Под крыльями высших существ

Глава 14. Последние приготовления

Вечером второго дня нашего пребывания на Ахтургире я со Светой-драконицей закончил создавать флаг с гербом нашей семьи – Чудовых. Света-драконица сначала предложила мне тот вариант, который с трёхглавым драконом, но я, поразмыслив, подумал, что он нуждается в переработке. Решено было сделать следующим образом: на место трёхглавого дракона становится серебряная голова, половина которой представляет собой человеческий череп, а другая – драконий; под головой скрещены две сабли; под всем вышеперечисленным лежит лежит большой зелёный венок. Само знамя было сине-красным.

Флаг не так уж и сложен, но спорили мы долго. Устав, улеглись спать. Завтра мне выкуют оружие и вырежут боевой рог. Приняв человеческую форму, я устроился поудобнее на груди Светы-драконицы и закрыл глаза. Так было привычнее и приятнее.

Сон, однако, не шёл. Я внезапно призадумался – а куда же делся Сергей Казимирович? Он исчез именно в миг моего превращения. Не может же быть такого, что я, вместо того, чтобы потратить свою энергию, воспользовался его сущностью. Такое могут провернуть лишь существа, вроде Евгения или Анугиразуса. Или он разозлился на меня за то, что я обратился в дракона вопреки своему обещанию?

«Сергей Казимирович? – позвал я. – Вы тут?»

Ответом послужило молчание. По телу пробежал неприятный холодок. Я стал чувствовать себя голым, не имея в подсознании почти вечно бдящего помощника, благодаря которому мне удавались очень многие вещи.

Его энергетический след пропал. Я стал думать, что же случилось. Пока думал, прошёл час, а сна ни в одном глазу. Спать при этом, что странно, хотелось. Света-драконица сопела и, наверное, видела приятные сны. Я позавидовал ей тогда, вылез из-под её руки и пошёл к дубу со златой цепью.

В сказках говорилось, что Баюн усыпляет жертву пением колыбельной. Учитывая, что он пел её своим господам Мефодирию и Яросиниде и оба остались живы-здоровы, значит и мне, быть может, можно не беспокоиться за собственную жизнь. В сказках, как оказывается, и правда, и намёк.

На улице свежо. Лампы ярко освещали дорожки, заблудиться тут нельзя при всём желании. По выходе из леса показался одиноко стоящий дуб. Златая цепь сверкала на свету, озеро было безмолвным. Лишь изредка на поверхность на мгновение выпрыгнет рыбёшка.

– Баюн, – шёпотом позвал я. – Баюн!

Ответа не последовало. Лишь дуб зашуршал, когда ветерок прогулялся по окрестности.

– Баюн, вы спите? – спросил я громче.

– Нет, гражданин Чудов, – послышался занятой голос кота откуда-то сверху. – Я не умею спать. Физиологически.

– А чего ж прячетесь тогда? – спросил я, заметив светящиеся кошачьи глаза среди листьев.

– Я главу дочитывал, – ответил Баюн и хлопнул чем-то бумажным. – «Война и мир», если вам интересно.

– О как, – я усмехнулся. – И сколько раз вы её уже прочитали?

– Тридцать четыре раза, – ответил Баюн, спускаясь. – Не надоедает. Я очень много русских классических книг прочитал. И ещё больше из двадцатого и двадцать первого века по вашему летоисчислению. У вас были как талантливые творцы, так и откровенные бездарности с мусором в голове. Некоторых порочных людей анугиры находили именно по отвратительным книгам. И карали за них. За отвратительные мысли в этих книгах, если быть точным.

– Хм. А за фантазии не карали? А то вдруг человек подумал о чём-то порочном.

Баюн улыбнулся и снял пенсне.

– А в России карают, если вы пофантазируете, как убиваете своего соотечественника, хотя бы и в шутку? Ну а чего этот разбойник вам дорогу не уступил? Нет? Вот и анугиры не карают за фантазии. Другой вопрос, если фантазия претворяется во что-то физическое. Преступник не тот, кто просто думает о преступлении, а тот, кто совершает преступление или защищает его. Иными словами – дело. Понимаете, гражданин Чудов?

– Понимаю. Книги – всегда пропаганда. Вот, например, Сергей Казимирович Омаров, согласно моим познаниям, писал полезные патриотические книги и продвигал в массы любовь к Родине. А кто-то писал нацистские трактаты и устраивал мировые войны.

– Омаров, говорите? – Баюн в злобной гримасе показал клык из-под губ. – Известный персонаж среди анугиров. Единственный человек во всей вселенной, что умудрился уничтожить целую драконью семью, даже не подпалив лица. И сделал это холодно, расчётливо. До этого люди лишь целыми отрядами могли завалить особо юного и беспомощного анугира. И то, с потерями.

– Я слышал.

Баюн пристально посмотрел мне в глаза.

– Вы что-то хотели, верно?

– Сон у меня не идёт. Мысли дурные тревожат.

– Позвольте узнать, а что за мысли?

– Да я… – я затормозил, не зная, как бы мне наиболее ловко соврать, что меня тревожит не отсутствие в моей голове ненавистного местными Омарова. – Волнуюсь за послезавтра. Битва же будет, поединок.

Баюн недоверчиво посмотрел на меня, затем прикрыл глаза и, открыв, посмотрел уже нейтрально.

– Госпожа Ярослава рассказывала, что вы прекрасно сражались с ней, гражданин Чудов. Она была чрезвычайно сильно удивительна, что вы, столь молодой человек, так много умеете. Кто вас учил?

Я ответил полуправдой.

– У меня была хорошая учительница. А ещё у меня в голове установлены боевые модули, а в крови до сих пор курсируют сыворотки.

– Но это же новейшая разработка. Ещё на стадии испытаний. Не понаслышке знаю.

– Новейшая, ну и что? Из-за этого должна худо работать?

Кот Баюн отрицательно помотал головой.

– Технологии – это здорово, конечно. Однако, гражданин Чудов, они являются лишь вспомогательным инструментом. Давайте будем честны друг с другом. Кто сидит в вашей голове и рулит вашими действиями?

Подняв бровь, Баюн ждал ответа. Я вздохнул и опёрся рукой о дерево.

