Глава 10. Слишком бурная ночь

Рассказывать кому-либо о случившемся я нужным не посчитал. От пережитого эмоционального шторма меня до сих пор шатало, постоянно хотелось нахмуриться, задуматься, обдумать. СЕКАЧ характеризовал моё состояние как измученное, рекомендовал мне отдохнуть. Очень мне повезло, что рядом была моя родная Света.

Женским сердцем своим она почувствовала, что со мной что-то не так и, не допытываясь, помогала мне всеми силами. Вместе мы проводили время, я заново учил её готовить, ибо без практики за несколько сотен лет она уже всё позабывала. Она училась быстро, день за днём выходило всё лучше и лучше. Само присутствие любимой мной женщины успокаивало меня, дарило веру, что дела идут хорошо.

Нельзя, между прочим, забывать, что она является энерговедом, причём более опытным, чем я. Мы продолжали учиться и дома. Когда все ножи оказались заточены, а каждая вилка превратилась из простого инструмента в острое орудие убийства, мы принялись за сложные созидательные «трюки». В Артёмовске по дешёвке продавались медные провода. Не касаясь их, мы вместе созидали различные фигуры и образы, начиная с простых, заканчивая сложными. В конце концов, у меня получилось сотворить спящего медного кота с добрыми зелёными глазами. Я его подарил Свете в знак своей благодарности за знания. Он и по сей день украшает полочку с многочисленными нашими поделками.

Однако меня всё ещё не отпускало ощущение угрозы. Взгляд анугирских хищных глаз словно бы постоянно довлел надо мной, давил на меня, заставлял продрогнуть, когда возникало ощущение, будто Анугиразус облизывается. Я постоянно оборонял свой разум, но не находил следов чужого влияния. То ли Анугиразус пользовался другими методами, то ли и не пытался влезть в мои мозги, а просто следил за мной.

В один момент нервы меня совсем начали подводить. Уже совсем темно, я сидел со Светой на диване и смотрел хороший фильм про любовь, «Чудный вечер» называется. Фильм мне нравился, но я всё никак не мог сфокусироваться. СЕКАЧ решил дать мне простой совет:

«Товарищ Чудов, хорошим способом эмоционально разрядиться может стать поцелуй».

«А если Евгений заметит? – поостерегся я. – Это ж последствия».

«Будьте уверены, от нервного срыва последствий будет гораздо больше. Думаю, вы и так привлекли внимание Евгения к себе. Целуйте Светлану, сейчас самый момент».

А ведь и правда, на экране телевизора сейчас проходили те самые крайне нежные мгновения, ради которых и смотрят любовное кино. Света улыбнулась и прижалась ко мне, словно пытаясь согреться. Чуть поборовшись с самим собой, я аккуратно взял Свету за подбородок и впервые в жизни почувствовал мягкость женских губ, касающихся моих. В голову мгновенно что-то ударило, руки сами прижали Свету ко мне поближе, и меня столь же мгновенно отпустило. Словно бы пропал взгляд хищных глаз, словно бы ушли все проблемы, что копились день за днём. Света ответила мне взаимностью, закрыв глаза и прижавшись к моим губам поплотнее.

– Я надеюсь, что нас никто не видел, – прошептала Света. – Особенно Евгений.

– Я тоже надеюсь, – сорвался с моих губ столь же тихий шёпот. – Я люблю тебя, родная моя дракони́ца.

– И я тебя люблю, ворчун. Больше всех на свете люблю.

Как-то незаметно сквозь ежедневные разговоры о насущном стала пробиваться тема детей. Как-то и не заметил я, что нам обоим хотелось бы двух мальчиков, что уже есть для них имена – Григорий и Валентин. Света божилась найти или хотя бы вспомнить написанные её отцом книжки, чтобы на них воспитывать сыновей. Как бы ни пытался я её убедить, что в наше время правильных патриотических книжек полно, она была непреклонна. СЕКАЧ в один из таких разговоров решил вставить своё слово, чуть смущённо:

«Товарищ Чудов, видите ли, в архивах эти книги есть. Однако вряд ли вы найдёте их в продаже. Я могу легко надиктовать их вам, если хотите».

«Что ж ты сразу не сказал? Надиктуй, обязательно. Свету порадуем».

Мне показалось тогда, что имитация интеллекта мысленно улыбнулся.

