Писарь Первой конной

Глава 6

Степь, раннее утро. Сотрудники особого отдела 10-й армии исследуют место нападения белоказаков на обоз.

— Товарищ Кацнельсон, — обратился к начальнику особого отдела старший оперуполномоченный Вениамин Козлов, — мы проверили, тела всех красноармейцев, порубленных в степи белоказаками, — он показал на сложенных рядами убитых, — нет только писаря Дмитрия Пашкова. Его скорее всего взяли в плен.

— Или сам ушел, — предположил Кацнельсон, — знакомых казаков встретил, или родственников и ушел с ними. Что он знает из последних приказав по армии?

— Практически ничего, — ответил Козлов, — несколько дней был в госпитале. Правда у него хорошая память. Может рассказать обо всех документах, которые проходили через его руки до ранения.

— Догнать белоказаков сможем? — спросил Кацнельсон.

— Постараемся. След по степи четкий.

— Среди документов, которые Дмитрий печатал, был один очень важный документ, — задумчиво сказал Кацнельсон и продолжил:

— В Царицыне, контрразведку белых возглавляет Александр Витовт. Это умный, опасный противник. Он обязательно возьмет писаря в оборот и выпотрошит до донышка, а это может нарушить все планы по наступлению наших войск этой осенью. Отсюда вывод. До Царицына Дмитрий Пашков добраться не должен. Любой ценой найти и уничтожить.

— Сделаем, — кивнул Козлов.

— Нужно известить наших подпольщиков в Царицыне, если там появиться Пашков, его нужно сразу убрать.

— Я Федю отправлю в Царицын, он нас там подстрахует, — сказал Козлов.

— Добро, — кивнул Кацнельсон, — жду результатов.

Во время разговора особистов, неподалеку от них, в степи три, эскадрона красных кавалеристов, более триста человек, готовились выступить в погоню за сотней белоказаков.

Утром «дядя» поднял меня рано, ни свет, ни заря. Я, потягиваясь, вышел на улицу, край солнца только-только показался над горизонтом. На хуторе уже никто не спал. Казаки седлали лошадей, собирали амуницию, готовили захваченные вчера обозные телеги к походу. Через час, наскоро перекусив мы покинули хутор. Я опять ехал впереди, рядом с «дядей» Андреем. Он был молчалив и сосредоточен. Я тоже погрузился в свои мысли, обдумывая все случившееся со мной.

Странным образом я оказался в точке преломления истории. Всем, известна Сталинградская битва, она происходила как раз в этих местах, где сейчас белые сражаются с красными. В 1925 году советское правительство приняло решение переименовать город Царицын в Сталинград, в честь вождя советского народа товарища Сталина.

В июле 1942 года войска гитлеровской Германии рвались к Волге, но были остановлены в Сталинграде, окружены и разгромлены. Об ожесточенности сражения можно судить по сухим цифрам безвозвратных потерь — с обеих сторон суммарно погибло около миллиона человек. И хотя война потом еще продолжалась, многим стало понятно, что фашистская Германия войну уже проиграла. Так, например, фельдмаршал Маннергейм, командующий финской армией сразу после Сталинградской битвы стал искать способ вступить в сепаратные переговоры с Советским Союзом.

Сейчас 1919 год и битва за Царицын безусловно играет переломную роль в гражданской войне. Происходящее здесь сражение между белыми и красными, не столь масштабное, как в Великую Отечественную войну, но не менее ожесточенное.

После взятия Царицына Красной армией в январе 1920 года, белые проиграли не просто сражение, а войну и вопрос об их окончательном поражении был лишь вопросом времени. К концу 1920 года вся европейская часть России оказалась в руках Красной армии.

Решающую роль в победе красных сыграла новая тактика. Красным командирам в короткий срок удалось собрать в мощный кулак все боеспособные кавалерийские части, образовав Первую конную армию. Именно она нанесла решающий удар по Белой армии, переломив ход истории.

Так получилось, что я интересовался историей гражданской войны только потому, что нужно было готовить реферат, который в будущем планировал развернуть до солидной дипломной работы. В жизни было много всего интересного и без учебы.

Я воспринимал противостояние красных и белых в гражданской войне в начале XX века далекой историей, не имеющей лично ко мне никакого отношения. Что они там не поделили? Да и фиг с ними!