– Ну вот зачем вам эта информация, Баюн? Потешить любопытство?

– Нет, гражданин Чудов. Я информатор в первую очередь, собираю секреты и могу выдать их господину Мефодию, чтобы он передал их господину Анугиразусу.

– О как. Тогда я уж тем более ничего не скажу.

– Я сказал, что могу выдать секреты. А могу и не выдать.

– Я слышал. И всё равно хрен вам что расскажу.

На лице Баюна расплылась улыбка.

– Тогда давайте я попробую угадать, кто у вас в голове. В вашей голове находится Омаров. Тот самый.

Я с лицом полным превосходства сложил руки на груди.

– Надо же, как вы ловко угодили пальцем в небо. Не-а.

Баюн наклонил голову набок.

– Иных вариантов просто нет. Гражданин Чудов, давайте всё же будем честны друг с другом. Признайтесь мне, и я никому не расскажу вашего секрета. Не признаетесь – я выскажу свои предположения, и мне поверят. Вы ведь не хотите проверять?

Я посмотрел на Баюна с минуту и, нахмурившись, сказал осторожно:

– Допустим, что в моей голове и правда находится Омаров. Во всяком случае, находился. И что теперь?

– Вы уважили мою просьбу, гражданин Чудов, теперь я исполню и свою часть сделки, – Баюн заметно расслабился и сотворил довольно ловкий жест. Через секунду в его руках появилось огромное полотенце, какое обычно кладут на траву. – Смею предположить, дел у вас на ближайший час не очень много. Не соизволите ли провести его со мной? По-дружески.

Я лишь хмыкнул и пожал плечами.

– Может быть и нет дел.

– Тогда занимайте своё место, – сказал Баюн и расстелил полотенце, оказавшееся по размеру даже больше, чем я ожидал. – Вам удобно? Может, вам угодно подать подушки?

– Отставить лизоблюдство, – сказал я строго. – Я в армии служил, на голой земле спать могу. Да и что это за язык? Из девятнадцатого века пришли, что ли?

– Нет, – Баюн отрицательно помотал головой. – Я служу, все эти предложения – часть службы. Вы – гость. Я служу и вам. Так завещала Анугираза.

– Значит, законы гостеприимства у анугиров – законы Анугиразы. Я о ней совсем мало слышал. Расскажете?

Баюн призадумался, видимо вспоминая что-нибудь интересное. Учитывая потенциальную длительность жизни высших существ, равную бесконечности (если её не прервать искусственно, разумеется), рассказ об интересном может занять века.

– Вопрос о том, кто такая Анугираза, – риторический. Она – единственная, неповторимая и любимая жена Анугиразуса. Чёрная, как ночное небо, драконица. Любящая мать своих бесчисленных детей. А также соавтор Книги Порока – великого труда, в котором содержатся описания всех пороков и способов кары за них. Обладала острым умом и удивительной интуицией…

Я усмехнулся.

– Настолько удивительной, что не смогла предугадать смерть от руки человека?

Баюн театрально возмутился.

– Извольте не перебивать меня, гражданин Чудов. Третье несомненное качество Анугиразы – умение пожертвовать собой на благо анугиров. Она – невероятно терпеливая женщина, терпением которой пренебрегать, однако, никогда не стоит. Её убили не потому что она была глупа, а потому что она понимала, что таким образом сможет дать всему анугирскому семейству казус белли против любых ненавистных цивилизаций. Политика Корпоративного Человеческого Союза, например, очень сильно изменилась с момента смерти Анугиразы. Надеюсь, вам не нужно объяснять причину.

– Под изменениями вы имеете в виду самоубийственные реформы и войну с нами? Это месть. Я понимаю.

– Именно. Разум Анугиразы после смерти не распался на миллиарды частей, как это обычно бывает. Он отправился в первый мир-измерение и затерялся там среди миров, принадлежащим государствам малых народов, как раз между КЧС и Россией. Говорят, её разум заточён внутри ожерелья редкой красоты с десятью чистыми чёрными бриллиантами. Он предохранён от «смерти», длящейся многие-многие годы и может быть возвращён обратно.

– Если так, то почему Анугиразус просто не вернёт себе жену? Не может достать?

Баюн ответил коротко, но вполне конкретно.

– Пенутрий так решил.

Я лишь кивнул головой. Неудивительный ответ.

– А вы, гражданин Чудов? Я слышал, что вы приняли себя нового и теперь умеете обращаться в дракона, который является смесью анугира и русанара. Каково это?

Баюн задал этот вопрос интонацией особенно учтивой.

– Это странно, – ответил я. – Голова стала работать иначе. Ты чувствуешь, насколько стал тяжелее. Чувствуешь, как витающая вокруг энергия относится к тебе с трепетом. Я и сейчас это чувствую. Человеческая и драконья сущность слились воедино.

– Ваш случай примечательный, гражданин Чудов. Пусть вы и не первый, кто объединил в себе кровь драконов и человека, от вас оказалось гораздо больше проку. На остальных людей драконья кровь влияла губительно, отупляя до уровня зверя. Вас и вашу жену она укрепила, позволила управлять энергией.

– А Сергей Казимирович? Каков его случай?

– Омаров? Он самородок. Один из десятка, кому повезло родиться с силой, которая у людей не передаётся по наследству, и единственный живущий до сих пор с такой силой и в человеческом обличии. Остальных вырвали из пятого мира-измерения другие высшие существа, даже не из нашей галактики. Наверное, только Пенутрий знает, что послужило толчком к рождению столь неординарного человека, повлиявшего на судьбу целого народа – вашего.

– А не может ли быть такого, что в нём тоже есть кровь драконов? Быть может, поэтому он ненавидит их? Потому что они его заставили принять не свою кровь не по его воле?

– Нет, вряд ли. Он чист, ему не понадобилось драконье могущество, чтобы в полной мере обладать собственным. Драконов он ненавидит исключительно в силу их фольклорной злобы. Воспитали его так, что ж тут поделать? Но больно уж иронично, что ненавистник драконов стоит на службе у них.

– Но и Евгений – не злой дракон из фольклора. У него есть Родина – Россия, как и у Сергея Казимировича, как и у меня. Уж ему-то можно доверять.