Хотелось поговорить с Евгением. Я припомнил свечу в мельчайших подробностях, долго не мог заснуть. «Снотворчиков» дома у меня не было, а в аптеку бежать не хотелось.

Сон пришёл неожиданно. Столь же неожиданно было осознать себя в мире снов стоящим перед столом со свечой на нём и стулом рядом. Присел и стал ждать. Оставалось надеяться, что ко мне придёт Евгений, а не Анугиразус.

– Виталий, друг мой, – послышался голос спереди, – ты хотел меня видеть.

– Доброй ночи Евгений, – сказал я, почувствовав, как с души свалился камень. – Мы давно с вами не виделись.

– Это верно.

Евгений предстал передо мной в своём благородном великолепии, одетый в роскошные одежды. В сравнении с Анугиразусом, в нём было действительно много человеческого, взгляд его добрых отеческих глаз поселил в моей душе спокойствие.

Да, русские драконы и правда ощущаются человечными. Очень уж сильно они отличаются от драконов-карателей.

– Что-то случилось, – сказал Евгений, посмотрев на меня. – Я чувствую в твоих мыслях смятение.

– Да, – кивнул я. – Причина тому – Анугиразус.

– Он пытался влезть в твой разум?

– Хуже. Я разговаривал с ним. Вот прямо тут. Только стула в тот раз было два.

Евгений о чём-то призадумался и затем спросил:

– Что он рассказал тебе?

Я без единой запинки и не таясь рассказал ему всё, что слышал. Евгений слушал терпеливо, иногда хмыкал, что-то обдумывал. К концу рассказа он помрачнел.

– План Пенутрия, значит. Что-то тут нечисто, Виталий. Забыться на долгие годы – значит отстать от своих сородичей. Вряд ли Анугиразус пойдёт на такой шаг только ради того, чтобы оторваться от ненавистного ему государства. С другой стороны…

Евгений стал усиленно думать, шкрябая когтями затылок.

– С другой стороны, эти годы позволят ему многое переосмыслить. Можно попробовать переманить его на свою сторону.

– Что сделать, извольте? Переманить на свою сторону того, кто всем сердцем ненавидит человечество уже не один миллион лет? – спросил я эмоционально. – Я понимаю ещё Владимира переманить, он против России ничего не имеет, его всего лишь надо заставить выползти из своей пещеры. Но Анугиразус…

– Нет ничего невозможного, Виталий, – Евгений цокнул языком. – Важно уметь давить на нужные точки, заставить противника оказаться у тебя в долгу. Помнишь, я же говорил тебе, что тебе нужно победить Анугиразуса, а не убить, ведь это было бы слишком трудно для тебя. Анугиразус – чистой воды зверь, но он не неблагодарное животное. У нас, высших существ, есть понятие чести, которое остаётся неизменным вне зависимости от стороны – Порядка или Упадка. Это со смертными мы можем допускать вольности. Друг с другом – никогда.

– Честь, значит? Почему это?

– Потому что каждый из нас понимает, что Пенутрий не оставит это просто так. У каждого из нас есть своя спящая армия, готовая ринуться в бой, но Пенутрий сильнее любой армии. Мы слишком дороги для него, чтобы мы терялись в междоусобицах. Он умеет ждать, но особой любовью к ожиданию, пока вырастут новые дети, он не отличается.

– Дороги настолько, что он легко может запланировать смерть своего ребёнка? – спросил я чисто из интереса, понимая, что именно мне ответят. – Наверное, я никогда не пойму вашу братию.

– Мы не способны умереть, тебе это уже говорили. Анугиразус в любом случае лишь растворится, не способен будет делать многие вещи, но разум его будет дышать жизнью и дальше.

– Что ж, хорошо. Итак, план остаётся прежним? Я всё ещё должен поговорить с Владимиром, а затем победить Анугиразуса?

– Да. Посмотрим, к чему это приведёт. Скоро ты будешь готов отправиться в третий мир-измерение. Я чувствую, что тебя хорошо подготовили. Тебе понравилось учиться?

– Очень понравилось, – не без улыбки ответил я. – Учительница у меня была хорошая.

– СВ-0М-Ж? Да, она милая женщина-драконица. И очень красивая, правда ведь?

– Красоту драконов я не умею оценивать, но всё-таки соглашусь. Это вы постарались?

