По мостовой из звёзд

Острам

Острам и Арнад. Карран и его наездник. Арнад был юношей лет девятнадцати, самым молодым из наездников. Саша успел увидеть его всего пару раз, но Арнад ему понравился. Хотя нельзя было сказать определенно — чем. Он не часто шутил, и был не более разговорчив, чем все. Да и внешне не отличался от других наездников.

Может быть, Саше именно теперь он казался более приятным, чем остальные… Ведь сейчас Острам был здесь один. Арнад был первым погибшим наездником в отряде Остега. Он погиб где-то в лесах на востоке, а птица, без хозяина, вернулась в загон.

Даже на Родама Острам реагировал агрессивно. Родам объяснил, что птенцы с детства воспитываются вместе с наездником. Только его они подпускают к себе. Однако, увидев ласчи, потерявшая хозяина, изможденная, но величественная птица, опустила голову. Теперь за Острамом ухаживал Саша. Карран и на мальчика сначала шипел, сторонился, но ласчи неизменно сидел на плече. И птица принимала заботу.

Вместе с Родамом они промыли ей раны и нанесли лекарственные мази. А затем Саша часто убирался в загоне, иногда проводя с птицей несколько больше времени. Ему нравилось огромное животное. Порой ему было страшно даже просто притрагиваться к шелковистым перьям каррана. В такие моменты Острам косил на него пугающими алыми глазами. Но мальчик каждый раз чувствовал при прикосновениях такой восторг, что страх по сравнению с ним не стоил ничего. Ладонь ощущала под собой живое чудо.

А еще он видел, насколько птица умна и понимал, что она вполне осознает потерю хозяина.

Однажды Ворон спросил его, когда он был рядом с Острамом.

— Ты стесняешься?

— Да. Но не просто так… мне его жаль.

— Не стесняйся жалости. Возможно, животные единственные, кто дают себе волю любить по-настоящему. Люди слишком сильно контролируют себя, и это отражается даже в чувствах. Может они бы и не хотели фальшивки, но создают ее. И даже когда выходит истинно — видят фальшивку. Люди не доверяют себе, а животные просто не имеют такого выбора. Для них это только чувства. Это их язык, и только с ними можно не стесняться быть собой.

Да, они не могут знать человека, и никогда не знают, что от него ожидать. Но они следуют своей простой животной логике, и они действительно видят твои чувства, даже когда ты пытаешься их скрыть. Это стоит ответного шага.

И Саша не стеснялся. Странно, но иногда он думал, что даже в этом чужом мире, он может быть честным только с Клыком, Вороном и этим карраном. И ни один из них не был человеком. Возможно поэтому, именно с ними он проводил времени больше, чем даже с Рией и Ареилом.

Три дня спустя, после возвращения Острама Скиталец вдруг отчетливо понял, что ему необходимо на северный берег. Ворон не зря учил его видеть возможности. Так, одна из них показала Ледяной океан, к берегам которого подходила огромная флотилия. И Саша был абсолютно уверен, что эта возможность уже реализована. Скиталец был уверен, что видит происходящее за много километров от Верска.

Значит, думал Саша, лекарство — что бы это ни было — появилось на Северных берегах вместе с кораблями. Теперь Саше не нужен был карран. Добраться до берега можно было бы и на стиде, попутной повозке или пешком. Только то, что для птицы было парой часов, для стида было сутками, для медленных быкоподобных животных, тянувших повозки крестьян — еще дольше. А пешком… Это заняло бы недели.

Но ответ Родама Саша знал заранее. В любом случае, он решил попрощаться со стариком. Он думал о том, что можно было бы еще зайти к Рие, Пану и олерису. Но остановился на том, что после Родама попрощается с Ареилом и отправится на север, не тратя больше времени.

— Доброго дня — поздоровался Саша со стражниками у входа в шатер. Оба были примерно одного возраста, и очень похожи в одинаковой одежде, с длинными волосами и бородами.

— К Родаму? — спросил тот, что был слева.

— Ага.