– Это тоже интересный факт. Хотите поведаю? Русанары в принципе удивительно ловко влились в ваш народ, став его незримой частью. Вы, гражданин Чудов, наверное, не знаете, что «русанары» это название-новодел, которому лишь несколько миллионов лет. Когда-то русанары называли себя «аргисанарами» – «драконами, творящими энергией родства, любви и привязанности». Они не были противоположностью анугиров, творящих яростью, злобой и местью, или шаньлон, творящих энергией ци, долгим и постепенным размышлением и удивительной выдержкой. К чему я? А к тому, что Евгений и его семья действительно приобщились к вашей стране и не имеют ничего общего с фольклором. Хорошо ли это? Решит ваш народ. Относится ли это как-то к Омарову? Несомненно. Знаете, почему?

– Говорите, Баюн, не томите.

– Потому что ему рано или поздно придётся принять данность. Его Родина будет управляться не только людьми, но и русанарами. Его дочь – полудраконица, а зять – полудракон. Его сын – Сын Человечества на службе у Анугиразуса. И будь он хоть трижды величайшим энерговедом человечества, он не способен поменять то, что предусмотрел Пенутрий. Таков сценарий, повлиять на который можно лишь прошением к самому Владыке.

– Постойте, Баюн. Вы говорите, что сын Омарова, Иван – Сын Человечества. Вы про тех гладиаторов с арены?

– Да. Господин Мефодий был очень хорошо знаком с Иваном Омаровым. Непорочный юноша, яро защищающий традицию и порядок в Африке от ненавистной всеми анугирскими семьями Земли западной модели, просто обязан был стать частью нашей Жаркады. Хороший воин, скажу я вам. Пользуется собственными кулаками и ножом. Мечи, щиты, доспехи – всё это не про него. Иная выучка.

– Незавидная судьба, скажу я вам. Но надо же, как всё сложилось. Вся семья Омаровых, значит, прошла через третий мир-измерение. За исключением жены Сергея Казимировича, наверное.

Баюн ничего не сказал и посмотрел на водную гладь. На ней белел плоский серебряный диск искусственной луны, похожей на естественный спутник Земли – собственно, Луну. Это была не Ахтургира, иначе она была бы желтовато-чёрной.

– Вы пьёте алкоголь, гражданин Чудов? – спросил Баюн через пару минут молчания.

– К чему вопрос? – спросил я в ответ.

– К тому, что мне интересно. Я-то не пью, хотя и пробовал. Состояние эйфории в человеческом смысле, знаете ли, чуждо высшим существам и их верным приспешникам. Однако сам Анугиразус, например, всё же испытывал чувство близкой к человеческой эйфории несколько раз за жизнь. Один из них – разрушение западной человеческой цивилизации. Анугиразус много миров Млечного Пути держит под своим контролем, много цивилизаций пало при его жизни и из-за его поступков, но такой радости в его глазах я не видел никогда. Великое Хранилище Порока ежедневно пополнялось тысячами человеческих порочных разумов, семьи Мефоярос, Риптумор и Сангвоморсад устроили праздник – десятилетие кары. Убивали порочных, проливали десятки тысяч литров крови каждый день и праздновали победу над самим Пороком, оскорблявшим анугиров. С тех пор на Земле никто не смел считать дракона порочным существом. Варсайллимы – потомки тех людей, переродившиеся в фелидоидов, – это помнят до сих пор. И по этой причине заслужили анугирскую приязнь.

Удивительно, но на моём лице вдруг появилась слабая улыбка. Мне в тот миг показалось, что анугиры были достойны «чести» сполна отомстить разозлившей их цивилизации. Так считал не я изначальный, так считала кровь анугиров, ставшая моей частью. С кровью мне передалась и частичка памяти, полная ярости и злобы.

Перед глазами пронесся десяток воспоминаний от лица различных анугиров. Каждое содержало в себе мгновение озлобления на род человеческий, час поиска порочного и сутки страшных пыток этого человека. Каждое воспринималось мной, как личная трагедия с достойным концом. По телу поползло удовлетворение, а по щеке вдруг прокатилась слеза.

Я стёр её и взглянул на пальцы. Вместо прозрачной слезы я увидел кровь, искрящуюся энергией. Такую же я видел на теле изменяющегося в первую нашу встречу Анугиразуса, истекающего литрами крови и при этом не чувствовавшего себя некомфортно.

– Чёрт возьми… – прошептал я, чуток испугавшись.

– Не волнуйтесь, гражданин Чудов, – спокойно сказал Баюн. – Это обычное проявление радости и удовлетворения у анугиров. А если вы будете очень злиться, то начнёте болезненно обращаться в свою русанаро-анугирову драконью форму, становясь при этом заметно сильнее, чем были раньше. Подобно тому, что вы видели у самого Анугиразуса.

– А почему оно так? – спросил я. – Почему анугиры постоянно истекают кровью?

– Это всего лишь физиологическая особенность. А ещё это пугает всякое живое существо. Нет ни одного такового, которое не боялось бы истечь кровью. Чем существо примитивнее, тем сильнее его страх перед невообразимым ужасом, который истекает кровью и даже не думает чувствовать себя плохо.

– А как это так? У меня кроветворные органы в три смены тогда должны работать.

– Так и есть. Даже в человеческом обличии ваш организм имеет в себе анугирские особенности. Вы будете истекать кровью, и с этим вряд ли что-то можно будет сделать. С другой стороны, если вы вдруг решите когда-нибудь стать архитектором собственного тела…

Баюн прервался, словно желая придать многозначительности этим словам.

– Как это – архитектором?

– Великие энерговеды и сыновья Пенутрия, если того желают, могут изменять структуру своего тела под различные цели и задачи. Захотят – станут гуманоидом, захотят – восстановят своё обличие. Захотят – изменятся в лучшую сторону. Так и появлялись различные высшие существа, начиная с драконов, заканчивая фелидоидами. Каждый мыслил по-своему и получал своё идеальное тело.

– А я тут при чём? Я же не высшее существо. Я могу менять тело только в соответствии с помещённым внутрь меня материалом, вроде той же крови или плоти. Конструировать – нет.

