Почему не иначе

Н

Набат. У арабов «naubât» значит «барабаны», причем не всякие, а прежде всего те, которые бьют тревогу. К нам термин этот занесли, вероятно, татары. Как вы видите, это слово относится к числу «дважды множественных», если так можно выразиться. Уже самое слово «набат» является арабским множественным числом, а мы можем произвести от него еще свое, добавочное множественное: «наба-т-ы». Такой же особенностью обладают многие заимствования из английского языка («бимсы», хотя английское «бим-с» уже является множественным, «рельсы», «кексы», «зулусы») и из других языков («серафимы», «херувимы»: в древнееврейском слог «-им» есть показатель множественного числа).

Набекрень. См. Бекрень.

Навзничь. Когда-то о человеке, упавшем на спину, говорили, что он лежит «навзначь». Это слово происходило от «навзнак» — лицом вверх. Затем, однако, наречие это изменилось под влиянием другого наречия, имевшего противоположное значение: «ничком» — лицом к земле (ср. «приникнуть», «поникнуть» и т. п.). В результате оба наречия стали походить друг на друга. Это вызывает путаницу: многие думают, что «навзничь» — то же, что «ничком». Это неверно. Помните всегда: «ничком» — «никнуть» — «ниц» (см. Ничком).

Навоз. Помет домашних животных на протяжении многих веков был единственным сельскохозяйственным удобрением — туком. Каждый год его приходилось «навозить на поле» из стойл и конюшен. «Навоз» и значит «навезённое», как «насыпь» — «насыпанное», «намыв» — «намытое».

Наградить (и награда). Подумайте, какой интересный этимологический случай: эти слова увязывают со словом «город», по-старославянски «град». Более старая форма русского глагола была «нагородити», и это значило «пожаловать за заслуги городом», «подарить город» (в старину это было обычной формой царской благодарности и милости). Правда, есть и другие объяснения, но это представляется самым убедительным и изящным.

Надменный. Мы уже рассматривали одно слово этого же корня. Какое?.. Домна. Как это ни неожиданно, они — ближайшие родичи. «Домна» — железоплавильная печь, в которую все время задувают струю воздуха. А «надменный» можно точно перевести со старославянского, как и «надутый»: близкое к «дуть», к «дым», оно образовано из старославянского «надѫти», из причастия к нему.

Надо (нужно). Это последний потомок древнерусского дательно-местного падежа от слова «надоба»: он звучал как «надобѣ». «Надоба» (вернитесь к словам «добрый», «доблесть», подумайте о «сдоба», «удобный») значило «пора», «время». Древнейшим значением слова было «вовремя, впору». Впоследствии неударенный конец его отпал, осталось «надо».

Надоесть. Слово, сращенное из трех частей: приставок «на-», «-до-» и глагола «есть» — принимать пищу, питаться. Буквальное значение его было вначале: приесться, набить оскомину, опротиветь из-за переедания.

Наизусть. Скорее всего, это калька греческого «апостоматос»: наше «из» соответствует греческому «апо», наше «уста» — слову «стома» — «рот» («стоматос» — родительный падеж от «стома»).

Наобум. Здесь тоже легко обнаружить три составляющих элемента; «на-» и «об-» — две приставки и корень «-ум-». Все вместе значит «действуя в обход ума, не ожидая совета разума»: «об» имеет тут значение «до», «помимо».

Напёрсток. «На персте» значило в древнерусском языке «на пальце», потому что в нем «палец» означало только большой палец, все остальные пальцы были «персты». Такое положение встречается и в других языках. Так, по-французски «палец» — «дуа» («doigt»), а большой палец — «пус» («pouce»); немцы называют его «даумен», а все остальные пальцы — «фингер». Со словом «перст» у нас связаны и слова «перстень», «перчатка».

Нарзан. Название этой очень обычной минеральной воды имеет весьма романтическое происхождение и пышные связи. По-кабардински «нартсанэ» — «напиток нартов», сказочных богатырей кабардинских легенд. На Северном Кавказе этим словом обозначают все кипучие источники.

Народ. От основы «род»: все люди, которые народились, — люди одного племени.

Нарочно. Вам известно слово «ненароком»? В нем дожило до наших дней давно забытое «нарок». Оно было связано с «нарекать» — называть и значило «цель», «намерение». Поэтому и «нарочно» значит «намеренно», «с целью».

Насекомое. Вот опять калька, на этот раз латинского «инсэктум», состоящего из «ин-» — «на-», и «сэктум» (от «сэкарэ») — «резать», «надрезать». Римляне тоже позаимствовали свое слово от греков, у которых «энтомон» — «насекомое» также связано с «энтомэ» — «надрез», «насечка». Язык отметил характерную особенность строения насекомых: то, что их тело состоит из отдельных члеников.

