Глава 24

Грей

Прошло две недели с тех пор, как я рассказал Делайле правду.

С тех пор от нее ни слуху ни духу.

Я провожу почти все время под водой, больше, чем когда-либо в своей жизни.

Каждую свободную минуту я стараюсь находиться в бассейне у себя в доме, пока волосы не прилипают к черепу, пальцы не сморщиваются, а легкие не начинают гореть от нехватки кислорода, потому что я насильно держу себя под водой слишком долго, в надежде заглушить мысли. Но это не работает.

Следы слез на щеках Делайлы, ее опущенные уголки губ, этот взгляд полного предательства — все это преследует меня. Оно словно выгравировано на внутренней стороне век, вспыхивает каждый раз, когда я моргаю, каждый раз, когда пытаюсь уснуть.

Я сплю в среднем по пять часов за ночь, сдаюсь, ворочаюсь в кровати, не в силах выдержать еще хоть секунду, глядя на то, как ее лицо рушится на части из-за меня.

Смотрю на себя в зеркало — бледный от недосыпа и того, что почти ничего не ем.

Я уже пропустил два семейных ужина, и Хадсона тоже. Он был рядом все это время, не отходил ни на шаг.

Телефон завален СМС и звонками от родителей и братьев, которые поддерживают меня после того, как я рассказал им, что натворил… как зафакапил с женщиной, которая так много для меня значит. Но я еще не готов встретиться с ними лицом к лицу.

Первую среду после нашей ссоры я терпеливо ждал у бассейна в спортцентре, надеясь, что Делайла все-таки придет. Глубоко внутри я знал, что она не придет, но все равно продолжал надеяться.

Меня раздавило, когда ее не было ни в первую среду, ни в следующую, и она так и не взяла трубку — а я звонил как одержимый.

Каждое сообщение, которое я ей отправил, лежит в исходящих — доставлено, получено, но намеренно не прочитано.

Я даже заходил к ней домой, стучал в дверь, звал ее по имени, не заморачиваясь на то, что могут подумать соседи. Но ответа не было — либо она меня услышала и проигнорила, либо ее просто не было дома.

Я не хочу даже думать о том, где она может быть, если не дома, но мозг тупо не слушается — сразу подкидывает кучу всяких паршивых сценариев.

Она сидит где-то в баре, нарядная до чертиков, ее каштановые кудри струятся по спине… заправляются за ухо, пока другой мужик целует ее нежную шею, его пальцы скользят по ее ноге. Он еще не знает про то самое местечко на ее внутренней стороне бедра, которое заставляет ее дергаться от удовольствия, но если он не дурак, скоро найдет.

Они сидят вместе на заднем сидении такси, у него нет лица, но я точно знаю, что у него в башке. Я знаю этот самодовольный изгиб его губ — он уже воображает, как поведет домой такую девушку, как моя Делайла. Их руки шарят друг по другу, воздух пропитан желанием.

Они страстно целуются в квартире Делайлы, одежда валится на пол, пока он не кладет ее на кровать, втискиваясь между ее мягкими бедрами, вырывая из ее губ сладкий вздох.

Они двигаются вместе, ускоряясь, чтобы достичь оргазма, стирая каждый кусочек той связи, что была между мной и Делайлой.

Стирая каждый дюйм моего тела, каждое воспоминание о нас вместе. О том, что было между нами. О мне.

Хадсон находит меня, завалившегося в диванные подушки, физически больного от мысли о том, что Делайла нашла кого-то другого, что она с кем-то другим, что она позволила кому-то еще ее трогать.

Мне становится еще хуже от осознания, что это полностью моя вина. Если она это делает, то только потому, что я ее к этому подтолкнул, потому что эгоистично хотел удержать ее рядом с собой, вместо того, чтобы позволить ей самой решить, хочет ли она остаться в этих отношениях.

Я знал, что этот секрет ранит ее. Я построил наши отношения на хлипком фундаменте и просто клеил пластырь на трещины, вместо того чтобы взглянуть им в лицо и рискнуть тем, что все рухнет.