– Это пока что. Думается мне, что ваша судьба будет гораздо более… расширенной, чем вы думаете.

– И каковы предпосылки этому? Или так, с потолка думы берёте?

– Я не являюсь высшим существом, но логика мне известна. Предпосылки, говорите? Да хотя бы и то, что вы не сгораете от той энергии, что в вас сейчас накопилась. И не тупеете от анугирской крови. Вы явно защищены не только Евгением, но и Пенутрием. Вы перевернёте шахматную доску, напишете новые правила, создадите величайший сюжетный поворот в истории третьего мира-измерения. Не забывайте, что всё мироздание – театр. А главное в театре – представление.

– Ах, да. Как же я мог забыть, что этот ваш величайший Пенутрий управляет первым миром-измерением, как кукловод – марионеткой. Величайший разум, развлекающийся прогрессом и войной. Талантливый директор, в чьих представлениях участвуют бесчисленные миллиарды живых существ…

Баюн перебил меня незлым смехом.

– Ваши слова так и искрятся сарказмом, гражданин Чудов. Не будьте столь скептичны к Пенутрию. Примите как должное, что само мироздание управляется именно им. Он – все боги вселенной. Да что там говорить, он сам – Бог. Правда, не он создал вселенную, как говорится в ваших религиозных трактатах. Вселенная создала его, а он её приукрасил по своему разумению, нарисовав границы и написав бесконечный сценарий.

– Очень много пафоса, Баюн. А по факту он лишь разжигает войны. Знаете, как у людей относятся к разжигателям войн?

Баюн улыбчиво кивнул.

– Знаю. С благоговейным трепетом. Я жил среди людей, гражданин Чудов. Как люди относились к правителям Центральных держав, когда началась Первая мировая война, знаете? А к Адольфу Гитлеру, когда он развязал Вторую? А к американским президентам, распространявшим десятки лет «демократию с бомбами» и развязавшим Третью мировую? О, особенно Третья мировая. Люди очень даже сильно радовались тому, что разгорелась война. Для них разжигатели были миротворцами, а миротворцы – разжигателями. Они радовались смертоубийствам и пыткам. Их дипломаты визжали, что войну надо продолжать, но ни в коем случае не разговаривать с «варварской» Россией, ибо чисто принципиально нельзя учитывать её интересы. Отупевшие от оголтелой пропаганды люди с пеной у рта доказывали, что это Россия напала, а не западные государства создавали для неё смертельную угрозу. То был настоящий пир Порока. Господин Омаров, если вы меня слышите, вам это ничего не напоминает?

Я явственно почувствовал волну энергии, прокатившуюся по моему разуму. Всё-таки Сергей Казимирович до сих пор существовал в моей голове. Но почему-то не хотел говорить. Во всяком случае, пока. Баюн, в свою очередь, на секунду прижал нижнюю губу верхними зубами.

– Я чувствую чужое возмущение внутри вас, гражданин Чудов. Да, Омаров внутри вашей головы. Это даже немного волнительно. И всё же, вы до сих пор верите в непогрешимость людей?

Я ответил вполне конкретно.

– Я не верю ни в какую непогрешимость. Люди бывают совершенно разные. Однако я считаю русский народ в подавляющем большинстве ситуаций гораздо более правым, чем многие другие народы.

– Вам очень повезло встать на правильную сторону истории. Не той микроскопической истории Земли, а глобальной, галактического масштаба. Из человеческих народов лишь пяток стал или остался великим: русские, арабы, немцы, англичане и китайцы, которых вы пока ещё не нашли в огромной галактике. Остальные либо исчезли навсегда, приняв имя и облик варсайллимов, либо влачат жалкое существование в виде маленьких, ничего не решающих стран, утратив даже тень былого величия. Рассудите сами. Гордые ксенофобы японцы, когда-то бывшие технологическим гигантом, так и не смогли заселить больше четырёх планет и теперь очень зависимы от соседей-итальянцев как технологически, так и в продовольственном плане. Не свезло им с планетами. Для них ваш нынешний уровень – фантастика. Сами же итальянцы, жившие когда-то на землях давно павшего от собственных пороков Древнего Рима, тоже не блистают совершенством межзвёздных империй, хотя потенциал у них велик. Лига Латинской Америки, наверное, могла бы себя показать неплохо, не найдись среди них особых любителей революционных теорий. Россия в новейшей межзвёздной истории прошла одну гражданскую войну, арабы и немцы с англичанами по две, а у латиноамериканских народов их было двадцать три. О каком великом прогрессе можно говорить, если главное для правителей – не развитие, а поиск «идеального» порядка? Последние пару десятков лет у них тихо. Быть может, что-то у них да получится…

– Я так погляжу, у вас, Баюн, тоже «голод молчания» есть? Вы очень много говорите, как высшие существа. Причём совершенно не на ту тему, с которой мы начали.

– С кем поведёшься, от того и наберёшься. Я прожил очень долгую и очень богатую жизнь. Мои знания незаурядны. Мне есть, что рассказать.

– Ваши речи напоминают скорее лекцию в университете, нежели простой разговор по душам, на который вы намекали.

Баюн пожал плечами и вздохнул.

– Таковы наши разговоры по душам. Уж простите, гражданин Чудов, что мы не обсуждаем простые житейские проблемы, подобно людям. Не в чести у нас обсуждать, например, споры между собой да погоду. Высшие существа занимаются делами гораздо более возвышенными. Пока кузнец куёт мечи, высшие существа куют целые государства. Пока короли раздумывают над тем, какой шахматной фигурой походить, высшие существа делают сотню ходов вперёд, не задумываясь о чужих правилах. Пока люди препираются, избирая высшую ценность, высшие существа в едином порыве идут к назначенной цели. Наш уровень – совершенно другой. Не знаю, будет ли это для вас открытием, но даже такая простая для вас вещь, как половой акт, у высших существ приобретает совершенно иной смысл, чем он есть у людей.

Я ухмыльнулся и опёр голову о руку. Забавно, что Баюн говорил о таких вещах без капли стеснения.

– Неужто? Поведаете? Я б послушал, хотя б и из интереса.

Баюн кивнул.