Но кто-то распорядился моей судьбой и сунул меня в самое пекло гражданской войны. Я не выбирал красных, их выбрал Митя, а я попал в его тело. Я не выбирал белых, так сложилось, что «дядя» узнал меня и спас от неминуемой смерти. Должен ли я вмешиваться в ход истории, если для меня одинаково далеки политические предпочтения, как той, так и другой стороны? Должен ли я выдать белым секрет формирования Первой конной армии? Ведь такая информация наверняка изменит весь ход гражданской войны.

Я конечно читал книги про попаданцев, но всем им даются какие-то сверхъестественные способности или девайсы, с помощью которых они могут манипулировать людьми, успешно воевать или получать недоступную для простых смертных информацию. Мне ничего подобного не дали. С первых дней попадалова приходится самым натуральным образом выживать. Полученные раны заживают так же, как и у всех людей. Что в таком случае может сделать обычный писарь? Не перемелет его неотвратимый ход исторических событий обычного мальчишку попаданца в муку? Это все равно, что пытаться руками остановить мчащийся на всем ходу скоростной поезд.

Да и еще вопрос, а нужно ли что-то менять?

В одном советском мультфильме был такой отрицательный персонаж: «Я не белый, я не красный». «Ничего не знаю, моя хата с краю». Вот этот мальчиш-плохиш я и есть.

До Царицына сотня «дяди» добралась без происшествий. Дядя Андрей интуитивно почувствовал, что вокруг его бойцов сжимается кольцо и сумел выскользнуть в последний момент. До города мы добрались поздно ночью, поэтому я ничего не успел рассмотреть и почистив после трудной дороги комиссарского коня завалился спать в отведенной нам с «дядей» комнате.

Утром, невысокий казак с лихо торчащими в разные стороны усами, принес мне новую форму. Все белоказаки в сотне были одеты в форму еще дореволюционного казачьего покроя. По причине летнего времени мне выдали брюки с лампасами, гимнастерку, казачий ремень с набором и сапоги. Шапку кубанку я оставил свою.

Оружия мне пока никакого не дали, «дядя», придирчиво осмотрев мою фигуру в новой форме, сказал, что как только поправится моя левая рука, я буду тренироваться вместе с остальными казаками.

Вернувшись из похода по тылам красных, казаки без дела не сидели. Каждый день нужно было обихаживать коней, приводить в порядок потрепанную за время похода форму, проверять и готовить к новым походам оружие и другую амуницию.

Общей столовой у казаков не было. Сотня была разбита на десятки и каждый десяток питался отдельно, своим кругом. Для нас с «дядей» пищу готовил его денщик, тот самый казак с лихими усами по имени Авдей.

Дядя Андрей познакомил меня с ним, а потом сказал:

— Ты спрашивал, почему я не у красных… Да, поначалу, после революции за советскую власть у нас почти все казаки были, до тех самых пор, пока не прибыли комиссары и свои порядки начали наводить: то одного казака арестуют, то другого. Нашу исконную казачью землю, что мы своей кровью поливали, не спрашивая нашего мнения, решили между инородцами поделить. Кому это понравится?

Сотник помолчал.

— У Авдея красные всю семью порешили. Чекисты приехали на хутор его арестовывать, а у него братаны все с оружием. Слово за слово, начался бой. Авдей, раненый, в последний момент утек, а красноармейцы со злости даже малых детей не пожалели, хутор сожгли.

Мне на это ответить было нечего. Маховик гражданской войны так и раскручивается, одни мстят другим и конца этому нет. Самая популярная фраза этого времени: «Если не мы их, то они нас».

Первые дни в сотне мне было совершенно нечем заняться. Бродил по расположению, как неприкаянный, за ворота части выйти нельзя, а внутри мне делать было нечего. Коня, на котором я добирался до Царицына у меня забрали, нового не дали.

Однажды казаки из сотни собрались на шоппинг на местный рынок, планировали закупиться самогоном, куревом и продуктами. «Дядя» ушел в штаб, сотне обещали пополнение из числа выздоровевших после ранения белоказаков. Сидеть в расположении части мне было скучно, и я напросился пойти с казаками в город. Они неожиданно согласились взять меня с собой.

На рынке самогон самый ходовой товар. В городе сейчас сосредоточено много частей Белой армии. Когда я был при штабе красных, там тоже были случаи пьянства, но за это строго наказывали. Тогда я думал, что у красных много пьют, но, когда попал к белым, увидел, что здесь пьют, пожалуй, и не меньше. В Царицыне открыты все кабаки, рестораны и они всегда переполнены. С чем это связано — не знаю, но пока все это я не увидел своими глазами, думал, что у белых с дисциплиной намного лучше, чем у красных.