– Я направил её мысли к наилучшему обличию, чтобы она выглядела одновременно красиво, одновременно и строго. Облачить дракона в железо и наделить инструментарием – неплохая идея, как думаешь?

– По поводу последнего – спорно. Я не очень люблю все эти иглы да манипуляторы. Пугают они меня очень.

– Я учту. Что ж, Виталий, тогда спокойной тебе ночи. Отдыхай.

Евгений по-доброму улыбнулся и щёлкнул пальцами. Глаза мои открылись, в комнате уже светло, рядом лежит моя любимая Света.

– Доброе утро, дорогой, – прошептала она и чмокнула меня в щёку. – Всё в порядке?

– Да, всё хорошо, – ответил я расслабленно. Настроение у меня было хорошее.

– Я так и знала, – она улыбнулась. – Хочешь, я тебе завтрак сделаю?

– Не утруждайся, я сам сделаю. Нам обоим. В лучшем виде.

Как же Света чудесно улыбается! Давненько я не чувствовал себя столь счастливым.

***

Взгляд Анугиразуса ушёл, постоянная тревога улетучилась, но думы о предстоящем даже не думали уходить. Мысль о встрече с кошмарным драконом-карателем пугала меня похлеще поля битвы, я постоянно искал подвох в его словах, предполагал, как можно избежать незавидной участи и как мне не попасть под незримое влияние. Думал настолько усердно, что СЕКАЧ иногда даже возмущался тому шторму, что бушевал в моей голове.

«Бога ради, товарищ Чудов, успокойтесь, – говорил он мне не без тревоги. – Обратить на вас внимание Евгения может заставить отнюдь не только любовь к Светлане, но и ваше тревожное состояние».

«Тогда посоветуй мне что-нибудь, железка, – отвечал я, всеми силами подавляя пугающие думы. – Я и сам знаю, что могу схлопотать».

«Постарайтесь думать о лучшем. Я уверен, что вам ничего не угрожает. Евгений поможет вам, если что-то случится».

Я верил СЕКАЧу, но мне нужно было время. Совсем немного. Однако оно предлагало не только лечение, но и потрясения.

Когда мужчина и женщина живут вместе и любят друг друга, их рано или поздно поглотит страсть. Резкая, неожиданная, но до одури приятная, она завлекала наши со Светой мысли, пыталась свести. Разговоры о нашем семейном будущем приняли характер не только мечтаний. Началось планирование, столь необходимое в деле деторождения.

Лишь в одну деталь я оказался не посвящён – момент зачатия. Света желала устроить мне сюрприз. Устроила она его, незаметно для меня купив хорошего вина (товар пусть и не контрабандный, но редкий, у нас не жалуют алкоголь) и приготовив лёгкий ужин. Три вида сыров, интимная обстановка в полумраке, тихая музыка, сама Света, одетая в красивое белое платье – вот что меня встретило, когда я вернулся из лаборатории, где у меня взяли несколько анализов крови и провели глубокое обследование.

На тот момент прошло уже три недели с тех пор, как я вернулся. Мы осмелели, перестали бояться чувств и эмоций. Разговоры о житейских делах под вино делали вечер приятным, тихий шёпот музыки ласкал слух. Тонкое в талии, но пышное в груди тело Светы завораживало меня, лёгкое опьянение избавило от вежливого стеснения. Был ли то обман зрения или же само вино на меня так подействовало, но глаза Светы словно бы на мгновение стали теми самыми драконьими глазами с вертикальными зрачками, какие я видел в течение трёх месяцев. Взгляд хищный и грозный, но одновременно мягкий и любящий, преисполненный, однако, драконьего благородства и превосходства.

В ту секунду я припомнил слова Светы, что она якобы чистокровная драконица. До того я считал эти слова однозначной ложью, даже хвастовством, но сейчас я ощутил внутри неё ту силу, что таила тогда ещё под чешуёй её истинная форма. Это был первый раз, когда я вдруг открыл в себе способность проникнуть в чужой разум. Ниточка энергии провела меня сквозь бесконечные лабиринты к одному из самых важных воспоминаний – моменту, когда она приняла иное обличие.