– Поведаю, если интересно. Но это должен быть диалог, будем размышлять вместе. Привыкайте к умным разговорам. Итак, какова основная цель полового акта у людей?

– Биология утверждает, что зачатие. Но так сложилось, что этот самый акт превратился в способ получения удовольствия.

– Именно! Вы, люди, воспринимаете половой акт, как развлечение. Причём неважно, кем будет тот, с кем ты возляжешь, будь то даже особь твоего же пола или даже другого биологического вида. Книга Порока утверждает, что любой, кто выйдет за рамки связи «мужчина-женщина» является кандидатом на страшную смерть.

– Так-так. У высших существ, значит, совсем не так?

– Совсем не так. У них есть границы. Любовь, как говорят анугиры, – слишком мудрая сущность, чтобы она не знала собственных границ. Но давайте продолжим. Вот лично вы, гражданин Чудов, уже вступали в связь с собственной женой. Скажите, что послужило основой этому событию? Страсть?

– Наполовину – да. А ещё мы хотели детей. Я понимаю, к чему вы клоните. Но разве ж бывает секс без страсти?

– Секс – не бывает. А вот деторождение – ещё как. Ваш разум достаточно гибок, чтобы понять то, что будет сказано мной далее. Когда высшие существа – муж и жена – решают обзавестись потомством, они начинают длящийся несколько дней ритуал. Муж, вне зависимости от культуры, принимает воинственный вид – надевает броню, вешает на пояс оружие, обагряет себя своей кровью и кровью своих врагов, за его спиной должны быть трофеи, сам он должен быть уставшим, израненным, но победителем. Жена, в свою очередь, должна находиться у очага, одетая в идеально чистые одежды, дома должен быть наведён порядок, а сама она должна ждать его. Не произнося ни единого слова, одними лишь взглядами супруги делятся всем, что они видели, когда их не было рядом. Сам обряд подразумевает под собой полное молчание. Говорить должны энергетические потоки, а не рты. Жена моет мужа и сажает его за стол, а муж дарит жене чудесные подарки, принесённые с далёких планет…

– Постойте, Баюн. Раньше высшие существа вели друг с другом войны и приносили трофеи, это ладно. Но как сейчас обстоит дело со всеми этими трофеями, кровью и прочим?

– Очень даже просто. Муж отправляется в первый мир-измерение и находит трофеи и кровь врагов там. После разделения стран на Порядок и Упадок таковые найти стало совсем несложно.

– Что ж, я понял, продолжайте.

– А дальше идёт долгая череда событий, в которой огромную роль играют прикосновения, постепенное обнажение и ясные намёки на то, что пришло время создать потомство. Если муж и жена в первый день ритуала предстают друг перед другом совершенно разными, скованными собственными одеждами, то к концу они сливаются в единую семью, где они равны друг другу и ничего друг без друга не могут. Подчёркиваю, всё это происходит без единого слова. И без единой капли страсти. У любых высших существ, даже яростных анугиров, этот процесс преисполнен чистой, непорочной любовью.

– Я примерно представляю себе, как это происходит. Выглядит очень театрально. Я уж наверняка не ошибусь, если скажу, что основы этому ритуалу заложил сам Пенутрий.

Баюн покачал головой.

– Не ошибётесь. Директор театра не может поставить сцену вопреки законам театрального искусства. Быть может, я рассказал это сухо, но на самом деле, этот ритуал гораздо более красочен и выполняется каждым высшим существом в точности, как описывал Пенутрий. И выполняется с высшим наслаждением. В нём – основа всех культур, основа традиции, основа самого мироздания, что зиждется на связи мужчины и женщины. Пока что вам не понять всей сути этого ритуала и его значимости, но, если вдруг события сложатся уникальным образом, вы, быть может, и поймёте. И будете славить Пенутрия за то, что он даровал вам столь великий сценарий.

– Откуда уверенность, что я внезапно стану высшим существом? Я не был рождён Пенутрием, мне слишком мало лет, мои знания в энерговедении состоят лишь из основ. Я ничего не могу без Сергея Казимировича. Да и нет у меня миллионов лет, чтобы практиковаться. России уже не станет к моменту, когда я хотя бы частично смогу получить могущество высшего существа. А какой смысл мне жить без неё?

Баюн вопросительно выгнул бровь.

– А откуда у вас такая уверенность, гражданин Чудов? Почему вы решили, что вам понадобятся миллионы лет?

– А что, разве может быть иначе?

– Во вселенной бесчисленное множество высших существ. Но достоверно известно о как минимум восьми высших существах, которые были не рождены Пенутрием, а усыновлены им. Одного из них зовут Когерт Вар. Он был человеком, ему даровали умение управлять энергией, чтобы он спас людей и преобразовал их в более развитую цивилизацию. Человечеству на Земле пришёл бы конец, если бы не он.

– Но почему так произошло? Когерт Вар был великим энерговедом? Или в него просто ткнули пальцем?

– В нём был потенциал, да. Однако основным стал дар от Пенутрия. Он даровал ему кровь и плоть и создал ему собственную планету в третьем мире-измерении – Глаурум. Именно там Когерт Вар придумал новое обличие и подарил гибнущему на Земле человечеству новую жизнь. Ему понадобилось всего лишь тридцать лет, чтобы раскрыть в себе потенциал высшего существа. Кровь и плоть Пенутрия идеальны, они – основа мироздания. Неудивителен столь высокий темп.

– Вот только я сомневаюсь, что Когерт Вар настолько же могущественен, как дети Пенутрия, которым миллиарды лет.

– Именно так. Однако усыновлённые дети Пенутрия находятся под его вечной защитой, он их постоянно учит, чтобы они стали столь же могущественными. Когерту Вару ещё далеко до совершенства Анугиразуса, Евгения или Владимира, но он очень старается.

Я призадумался. Быть может, шанс присоединиться к бесконечному пантеону высших существ у меня действительно есть, но каково будет объяснение этому? Когерт Вар спасал человечество, а что же я? Россия вполне успешно противостоит КЧС, ей не угрожает революция или гражданская война. Какова моя роль в бесконечном театре? Я должен победить Анугиразуса и показать, что Упадок можно победить, вот и всё.

