Привокзальная площадь перед Павелецким вокзалом встретила шумом большого города: громыхал по рельсам трамвай; перекликались извозчики; кричали продавцы — разносчики, предлагая свой нехитрый товар; по тротуарам двигались толпы народа.
Пока я стоял перед вокзалом, соображая, куда мне двигаться дальше, подошел милиционер в темно-синей форме.
— Помощь нужна?
— Да! Не подскажете, как попасть в комиссию ГОЭЛРО?
— Документы у вас есть?
— Есть, — я достал из кармана шинели справку из госпиталя и красноармейскую книжку с отметкой о демобилизации из Красной армии.
Милиционер внимательно прочитал справку, лениво пролистал красноармейскую книжку, потом повернулся к своему напарнику, которого я сразу не приметил, тот стоял чуть в стороне, разговаривал с мужиками самого деревенского вида.
— Савельич, комиссию ГОЭЛРО не знаешь?
— Хрен ее знает, — пожал плечами Савельич, — даже не слышал про такую.
— В сторону Кремля поезжайте, — посоветовал мне милиционер, — вон как раз в ту сторону трамвай идет, там и спросите.
Я кивнул милиционеру и побежал к остановке трамвая. Потом долго бродил по центру Москвы узнавая и в то же время не узнавая город, слишком много изменений произошло за сто лет.
На вопрос, где заседает комиссия ГОЭЛРО, проходящие мимо москвичи лишь пожимали плечами, никто про такую комиссию не слышал, что в общем-то неудивительно, в первые годы советской власти количество разнообразных комиссий, которые собирались по любому поводу и без повода — зашкаливало за все разумные пределы.
Красная площадь выглядела непривычно — мавзолея по понятным причинам еще не было, по краю площади были проложены рельсы трамвая, а у магазинов ЦУМ теснились торговые павильоны довольно затрапезного вида, которые разбирали рабочие.
В Кремль было не попасть, в воротах стоял часовой, которому, проходящие мимо люди предъявляли одноразовый пропуск. Часовой не читая накалывал пропуск на штык своей винтовки. Выход из Кремля был свободный. Я подошел ближе.
— Братец, не подскажешь, как попасть в комиссию ГОЭЛРО?
Часовой, боец лет двадцати пяти, внимательно на меня посмотрел.
— Фронтовик?
— Да, воевал на Южном фронте, был ранен.
— Кто сейчас в 4-й Петроградской кавалерийской дивизией командует?
— Кто сейчас командует, не знаю, два месяца в госпитале провалялся, а осенью командиром был Ока Иванович Городовиков.
— Годится, — улыбнулся часовой, — я сам пару месяцев как с фронта в Москву вернулся. Вижу, что ты человек правильный. Туда иди, — боец показал за ворота, — справа увидишь каменное двухэтажное здание, там спросишь про свою комиссию.
Я прошел внутрь Кремля и действительно справа от кремлевской стены увидел каменное двухэтажное здание. Зашел внутрь.
— Здравствуйте, — обратился я к мужчине средних лет, который шел по коридору с солидной кожаной папкой в руках, на ходу просматривая документы, — вы не подскажете, как мне найти члена комиссии ГОЭЛРО Павла Александровича Флоренского?
— Флоренского? — переспросил мужчина и остановился. — Насколько я знаю, он работает в Комиссии по охране памятников искусства и старины…
— Где мне его можно найти?
Мужчина смерил меня взглядом.
— Зачем вам Флоренский?
— По личному делу.
— Он сейчас скорее всего в Троице-Сергиевой лавре. Комиссия по охране памятников заседает именно там.
Я вышел из здания и остановился в раздумьях. В XXI веке до Троице-Сергиевой лавры можно спокойно доехать на электричке, а как сейчас? В 1920 году никаких электричек нет. Поедет ли на такое расстояние извозчик, большой вопрос, да и с деньгами у меня напряженно.
Значит прежде всего нужно выяснить дорогу у знающих людей. Я вышел из Кремля.
— Нашел свою комиссию? — поинтересовался часовой.
— Нашел. Оказывается, мне в Сергиев Посад нужно. Не знаешь, как туда добраться?
— Так на поезде, — посоветовал часовой.
Я поблагодарил часового за помощь и пошел в сторону Ярославского вокзала. Дорогу примерно знал. По дороге у разносчика купил кулек пирожков с капустой.
На вокзале совершенно свободно приобрел билет до Сергиева Посада. В отличие от Саратова в Москве на поезд садили только по билетам. На перроне стоял здоровый мужик в железнодорожной форме и всех безбилетных без разговоров заворачивал к кассам.