Настежь. В старину русские люди, открывая нараспашку ворота, закрепляли створки в этом положении, накидывая веревочную или сплетенную из прутьев петлю на вколоченный рядом в землю столбик — «стежь». «Открыть настежь» и значило «на весь размах».

Нахлобучивать. Вернее всего, от «клобук» («шапка», «колпак»), уже в глубокой древности заимствованного из тюркских языков. Не вполне понимая точное значение чуждого слова, народ наш связал его со своим «нахлопать»: из «наклобучить» получилось «нахлобучить». По строению к этому слову близки наши «околпачить», «ошеломить» (см.).

Небо. Одно из древнейших в нашем языке индоевропейского происхождения слово. Близкие к нему слова можно встретить во многих родственных русскому языках, только значение их порою довольно сильно удаляется от нашего. В древнеиндийском языке «nabhas» значило «туман» и «небо»; по-хэттски «нэбис» так и значило «небо». Греческое «нэфеле», как и латинское «нэбула», мы переведем «мгла», «облако», «туман». Как видите, точного совпадения значений иногда и нет, но что-то общее чувствуется повсюду.

Невежа (и невежда). Оба слова, собственно, значат одно — «незнайка» — и произведены от одного корня «вед-»: «ведети», «ведать» — «знать». В древнерусском «вѣжа» имело значение «человек опытный, знающий, как себя держать». В дальнейшем слово разделилось на два: русская форма «невежа» стала значить «грубиян», «тот, кто не соблюдает правил обращения»; старославянское «невежда» получило значение «несведущий», «необразованный».

Невеста. Об этом слове известный современный этимолог М. Фасмер пишет: «Тут самым лучшим толкованием все еще остается самое старое, объясняющее его как «неизвестная». И впрямь у него тот же корень, что у предыдущего. «Невеста» — новый член семьи, пока еще «неведомый» своим будущим родственникам, «незнакомка». Ведь в старинных русских песнях и жених (с точки зрения родичей невесты) тоже нередко называется «чуженином», «чужим».

Невод. Удивительно, на какие хитрости пускались древние люди в стремлении обеспечить себе пищу и добычу! Вероятно, в дали времен наши предки называли какую-то свою рыболовную снасть, большую сеть словом «вод»: такие сети — бредни — «водили» по реке или озеру. О том, что это не пустой домысел, свидетельствуют латышское «вадс» — «бредень», немецкое «вадэ» — «сеть». Однако, произнося название «вод», рыбаки тех времен считали, что рыбы, услышав его, естественно, поймут, какая беда им угрожает, и своевременно ускользнут от ловцов. Надо было что-то делать. И к слову «вод» было прибавлено отрицание «не». Теперь желанная добыча не имела никаких оснований для паники: ведь на берегу речь шла не о страшном «воде», а о безобидном «не-воде». И несчастные окуни и щуки, попавшись на эту хитрость, прощались с жизнью.

Я думаю, вы узнаете во всем этом ту черту первобытного мышления, о которой я рассказывал, говоря о языковом табу.

Негодяй. Что неожиданно в прошлом этого слова? Что оно связано с «годиться» и с отрицанием «не» — ясно само собой. Неожиданно его старое значение: прежде чем превратиться в слово бранное, оно обозначало «рекрут, оказавшийся непригодным к воинской службе», говоря современным языком — «белобилетник». Только и всего.

Негр. Два этнонима (названия народностей, племен) являются, по сути дела, словами «черный»: «мавр» — от греческого «mauros» («тёмный») и «негр» — от латинского «niger», имевшего такое же значение. К нам это «негр» пришло через французский (negro) и немецкий («Neger») языки. Африканцы протестуют, когда их называют «неграми»: слишком много оскорблений и унижений связано с этой кличкой, данной им колонизаторами. Да к тому же она и неверна. Единой народности «негры» в Африке никогда не существовало. Говорить «негры» столь же нелепо, как называть всех европейцев общим именем — «белокожцы».

Неделя. Легко сообразить, что значить это может одно: «время, не занятое делом, работой»; но крайне странно, что мы именуем так все четвертинки любого месяца, все его семидневки; спрашивается, а что же тогда заслуживает названия «рабочее время»? Как это произошло?

Возьмите слово «понедельник»: это день, который следует «по неделе», т. е. за нею. Но он же идет вслед за воскресеньем, праздничным, нерабочим днем. Во всех славянских языках, кроме русского, слово «неделя» и значит «воскресенье», «праздник». У нас оно приобрело значение «время от одного нерабочего дня до следующего».