Или Пенутрий всё же предусмотрел гораздо более широкий сюжет для своей кровавой пьесы?

Разговор с Баюном длился ровно отведённый час. Разговор вышел воистину утомительным, по окончании спать захотелось очень сильно, и я поспешил обратно к Свете-драконице, лишь бы не завалиться прямо на лужайке. Баюн умеет не только колыбельными усыплять.

***

– Откуда такие познания в кузнечном деле, Мефодирий? – спросил я у главы семьи Мефоярос, смотря, как он с помощью энергии и роботов-помощников куёт красивую стальную саблю.

Кузня представляла собой просторное, светлое и очень тёплое помещение, в котором стоял легко разгоняемый энергией шум. Горн дышал пламенем, молоты выбивали стальной ритм, а пар по-змеиному шипел, когда раскалённый металл твердел во влаге.

– Творить всегда интересно, – ответил Мефодирий, не отвлекаясь от процесса. – Кузнечное дело может быть ремеслом, а может быть и искусством. Мои сыновья носят на груди серебряные кинжалы в ножнах, а дочери – чудесные браслеты с ядом. Особенно я люблю инкрустировать мои творения драгоценными камнями. Вашу саблю, Виталий, я тоже инкрустирую. Какой драгоценный камень вам нравится? Называйте, какой угоден душе.

Я крепко задумался. Мне нравятся чёрный и зелёный цвет, но на серой сабле они будут выглядеть не очень здорово.

– Может, красный? И белый можно какой-нибудь. Или синий.

– Подумайте хорошенько и скажите. Не предположения мне нужны, а точные решения.

– Хорошо. Тогда золотой, красный и синий. В цвета нашего флага.

– Символично. Так и сделаем.

Точным инструментом красивые камни вошли в пазы на гарде, украсив ставшую чудесной искусную саблю. Острейшее лезвие способно было легко резать металл, клинок чернел красивой растительного вида гравировкой. Держать саблю было настолько удобно, что она казалась продолжением руки.

К сабле, разумеется, прилагались и ножны. Бурого цвета, их также инкрустировали золотыми, красными и синими золотыми камнями и укрепили сталью. Одевшись в свои боевые одежды, я взглянул на себя в зеркало и убедился в том, что Яросинида не ошибалась, утверждая, мол, на левом боку сабля прекрасно будет смотреться.

– Перейдём ко второй половине созидательного процесса, – сказал Мефодирий и пошёл к большому верстаку. – Теперь я вам вырежу боевой рог. Скажите мне, Виталий, будь вы командиром большого воинского подразделения в те века, когда ещё не придумали связь по радио, какой бы звук вы предпочли?

– Такой, который бы все услышали, в первую очередь, – поразмыслив секунду, ответил я.

– Это само собой. Но каков был бы его тембр? Громкость? Протяжный был бы звук или короткий? Мощный или, наоборот, высокий?

– Было бы хорошо что-нибудь помощнее, чтоб аж кровь в жилах стыла у врага. Хочу, чтобы в нём будто бы была заключена тысяча человеческих голосов, что торжественно кричат «ура». Чтобы прямо порыв был, когда слышишь его зов…

– Этого достаточно. Я понял, чего вы хотите. Ялли́х ди хти́зур.

Последняя фраза была сказана на анугирском языке и означала прошение дать немного времени. Она является одной из самых распространённых в лексиконе анугиров, ибо, как они говорят: «Ялли́х – ма́ра, кта́ри маль Пе́нутр хти́да», то есть «Время – ценность, которую даровал Пенутрий». За три проведённых на Ахтургире дня в разговорах с представителями семьи Мефоярос я её услышал по меньшей мере восемь раз.

Высокого мастерства выделки беловатый боевой рог, пока я его осматривал, ещё пах лаком. Сделали его из кости какого-то местного хищника, которого местные называли «юшталльгером». В руку он помещался легко, его инкрустировали такими же камнями, что и саблю. В области, где при обхвате находились бы указательный, средний и безымянный пальцы, находилась неприметная кнопочка.

– Зачем она? – спросил я, пару раз нажав на неё и не заметив никаких изменений.

– Для начала дуньте в рог, – не ответил на вопрос Мефодирий. – Посмотрим, удовлетворены ли вы будете звуком.

Набрав побольше воздуха в лёгкие, я со всей силы дунул в рог и едва сам не оглох от изливающейся из него мощи. Звук сотряс голову до самого центра, заставив меня остановиться. Мефодирий не дёрнулся, но в лице переменился, нахмурившись.

– Испытывать такие вещи в стенах кузни – затея, конечно, не самая лучшая, – рассудил Мефодирий. – Наверное, я перестарался с мощностью. Ослабим?

– Зачем же? – спросил я. – Мне даже нравится. Представьте себе, как он будет звучать на Чёрной Арене! У всех кровь в жилах застынет.

– Раз так, попробуйте дунуть в рог ещё раз, но немного послабее и в процессе постепенно нажимая на кнопку, о которой вы спрашивали.

Вновь набрав воздуха, я последовал совету Мефодирия и крайне удивился, когда хаотичный и оглушающий вой вдруг превратился в упорядоченный «у-у-у», пробирающий до мурашек. Когда я постепенно нажимал на кнопку, звук сперва стал рычащим, словно кто-то протяжно говорил «р-р-р», а затем превратился в величественное «а-а-а», которое будто кричала тысяча храбрых воинов, встающих в атаку. Сердце моё забилось чаще с благоговейным трепетом, когда звуки сами сложились в величественное «У-р-р-а-а!».

– Ого! – удивился я. – Это просто невероятно. Как вы умудрились с первого раза попасть прямо в точку?

Мефодирий посмотрел на меня со значением.

– Я слишком много прожил среди людей, чтобы плохо вас понимать. Русские очень любят единение со своими соотечественниками, совершают подвиги, чувствуя, что за ними стоит народ. Пусть боевой клич, звучащий из этого рога, вдохновит вас на битву.

– Здоровская вещь, – я улыбнулся во все тридцать два зуба. – Спасибо вам, Мефодирий.