Казаки предпочитают покупать самогон на рынке, а пьют у себя в части.

Сотня «дяди» базируется в здании технической школы на окраине Царицына. Территория школы окружена забором, по краям двора несколько подсобных помещений и сараев. Между сараями плотники соорудили навесы, которые казаки используют, как временные конюшни. По крайней мере для лошадей есть защита от солнца, дождя и ветра.

Во время вечерних посиделок, мне не наливают. «Дядя» только раз предложил полкружки самогона, когда мы помянули убиенную злодеями сестру Наталью. Кто-то из казаков однажды за столом попытался подвинуть в мою сторону полную кружку самогона, но «дядя» это пресек раз и навсегда. «Ему не наливать!» В общем-то правильно делает, нечего спаивать пацана. Поэтому я пошел с казаками на рынок просто от нечего делать. Казаки сразу завернули в сторону рядов с бутылями самогона, а я, ради интереса, прошелся по рынку, посмотрел, где и что продают. Рынок, кстати был не очень богатый: дары сада и огорода, махорка, какие-то тряпки с чужого плеча, молоко, сметана, творог, мед. Все товары от местных производителей из ближайших деревень.

Я засмотрелся на живописных рыночных торговок в цветастых платках, громко зазывающих к своему товару покупателей и случайно толкнул девушку с большой корзиной в руке. Девушка охнула, выронила корзину, яблоки вылетели из корзины и покатились под ноги покупателей.

— Извините! — сказал я и бросился ей помогать собирать яблоки. Мы пару раз даже столкнулись лбами. Девушка при этом не злилась, а мило улыбалась в ответ. Яблоки были крупные и мы быстро собрали их в корзину. Я попытался поднять корзину и сразу почувствовал, какая она тяжелая.

Среди рыночных торговок есть не только дородные тетки, но и молодые девушки. Все они по-крестьянски крепко сбитые, с молочно-белой кожей и румяными щечками. Про таких здесь говорят «кровь с молоком». Крестьянские девушки перед любой тяжестью не спасуют. Даже слышал историю, что перед свадьбой, сваты проверяют, сможет ли невеста поднять пятидесятикилограммовый мешок с мукой и пронести его на спине несколько метров. Глядя на молодых рыночных торговок в это начинаешь верить.

Девушка, с которой я невольно столкнулся, была небольшого роста, с тонкой талией и фигурой близкой к стандартам моделей XXI века. Корзина с яблоками, весом около двадцати килограммов, явно была не для нее. «Куда смотрят ее родители!» — в душе возмущался я. Мы стояли друг против друга. Девушка улыбалась. Лицо у нее симпатичное, волосы темные, глаза карие, большие пушистые ресницы, ярко-розовые щечки.

— Давайте я вам помогу корзину донести, — предложил я, — куда вам надо?

— Ой, а вы сможете? — обрадовалась девушка. — Здесь недалеко. Мама отправила меня на рынок яблок купить, а они тяжелые. Меня Ира зовут, а вас?

— Дмитрий, — ответил я, перехватывая корзину поудобнее. Мы вышли с рынка и пошли по улице.

— Как хорошо, что я вас встретила, — тараторила Ира, периодически бросая на меня многообещающие взгляды, — а то не знаю, как бы я одна такую тяжелую корзину донесла.

— А что у вас мужчин в доме нет?

— Знаете, война же. Отец на фронте погиб. Братьев у меня нет. Мы одни с мамой живем. Кроме меня некому.

Она начала рассказывать про себя, про отца, который до войны был рабочим одной из частных мастерских Царицына, про маму.

— Это мой дом, — сказала Ира, останавливаясь у калитки частного дома.

— А вы молоко любите? — вдруг спросила она.

— Молоко? — удивился я вопросу. — Молоко люблю.

— Вы заходите во двор, поставьте корзину на крыльцо, а я сейчас сбегаю к соседке, принесу крынку молока. Мне же надо вас как-то отблагодарить?

Она опять многообещающе стрельнула глазками.

— Хорошо, — сказал я и вошел в калитку. Ира сразу убежала, а пошел по узкой тропке к крыльцу дома. Двор был узкий и длинный. По бокам тропинки с обеих сторон теснились какие-то кривобокие сараюшки. Я почти дошел до крыльца, как почувствовал движение сзади и резко обернулся. С двух сторон от сараев ко мне подходили два крепких мужика. Третий вышел из-за угла дома с револьвером в руке. В нем я узнал особиста Федю.