В поезде на скамью рядом со мной сели два монаха: молодой парень лет восемнадцати с козлиной бородкой и пожилой мужчина с седой благообразной бородой. Пожилой монах всю дорогу рассказывал, как в старину паломники пешком шли от Москвы до лавры. От нечего делать я прислушивался к их разговору.
До Сергиева Посада поезд шел почти целый день. Все-таки поезд на паровозной тяге, это не электричка.
От вокзала до Троице-Сергиевой лавры я шел пешком. Солнце висело у горизонта и темно-синие тени плотно ложились на ноздреватый мартовский снег. В весенней Москве снега почти не было, а вот за городом лежали сугробы.
Через распахнутые ворота прошел на территорию монастыря. В храмах закончилась вечерня служба и прихожане неспешно выходили на улицу.
Я остановил проходившего мимо церковного служку и попросил показать мне священника Павла Флоренского.
— Да, вот отец Павел идет, — монах показал рукой в сторону быстро идущего по двору невысокого черноволосого мужчину в теплой стеганой куртке, надетой поверх подрясника.
— Отец Павел, — окликнул я его. Тот остановился, но было заметно, что он куда-то спешит и долго стоять со мной у него просто нет времени.
— Вы хотите исповедоваться? — спросил меня Флоренский. — С этим вам лучше к отцу Феогносту. Я давно не исповедую.
— А просто побеседовать с вами можно?
— И какой же предмет беседы?
— Душа.
— Не думаю, что силен в этой теме…
Я понял, что Флоренский желает перенаправить меня к другому священнику и перебил его.
— Вы просто выслушайте, я не займу много вашего времени, а потом решите, стоит ли продолжать наш разговор.
— Хорошо, — сдался отец Павел, — четверть часа вам хватит?
— Да, вполне.
— Тогда давайте пройдем в беседку, там как раз сейчас никого нет.
Мы прошли в беседку, в центре которой из источника текла струйка воды. Я наклонился, чтобы напиться. Флоренский сел на широкую скамью и вопросительно на меня посмотрел. Я присел рядом с ним.
— Рассказывайте.
— Я попал сюда из будущего из 2020 года.
— Прямо вот так в красноармейской форме? — улыбнулся Флоренский.
— Можно я самого начала расскажу?
— Давайте с начала, — тяжело вздохнул Павел Александрович. Было заметно, что он пока ни на грош не поверил моему заявлению. Скорее всего принимал за человека, контуженного на фронте и возомнившего о себе черт знает, что.
Я рассказал, как был сбит автомобилем в своем времени, а очнулся в теле казака Митрия.
— Вы знаете, что произойдет с нашей страной в будущем? — перебил меня Флоренский.
— Да. 13 марта 1920 года Красная армия освободит Мурманск, а 13 ноября остатки Белой армии будут эвакуированы из Крыма. К этому моменту советская власть победит на всей территории Европейской части России. Это события, которые произойдут в ближайшем будущем. Даты я помню еще с ЕГЭ. Я могу пересказать всю историю России за сто лет. Правда это займет много времени.
— Что такое ЕГЭ? — спросил отец Павел, услышав незнакомую аббревиатуру.
— Единый государственный экзамен. В XXI веке его сдают все школьники, окончившие обучение в школе.
— Гидроэлектростанции в будущем есть?
— Не только гидроэлектростанции. Самое дешевое электричество получают на атомных электростанциях.
— Вы знаете про атомы? — удивился Флоренский.
— Ученые научились расщеплять атомы, освобождая огромное количество энергии. К середине XX века будет создана атомная бомба, способная разрушить целый город.
Флоренский посмотрел на часы.
— Я готов с вами говорить дальше, но к сожалению, сейчас это невозможно.
Он встал, поднялся со скамейки и я.
— Вы можете переночевать в странноприимном доме при монастыре, а завтра я вас найду, и мы продолжим наш разговор.
— Хорошо.
Флоренский попрощался со мной и быстрым шагом куда-то убежал, а я пошел искать дом, название которого начиналось со слова «странно…».
Я спросил у первого же попавшегося монаха, где находится странноприимный дом и через полчаса получил место в одной из комнат. В большом зале поставленные близко друг к другу стояли железные кровати, застеленные матрасами, набитыми свежим сеном. Естественно ни простыней, ни подушек с наволочками, ни одеял не было. Некоторые предусмотрительные паломники стелили на матрас свои простыни. Поужинав в бесплатной столовой при монастыре, я не раздеваясь лег на кровать, вместо одеяла укрылся шинелью.
