Плыви ко мне

Глава 23

Делайла

Выходя из лифта, я позволяю своим ногам вести меня вперед, пока не начинаю ощущать, будто лечу по идеально чистому мраморному полу фойе здания Грея. Ресепшионист машет мне на прощание, но я не могу поднять руку. Швейцар, открывающий дверь, поднимает шляпу, желая мне хорошего вечера, но я не могу заставить свои губы хоть что-то сказать в ответ.

На улице еще светло; люди идут по оживленным улицам Лондона, погруженные в свои жизни, не подозревая, что моя разрушается.

Кажется, я сажусь в метро, но я не уверена.

Все ощущается, как сон; словно все покрыто мутной пленкой, которую я никак не могу смахнуть.

Ко мне приковано несколько странных взглядов, но я не могу найти в себе силы, чтобы беспокоиться, смущаться или чувствовать что-либо, кроме гнева и печали.

Эти две простые эмоции борются между собой за то, чтобы одержать верх, но едва первая подавляет вторую, как та наносит ответный удар, держа яд в руке.

Мое тело кажется пустой оболочкой, чужим для меня. Я смотрю на свои ноги на каблуках, наблюдая, как они ступают по бетонным ступеням, без малейшего понимания, куда я иду.

Передо мной появляется знакомая дверь, и, должно быть, подсознательно я понимаю, где нахожусь, потому что мои пальцы сжимаются в кулак, яростно стуча в дверь.

Но я не осознаю, где я, пока моя сестра не открывает дверь своей квартиры. Она уже в пижаме, с бокалом чего-то, напоминающего вино, в руке.

— Делайла… — я слышу, как она выдыхает, ее глаза бегают по моему лицу, по фигуре. — О боже, что случилось?

Кажется, я отталкиваю ее, прохожу несколько шагов до ее старого дивана и падаю на него лицом вниз.

Дверь закрывается с щелчком, потом я слышу, как она поворачивает ключ, а потом Аурелия уже рядом со мной, неистово откидывая волосы с моего лица.

— Что случилось? Ты ранена? Кто-то что-то сделал? Тебя ограбили, избили? — Ее дыхание сбивается, становится рваным и влажным от эмоций. — Делайла, ты меня пугаешь.

Я отрываю лицо от подушки, смутно замечая, как оставляю на ткани пятна от туши и тоналки, — мне плевать — и смотрю на свою младшую сестру через жгучую боль в глазах.

— Грей.

Это все, что мне удается произнести.

Его имя заставляет лицо Аурелии побледнеть еще больше.

— Что с ним? Он тебя обидел? Он… тронул тебя? Я его убью, клянусь, — шипит она.

Я качаю головой, мои волосы уже стали наэлектризованными от трения.

— Он… он не трогал меня. Но он… — Мой вдох сбивается, еще больше слез бьет из моих глаз. Кажется, меня сейчас вырвет. — Он разбил мне сердце.

— О, Делайла. — Аурелия обнимает меня, пряча в безопасном пространстве между шеей и плечом. Она тихонько укачивает нас обеих, издавая странно успокаивающий гул. — Давай, выпусти все, пусть все выйдет.

Кажется, она тоже плачет, поглаживая меня по волосам и держась так крепко, как будто пытается не дать мне сломаться.

— Кажется… — В горле нарастает горечь. — Кажется, меня сейчас вырвет.

Ее маленькая рука идеально ложится в мою, как в детстве, когда она ведет меня в свою крошечную ванную, стелит полотенце под мои колени, чтобы мне не было холодно на полу, и собирает мои волосы на затылке, когда ужин, который Грей приготовил для меня всего час назад, вылетает обратно из моего желудка.

Свежие слезы наворачиваются на глаза, когда я вспоминаю, как Грей так же нежно держал мои волосы, когда меня рвало из-за мигрени.

Он держал меня, заботился обо мне… взял мое сердце и обещал, что позаботится и о нем.

— Только теперь он его разбил. Разорвал голыми руками и растоптал, — говорю я сквозь стиснутые зубы.

Я обещала себе, что никогда больше не позволю мужчине сделать это — взять мое сердце, только чтобы снова его уничтожить.

Мужчина, который называл себя моим отцом, сделал это, когда мне было тринадцать, и этой боли мне хватило на всю жизнь. То же самое сделал и Дэниел.