— Грей… Грей? — до меня доносится хриплый голос и жесткое потряхивание за плечо. — Ты в порядке, братан?

Я качаю головой, провожу рукой по челюсти.

— Ты…

— Я люблю ее, — моя правда повисает в воздухе, осязаемая, словно ее можно попробовать на вкус.

Хадсон смотрит на меня своими влажными зелеными глазами, один уголок его губ поднимается вверх.

— Тогда тебе нужно бороться за нее, брат, — говорит он так просто, словно это будет легче легкого.

Думаю, бороться за Делайлу — это да, я уже этим занимаюсь. А вот вернуть ее обратно — в этом я не уверен.

Но сдаваться я не собираюсь.

— Ты уже придумал, что делать дальше? — на следующее утро спрашивает Блейк, пока мы оба сидим в бесплатной сауне после изнурительных заплывов в бассейне. Он знает, что я чувствую к Делайле, это написано у меня на лице, и, вероятно, кто-то, вроде моего брата и лучшего друга, давно уже заподозрил мои чувства к ней, задолго до того, как я сам их осознал.

Потягиваясь, я тру уставшие глаза тыльной стороной ладони. Редко в последнее время удается почувствовать себя бодрым после воды. Это, вероятно, связано с тем, что я встал в половину шестого утра и уже несколько часов тупо пялюсь в потолок, не в силах отключить мозг. Слушал, как снаружи просыпается заспанный Лондон: ранние утренние бегуны и мужики, расставляющие палатки на рынках.

Как только я услышал, как Хадсон хлопнул дверью, уходя на свою утреннюю тренировку, я тоже вылез из кровати и написал Блейку, узнать, свободен ли он.

Провожу прохладной тряпкой по лбу, смотрю на брата сквозь удушливую жару.

— Я пока не придумал, она не отвечает на звонки, сразу переключается на голосовую почту. То же самое с сообщениями.

— Ну хоть доходят, значит, ты не в блоке, — слова Блейка зажигают в груди маленький огонек надежды, который продолжает гореть, пока я сижу на спасательной вышке на работе, бездумно наматывая и разматывая цепочку от своего серебряного свистка на руку.

Когда возвращаюсь домой, в квартире все так же тихо и темно, ночь наступает быстрее, ведь лето уже далеко позади. Я измотан до костей. Пишу сообщение Хадсону, чтобы узнать, где он, но ответа сразу нет, так что я решаю быстренько сделать себе вок на ужин.

Включаю телевизор на автомате, пока ем, но ничего не привлекает внимание, поэтому я мою тарелку и направляюсь в спальню, надеясь, что целый день в хлорке и на свежем воздухе хотя бы подарит мне еще один час сна.

Забираясь под одеяло, мой взгляд падает на потрепанную книгу, лежащую на прикроватной тумбочке. Я дочитал ее неделю назад, нужно было узнать, чем все закончится, да и вообще я использовал ее, чтобы хоть как-то удержать связь с Делайлой.

Но я не могу эгоистично держать ее вещь у себя — нужно вернуть книгу. Возможно, у меня получится с ней поговорить, когда буду отдавать.

По оживленным тротуарам меня сопровождают мамочки с колясками и собачники, пока я иду в цветочный магазин с книгой и запиской, надежно спрятанными под рукой.

— Чем могу помочь? — спрашивает меня флористка, когда я захожу внутрь, слегка ошарашенный от сильного аромата цветов и зелени. Видно, что она по уши в работе, ее фартук весь в пятнах от воды и грязи. Я мельком смотрю на стопки готовых букетов, аккуратно перевязанных ленточками, и чувствую, как начинаю теряться.

— Мне нужен букет… Лилии, если они есть.

— Конечно. Какого цвета хотите?

— Розовые, — говорю я, — с кремовой лентой.

Флорист суетится вокруг, доставая ярко окрашенные лилии из ведра, оставляя лужи воды на полу, пока подрезает стебли. Искусно перевязывает букет выбранной мною лентой, пододвигая его вместе с терминалом, озвучивая итоговую сумму. Я расплачиваюсь с натянутой улыбкой и поворачиваюсь на каблуках, чтобы уйти.

