Плени меня

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

БО

— Ты готова, принцесса?

В подвале Ноэль стоит передо мной, покрытая мурашками от моего голоса ей на ухо.

Я снимаю повязку с ее глаз и обвожу комнату жестом с самой широкой дерьмовой ухмылкой. Она загорается, и ее прекрасные голубые глаза наполняются слезами.

Подвал был преобразован. Черные полки, заставленные банками с краской и кистями, настенные мольберты, прочный верстак, корзины для хранения бумаг и две лампы, компенсирующие недостаток естественного света, проникающего через крошечное окошко.

— Бо, — шепчет она, и на ее губах снова звучит мое имя. Этот сладкий, восхитительный звук. — Это потрясающе.

Я ухмыляюсь.

— Подумал, что ты могла бы использовать меня в качестве музы для своей первой работы в твоей новой официальной художественной студии.

— Да? — Она озорно улыбается своим прелестным маленьким ротиком. Та улыбка, от которой мне хочется засунуть свой член между ее губ. — Ты собираешься позировать для меня?

Я обвиваю руками ее бедра.

— Не совсем. Ты нарисуешь меня, я нарисую тебя, а потом мы будем трахаться, чтобы создать лучшее произведение искусства, которое ты когда-либо видела.

— Звучит забавно. Сейчас?

Я грубо притягиваю ее к себе.

— Очевидно. — Она слегка взвизгивает, когда я откидываю ее волосы назад и обнажаю шею, прежде чем взять в рот ее нежную кожу. Я уже заставил ее извиваться.

Я разворачиваю огромный холст, краска уже на месте, потому что я точно знал, как это будет происходить. Мы смотрим друг на друга, как раздеваемся, хотя я хочу сам сорвать с нее одежду. Иногда ожидание заставляет меня кончать сильнее.

Ее сиськи выпадают из лифчика, когда она наконец снимает эту ужасную штуку. Теперь, когда она правильно питается, они стали больше. Как и ее бедра. Упругая и восхитительная задница. Когда ее трусики снимаются следующими, я ухмыляюсь и больше не могу сдерживаться. Я хочу попробовать ее на вкус, прежде чем покрыть ее тело краской.

Она ахает, когда я со всей силой втягиваю ее сосок в рот, моя рука скользит между ее ног, чтобы я мог почувствовать, какой влажной она становится для меня, когда я грубо в нее вхожу. Вот как моя принцесса любит, когда ее трахают, и я рад услужить.

Я хватаюсь за другую грудь, и она хнычет, дергая меня за волосы. Ей чертовски нравятся мои волосы. Моей девочке нравится во мне все, даже те части, которые ее пугают. Особенно те.

Я переворачиваю ее на спину, погружаясь языком прямо в ее киску. Она извивается и вскрикивает, и требуется каждый мускул, чтобы бороться с ухмылкой, которая хочет расползтись от уха до уха. Мне нравится, когда она сходит с ума от моего языка, моих пальцев, моего члена.

— Ты чертовски промокла для меня, принцесса. — Просто она мне нравится.

Я облизываю и посасываю ее клитор достаточно долго, чтобы заставить ее сердце учащенно биться, прежде чем отстраняюсь.

Она хнычет, не готовая к тому, что я остановлюсь, но когда я опускаю руку в банку с синей краской и провожу ею по ее груди, она не жалуется.

Она хихикает и макает палец в красную краску, проводя линию от моей грудины к тазу.

— Это весело.

Это займет слишком много времени, если она планирует покрывать меня одним пальцем за раз. Я бросаю в нее пригоршню синей краски, и она ахает, уставившись на свой забрызганный синевой живот с открытым ртом, пока не достает красную краску и не швыряет ее в меня.

Через несколько секунд мы оба смеемся так сильно, что у нас болит живот, забрызгивая друг друга краской с головы до ног. Пока она внезапно не останавливается, ухмыляясь мне. Она выглядит нелепо и красиво, покрытая синей и красной краской.

— Не думаю, что когда-либо раньше слышала, чтобы ты так смеялся.