И вот я, по собственной глупости, позволила Грею заговорить меня и ранить меня снова.

Это именно то, чего я так боялась.

Со свернутым в узел пустым желудком, я ползу в кровать Аурелии, пытаясь спрятаться в знакомом запахе сестры и отключиться от всего мира.

— Ты расскажешь мне, что произошло?

— Открой интернет, — говорю я сдавленным голосом. — Найди Грея Миллена.

Пальцы летают по клавиатуре, и я понимаю, что она нашла то, что я искала, по звуку боли, который вырывается у нее из груди.

Это все это время было у меня под носом — вся карьера Грея и его появление в британских таблоидах, развернуто по всему интернету.

Как же это было до смешного легко найти.

— Я чувствую себя такой дурой, Аура.

— Почему? — Она крепко сжимает мою руку, ее глаза бегают по экрану, улавливая слова в статье.

— Потому что я… я позволила ему разбить мне сердце.

Аурелия поднимает глаза от яркого экрана телефона, давая мне возможность увидеть фото молодого Грея. Он стоит на пьедестале, держа в руках какой-то трофей, с безумной улыбкой на лице, с той самой ямочкой, которая мне так полюбилась.

— Я не понимаю…

— Он не сказал мне, Аура. Он не сказал, что был известным пловцом, что был в британской прессе, что…

— Он знал про Дэниела?

Я киваю.

— Я рассказала ему все… про отца… про Дэниела, а он все равно выбрал не говорить мне.

— Что изменилось? Почему он все-таки рассказал?

Я пожимаю плечами, стараясь проглотить отвратительный привкус во рту.

— Не знаю… Просто чувствую себя такой чертовой дурой.

Аурелия швыряет телефон на простыни и прижимается ко мне, аккуратно стирая большим пальцем дорожки слез с моих щек.

— Не должна. Это он должен чувствовать себя полным идиотом за то, что лгал и заставил тебя плакать.

Не знаю, сколько времени мы так сидим в тишине, обнявшись на ее кровати, пока солнце медленно прячется за облака.

Когда я наконец заговорила, в горле все щелкнуло, как будто я проглотила лезвие.

— Прости, что испортила тебе вечер.

Аура крепче сжимает меня.

— Ты ничего не испортила.

— Мне не стоило приходить, — всхлипываю я, вытирая нос рукой. — Я же твоя старшая сестра, это ты должна на меня рассчитывать, а не наоборот.

Моя младшая сестра качает головой, глядя на меня с кисловатой улыбкой на губах.

— Это одна из самых глупых вещей, которые я когда-либо слышала от тебя. Не могу поверить, что ты вообще позволила этим словам выйти из твоих уст… Ты реально в это веришь?

— Я… да, это…

— Невероятно.

— Аура… — Новая волна слез накатывает. — Я…

— Нет, — ее голос становится твердым. — Серьезно, Делайла, послушай меня. Тебе не нужно быть сильной все время. Тебе не нужно контролировать все вокруг. Это нереалистично, и ты изматываешь себя, пытаясь держать это в руках. Я знаю, что была слишком маленькой, чтобы понять все, когда папа ушел, и меня не было рядом, чтобы помочь собрать все осколки, что он оставил после себя, но я здесь сейчас. Ты можешь опереться на меня.

— Я твоя старшая сестра, — рыдаю я, понимая, что Аурелия права, но те злые мысли в моей голове держат меня в смертельной хватке. — Я не должна нуждаться в том, чтобы опираться на тебя.

— Мне плевать, Делайла. Мы сестры, ты всегда можешь положиться на меня. Тебе не нужно собирать все в одиночку.

Мне больше нечего сказать. У меня нет сил что-то добавить. Но моя голова полна мыслей, которые требуют внимания. Именно поэтому я так удивлена тем, как сильно я устала. Мои глаза сами собой закрываются, сон накрывает меня волной, увлекая все глубже и глубже с каждым вдохом.

— Закрой глаза, — мягко говорит Аурелия, целуя меня в щеку и аккуратно укладывая мою голову на подушку, как ребенка. — Отдохни. Я буду здесь, когда ты проснешься.

