По мостовой из звёзд

Доверяя тайне

Саша сидел на берегу небольшого горного озера. Скалы, грозившие небу острыми пиками вершин, сжали небольшую долину в своей ладони и здесь, в самом ее центре, образовалось озеро. Склоны, поросшие стройными соснами и елями, окружали озеро, скрываясь зелеными цепочками в промежутках горных вершин. Саша взглянул на чистейшую воду, и у него возникла мысль о Лере. Тогда он спросил.

— Почему самое лучшее в нашей жизни начинается с беды?

— С беды? — Обернувшись, Саша увидел небольшого оленя, чьи маленькие рожки забавно смотрелись между поднятых ушей. Во тьме в это поверить было не сложно — говорил именно олень.

— Может быть потому, что колебания судьбы меняют ценность событий проносящихся по дуге этих колебаний? — его рот открывался несколько неестественно, не совпадая со словами.

— Ты имеешь в виду, что мы не ценим, пока не потеряем? — уточнил Саша.

Ворон засмеялся. И снова сказал загадкой, кивнув на склоны гор:

— Картина будет ярче, когда ты увидишь ее впервые.

Саша проследил за его взглядом и увидел клубы черного дыма, поднимавшиеся в самом широком горном ущелье, из ведущих в долину. Он встревоженно вглядывался, но кроме дыма пока не видел ничего. И все же дым приближался.

— Или если ты с л о в н о видишь ее впервые, — как ни в чем не бывало, говорил олень — Или после долгого перерыва. Весь секрет…

Дым приближался теперь очень быстро. Саше показалось, он видел зарево в долине.

— …во внимании. Краски становятся ярче, после того как жизнь отбирает их. И не важно, напрямую или же переводя наше внимание на более важные вещи. А оно ведь возвращается.

И вдруг огонь вырвался из долины. Он с огромной скоростью шел по верхушкам деревьев, сопровождаемый дымным шлейфом.

— Ты имеешь в виду, что беды заставляют нас задуматься? — Саша не мог сосредоточиться на словах Ворона. — Я не понимаю.

Олень сорвался с места, рысцой направившись к горящему лесу. Саша, поколебавшись, направился вслед за ним, пока тот, наконец, не остановился.

— Нет, Скиталец. Ты все знаешь, и знал раньше, — задумчиво и несколько прерывисто сказал олень. Он бросал слова на скаку, глядя на пожар. — Давай закончим эту гонку метафор.

Огонь был уже совсем близко.

— Я имею в виду, что беда это препятствие, — сказал олень, остановившись.

Остановился и Скиталец. И в этот момент из леса вырвались животные. Их было немного — мелкая живность: зайцы, белки, более крупные олени и пара кабанов. И огромная стая ворон, с криками несущаяся над ними. В ужасе животные неслись на Сашу и его спутника. И Скиталец видел, как перекатывались мускулы под кожей, бегущих на него оленей. Видел ужас в их глазах и криках.

Всего мгновение и животные остались позади. Но волосы только теперь встали дыбом — на Сашу дохнуло невыносимым жаром, казалось, он чувствовал, как опалились волосы на лице. И с треском и ревом пламя вырвалось из-за деревьев.

Даже понимая, что это только образ, и что он не смог бы убежать от пламени в любом случае… Сашу охватило невыносимое желание бежать. Даже колени дрогнули, когда он попытался бесстрашно взглянуть на пламя. А затем дрожь охватила все тело, мгновенное вспотевшее, когда огонь хлынул на них.

Но, как и Скиталец, олень не убегал, глядя прямо в пасть огненному демону леса.

— Но какое бы ты препятствие не преодолел, у тебя есть секунда остановиться после тяжелой работы и оглядеться…

Голос звучал спокойно, а рев пламени пропал. Саша открыл глаза. Обугленные, поваленные деревья вокруг и дымящиеся головни окружали некогда прекрасное озеро. Сажа оседала на его поверхность.