Я прочитал воспоминание и прочувствовал его. Ей было больно тогда, даже очень. Она – отнюдь не Анугиразус, для которого болезненная энергомутация – благо. Одновременно она отнюдь и не Евгений, который умеет безболезненно превращаться. Она очень желала измениться, но сам вид изменений поверг её в ужас. Она тогда чуть не разорвала свой разум на куски бурей эмоций, чувствуя, как удлиняется шея, как сквозь спину проклёвываются крылья, как с хрустом вытягивается лицо, как гребень продолжает прорастать на уже сформировавшемся хвосте. Трудно, однако, не признать, насколько хорошо дракон «ложится» на человека. Ни одно известное существо галактики таким свойством не обладает. Эта жуткая энергомутация – говорю это спустя долгое время – подобна симфонии, где каждый музыкальный инструмент на своём месте. Она идеальна и выверена. Либо постарался Евгений, либо причина иная, более глубинная.

«…Мне изредка всё ещё кажется, что люди все-таки возникли не совсем спонтанно. В основном, конечно, спонтанно, но кто-то будто бы вдохнул в людей нечто, что даёт им странную энергетическую схожесть с высшими драконами. Быть может, ещё один подвид драконов из круга высших существ? С другой стороны, это лишь мысли, не имеющие под собой доказательной базы…»

Ведомая лишь энергией, творящей все известные сущности, материя низвергала человеческое тело жестоко. Не Света тогда обращалась в драконицу, как это делал Анугиразус, а драконица стремилась вырваться из Светы, сделав это максимально показательно, но не пролив ни капли крови. Сквозь страшную боль почувствовалась гигантская сила, энергия забила ключом, захватила разум и каждую клеточку тела. Именно тогда страдание обратилось в наслаждение. Разум взращённой драконицы не заменил изначальный человеческий, но дополнил его, став его вечной тенью. Инстинкт не встал во главе, но возымел большее, чем доселе, значение. Самым сильным оказался инстинкт материнский, буквально вопящий Свете, что её священная обязанность – завести детей, окружить их любовью и заботой, защитить от тлетворного влияния врага.

Не было ничего страшнее для неё тогда осознать, что она лишена самого важного для этой цели – тех самых придатков, что вместе с мужскими творят жизнь. Столь же страшно было осознать и то, что она, наверное, останется одинокой навсегда. Едва не ударившись головой о потолок и окинув себя взглядом, Света не смогла тогда сдержать слёз. То были слёзы отнюдь не счастья, но печали. На этом воспоминание окончилось.

Осознавая увиденное, я почувствовал в Свете ту знакомую мне ещё с обучения ауру. Внешне Света была человеком, но внутри она та самая что ни на есть драконица. Истинная, настоящая, чистокровная. Хищная, острая и (в положительном смысле) чудовищная. Сомнений нет, по жилам её уже течёт кровь не человеческая, а того, кто даровал ей вторую жизнь. И кровь эта горит женской страстью и любовью. Стремлением создать семью. Всем своим существом она тянется к мужскому, как природой и было заведено.

Вдруг внутри меня тоже возгорелось пламя – вскипела уже моя кровь, точнее та часть, которую мне добавили. Не в экстремальной ситуации пламя это возгорелось; не в бою, не в плену и даже не перед расстрельным взводом я вдруг ощутил нечто незримо стоящее за мной. Это тоже была аура. Тоже хищная, наполненная великой силой и превосходством.

Лишь в тот момент я осознал, насколько я и Света противоположны. Её чистая драконья сущность остра, как бритва, колюча, как роза, и агрессивна, подобно захватчику, но она всё ещё способна на искреннюю любовь и нежность. В свою очередь, моя, по большей части человеческая, изначально добра и любвеобильна, но способна на страшное злодеяние. В Свете царит нечто первобытное, прямолинейное, во мне же – цивилизованное, дипломатичное. И оба эти царства тянутся друг к другу, будто желая испробовать.

Мы в тот момент не говорили друг другу ничего. Слова были излишни, хватало лишь взгляда, оторвать который было просто невозможно. Обширный мой разум уже давно выходил за пределы моей черепной коробки, иногда в раздумьях расплывался, касаясь витающих в воздухе мыслей-сущностей. Я ощущал себя ленивым котом, столь же лениво играющимся с мягкой игрушкой. Однако впервые я коснулся чужого разума, столь же обширного, но уже совсем другого. Разум – самая сокровенная часть. Их соприкосновение сравнимо с соприкосновением обнажённых тел. Голому разуму нечего скрывать. Это прикосновение будоражит, возбуждает, пробуждает желание.