Недра. К этому слову тоже подошло бы определение «поручик Киже» (я вспоминал уже эту повесть Ю. Н. Тынянова, говоря о слове «исполин»). В самом деле, считается, что оно родилось из древнерусского словосочетания «вън ѣдра», которое означало «в глубины», «во внутренность» (это «ѣдра» близко к нашему «ядро»). С течением времени произошло, как говорят ученые, «переразложение» на границе между предлогом и именем существительным. «Вън ѣдра» стало слышаться и пониматься как «въ нѣдра», и странный гибрид «нѣдра» зажил самостоятельной жизнью, стал словом со значением «внутренняя, глубинная часть». Это не исключительный случай: во французском языке таким же образом из сочетания артикля и имени — «les-yeux» («лэз-йё» — «глаза») получился глагол «зьётэ» — «строить глазки». Да и у нас вы столкнетесь со словом «нутро», пережившим очень похожую метаморфозу.

Недуг. «Не-» — отрицание; что же такое «-дуг»? Древнеславянское «дѫгъ» имело значение «здоровье», «сила»: примите в расчет наши «дужой», «дюжий» — они связаны с ним. Естественно, что значение слова «недуг» — «нездоровье», «болезнь».

Нейтральный (и нейтралитет). Ученый термин, созданный из латинского «нэутэр» («neuter» — «нёйтер»), — «ни тот ни другой». К нам явилось из западных языков: во французском есть однозначное слово «neutralite», в немецком «Neutralitat» — «непримыкание ни к одной из враждующих сторон». С латинским «neuter» связано много наших современных слов и терминов: «нейтрон» — частица без заряда, ни положительная, ни отрицательная, «нейтрино» — малый нейтрон, и др.

Нельзя. И здесь, что такое «не-», понятно; важно установить, что такое «-льзя». Оно некогда звучало «льзѣ» и являлось дательным падежом от существительного «льга» — «свобода». Следы существования слова «льга» мы видим в наших современных «льгота», «польза»; отдельно оно уже не встречается никогда.

Немой. А вот тут такой метод анализа не подойдет: «не-» здесь не приставка, а часть корня. Думают, что слово это жило уже в славянском языке. Оно состоит в родстве с некоторыми словами других индоевропейских языков, например с латинским «мемерс» — «косноязычный». Вероятно, все они возникли из звукоподражаний, подобных греческому «барбарос» — «варвар».

Ненавидеть. Это старославянизм. В старославянском «навидѣти» значило «охотно созерцать», а «ненавидеть», естественно, получило значение обратное: «не желать видеть», «терпеть не мочь».

Нерв. Греческое «нэурон» («neuron») значило «волокно», «жила». В латинском языке у него был двойник: «нэрвус» — «струна», «жила». Существованием этих двух близко сходных слов объясняется та странность, что у нас чередуются «невропат» и «нервные болезни», «нерв» и «неврон». Мы пользуемся одним корнем, но в двух различных передачах: то греческой, то латинской.

Неряха. А вот в этом случае «не-» есть снова простое отрицание, и, следовательно, должно существовать и слово «ряха». Оно и впрямь живет в народных говорах русского языка. «Ряха» — женщина-чистюля; слово связано с тем «ряд» — «лад», «порядок», — от которого произведены такие слова, как «наряд», «обрядить», «суженый-ряженый».

Неуклюжий. У некоторых наших писателей можно наткнуться на слово «уклюжий» — «ладный», «складный»: «Сами собой приходят ладные, уклюжие слова» (А. Куприн). Писатели слышат его в народных говорах. Происходит оно от древнего «клюдь» — «порядок», «краса». Отсюда «клюжий» и «уклюжий» — «красивый», «статный»; «неуклюжий» — «неловкий», «неизящный».

Неясыть. Сейчас мы так называем одну из пород сов, но, как это ни странно, в Древней Руси так именовалась совсем другая птица — пеликан. Значение слова — «ненасытная»; недаром «неясытцем» назывался и самый страшный из днепровских порогов.

Ничком. В основе тут лежит «ник» — древнерусское существительное, равнозначное нашим «низ», «обратная сторона». Из него образовано «ником» — «спиной кверху, лицом вниз», а затем и «ничком» (см. Навзничь).

Новатор. Корень этого слова, казалось бы, указывает на его чисто русское происхождение — от «новый». Но вот вторая часть вызывает сомнение: «-тор» — характерный латинский суффикс, близкий по смыслу нашему «-тель»: «наниматель», «открыватель». «Оратор» — тот, кто говорит, «дегустатор» — кто пробует на вкус, и т. д. Сомнения справедливы: слово образовано не от русского «новый», а от латинского «новус», имевшего то же значение. «Новатор» — открыватель нового, тот, кто обновляет.