— …отдохнуть, и насладится видами, перед тем как брать следующее. — Олень не спеша двинулся в лес — Ведь если ты не уходишь от своего горя, а преодолеваешь проблемы — то и жизнь показывает тебе все новые свои стороны.

Саша заметил зелень, блеснувшую под корягой. В каком-то душевном порыве он подошел ближе и отвалил деревяшку в сторону. Всего лишь травинка… Испачканная сажей и обгорелая травинка, но она так прекрасно смотрелась своей зеленью на фоне сгоревшего леса.

— Так должно быть: движешься ты, движется и жизнь, — олень исчез, и голос снова звучал со стороны. — Нет развития без препятствий.

Саша провел пальцами по стебельку, очистив его от грязи.

— Нет движения без развития, — продолжил Ворон. — И ты все это прекрасно знаешь без меня.

Саша задумчиво оглядел долину, и снова его притянула зеленая травинка.

— Это я и имел в виду, — закончил Ворон.

И рассмеялся, но как-то просто и беззаботно. Или Саше только так показалось?

Пусто было вокруг. Скиталец не видел Ворона или его образов, но знал, что он здесь и спросил:

— Люди так боятся доверять другим… Ведь даже человек, у которого ничего нет, боится довериться ближнему. Почему так?

— Потому что полностью довериться кому-то — значит открыться ему и получить реакцию.

Голос звучал где-то рядом. Но Тьма показывала лишь то, что хотела показать. Возможность видеть цвета без света в пугающем мире фантазии она могла обернуть против Скитальца.

— Оценку. Ах, это страшно, Скиталец. Страшно не скрывать своих истинных мыслей от других и видеть в них самого себя. Как в зеркале…

И гладь идеального стекла действительно взглянула на Скитальца его же глазами. Он обошел вокруг зеркала на подставке, но не заметил ничего необычного.

— Но ни одно зеркало не покажет тебе того, что ты можешь увидеть в себе самом через слова и мысли других.

И с этими словами гладь вдруг задрожала и, через мгновение, в зеркале раскрылся глаз. Блестящий серебристый белок сливался с такой же белесой радужкой, прорезанной многочисленными трещинками. Зрачок, не отражая ничего, бездной беззвездной Тьмы взглянул на Сашу.

— Люди сильно зависят от общества, созданного ими же. Любой из людей имеет мысли, которые, так или иначе, считаются другими греховными, неправильными или отвратительными.

Зеркало вдруг треснуло, и разошедшаяся под глазом сеть образовала отвратительную улыбку, полную острых осколков.

— Но самое грустное, — проговорил зеркало — что люди сами считают некоторые свои мысли такими.

И оно скорбно опустило уголки стеклянного рта. Скиталец старался не обращать внимания на игры Ворона. Он спокойно взглянул в единственный глаз и уточнил.

— Ты сказал, что страшно довериться полностью. Значит, можно частично?

Зеркало снова улыбнулось, а в его глубинах вспыхнули десятки огней. Они осветили круглую площадку, у дальнего края которой стоял зеркальный трон. И на троне сидело существо.

Голова чудовища с двумя огромными глазами, расположенными по бокам абсолютно голой головы, без носа и рта была украшена тончайшим венцом. Оно скрестило огромные руки на жирном животе. Маленькие ножки болтались снизу, и не скрывали от взгляда наготу отвратительного царька.

Оно подмигнуло Скитальцу, и в этот момент он понял, что видит лишь отражение. В этот же момент существо улыбнулось, а огни слились в единое кольцо, окружившее трон и площадку перед ним. Саша развернулся и, пытаясь убедить себя, что это лишь шутки Ворона, шагнул в огненное кольцо.

— Люди давным-давно забыли, что полное доверие неразрывно связано с любовью. — Звучал голос Ворона. — Разве нужно принять свои мысли и действия, полюбив себя? Настоящий враг любви не ненависть…. а ложная любовь. Но зачем им об этом знать?