— Его нет. — Ответил второй.

— Надолго?

— Не знаю. Он на восток улетел, часа два тому назад.

— Ясно. — Саша заколебался, собираясь поворачивать. Он сомневался, что его пропустят в пустой загон. И вдруг у него возникла идея.

— Риск, — среагировал Ворон.

— Думаешь, не стоит?

— Только предупреждаю.

— Заходить будешь? — спросил стражник слева.

— Родам разрешал, но если его нет… — словно сомневаясь, протянул Саша, тем не менее, глядя на стражника с надеждой.

— Тебя то мы знаем. Да и Родам, действительно, предупреждал насчет тебя.

— Буду, — тут же закончил Саша, уже шагая вперед.

Стражник лишь удовлетворенно кивнул головой, даже не сдвинувшись с места. Он стоял, привалившись к стене шатра, утомленный потоком солнечных лучей.

Наездник, после того как отбыл его отряд, стал раздражителен и брюзглив. Он теперь часто седлал каррана, и отправлялся в полет. Иногда просто описывая круги над городом, а один раз на сутки отправился на восток. Хороших новостей оттуда он не принёс — князь завяз в лесах. Видимо сейчас Родам снова решил отправиться на восток — иначе его карран был бы виден в пределах города. Он не отлетал далеко без причины.

Внутри было пусто. Только Острам шумел в своей части загона. Больше здесь не было ни души. А Саша уже шел к загону. Он много раз помогал и старику, и другим наездникам седлать карранов. И знал, что Острам не тронет его. Оставалось лишь одно — если карран его не тронет, это не означает того, что он будет слушаться.

Существовало три системы управления карраном. Основой были команды голосом. Именно их вспоминал Саша, стараясь уложить их в голове в строгую последовательность. На самом деле, не было строгой системы голосовых команд. Птицы привыкали к определенным, формулируемым самими наездниками. Например, один мог кричать, указывая на врага — «Бей!», а другой — «Взять!». Одни кричали «Ввысь!» при взлете, другие просто «Ххо!» или что-нибудь подобное. Саша надеялся, что карран его поймет.

По пути к клетке с птицей он завернул в казарменное помещение, где взял седло и кожаные ремни, крепившие к нему всадника. Кроме него он взял и плотный кожаный плащ — такой очень помогал наездникам в борьбе с холодным воздухом, еще позволяя им спать в длительных перелетах, где придется. Они просто опускались на землю и засыпали у костра, укрывшись теплым плащом. А если ришей нет на берегах, то Саша решил лететь дальше, через океан. Так что плащ был очень даже нужен.

Он подумал, что еще захватить, но с оружием он обращаться не умел. И вдруг вспомнил про пищу. Плохо бы было, если бы он ничего не взял. Сухари, флягу с водой… Пожалуй, всё есть.

Карран, через щели между досками, выжидающе смотрел на мальчика, подошедшего к вороту клети. Но в этот раз мальчик не закрыл дверь за собой. Створка плавно отошла в сторону и Острам, впервые за долгое время, оказался на свободе. Он осторожно вышел на арену.

Саша же думал о том, как поведет себя карран. Птица могла отправиться гулять по арене или просто-напросто улететь. Но Острам вышел и выжидающе взглянул на мальчика с седлом в руках. Саша думал, как ему правильнее скомандовать птице сесть, но Острам неожиданно сделал это сам. Умная птица опустилась на землю, давая мальчику возможность закрепить седло.

Пристегнул седло, закрепил ремни, проверил застежки, крепления… Готов.

— Ххо!

И Острам сорвался с места. Сашу бросало из стороны в сторону, конечно, это не приносило никакого удовольствия. Пришлось на ходу исправлять ошибку, подтягивая ремни плотнее. Карран, расправив крылья, приближался к невидимой границе, когда должен был взлететь. Птица уже начала взмахивать крыльями, пытаясь оторваться от земли. Саша напряженно глядел вперед, через голову птицы. Его сердце билось сильнее, захватило дух и пересохли губы.