Тело всегда следует за разумом, это аксиома. Я со Светой не стали исключением. Человек и Драконица вскоре соединились не только разумами, но и телами. Наши одежды едва выдерживали тот порыв, что заставил нас свершить то, о чём мы долго мечтали.

Ах, эмоции. Тогда их было выше крыши. Для нас тогда не существовало никого и ничего. Не существовало идущей где-то далеко страшной войны, не существовало угрозы раскрытия себя перед Евгением. К чему все эти мирские тревоги, когда мы есть друг у друга? К чему портить фатализмом столь чудесные мгновения?

Те мгновения не были сказкой, физиологию не отменишь. Не могут мужчина и женщина, ещё не познавшие друг друга, испытать ощущение полного блаженства в первый же раз. Однако мы тогда были выше физиологии. Соприкосновение разумов оказывало намного большее воздействие, чем баловство рецепторов причинных мест. Обычный поцелуй был слаще сахара, простое прикосновение даровало чувства, сравнимые с сотней прикосновений до этого, а глаза…

Всё же они оказались тогда с вертикальными зрачками, мне не показалось в тот миг, они светились фиолетовым. Тогда на меня смотрела драконица, та самая, которую Света много сотен лет назад взрастила. Казалось, что это не отдельная личность, а сама Света, только в другой ипостаси. И она шептала мне глубоким голосом:

«Милый, я так долго этого ждала. И теперь ты, наконец, мой. Знай, что я всегда буду любить тебя, что бы ни случилось. Отныне и во веки веков ты мой вечный и единственный муж, а я – твоя вечная и единственная драконица-жена».

Эта сладостная речь навсегда печатью отложилась внутри моего разума.

Ночь не могла длиться вечно, рано или поздно наступило бы утро. Беременность тогда, так уж сложилось, не наступила, несмотря на наши старания, но мы всё равно были счастливы. В конце концов, нас никто не торопит.

В радостном и страстном порыве мы совершенно забыли о смотрящих на нас бдительных глазах.

***

Прошло несколько дней, я вместе со Светой прогуливался по ночному центральному парку Артёмовска. Было тепло, давно ушедшее за горизонт солнце не пекло головы, лёгкий ветерок обдувал наши улыбчивые лица.

Людей не было совсем. Лишь иногда попадались на глаза роботы-уборщики. Продолжали работу и роботы-продавцы, что предлагали отдыхающим газировку и мороженое. Этим спать не надо, роботы ведь.

– Свет, не хочешь охладиться? – спросил я, когда мы присели на одну из многочисленных лавочек. – Или мороженого?

– Хочу, конечно. Если есть на палочке, то возьми его.

Я кивнул и побежал к роботу-продавцу. Он работал круглые сутки, не отвлекаясь на обед и перекур, и сразу обратил на меня внимание.

– Доброй ночи, гражданин. Сейчас самое время охладиться, температура на улице – двадцать три градуса по Цельсию.

– Угу, – я пробежался взглядом по ассортименту. – Ну-ка, дайка мне два «Классических».

– С удовольствием! – робот техничным движением вытащил из морозильника два объёмных эскимо. – Что-нибудь ещё?

«Товарищ Чудов, – заговорил СЕКАЧ, – я обнаружил странный энергопоток позади вас. Вряд ли что-то опасное, но это может быть что угодно».

«Вот именно, СЕКАЧ, всё что угодно, но не плохое, – сказал я уверенно. – Сегодня слишком хороший день».

«Я разделяю ваш оптимизм. Рекомендую взять вдобавок газировку «Освежающая». Вы испытываете жажду».

«Что ж, спасибо за напоминание».

Оплатив покупки, я пошёл назад. Газировку убрал в сумку на плече, оба мороженых держал в руках. Шёл довольный. Странно, но и я вдруг почувствовал нечто странное впереди себя.

Невооружённым глазом была видна чья-то крупная аура, словно находящийся передо мной некто горел. Или просто исходил энергией. Света была как раз за поворотом, за естественным заграждением в виде длинного высокого куста. Нехорошие мысли посетили мою голову. Я завернул за угол и, спустя секунду, спросил:

– С тобой всё хорошо?

Света опиралась на колено напротив лавочки и часто дышала, словно чувствовала сильное недомогание. Едва не выронив мороженое, я подбежал к ней.