Когда Саша шагнул в пламя, оно колыхнулось, но не опалило. И в тот же момент ударили барабаны. На площадку выскакивали самые невообразимые твари. Женщины с головами быка, мужчина с волосатым туловищем, головой собаки и змеей вместо руки, десятки многоногих и безногих, с глазами насекомых и не имевшие глаз… Они кружились в танце и совокуплялись прямо здесь же, падая в круг.

Если бы каждый оценивал мир трезво… Если бы не боялись отдавать… Они бы не выжили, — чудовище пожало плечами и протянуло руку, чтобы погладить по голове женщину с длинными и гибкими пальцами, потянувшуюся к животу чудовища.

— Зачем это, Ворон? — прервал его Саша. Зачем… эти образы. Это отвратительно.

Чудовище рассмеялось. Отвратительно? Хочешь любить? Хочешь доверять? Научись выживать, научись быть всем тем, что ты в себе ненавидишь. Или, может, просто понять, что ты уже это есть? Вы животные, люди.

— Это не так.

— Верно. Но это и так. Хочешь доверять и видеть доверие к себе? Разучись видеть себя идеальным! Так и люди… Ты ведь спросил — почему доверие неполное? Да все потому же. Страшно быть собой. Ах, разве кто задумается, что в ы б и р а т ь кем быть может только тот, кто видит все варианты, их истинное влияние и их процессы?

Чудовище вдруг потянулось к женщине и распахнуло пасть… вертикально. Оно поцеловало ее и только затем продолжило.

— Но можно ведь дать свободу решать за тебя другому человеку, когда за последствия расплачиваться будешь и ты. Хотя бы чуть-чуть доверить надо… Куда же без этого? Делегировать полномочия… Это не доверие, но ведь почти, да?

Но даже тут людям мешает страх. Самый первобытный и необузданный — страх неизвестного.

И в тот же миг огни потухли. Скиталец все еще слышал, что твари вокруг него танцуют и кричат, но не видел их. Он осторожно сделал шаг назад и наткнулся на что-то необычайно жаркое. Он укололся и почувствовал шелушащуюся кожу. В тот же миг Саша вздрогнул и отскочил в сторону… споткнувшись о тело (тела?) во Тьме.

— Отдаться на волю этому миру? — говорило чудовище — Признать, что ты лишь песчинка между жерновами? Никогда.

Скиталец натыкался на тела, отпрыгивая и содрогаясь от соприкосновения с неизвестным.

— Лучше воображать себя хоть и не всемогущим, но очень важным и ценным. Это спасает вас от неизвестности.

Из Тьмы вдруг протянулась рука. Обыкновенная, человеческая рука.

— А если ты важный и ценный, то захочешь ли ты доверить другим свою мнимую ценность?

Скиталец колебался лишь мгновение, взявшись за нее.

— Хотя эта ценность и существует только в глазах тебе подобных, ее возможно в их же глазах и потерять. И никому не хочется, чтобы причиной этого был тот, кому ты доверился.

Что это было за существо, Саша не понял. Но оно вывело его к самому трону, где даже во Тьме, в стекле огромного трона, отражались уже погасшие огни и танец чудовищ.

Скиталец вдруг разозлился. В одно мгновение исчез трон и растворился его владелец. Исчез грохот барабанов и танцующие чудовища. Только хлопанье крыльев во Тьме говорило, что Ворон здесь.

— Из твоих слов выходит, что людьми движет лишь страх? — спросил Саша, обратившись лицом на звук.

— Нет, конечно. Иначе бы люди никогда не делали шагов навстречу друг другу.

Ворон снова сидел на своем дереве, кося на мальчика глазом.

— Баланс есть, но он может быть смещен. Люди меняются, это неоспоримо. И когда-нибудь изменится и их отношение к доверию — они найдут другие противовесы, другие применения страху. А сейчас… разве страх не будоражит кровь?

И снова, на мгновение вспыхнули огни.

— Так прекрасно может быть зависеть от него — от страха, от прикосновения… к тайне.

Саша снова почувствовал чужую кожу и вздрогнул.

— Но не слишком часто, — рассмеялся Ворон.