– Не стоит благодарностей, – стальным голосом ответил он, словно ему чужда любая эмпатия. Я, однако, почувствовал внутри него еле заметное тепло, какое расползается, когда тебя искренне благодарят за твой труд. – Мне нужно кое-что показать вам, Виталий. Оставим ваше оружие и ваш рог здесь. Примите обличие дракона.

– Зачем? – не понял я.

– Вы на Ахтургире. К людям у анугиров особо отрицательное отношение. Такое же оно и у наших охранных систем на большей части планеты. Они устранят вас, зайдите вы туда, куда не следует. Если вы будете драконом, они примут вас за своего.

Я нахмурился, до сих пор не понимая, зачем мне перекидываться в дракона.

– Я и не собирался покидать ваш укромный уголок, пока меня не пригласят на Чёрную Арену.

– Я хочу показать вам место, которое ни один человек доселе ещё не видел. Я хочу показать вам Великое Хранилище Порока.

Анугирская кровь мгновенно возрадовалась упоминанию этого неизвестного мне тогда места. Русанарская же кровь разозлилась, «выстрелив» мне в голову очень отдалённым познанием русских драконов о том, что там происходит. Оно включало в себя лишь два слова: «кара» и «мучение».

– Зачем вам это нужно? – спросил я.

– Отвечу без прикрас, – Мефодирий чуть склонил ко мне голову. – Я хочу вас запугать. Показать, что может с вами случиться, поддайтесь вы пороку.

Анугирская кровь твердила мне, что я просто обязан согласиться пойти в Великое Хранилище Порока. Кровь русского дракона же предостерегала меня от совершения столь необдуманного поступка. Человеческая кровь просто-напросто не понимала масштаба вопроса и мудро молчала.

Внезапно внутри меня взыграла драконья гордость. Я звучно стукнул отложенной саблей по столу и прямо взглянул в глаза Мефодирию.

– Запугать, значит? Ну попробуйте.

Смесь анугирской и русанарской крови научила меня обращаться, не банально вырастая, а замещая всего себя, включая одежду. Уже не приходилось волноваться о том, что что-то на мне разорвётся или растянется. Спустя десять секунд я стоял перед Мефодирием в своём втором обличии.

– Выглядите выразительно, Виталий, – сказал он, оглядев меня с ног до головы. – А главное – безопасно для самого себя. А теперь за мной. Советую морально подготовиться.

Великое Хранилище Порока находилось довольно далеко от дома семьи Мефоярос, пришлось воспользоваться транспортником. Находиться в нём в форме дракона было гораздо проще, ибо можно было упереть конечности во все окружающие тебя стены.

«…Высшие существа технологичны, умны, но изредка немного ленивы. Ничего не стоит построить транспортный корабль, который не будет трясти, но, как известно, логика у высших существ другая, марсианская…»

Спустя полчаса, в течение которых я и Мефодирий не проронили ни слова, мы приземлились на пустующую тёмную площадку для четырёх транспортников. Дверь открылась, и перед нами предстал благородного вида дракон с красивой золотой чешуёй. Лицо его было преисполнено высокомерием, голову, украшенную короной из чёрных рогов и чёрной «бородой» на подбородке, он держал высоко, а сильную грудь выпятил, как бы показывая высеченную явно когтем латинскими буквами фразу «Anugirus invictus». Мои знания латыни поверхностны, но понять, что эта фраза означает «Анугир непобедимый», труда не составило.

Анугирская кровь быстро пояснила, что передо мной стоит самый древний из живущих когда-то на земле драконов-карателей – Сангвотарий. Его зоной влияния были зарубежная Европа, Северная Африка и Ближний Восток. Будучи главой старейшей драконьей семьи на Земле, он приложил руку к распаду многих порочных империй древнего мира, включая Римскую, он продолжал быть крайне деятельным и в последующие времена. Его семья была самой многочисленной, самой жестокой и самой «известной», именно на основе драконов семьи Сангвоморсад появились многочисленные мифологические драконы в европейских культурах самых различных форм, размеров и склада ума. Помнится мне, люди обычно представляли драконов в виде агрессивных животных, жрущих людей просто потому что они злые, но мало кто тогда мог подумать, что развитые анугиры умнее целой сотни людей, сильнее целой армии и влиятельнее десяти королей.

Кровь русанаров тоже решила вставить своё слово. Сангвотарий и его семья, по её мнению, были сильны настолько, что будь их воля, человечество бы уже давным-давно вымерло. Но анугиры по внутренней сути своей не любят быстрой кончины своих жертв. Они сначала травмируют её, затем вы́ходят, а затем снова травмируют, но уже гораздо более жестоко. И так бесчисленное количество раз, пока жертва не сойдёт с ума. Но даже тогда пытки вряд ли остановятся. Быструю смерть анугиры, вроде Сангвотария, никогда не даруют.

Позади Сангвотария высилось величественное, отличающееся от всех остальных здание. Большими анугирскими буквами над входом было выведено: «Великое Хранилище Порока».

Сангвотарий, как раз направлявшийся к нашему транспорту, заговорил с Мефодирием. Несмотря на то, что кровь анугиров быстро вшивала мне чужую память, включая знание жёсткого анугирского языка, на тот момент я мог уловить лишь часть разговора.

– Доброго дня тебе, Мефодирий, – сказал Сангвотарий, приложив правую руку к груди и чуть наклонив голову. – Семья Мефоярос здравствует?

– Так и есть, Сангвотарий, – Мефодирий тоже приложил руку к груди. – Исполнял свой священный долг в Великом Хранилище Порока?

– Да. В последнее время мне доставляет особенное удовольствие причинять жуткие страдания порочным. Я поразмыслил над несколькими способами…

Сангвотарий перечислял страшные пытки, выдуманные своим обширным разумом, с неким благоговением и трепетом, будто говорит о чём-то прекрасном. В его раздумьях ощущался творческий подход, казалось, что он подходит к мучениям других вовсе не как к работе, что ему назначил когда-то давно Анугиразус, а как художник или музыкант подходят к творческому труду. Виду я не подавал, но внутренне мне стало не по себе от изобретательности главы семьи Сангвоморсад.