Резкий холод щиплет уши, пока я иду к квартире Делайлы. Крепче сжимаю цветы, жалея, что не поплавал хотя бы полчаса с утра, чтобы развеять сомнения.

Если она не откроет дверь, мне придется оставить цветы и книгу у соседей и молиться, чтобы они оказались нормальными людьми, а не стянули подарок себе.

С каждым шагом к ее этажу сердце стучит все сильнее, готово вот-вот вырваться из груди. Поднимаю кулак и стучу в дверь.

Когда не получаю ответа, стучу еще раз, чувствуя, как нервно подергивается челюсть. Потом стучу снова.

— Делайла. Делайла, прошу, если ты там, открой, чтобы мы могли поговорить. Мне так хреново, сердце просто разрывается, и я…

— Это та часть, где мне надо начать тебя жалеть?

Я поднимаю глаза, убирая руку от приоткрытой двери, и вижу перед собой младшую копию Делайлы. Сразу узнаю ее младшую сестру — Аурелию.

— Аурелия, — выдыхаю я, и ком в горле только растет. — Она там? Пожалуйста. Я просто хочу поговорить. Я накосячил, и…

Аурелия смотрит на меня с презрением, ее взгляд скользит по книге и цветам, которые я держу в руках как своего рода подношение.

— Она не хочет с тобой говорить.

Я судорожно вдыхаю, пытаясь подавить тошноту, подступающую к горлу.

— Ты хотя бы скажи мне, она в порядке?

Аурелия наклоняет голову набок, сжимая дверь так сильно, что ее пальцы белеют.

— Как ты думаешь, Грей? Наверное, ей так же хреново, как и тебе.

Я зажмуриваюсь от ее жестоких, но справедливых слов. Она не в порядке. Моей девочке хреново, и это целиком моя вина.

— Передай ей, что мне жаль. Я не хотел, чтобы все так вышло, я не хотел ее ранить, я… — шорох внутри квартиры заставляет меня открыть глаза. У меня перехватывает дыхание, когда я краем глаза замечаю ее.

Делайла на мгновение появляется в дверном проеме, а потом снова исчезает.

— Делайла, — снова пытаюсь я. — Мне правда жаль. Я не хотел… я никогда не хотел тебя ранить или довести до слез. Меня это изнутри убивает, сердце просто разрывается от того, что я сделал, от того, что скрывал этот чертов секрет, вместо того чтобы просто рассказать тебе правду. Я скучаю по тебе. По всему в тебе: по твоему смеху, по твоей улыбке, по твоей заразительной жажде жизни. Я… не хотел говорить это тебе через дверь впервые. Я хотел сделать этот момент особенным… хотел рассказать тебе о своих чувствах как положено, но теперь я боюсь, что у меня не будет шанса. Так что… я влюбляюсь в тебя, Делайла. Хотя, наверное, я уже полностью втрескался, но я не хочу произносить эти слова, пока не увижу твое красивое лицо. Я просто хочу поговорить. Когда ты будешь готова, я буду здесь. Я принес тебе цветы, лилии, и книгу, которую ты мне дала. Я… я оставлю их твоей сестре и уйду. Я не хочу причинять тебе больше боли.

Протягивая цветы и книгу Аурелии, я разворачиваюсь и ухожу, надеясь услышать свое имя, но этого так и не происходит.

Делайла отпускает меня.

Эта мысль остается со мной на протяжении всего пути домой, врезаясь в сознание, оседая в сердце, даже когда я добираюсь до бассейна под своим домом, раздеваюсь и ныряю в прохладную воду.

Когда легкие начинают кричать от нехватки воздуха, я выныриваю на поверхность, растягивая руки и ноги, пока не оказываюсь на плаву, держимый поверхностью воды, и с жгучими глазами думаю, какой, черт возьми, будет моя жизнь, если Делайла решит, что больше не хочет в ней быть.

Загрузка...