Утром, только я успел умыться и перекусить, все в той же столовой для паломников, как меня разыскал Павел Александрович.
— Каюсь, вчера своим заявлением вы произвели на меня впечатление.
— Я вам уже назвал пару дат, — сказал я в ответ, — достаточно немного подождать и вы удостоверитесь, что я не вру.
— Это слишком долго. Я думаю, что вы говорите правду. Ложь бы я сразу почувствовал. Вы хорошо знаете математику?
— Знаю в пределах общеобразовательной школы, — сказал я, про себя удивляясь, зачем он это спрашивает, — вот только школьная программа гимназии и школы из XXI века сильно отличаются…
— Я на это и рассчитываю, — весело посмотрел на меня священник, — не испугаетесь, если я вас проэкзаменую по этому предмету?
— Экзаменуйте, — сказал я, лихорадочно припоминая, что я знаю из школьной математики. Все-таки сравнительно недавно сдавал экзамены, и кое-что помню, да и задачи решал. Я конечно понял, что Павел Александрович хочет поймать меня как раз на различиях в преподавании математики, которые произошли за сто лет. Если эти различия есть, то, следовательно, я говорю правду.
Мы прошли в здание монастыря в кабинет Флоренского. Он посадил меня за стол, положил передо мной тетрадь, перьевую ручку и чернильницу непроливайку.
Первая задача по математике, которую он мне продиктовал, была из арифметики для младших классов про купца, продавшего несколько аршин полотна. Эту задачу я решил устно, сразу сказав правильный ответ, но Флоренский заставил рассказать способ решения. Я показал три способа решения этой задачи.
Потом мы перешли к более сложным задачам. Причем я вспомнил несколько аналогичных задач из моего времени и рассказал о них моему экзаменатору.
За решением задач мы просидели в кабинете Флоренского около двух часов. Остановились на задаче с интегралами, после решения которой отец Павел сказал, что на него произвели впечатления мои знания.
В ответ я сказал, что я вовсе не математик, а гуманитарий и в своем времени учусь в университете на историка.
Тогда отец Павел стал задавать мне вопросы по истории России, причем не только о будущем, но и прошлом, пытаясь таким образом поймать меня на каких-то несоответствиях. Наконец мы сделали перерыв, на час. Я пообедал в столовой для паломников и некоторое время сидел на улице на скамейке, ожидая Флоренского. Погода этому благоприятствовала, из-за туч выглянуло солнце, в нише за ветром было тепло.
Павел Александрович пришел через пол часа, мы поднялись к нему в кабинет и продолжили разговор.
— Вы утверждаете, что ваша душа покинула тело в 2020 году и попала в тело другого человека в 1919 году?
— Получается, что так.
— Я думаю, что это невозможно, — сказал Флоренский.
— Почему?
— Современной науке не известно ни одного такого случая.
— Тогда мой будет первый.
— Я внимательно вас выслушал и не сомневаюсь в логичности и последовательности вашего рассказа о будущем России. Уверен, что причины случившегося с вами совсем в другом. Христианство, в отличие от язычества и буддизма, отрицает переселение душ.
В истории нашей Церкви был такой религиозный мыслитель — Ориген. Он создал так называемую теорию предсуществования душ, согласно которой души (духи) были созданы Богом еще до творения мира. Ориген считал, что в момент зачатия душа нового человека происходит от другой души. Следуя этой логике можно прийти к выводу, что возможно переселение души одного человека в другого. В 543 году, уже после смерти этого мудреца, на поместном соборе православной церкви в Константинополе учение Оригена было признано ересью.
— Вдруг Ориген был прав? — спросил я Флоренского. В ответ тот только усмехнулся.
— На мой взгляд то что с вами случилось можно объяснить достаточно просто и ясно, ни прибегая к учению Оригена.
Вы утверждаете, что в августе 1919 года вас ударил по голове пьяный красноармеец, после чего у вас открылась способность видеть будущее — ясновидение. Этим и объясняются ваши необычные знания исторических событий будущего. Ясновидение — явление известное с незапамятных времен. Тут нет ничего необычного. Предсказание грядущих событий делали многие православные святые.
— Небольшое замечание, — съехидничал я, — все подобные предсказания были очень расплывчатыми. Ясновидящие никогда не называли точных дат, а я могу назвать даты будущих событий до дня, а иногда и часа. Я уже говорил, что Великая Отечественная война начнется в четыре часа утра 1941 года.