Ярко светящее солнце за окном словно издевается надо мной, когда я просыпаюсь с опухшими от слез глазами, которые едва могу открыть. Рот пересох, язык как наждачная бумага, но у меня нет сил подняться с кровати и пойти за стаканом воды.

Впервые за долгое время я не хочу встречать новый день. Просто не могу.

Я лежу, уставившись в потолок с текстурой, впитывая знакомый запах моей сестры, пока мой предательский мозг начинает снова раскручивать свои мысли, как он всегда делает при первой же возможности.

Интересно, что он сейчас делает.

Как он себя чувствует.

Интересно, почему он решил сохранить это в тайне — потому что просто хотел переспать со мной? Потому что не доверял мне? Потому что боялся?

В своем воображении я вижу его — Грея — сидящего на краю дивана, с изношенной медалью пловца в руках, нервно трясущейся ногой. Его рот открыт, губы двигаются, но я не слышу его, не так, как вчера, когда правда срывалась с его души.

Вчера его слова были предельно ясны.

А сейчас они смешались, спутались, но его поступки все такие же острые, такие же режущие.

Меня ранят не его слова, а его секретность. Его решение скрыть это, зная, что мне будет больно, зная, что могут быть последствия. Это не менее обидно.

Он оказался трусом, потому что не сказал мне раньше, потому что предпочел держать меня в неведении чуть дольше, вместо того чтобы сказать правду и позволить мне самой решить — остаться или уйти из этих отношений, которые мы строили вместе.

По своим собственным эгоистичным причинам Грей оставил меня в темноте.

Знаю, он хотел, чтобы я осталась. Чтобы ему не пришлось переживать о том, что я уйду, порвав ту связь, что зарождалась между нами.

— О, ты проснулась, — Аурелия появляется в поле моего зрения, наклонившись ко мне, а прядь ее распущенных волос щекочет мой лоб. — Я сделала завтрак, пойдешь перекусить?

Первое, что хочется сказать — «нет».

Но я уже была в такой ситуации и знаю, что не есть — не выход. Если я действительно хочу прорваться через эти ментальные барьеры, если хочу поверить словам Ауры, что она говорила вчера вечером, мне нужно встать и пройти через все эти негативные мысли.

Это не значит, что мне не будет больно, что я перестану расстраиваться или жалеть себя.

Это значит, что я достаточно сильна, чтобы идти дальше, продолжать двигаться вперед, даже когда кажется, что это невозможно, даже когда я не хочу.

Я переплетаю свою руку с рукой сестры и следую за ней на кухню, мой живот урчит от запаха кофе и выпечки.

Я откусываю шоколадно-ореховый круассан, спрятанный в жирной бумажной упаковке, слизывая крошки с пальцев.

Напротив, Аурелия с удовольствием ест свой клубничный тарт.

— Как ты себя чувствуешь?

— Не очень, — признаюсь я и поднимаю свой наполовину съеденный круассан. — Но это немного помогает.

Аурелия ярко улыбается, но улыбка быстро спадает, когда мой телефон громко пиликает. Я совершаю ошибку, взглянув на экран, и кусок круассана в горле превращается в твердый комок при виде имени в уведомлениях.

— Он пишет с самого утра.

Не читая ни единого сообщения от Грея, я выключаю телефон и кладу его экраном вниз, чтобы не было соблазна его взять.

Я делаю осторожный глоток кофе, чтобы проглотить пищу, застрявшую в горле, и только когда чувствую, что готова, поднимаю глаза на настойчивый взгляд Аурелии.

— Я не хочу их читать.

— Никогда?

Мои пересохшие губы сжимаются в прямую линию.

— Не знаю пока.

Аурелия больше не настаивает, вместо этого направляет меня на диван после того, как я насытилась едой, укрывает одеялом и усаживается в кресло.

— Устраиваем день с одеялом, — объявляет она, одним нажатием включив телевизор. — Никаких телефонов, никаких тяжелых мыслей, никаких разговоров на грустные темы — только мы и телек.

Мы заказываем еще один ужин на вынос: делим курицу с соусом, картошку и рис прямо из фольги, запивая бокалом белого вина, пока на фоне идет австралийское реалити-шоу.