– Света, ты меня слышишь? Что случилось?

Отстранённый взгляд её поразил меня, подобно кинжалу. Секунды хватило, чтобы понять – внутри неё боролись две сущности. Но Света лишь молча смотрела на меня.

«СЕКАЧ, что происходит?» – спросил я.

«Энергетический след ведёт в бесконечную даль, – ответил СЕКАЧ. – Совершенно очевидно, что это дело рук Евгения. Судя по всему, сейчас идёт экзекуция».

«Твою-то мать! – в сердцах воскликнул я мысленно. – Как это остановить?»

«Товарищ Чудов, я не рекомендую вам препятствовать решениям Евгения, – предостерёг меня СЕКАЧ. – При попытке прервать энергопоток вы можете погибнуть».

«Тогда ищи другие способы, железка! – я пусть и не паниковал, но кричал. – Вдруг Свету сейчас убивают?»

«Этот вариант наименее вероятен. Судя по схожести энергетического фона, скорее всего, Евгений пытается вызвать энергомутацию».

«В дракони́цу опять превратить? Да ну, быть не может…»

Словно в подтверждение этих слов на правой руке Светы вдруг появилась чешуя и с неприятным звуком отросли когти. Рука дрожала и крепла, но в один момент словно бы сдулась и вернулась в нормальное состояние.

«Она сопротивляется, – сказал СЕКАЧ. – Сейчас в ней борются Светлана-человек и Светлана-драконица. Можно попытаться прервать их борьбу или разрешить в чью-либо пользу».

«Я не настолько силён в энерговедении, чтобы влезть в чужой разум настолько глубоко. Но идея у меня всё равно есть».

Идея проста – попробовать нащупать разницу в энергетических аурах обеих личностей и попытаться ослабить. Вот только реализация не то чтобы проста – ладно бы ощутить разницу между человеком и высшим существом, так тут две ипостаси одного человека! Однако и эту проблему я разрешил, вспомнив об ощущениях, которые я испытал в тот вечер, когда мы со Светой сблизились. Я начал искать похожего на себя человека и быстро нашёл.

Когда рука Светы в очередной раз приняла чешуйчатый вид, я быстро схватил её, поднял вторую свою руку и стал высасывать энергию, пропуская её через себя и выпуская из руки в виде огненной струи. Со стороны я выглядел как газовый факел у нефтезавода.

На самом деле, мне повезло тогда коснуться руки именно в нужный момент, а не секундой позже, ибо сформированная драконья чешуя обладает свойством не пропускать сквозь себя энергию без желания владельца. Опоздай я на ту самую секунду, неизвестно, чем бы всё закончилось.

Глаза я, разумеется, закрыл, чтобы попытаться попасть в закрома разума Светы. Тяжело. Драконья рука Светы царапала меня. Сердце в груди стучало, как барабан. В один момент я почувствовал что-то странное и быстро опознал это как «червь», отнюдь не биологический или цифровой, а тот, который используют высшие существа.

Мне рассказывали о таких. С их помощью можно вытворять многие хорошие и плохие вещи. Одно из применений – преобразовать, вызвав энергомутацию.

У «червя» нет лица. Это лишь след, отпечаток, оставляемый высшим существом на разуме жертвы. Лишь одно качество у него есть – неудержимость. Он вгрызался в разум Светы, пробуждал её другую личность, ту самую, с которой я уже разговаривал и не раз. Обе личности не хотели уступать друг другу, боролись яростно – это видно по энергетическим скачкам и спонтанным изменениям.

Казалось, что Света-драконица однозначно проигрывает, но всё не так просто. Дракон выносливее Человека, поэтому он решил взять Свету-человека измором. В один момент открыв глаза, я ужаснулся тому, что метаморфоза уже поднялась до уровня груди и преобразует её из нежной человеческой в грубую и чешуйчатую драконью, растягивая окружающие одежды. Чешуя также ползла и по шее, уже касалась щеки.

«СЕКАЧ, помогай, – сказал я. – Походу, не срабатывает способ».

«Усильте степень извлечения энергии, вы выдержите. Ваши усилия не напрасны».

Глаза Светы мигали фиолетовым, зрачки постоянно меняли форму, иногда не одновременно. Я усилил напор, едва не подпалив волосы окрепшим пламенем. Стало ещё тяжелее. Я едва не пустил себе в голову этот «червь». Вряд ли бы мне от этого стало лучше, пусть у меня и нет личности-дракона, в отличие от Светы.