Инстинктивно Саша прижался к шелковистой шее… карран взлетел, резко порвав нити притяжения. Под свист воздуха в ушах они описывали круги, поднимаясь по спирали. Из тьмы к свету. Сашу, привычного к полумраку загона, теперь заливал солнечный поток, из отверстия в куполе.

Острам сложил крылья…

…и вырвался из узкого кольца в ослепительно чистое небо.

Карран расправил крылья и лег на воздушную плоскость ветра. В этот момент Саша, под напором хлеставшего в лицо воздуха слегка наклонился. И птица тут же бросилась вниз. Дома стремительно приближались и мальчик не на шутку испугался. Так же инстинктивно он отклонился назад. И карран снова взлетел вверх.

Такова была вторая система управления карраном. Легкие наклоны поворачивали курс огромной птицы, поднимали ее выше или ниже. Искусные наездники составляли с птицей единое целое, когда и птица и всадник чувствовали малейшее движение друг друга. На то, чтобы научиться этому, уходили годы.

Но как это выглядело… Саша видел, как Остег выводил своего каррана. Их полет был словно танцем Ярби, в лучах которого они перетекали, выполняя немыслимые фигуры и пируэты.

Саша вспоминал это, пока под легкую дрожь распущенных перьев его уносило на север. Над серо-коричневыми улочками и домами, к зеленым лугам. Он вспомнил рассказы наездников и слегка ударил ногами бока каррана. Острам ускорил полет, до свиста в ушах.

Ноги вообще играли большую роль. И особенно в третьей, боевой системе. Ведь наездники учились летать не просто так. Воздушные воины сражались с помощью птицы, указывая ей цели и сами.

Они сбрасывали на головы врага горшки и бурдюки с легковоспламеняющимся маслом, сжигая дома врага и сея ужас в рядах солдат, вспыхивавших как спички. Кроме того, врагами наездников могли быть как другие карраны, так и иные воздушные противники. Саша слышал, что у лесников есть такие. В воздухе наездник сражался с помощью лука и меча.

И вот здесь требовалось настоящее искусство. Когда наклоны и смещение центра тяжести переставали играть роль уздечки для каррана, в ход шли ноги. Воин мог вертеться, резко поворачиваться, но ноги, словно отдельная часть тела занимались своим делом. Слегка сдавить или ударить левой или правой — карран повернет. Поднять ноги выше — карран наберет высоту. Опустить — снизится. А если ноги одновременно сжать — замедлит полет.

И все это дублировалось словами, разными для каждого всадника. Например, приказ к атаке можно было отдать только голосом. Хотя вот приземление и взлет тот же Родам, да и Остег, выполняли вообще без слов… Но так могли не все.

Саша прекрасно понимал теперь, какие сложности имел в виду старый наездник. На земле все инструкции казались не слишком сложно выполнимыми, но в воздухе… Саша боялся представить, что будет, если на них кто-то нападет. Он и так с трудом управлял карраном, в постоянном напряжении боясь слишком сместить тело.

Он так и летел, час за часом, и болела спина, затекли ноги. Лишь иногда он позволял себе менять направление и высоту полета.

И все же, ничто не могло ему помешать наслаждаться процессом полета. В его голубых глазах мелькали белыми стрелами облака, а лучи Ярби играли на ресницах. Змеившиеся под ногами темные линии рек, словно след кисти художника на фоне зеленеющих равнин и лесов, притягивали взгляд.

Хотя ветер окрасил красным лицо, а страх не совладать с норовистой птицей пульсировал где-то на краю сознания, он улыбался.

А когда он привык к птице, когда он, послушав Ворона, отдался наблюдению, пришло ощущение единства. И тогда он, в безграничной эйфории, наклонился вперед, направив каррана к земле…

Над проносившимися в нескольких метрах снизу стеблями травы…

Над бурлящими потоками…

И гладью заснувшего озера…

А затем ввысь, в голубой небесный поток, когда под ногами облака, а над головой потемневшая от проступивших звезд вечность.