— Согласен с вами, ясновидение в вашем случае мало подходит. Тогда остается только еще один вариант. Вы действительно живете в XXI веке, вас действительно сбила машина, но… вы не умерли, а находитесь в летаргическом сне и ваше перемещение в пространстве и времени всего лишь ваш сон.
— То есть все, что произошло со мной за последнее время — это мой сон! И вы мне снитесь?
— Да.
— Вот только этот сон слишком реален! Я недавно на войне был ранен. У меня удалили ребро. Я испытывал настоящую боль от своих ран. Как быть с этим?
— Читали работы русского психиатра Владимира Михайловича Бехтерева? — спросил Флоренский.
— Нет.
— В его книгах приводится достаточно примеров, отдаленно похожих на ваш. Такое иногда бывает, когда какой-нибудь человек, например, мещанин Иван Иванович Петров, начинает утверждать, что он совсем другой человек явившийся в это время из прошлого — египетский фараон, Наполеон или адмирал Нельсон.
— Вы принимаете меня за сумасшедшего?
— Вовсе нет. Но я уверен, что вам нужно попробовать проснуться.
— И как это сделать?
— Троице-Сергиеву лавру основал великий русский святой Сергий Радонежский. Попробуйте обратиться к нему. Его мощи находятся в меньше чем в сотне метрах от того места, где мы с вами беседуем в древнем храме во имя Сошествия Святого Духа.
— Думаете мне это поможет?
— Почему бы и нет. Обращение к помощи святого такого уровня еще никому не повредило.
Я задумался. Мне было понятно, что Флоренский так мне и не поверил до конца. Ждать, когда произойдут какие-то известные мне события, чтобы доказать свою правоту слишком долго. Может быть действительно попробовать. Никто от меня ничего не требует, и я ничем не рискую. Не получится ничего, завтра сяду на поезд и всерьез начну устраиваться в этом мире. Я попрощался с Флоренским и вышел на улицу. Наступил вечер, но храм во имя Сошествия Святого Духа еще был открыт. Я решил не тянуть и сразу выяснить, к чему приведет это неожиданный эксперимент.
Внутри храма к мощам святого преподобного Сергия Радонежского выстроилась небольшая очередь из паломников. Преобладали в ней женщины старшего возраста, хотя встречались совсем молодые девушки и мужчины. Очередь двигалась медленно, у каждого из подходивших к раке паломников было что попросить у святого.
Что здесь делаю? — задал я сам себе вопрос, на который не находил ответа. Как мне может помочь давно умерший старик? Тем не менее я не уходил из очереди. Что-то меня удерживало на месте.
Вдруг позади громко заговорили, и тут же замолчали я оглянулся. В конец очереди пристроился самый настоящий буддийский монах с обритой головой, завернутый в грязную от пыли оранжевую ткань с накинутой на плечи кацавейкой.
Этому-то что здесь надо?
Между тем очередь сдвинулась еще, обогнув большую колонну закрывающую раку с мощами святого, слева от меня у стены остались деревянные стулья, на который сидели во время церковной службы древние русские цари. Выйдя из-за колонны, я сразу почувствовал мощную силу, исходящую от раки. Теперь было понятно, зачем пришел в православный храм буддийский монах.
У меня появилась надежда. Может быть не зря я пришел именно сюда?
Через час я подошел к раке, впереди меня осталось два человека — молодая девушка в надвинутом на лоб черном платке и невысокий, но плечистый мужик с густой окладистой бородой. Когда подошла очередь девушки, она неожиданно упала на колени и низко склонив голову поползла на коленях к раке святого. Она долго стояла на коленях возле раки, что-то тихо шепча, потом встала, поставила свечу на подсвечник возле раки и три раза перекрестившись вышла из храма.
Мужик, стоящий впереди меня, быстрым шагом подошел к раке, наклонился, поцеловал край раки и что-то быстро зашептал святому. Стоя в очереди я наблюдал за паломниками, подходящими к раке и давно заметил, что все присутствующие в храме искренне верят, что святой, умерший сотни лет тому назад им поможет. Если у меня такая искренняя вера? В этом я сомневался.
Мужик уже встал, поставил большую свечу на подсвечник и трижды перекрестившись отошел от раки. Моя очередь.
Я подошел к раке. В этот момент мне со всей очевидностью стало ясно, что если тело святого преподобного Сергия Радонежского и покоится в этой раке, то сам он жив и сейчас внимает мне и насквозь видит все мои сомнения и метания. Если во мне вера? Безусловно есть! Я верю, что обязательно скоро увижу свою маму. В этом и заключается моя вера. И я на секунду закрыл глаза собираясь с мыслями…