Быть может, я ещё долго смог бы выпускать энергию, однако в один момент меня словно бы ударили по голове. Это было воздействие не физическое, а энергетическое. Очевидно, что Евгений решил прервать мои попытки помешать его экзекуции.

Впервые мне стало страшно, когда я оказался перед столом со свечой. Взгляд Евгения из темноты прожигал мой разум насквозь. Меня заколотило, хотелось бежать, но было некуда.

– Осмелел, Виталий? – грозно спросил Евгений из тьмы, не показывая себя. – Думаешь, владение энергией и статус Посвящённого позволяют тебе идти против меня?

– Я и не шёл! – крикнул я глазам. – Евгений, я лишь защищал Свету!

– Не надо пудрить мне мозги, я всё прекрасно видел. Твои шашни с моей служанкой известны мне ещё с того мгновения, как тебя едва не убил предатель.

Я опешил.

– Служанкой? Да вы, Евгений, негодяй! Или что-то путаете, ибо она служитель, а не служанка.

– Это абсолютно ничего не меняет. СВ-0М-Ж нарушила мой приказ не заводить отношения. И теперь она будет наказана. Как и ты.

Что-то вдруг захватило мою шею, а затем руки и ноги. Внезапно я оказался в позе, напоминающей крест. Мало того, я почувствовал, как из меня высасывают энергию, ослабляя.

– Евгений, так нельзя! – кричал я сдавленно, тщетно пытаясь сорвать с себя нечто, похожее на цепи. – Да это же чушь какая-то! Зачем запрещать Свете заводить со мной отношения?

– Таковы условия, – Евгений медленно подошёл ко мне. – Она лично мне говорила, что никогда не нарушит данного мне слова – работать, не отвлекаясь на мирские заботы. Обещание не исполнено, значит, я имею право её наказать.

– Вы просто изверг, Евгений, – я буквально выплюнул эти слова. – Чтобы требовать от женщины отказаться от любви, надо быть монстром.

– Я лишь согласился на её предложение, Виталий. СВ-0М-Ж оказалась сама себе врагом. Во всех смыслах.

В словах Евгения не было злобы, была лишь строгость. Сам он был предельно спокоен.

– Так нельзя, – не сдавался я. – За века человек может поменяться. Мы – не вы. Евгений, если вы справедлив, отмените наказание.

– Закон есть закон, Виталий.

– Но закон не всегда справедлив!

Взгляд Евгения стал скучающим, устремлённым куда-то вдаль. Дракон стоял на колене, возвысившись надо мной, лицо его было нейтрально. Я не знал, что ему сказать. Можно было, конечно, пытаться давить на то, что я всем сердцем люблю Свету, что без неё моя жизнь мила уже не будет, угрожать ему расплатой, но кто я такой, чтобы шантажировать высшее существо и угрожать ему? Мне ничего не оставалось, кроме как опустить голову и расслабить напряжённые от возмущения мышцы. Мне ничего не оставалось, кроме как сдаться.

«Евгений, прошу тебя, послушай его! – вдруг сказал СЕКАЧ. – Света и правда ни в чём не виновата! Позволь своим верным служителям жить не по одному лишь закону высших существ, устаревшему уже как миллион лет!»

Я не успел удивиться всему вышесказанному, как взгляд Евгения устремился на меня.

– Я ценю твоё мнение, Сергей Казимирович, но я не просил его высказывать.

«Мне и не нужно разрешение, я лишь прошу признать правоту мальчика. Триста лет Света не покладая рук работала, принося тебе и России огромную пользу. Разве не справедливо будет, как говорит Виталий, отблагодарить её возможностью завести семью? Тем, чего она желала многие века?»

– Разок допустив вольность, можно довести дело до неконтролируемого хаоса, – мудрым голосом сказал Евгений. – Правила есть правила, Сергей Казимирович, отступать от них значит поставить под сомнение целостность идеи. Ты это прекрасно знаешь.

«Знаю, Евгений, это верно. Вот только я знаю и то, что ты таким образом недалеко уйдёшь от Пенутрия. Хороший правитель строг, но он одновременно и справедлив. Ты должен быть Евгением Грозным, а не Деспотичным».