Я так увлечена драмой, разворачивающейся на экране, напоминая себе, что ничья жизнь не бывает идеальной, что мне не приходится задумываться о непрочитанных сообщениях на телефоне или непрочитанных письмах в почте. Сегодня воскресенье, мне разбили сердце, и я имею право позволить себе немного расслабиться, не переживая о задачах, которые могут подождать.

Немного жалею о своем решении, когда усаживаюсь за рабочий стол в понедельник утром, ввожу пароль в систему, и меня встречает куча непрочитанных сообщений. Поправляю слишком узкую юбку, которую утром стащила из гардероба Аурелии, потому что не могла заставить себя вернуться домой, где все пропитано присутствием Грея, и погружаюсь в знакомый рабочий ритм, пальцы летят по клавиатуре.

Пока часы тикают, меня почти не тревожат коллеги, дверь моего кабинета остается закрытой, если только не случается что-то срочное. Я награждаю себя перекусом после того, как разберусь с почтой, слизывая крошки с пальцев, прежде чем снова потеряться в мире новой рукописи.

Я уже почти на треть книги, когда вдруг понимаю, что у меня небольшая проблема.

По работе я читаю всякое, хотя в основном держусь за жанры романтики и фэнтези-романа. Меня это никогда не напрягало; я не из тех, кого легко выбить из колеи. На самом деле, как и большинство читателей романов, я обычно взвизгиваю от восторга, когда главные герои впервые целуются или признаются друг другу в чувствах. И уж точно меня не смущают откровенные сцены секса, от которых становится немного жарко.

Эти сцены — те, что остаются в памяти, те, от которых хочется кричать на всю крышу или заставить подругу прочитать книгу, чтобы можно было обсудить любимые моменты — именно они и привлекли меня в этой работе. Ощущение, что нашла настоящий бриллиант, книгу, которая точно взорвет рынок, пробегает мурашками по коже. Это что-то особенное — читать то, что никто другой еще не читал, видеть в этом потенциал за версту, буквально чувствовать запах успеха и сказать автору, что его жизнь вот-вот изменится к лучшему.

Никогда раньше у меня не было проблем.

Кроме как сейчас.

Читая о том, как двое главных героев только что признались друг другу в любви, их губы вот-вот встретятся… это напоминает мне о—

Я сглатываю, мои глаза щиплет, и я отталкиваю рукопись, поднимаясь в полный рост.

Может, мне просто нужно перевести дух, выпить воды, и тогда, с новыми силами, я смогу продолжить.

Мои каблуки цокают по полу, пока я иду в комнату для персонала, быстро наливаю себе стакан воды с лимоном и возвращаюсь, пока никто не успел заметить мои покрасневшие глаза.

Я прочитываю еще пятнадцать страниц рукописи, прежде чем слеза падает на нижний край страницы, размывая текст и делая бумагу тонкой, легко рвущейся.

Это не так уж сильно отличается от того, что творится у меня внутри.

В уединении моего офиса никто не видит, как слезы текут по лицу, размазывая аккуратно нанесенный макияж. Я шмыгаю в салфетку, отчаянно пытаясь заглушить рыдания.

Телефон как назло снова пиликает с очередным входящим сообщением, но я не решаюсь взглянуть. Возможно, это Аурелия проверяет, как я, она обещала, но я не могу рискнуть. Я не могу заставить себя посмотреть на это гребаное красное уведомление, показывающее, сколько сообщений осталось непрочитанными. Я точно знаю, кто отправитель.

Все это разрывает меня изнутри, и меня бесит, что это затрагивает и мою работу — единственное место, где я обычно могла найти убежище от всех проблем.

Именно поэтому Аурелия находит меня, свернувшуюся калачиком на ее кровати, все еще в офисной одежде в шесть вечера, неспособную пойти домой, поесть или хотя бы переодеться. Все эти действия кажутся мне невозможными.

Второй вечер подряд я рыдаю в объятиях своей младшей сестры, крепко зажмурив глаза, чтобы не видеть этот чертов мир. Мое сердце, мать его, болит, осколки того, что когда-то было целым, режут меня, впиваясь в самые глубины души с каждым вдохом.

Но хуже всего — это две мысли, которые крутятся в моей голове, как замкнутый цикл, переплетаясь.

Я скучаю по нему. Я скучаю по нему. Я скучаю по нему.

Я люблю его. Я люблю его. Я люблю…