интерпретацию, приходилось много над ними работать: менять тональности, а порой и фактуру, выстраивать исполнительский план — здесь солист, здесь хор без сопровождения, здесь оркестр с хором, там только оркестр. Работа, близкая к режиссерской. Я уже говорил, что песня — это маленький спектакль, который становится большой заботой всего коллектива.

В первые послевоенные годы появилась в искусстве новая тема — тема борьбы за мир. Она зазвучала с необычайной полнотой и значимостью, ярко выражаясь и в песне. Наш коллектив, призванный рассказывать о героике подвига, жизни и быте советского солдата, защитника Отечества, обратился и к этой теме. Одной из первых работ стало произведение композитора Серафима Туликова на слова Александра Жарова «Мы за мир!»:

Героический мари, мобилизующие слова, в которых тревога за будущее Земли, призыв к бдительности:

Ансамбль трактовал эту песню как манифест, как плакат — скупыми штрихами, выделяя основную идею.

Мне довелось тоже обратиться к этой теме. Наиболее полно она воплотилась в оратории «Солдат Октября защищает мир», созданной на слова советских поэтов. Каждый из фрагментов оратории по-своему раскрывает идею. Например, в светлом спокойном и красочном эпизоде «Гвардейцы в Берлине встречают весну» — тишина и свет радостного утра первого мирного дня, когда советские гвардейцы спасали от смерти немецких детей.

Как грозное напоминание врывается в эту почти идиллическую картину суровая поступь марша.

Эпизод завершается речитативным лозунговым высказыванием:

Части оратории как бы вливаются одна в другую. «Гвардейцы в Берлине встречают весну» относится к первой части — «Расписался солдат на рейхстаге», — повествующей о наступивших мирных днях, хотя еще остры воспоминания, еще свежи раны: в музыку оратории то и дело вкрапливаются боевые эпизоды; смятенные, драматические интонации. Но торжествует светлое начало, и, разбуженное покоем, любовью, мирным трудом, к бывшим солдатам возвращается радостное ощущение жизни.

Для этого эпизода подошел светлый тембр лирического тенора, в музыке — напевные интонации, прозрачная ажурность оркестрового сопровождения, как после бури и грозы — радуга и синева неба, как после грома и града — покой и тишина.

Не только любование мирными картинами природы наполняет содержание этой части. Призыв к дружной работе во имя жизни на земле — второй ее идейный итог.

Третья часть «Живые и мертвые» — о встрече двух поколений: тех, кто никогда не видел войны, не слышал канонад, взрывов бомб, не прятался в убежище и не бродил по дорогам разрушенных городов и сел, и тех, кто в жестокой борьбе отстоял свободу и счастье родной земли, отвоевал для юного поколения мирное небо.

На фоне звучания детского хора поет солдат-ветеран, рассказывая историю отважного мальчишки — ровесника этих ребят, отдавшего жизнь за их счастье.

Музыкой, идейным пафосом оратория обращается к людям, взывает к их бдительности, напоминает о прошлом, предостерегает: это не должно повториться!

В финале оратории — «Ленин, Октябрь, Коммунизм» — поднимается важная тема служения Отечеству, родной Коммунистической партии, ведущей народ к победам во имя светлого будущего. И эта идея воплощается через осознание пережитого, через опыт трудных военных побед.

Рассказ о подвиге и раскрытие средствами искусства красоты этого подвига, совершенного во имя мира и справедливости на Земле, — это тоже действенный призыв к отрицанию войны.

Тема борьбы за мир неиссякаема. Пока существует угроза миру со стороны капиталистических стран, она будет пребывать в искусстве, способном с большой воодушевляющей силой многогранно раскрыть ее. Я помню, как принес в ансамбль свою песню «Бухенвальдский набат» (слова А. Соболева) композитор Вано Мурадели. Она, по-новому трактуя тему мира, повествовала о прошлом. Мы долгое время исполняли и другое произведение, посвященное теме борьбы за мир, — песню Эдуарда Колмановского на стихи Евгения Евтушенко «Хотят ли русские войны»:

Была в репертуаре ансамбля еще одна яркая песня-манифест о мире, созданная талантливым, но рано ушедшим от нас композитором Аркадием Островским, — «Голос Земли» на стихи Льва Ошанина.

Такие произведения помогали убедительно рассказывать правду о Советском Союзе, о борьбе нашего народа за мир на Земле.