Новелла. Вот вам еще производное от этого латинского «novus»: «novellus» по-латыни значило «новенький», a «novella» было женским родом от него: «новинка», «новенькая».

Новичок. Слово из тех, которым очень легко дать неверное объяснение: «новенький», и дело с концом. В действительности же оно — уменьшительное от старинного придворного звания «новик»: так называли в допетровские времена дворянских «недорослей», взятых на царскую службу во дворец. В XVIII веке оно получило новое значение — «матрос-новобранец», а затем его уменьшительная форма — «новичок» — привилась в языке школы и стала значить «школьник-первогодок», «только что поступивший ученик». Как видите, в языке случается и так, что основная форма слова умирает, а производная живет себе и живет. Слово «новик» вы можете встретить сейчас разве только в заголовке полузабытого исторического романа «Последний Новик» да в распространенной фамилии Новиковы.

Нога. Никому из нас не приходит в голову в слово «нога» видеть хоть малую тень шутливости: слово как слово — нижняя конечность человека, конечность птицы, некоторых животных… Между тем когда-то оно было, так сказать, словом-шуткой. Наше «нога» родственно слову «ноготь», литовскому «нага» — «копыто». В древности обычным названием нижней конечности человека было исчезнувшее затем общеиндоевропейское слово, звучавшее как-то вроде «пех» (латинское «pes», греческое «pous» дают о нем некоторое представление, как и наши «пеший», «пешком», «пехота»). Слово же «нога», означавшее «копыто», тогда употребляли примерно так же, как мы сейчас употребляем слова «морда» или «рыло», говоря о лице, «лапа» — о руке, — с оттенком грубовато-фамильярной шутки. А потом основное слово отмерло, забылось, и «нога» стало единственным обозначением своего предмета.

Это не исключительный случай в истории языков, напротив того, так бывает нередко. Например, французское «тэт» — «голова» восходит не к латинскому «капут» — «голова», а к заменявшему его в римском просторечье слову «тэста» — «черепушка». Так римляне именовали голову сначала лишь в шутку (говорим же мы иногда: «у него котелок не варит» — о глуповатом человеке), а затем уже и всерьез.

Ноздря. Есть этимологи, желающие видеть в этом слове соединение двух элементов: «нос» и «деру»; тогда «ноздря» (а в древнерусском — «ноздра») значит «дырка в носу». Другие ученые считают, что слово произведено от основы «нос» при помощи суффикса «-др-»; по их мнению, «дыра» и «драть» не имеют сюда отношения.

Нокаут. Вернитесь к слову «локаут» — оба они образованы сходно и оба взяты нами недавно из английского языка. По-английски «to knock» — «бить», «выбивать», «out» — «вон», «наружу». Всё вместе буквально означает «вышибание вон», «выведение из строя».

Номер (и нумер). Латинское «нумерус» («число») пришло к нам из польского языка в произношении «нумер». Затем стали говорить «номер», но в производных словах сохраняется и старое «у»: «нумерация», «нумератор», «нумеровать».

Носорог. На первый взгляд просто: увидели люди такого зверя и, естественно, назвали его по главному признаку. Однако наши предки никогда и нигде не встречали носорогов, а слово «ноздророг» существовало уже в древнерусском языке. Это типичная калька, перевод по частям древнегреческого «ринокерос» — «носорог», от «ris» (родительный падеж — «rinos») — «нос» и «keras» — «рог». Странно: если это калька, то каким же образом могло в русском языке в разное время возникнуть два близких, но неодинаковых слова: «носорог» и «ноздророг»? А дело в том, что греческое «rinos» могло значить и «нос», и «ноздри».

Нота. Оба значения этого слова — «знак музыкальной записи» (а отсюда и «звук определенной высоты») и «дипломатическое обращение» — произошли от латинского «nota» — «значок», «памятка».

Ноябрь. Из латинского «новембер» — «девятый» (см. Декабрь). Прежде чем попасть к нам, слово это превратилось в греческом языке в «noembris». Отсюда и получилось наше «ноя-» на мосте латинского «новем-».

Нутро. Любопытная пара к слову «недра», образовавшемуся таким же способом. Древнее словосочетание «вънѫтро» испытало «переразложение» на границе между предлогом и именем, превратилось во «въ нѫтро» (ср. наше «внутрь»). Древнерусское «<ѫтро» имело значение «находящееся в глубине, в середине»; отсюда — «утроба».

Нырять. Не так-то легко сообразить, что у «нырять» — общий древний корень с «нора» и с «понурый». Ученые полагают, что это так. А то, что во всех этих словах разные гласные звуки, их не смущает: это явление перегласовки; его можно наблюдать на таких группах родственных друг другу слов, как «вал» и «волна», как «вода» — «ведро» и «выдра».