– Хочешь сказать, я не справляюсь с тем, чтобы быть справедливым? – спросил Евгений немного с вызовом.

«Ты поставишь все успехи под сомнение, допустив несправедливость. Мы, люди, скоротечны, но наша сила в памяти. Неужели ты хочешь запомниться в веках тем, кто запретил любящим мужчине и женщине быть вместе и разлучил их ради исполнения древнего закона? Или всё же хочешь остаться справедливым и даровать им счастье, чтобы запомниться отзывчивым царём, а не бессердечным владыкой?»

Внутри Евгения что-то заклокотало, «цепи» вдруг разошлись – я был свободен. На его лице появилась смесь чувств, большая часть из которых – отнюдь не положительные. Он отошёл в тень, видно было лишь его туловище.

– «Червь» и борьба личностей оставят на разуме Светланы след, – сказал Евгений. – Но я остановлю энергомутацию, так и быть.

«Ты поступаешь правильно, Евгений, – сказал Сергей Казимирович спокойно. – Как отец, я благодарю тебя».

Евгений не нашёл что сказать. Его, похоже, обуревали раздумья и стыд. Стыдно ему было не только от слов Сергея Казимировича, но и из-за того, что он допустил необдуманные действия. Он долго смотрел в сторону, а затем повернул ко мне голову и сказал:

– Ты вправе злиться на меня, Виталий. Но я всё равно хочу попросить прощения, пусть моему поступку и нет оправдания.

Обессилев, я свалился на колени – слишком много энергии из меня высосали «цепи» за те пару минут, что мой мозговой помощник меня отбивал от Евгения. Я редко и глубоко дышал, глядя в пол, пытаясь вернуть ясность мысли. Ко мне потянулись «щупальца», призванные помочь мне и перенести энергию от Евгения мне, но я презрительно отбил их и встал на одно колено, подняв измученный взгляд на дракона.

– Почему, Евгений? – спросил я. – Почему вы взяли со Светы слово, что она никогда не будет любить? О чём вы думали, когда лишали женщину целой половины смысла её существования?

– Я не мог лишить её того, чего у неё никогда не было. Я не лишал её возможности любить, она лишила этой возможности сама себя. Мне тогда нужно было лишь обещание. Любое обещание, которое свяжет меня с ней, сделает её подчинённой мне. А наказывал я её лишь потому, что так велит закон о подчинённых. Отменяя наказание, я иду супротив закона. Даю волю хаосу.

И вновь эти слова про хаос. Я лишь медленно покачал головой – мне не хотелось спорить. Высшие существа, я понимал это ещё тогда, слишком убеждены в собственной правоте. Их не убедишь рассказами о справедливости, о человечности, о том, что люди могут меняться. У них есть закон – они его исполняют.

Я не простил Евгения тогда. Не хотел. И не хочу до сих пор. Я не боялся его гнева, не боялся, что меня лишат титула Посвящённого. Мне хотелось лишь справедливости. Хотелось, чтобы во мне не видели лишь инструмент. С другой стороны, логика намерений, как известно…

– Отпустите меня, Евгений, – сказал я. – Мне хочется домой.

Быть может, Евгений и хотел мне что-то сказать, но лишь покивал и неловко щёлкнул пальцами.

Очнулся я, лёжа на холодной плитке. Голова гудела, а тело казалось совсем чужим. Сквозь белую пелену в глазах я увидел Свету. Она приложила руки к моей голове и к солнечному сплетению и перекачивала энергию. Она смотрела на меня взволнованно и говорила:

– Витя, милый мой, очнись!

Радость появилась в её глазах, когда она увидела, что я открыл глаза и зашевелился. Она осталась человеком, платье на ней немного надорвалось, но в целом осталось невредимым. Значит, процесс зашёл не так далеко, пока я был без сознания.

– Витя, ты совсем пустой! Что случилось?

– Со мной всё хорошо, родная, – сказал я и встал. – Ты сама-то как?

– Я… Евгений хотел обратить меня в драконицу, – Света еле заметно вздрогнула. – Я боролась всеми силами, едва не проиграла, как вдруг в один момент словно бы освободилась. Со мной всё хорошо.

– Я рад. Пойдём лучше домой, – я, наконец, встал с плитки. – Какая-то сегодня слишком бурная ночь. И про мороженое не забудь. Растаяло оно, наверное, но чего зря добру пропадать?

Загрузка...