Я хватаю ее за бедра, оставляя отпечатки своих рук на ее коже.

— Это потому, что я никогда этого не делал. Пока не встретил тебя.

Она тает и притягивает мое лицо к своему, целуя меня. Девушки и раньше возбуждали меня. Они заставляли меня кончать. Но ни одна из них не заставляла меня смеяться так, как она.

Когда она отстраняется, то макает палец в синюю краску.

— Закрой глаза, — говорит она мне, и я вздрагиваю.

Те же два слова, что сказала мне моя мать, прежде чем набросилась на меня с ножом.

Рот Ноэль опускается в беспокойстве.

— Что случилось?

— Ничего, красавица. Нарисуй меня.

Ради моей принцессы я закрываю глаза.

Я едва могу дышать, когда чувствую кончик ее пальца, прохладный и нежный, скользящий по моей коже. Через бровь, над веком и останавливаясь на скуле. Когда я открываю глаза, она слегка улыбается мне.

Она нарисовала мой шрам. Заменив мое самое болезненное воспоминание на мягкое, нежное. Любящее.

— Знаешь, я думаю, что с этого момента я буду просто выходить вот так.

Она хихикает и мягко толкает меня вниз, садясь верхом и готовясь к скачке.

Но я притягиваю ее к своему лицу и погружаю язык внутрь нее. Она нависает надо мной, прижимаясь к брезенту и постанывая. Я впиваюсь пальцами в ее попку.

— Сядь, черт возьми.

— Что? — выдыхает она, глядя на меня сверху вниз широко раскрытыми голубыми глазами.

— Перестань держать себя в руках. Сядь мне на лицо. — Я не оставляю ей выбора — я хватаю ее за бедра и притягиваю ее к своему языку. Она издает всхлип. Именно этого я и хотел.

Именно так, принцесса.

Я рисую ее широкими, размашистыми мазками. Рисую на ней своим языком.

— Я не хочу тебя придавить, — говорит она.

— Принцесса, если я задохнусь, я умру счастливым человеком.

Когда ее влага начинает стекать по моей шее, она выдыхает:

— Я хочу кончить на твой член.

Она начинает подниматься с моего лица. Я качаю головой.

— Ты сделаешь это, принцесса. — Я тяну ее обратно вниз, посасывая ее клитор, и она наклоняется вперед, вскрикивая. Я удерживаю ее на месте и вхожу в нее так, словно высасываю из нее душу, пока она не переваливается через край, бедра трясутся, а ее стоны эхом отражаются от стен.

Я не даю ей шанса прийти в себя, прежде чем переворачиваю ее на спину и скольжу в ней, желая почувствовать, как ее киска пульсирует в муках оргазма. Я почти кончаю в нее в ту секунду, когда ее стенки сжимаются вокруг меня снова и снова.

Я вдавливаю ее в бетон, между ней и полом нет ничего, кроме нашего холста.

Ее крики становятся хриплыми, когда я вонзаюсь в нее снова и снова. Она такая красивая, когда ее трахают. Сиськи подпрыгивают, бедра дрожат, рот открыт, глаза закатываются.

— Бо! — визжит она.

Я больше не могу сдерживаться, и мой член дергается, изливаясь внутри нее. Я стону, ее киска заставляет мой разум кружиться.

— Твою мать.

Когда мы переводим дыхание, и она, наконец, садится, мы восхищаемся нашей работой. Наш холст покрыт дикими разводами краски. Это будет лучшая гребаная картина в этом доме.

Она проводит рукой с синими прожилками по моим волосам, намек на беспокойство хмурит ее брови.

— Что мы собираемся сказать всем, когда покинем этот дом и вернемся к нашей нормальной жизни?

— Все просто. Ты влюбилась в меня. — Она ухмыляется и открывает рот, но я продолжаю. — Ты знала, что твои родители никогда бы не позволили своей маленькой принцессе быть с таким чудовищем, как я. Поэтому ты сбежала, чтобы мы могли быть вместе. — Я сажаю ее к себе на колени, целую. — И мы жили долго и счастливо с тех пор.