Это называется попил молока с девушкой! Что со мной такое творится? Мимо женской юбки спокойно пройти не могу. Не зря мама говорила мне, Дима, девушки добра тебя не доведут!

— Здорово, писарь! — сказал Федя, широко улыбаясь. — Давно не виделись!

— Здорово! — ответил я.

Было похоже, что сразу меня убивать не собираются. Один из мужиков охлопал мне бока, проверяя на наличие оружия, которого у меня не было, другой забрал корзину с яблоками.

— Давай в дом, — показал Федя стволом револьвера на дверь.

Я молча пошел вперед, он сзади. Мужики остались на улице.

Зашли в комнату. В красном углу стоял стол, на нем три глиняные кружки, нарезанная ломтями краюха хлеба, сало, неподалеку на плите закопченный чайник. Понятно, чай собирались пить, но увидели, что Ира ведет меня и приготовились к захвату.

— Значит продался? — спросил Федя, не опуская оружия.

— Ничего не продался, — ответил я немного возмущенно. — Родственник меня узнал среди красноармейцев и забрал с собой. Оружия, как ты знаешь, в госпитале у меня не было.

— А чего же потом не ушел?

— Как уйду, я же все время под наблюдением. Если бы сейчас казаки не пошли самогон покупать, вы бы меня не подловили.

— Мне приказано тебя убить! — сказал Федя хмуро.

Вот чудак человек, приказали убить, так и убил бы, а он разговоры разговаривает.

— Можно тогда перед смертью чаю попить? — спросил я нагло.

Взял горячий чайник с плиты и стал наливать кипяток в ближайшую кружку. Терять мне было нечего. Налил полную кружку. Правой рукой поставил чайник на стол, левой стал поднимать кружку к лицу, а потом резким движением выплеснул горячую воду в лицо Феде. Тот вскрикнул и поднял руки к лицу, выронив при этом револьвер, я ногой откинул его в сторону, и резким ударом в челюсть отправил Федю в нокаут. На скамейке у стола нашлась веревка. Ее, наверное, приготовили, чтобы связать меня. Веревкой я крепко связал Федору руки. Тот уже начал приходить в себя.

— Вот теперь поговорим, — сказал я, присаживаясь напротив него. — Еще раз повторяю, я никого не предавал. Так получилось, что там в степи меня узнал дядя. С ним не виделись с четырнадцатого года. У белых он сотник. Дядя оставил меня при сотне писарем. В сотне мне не доверяют, все время под присмотром.

На месте ожога на лице у Феди появились красное пятно. Я огляделся, увидел на полке бутыль с подсолнечным маслом. Взял ее, налил немного масла на носовой платок и протер им лицо Феди.

— До свадьбы заживет, — сказал я ему, он недовольно лишь мотнул головой, — чего сразу не стрелял, раз приказали меня убить?

— Разве можно так? — удивился Федор. — Ты же вроде наш, нужно объяснить за что…

Понятно. Просто дети какие-то. Да, в то время существовали такие неписанные правила, мне дед рассказывал: в драке лежачего не бьют, упавшему противнику помогают подняться, не правому объясняют, прежде чем начать бить, в чем он не прав и за что его наказывают. Федя из деревни, он хотел сделать все по правилам, по-честному.

Это вам не XXI век, где даже девушки запросто могут запинать ногами упавшую подругу до смерти, еще и на телефон происходящее снимать.

— В общем, я как был за красных, так и им остался, — сказал я Феде.

Вспомнил фильм «Адъютант его превосходительства».

— Считайте, что я ваш разведчик в тылу врага. Если так сложились обстоятельства, почему бы вам этим не воспользоваться?

— Не знаю, мне нужно с начальством посоветоваться, — ответил Федя удивленно. Наивный парень.

— Если я тебя развяжу, будешь спокойно себя вести? — спросил я, Федя в ответ кивнул. Его револьвер я забрал себе.

— Как выяснишь с начальством, пришли для связи Ирину. Отличный повод для встреч и передачи разведывательной информации.

Федя кивнул, переваривая неожиданное предложение. Я развязал ему руки.

— Через окно здесь можно уйти? — спросил у него. — Не хочется с твоими товарищами снова встречаться.

С его подельниками мне не хотелось встречаться по очень простой причине, они люди взрослые и могут не повестись на мои басни. Это Федя повелся. И пока он раздумывает, мне надо уходить. Я открыл окно выходящее, как оказалось на соседнюю улицу и вылез через него. Федя с непонятным выражением на лице остался в комнате. Было видно, что он так и не принял никакого решения, пытается сообразить, как поступить, но у него это выходило плохо. Прямо чувствовалось по выражению лица, как со скрипом поворачивается его жесткий диск, постоянно зависая.

Его револьвер я прихватил с собой, но как только спрыгнул на улицу, бросил на землю. Пока Федя не передумал, я быстро пошел в сторону, свернул в проулок, перескочил какой-то забор, перебежал двор, перескочил еще пару заборов и неожиданно оказался недалеко от рынка из ворот которого выходили казаки из дядиной сотни с товарами, приобретенными на рынке в руках.

— О, Митрий, — удивились они, — а мы тебя потеряли.

— Да, я тут воздухом подышать вышел, — ответил я, подходя к ним, — уж очень на рыке душно, народу много.

Как только вернулись в часть меня позвали к сотнику. У крыльца школы стоял большой черный автомобиль, шофер в черной кожаной куртке возился в моторе. Зашел в кабинет сотника, представился, как положено. Напротив, «дяди» сидели два офицера. Один молодой, лет восемнадцати с румяными щеками и погонами подпоручика, второй значительно старше, лет тридцати, с правильными чертами лица, тонкими бледными губами и щеточкой черный усов над верхней губой, с погонами полковника на плечах. И кто это такие? Явно по мою душу. Иначе бы не позвали.

— Офицеры из контрразведки с тобой хотят побеседовать, — кивнул «дядя» на господ офицеров.

— Александр Викентьевич Витовт, начальник контрразведки Кавказской армии, а это мой стенографист Леонид Князев, — представился полковник. — Я хочу задать тебе несколько вопросов о твоей службе в Красной армии.

Я посмотрел вопросительно на «дядю».

— Я согласился на допрос в моем присутствии, — сказал «дядя». — Садись.

Я присел на стул рядом с дядиным столом. Диспозиция была понятна. Сотник Андрей Петрович Пашков имеет вес и авторитет в Белой армии. Если бы не он, то из меня бы уже выбивали показания где-нибудь в подвалах контрразведки. А тут надо же, какая честь, сам начальник контрразведки Кавказской армии изволил явиться и провести допрос собственноручно и пока вежливо. Ключевое слово «пока». Главное при этом не наболтать лишнего и не спалиться.

— Дмитрий Сергеевич Пашков, 1903 года рождения, житель хутора Привольный на Кубани? — спросил контрразведчик.

— Да.

— Расскажите, как попали к красным?

Я пересказал историю про трагическую гибель сестры и как случайно примкнул к отряду красных.

— Как звали командира этого отряда?

А как звали командира? Откуда я знаю. Меня ж там не было. Главное не врать, контрразведчик профессионал, он ложь сразу почувствует.

— Не знаю — честно глядя ему в глаза ответил я, — все обращались к нему просто командир. В первом же бою я был ранен. Лежал в госпитале, потом был направлен для прохождения дальнейшей службы в штаб 10-й армии писарем.

Контрразведчик кивнул. Подпоручик в это время быстро писал остро отточенным карандашом в блокноте, стенографировал допрос.

— Расскажите подробно, все что сможете вспомнить о службе в штабе.

А что рассказывать? С момента попадания я все помню очень хорошо, в том числе и документы, которые печатал, но выкладывать все военные секреты Красной армии я не собирался. Как-нибудь перетопчутся и без меня. Контрразведка и так много знает. Вот я и буду рассказывать общеизвестные факты.

— Командует 10-й армией Леонид Лаврович Клюев.

— Что можете сказать о командующем?

— Ничего. Я его видел только издали. Все время в штабе проводил в канцелярии за пишущей машинкой.

— Какие документы печатали?

— В основном ведомости для интендантской службы.

Вопросы сыпались один за другим, но я старался не говорить лишнего. Документы печатал, но дословно их содержания не помню. В штабе ни с кем не дружил. В свободное время тренировался с красными кавалеристами, восстанавливался после ранения. Никаких военных секретов не знаю.

Допрос прервал вошедший в кабинет Авдей.

— Товарищ сотник, — обратился он к «дяде», — там пополнение прибыло.

При слове «товарищ», контрразведчик весь скривился, как будто лимон проглотил, но ничего не сказал.

— Хорошо, сейчас буду, — ответил сотник и вопросительно посмотрел на Витовта. — Вы все?

— Да, все, — как-то не очень охотно ответил тот. Похоже он понимал, что я много не договариваю, но ссориться с казаками контрразведке было невыгодно. В принципе не такая я уж большая птица, чтобы ради меня идти на конфликт. Поэтому контрразведчики попрощались и отбыли на своем черном автомобиле, а я пошел с «дядей» смотреть на пополнение.

Как оказалось, вместо опытных казаков, в сотню прислали пополнение из молодых парней, мобилизованных в казачьих станицах.

— Вот и хорошо, — сказал сотник, — Будешь с ними тренироваться. Пора тебе уже левую руку разрабатывать.

В кабинете начальника контрразведки Кавказкой армии. Александр Викентьевич Витовт сидит за столом, внимательно читает расшифрованную стенограмму допроса писаря Дмитрия Пашкова. Рядом с ним стоит стенографист Леонид Князев.

— Странно, — говорит начальник контрразведки, — в речи Дмитрия Пашкова иногда встречаются иностранные слова. Вот, на первой странице, а вот на второй. Он же простой казак.

— Может в гимназии учился? — осторожно высказывает свое мнение начальнику стенографист.

— В том и дело, что не учился. Да и речь слишком правильная, так казаки не говорят. У меня складывается такое впечатление, что он не тот, за кого себя выдает.

— Как же так, — удивляется Князев, — дядя же его узнал.

— Вот это и настораживает, — задумался контрразведчик.

— Митрий, там тебя девушка спрашивает, — сказал высокий казак, подходя к нам.

Пополнение из молодых казаков собрали в кружок вокруг старого опытного казака. Весь день с перерывом на обед были тренировки. Как писарю мне пока в сотне делать нечего, вот и тренируюсь с молодыми казаками, левую руку за одно разрабатываю. Длительные тренировки и у красных, и у белых сделали свое дело. Сейчас я как боец почти ничем не отличаюсь от других молодых казаков. Конечно с опытными казаками, прошедшими две войны нам не сравниться.

Поэтому сейчас старослужащий рассказывает байки из фронтовой жизни. Молодые расположились вокруг. Кто-то сидит на седле, положив его на землю, кто-то стоит, кто-то присел на корточки. На сообщение высокого казака все дружно повернули голову ко мне. Ни у кого еще девушки в Царицыне нет, а у меня оказывается есть. Я поднимаюсь с бревна, на котором сидел и иду за казаком. Он показывает направление. Выхожу за ворота, на другой стороне улицы стоит Ирина и мило улыбается. Ничего себе. Я думал ее больше не увижу. Подошел к ней вплотную.

— Привет. Чего хотела?

— Здравствуй Митя, — сказала она с улыбкой, — пойдем погуляем.

Как будто ничего не было, и она не пыталась с помощью своих подельников меня убить. Я внимательно на нее посмотрел. Внешне выглядит как девочка ромашечка: белые туфельки, светлое платье в мелкий синий горошек. В густые темные волосы вставлен гребень с узором на ручке.

— Ладно, — сказал я, — жди меня здесь. Сейчас отпрошусь у сотника и выйду.

Казак, стоявший у ворот мне, подмигнул.

— Хороша дивчина.

Я пошел к «дяде» отпрашиваться на погулять. Тот удивленно посмотрел на меня, мол, когда и успел с девушкой познакомиться, вроде все время на виду, один никуда не ходит. Я пояснил:

— Когда на рынок ходил с казаками, познакомился с девушкой. Сейчас она меня зовет погулять. Можно?

— Ну ты Митрий и ходок, — произнес «дядя», — весь в отца. Вот тот бывало, ни одной юбки не пропустит. Хорошо, иди, но, чтобы до начала комендантского часа был на месте. Никаких ночевок! Понял!

— Да! Все понял, — ответил я и побежал переодеваться. По-быстрому ополоснулся холодной водой возле колодца, надел все чистое. В сапог положил нож засапожник.

Я раньше много слышал про этот нож, но никак не мог понять, как он крепится в сапоге. Провалится внутрь — ногу поранит. Оказывается, с внутренней стороны сапога сделана из кожи ременная петля. К ней крепятся ножны. Нож вставляется в ножны. Вытащить его при случае и небольшой тренировке очень легко. Наклонился сапог поправить, и нож уже в руке. Используют его в основном для разных хозяйственных нужд, палочку там построгать, колбасу порезать, под ногтями поковыряться, ну или прирезать кого-нибудь. У меня теперь такой нож есть и при случае я умею им пользоваться. Цветов для девушки нет, но, если она вдруг зарезать меня надумает, как-нибудь отобьюсь.