– Достойные способы, мне даже нечего добавить, – Мефодирий вновь чуть наклонил голову, словно в знак почтения. – Я бы хотел показать нашему новому знакомому, как мы исполняем долг перед нашим отцом.

– Я подозревал, что этот непохожий ни на кого из нас дракон – Виталий Чудов, будущий убийца нашего отца, – Сангвотарий обратил внимание на меня и заговорил по-русски. – Я думал, что вы будете человеком. Иногда ошибаться – примечательный опыт.

– Он и есть человек, – сказал Мефодирий по-анугирски. – Однако он стал способен обращаться в дракона благодаря введённой в его организм крови анугиров и русанаров. Вот что действительно примечательно.

Сангвотарий качнул телом, когда усмехнулся. Его взгляд преисполнился интересом.

– Люди тупеют от нашей крови, – отныне он говорил по-русски. Явно хотел, чтобы я понимал, что он говорит. – Всегда так было. Учитывая, что у вас из пасти не течёт струёй слюна и не вывалены из паха наружу половые органы, в вас ума на порядки больше, чем в тех, над кем мы проводили опыты. Порочность в вас явно минимальна. И это тоже примечательно.

– Выбирать нужно было лучше, – сказал я. – Зачем избирать в качестве объектов для опытов тех, чья порочность слишком высока для того, чтобы получить успешный результат?

– Мы выбирали разных, в том и суть того, что вы называете научным подходом, – Сангвотарий чуть обнажил острые белые зубы. – Людей, что выдержали испытание, мы назвали Сыновьями Человечества и теперь смотрим каждую неделю на их поединки, даже чуточку восхищаемся тому, как люди интересно умеют сражаться. Те, что из-за своей порочности не смогли принять анугирскую кровь, исчезли из вселенной навсегда. Даже энергетического следа не осталось от этого позора пяти миров-измерений.

– А те, что в этом Хранилище? – я показал пальцем на Великое Хранилище Порока. – Зачем они там? Тоже на них опыты ставите?

– В некоторой степени, – Сангвотарий повернулся и взглянул на здание со значением. – Это место пыток и место, где мы проверяем выносливость человеческого разума. Порочный разум быстро ломается, он податлив, им легко манипулировать. Ему легче принести большие страдания.

– В каждом сосуде содержится по сорок тысяч душ, – продолжил Мефодирий. – Каждый сосуд – это маленький мир, где порочные живут так, как живём мы с вами, Виталий. У каждого из них есть тело, у каждого из них есть разум. Тела их смертны, но разум – нет. Каждую свою реинкарнацию они пытаются развиваться, пытаются думать, но отравленный когда-то давно пороком разум ограничен в своих свершениях. Порочные способны творить, но любое творение – зеркало творца. А таких там – тысячи. Окружённый зеркалами человек рано или поздно сойдёт с ума, ибо рано или поздно поймёт свою ущербность, глядя в них.

– И в чём же тогда состоит пытка, если подводить итог? – спросил я. – В том, чтобы показывать людям свою «ущербность» и сводить их с ума?

– Вовсе не только в этом, – ответил уже Сангвотарий. – Порочные люди видят свою ущербность, но они постоянно пытаются преобразовать её в достоинство. Именно так каннибализм превращается в «способ перенять свойства поедаемого человека, например, силу», а мужеложство – в «признак любвеобильности и свободы от предрассудков». Порочные люди ненавидят себя и пытаются научить других пороку, чтобы среди столь же ущербных чувствовать себя хотя бы «своим», а как максимум – управлять толпой. Порочные люди постоянно устраивают войны внутри своих маленьких миров, иногда мы, забавы ради, смешиваем несколько миров и смотрим, что будет происходить.

– И что же обычно происходит?

– Происходит крайне примечательное действо – начинается столкновение порочных идеологий, – Сангвотарий принял выражение лица несколько агрессивное. – Вы, люди, умеете резать друг друга с отменной ненавистью и жестокостью. Нам иногда даже не приходится вмешиваться и подогревать ваш интерес друг к другу, вы и сами готовы обезглавить любого, кто хотя бы на секунду усомнится в положительности порока.

– И я собираюсь показать вам это, Виталий, – сказал Мефодирий, приглашая меня пройти дальше. – Я покажу вам, что такое настоящий, невыдуманный ад.

Мефодирий сказал что-то напоследок Сангвотарию на анугирском языке, тот стукнул кулаком себе по груди, поклонился и вошёл в транспортник, на котором мы прилетели.

Великое Хранилище Порока изнутри представляло из себя невероятный по размерам колумбарий с великим множеством ячеек, внутри которых располагались вычурные сосуды. Совершенно очевидно, что сюда стекались разумы не только людей, но и многих других разумных существ, живущих в Млечном Пути, чьи миры оказались под влиянием детей, внуков и прочих потомков Анугиразуса.

В здании царил идеальный порядок, его явно строил анугир с большой тягой к перфекционизму. Тут, благодаря мощным солнечным лампам, было светло, но из-за преобладания чёрного цвета казалось, что стены поглощают излишнюю яркость, словно не желая, чтобы гости даже случайно ослепли. А ещё здесь было очень-очень тихо. Иногда я будто бы улавливал тончайший шёпот, который доносился из сосудов с десятками тысяч разумов.

Посвященное людям отдельное помещение находилось на другом конце здания, нам пришлось несколько минут идти мимо испещрённых большими и маленькими ячейками стен, посвящённых многочисленным народам Млечного Пути, подавляющее большинство из которых мы ещё не встретили. В каких-то областях название одного и того же народа перечислялось множество раз, в каких-то областях, равных по размеру первым, умещался целый десяток народов. Причина ясна мне была и без объяснений со стороны Мефодирия – некоторые народы Млечного Пути были более порочны, чем другие. Либо же, как вариант, находились на грани окончательного исчезновения по тем или иным причинам, поэтому анугиры и не смогли собрать достойную жатву.

Посвящённое людям помещение не поразило меня размерами, как я того ожидал, ибо некоторые стены, мимо которых мы прошли, по длине даже превышали сумму длин четырёх стен той комнаты, где мы сейчас находились.

– Вот он – персональный ад для порочных людей, – сказал Мефодирий. – Вы нередко представляли себе ад как место, где живут разные злые духи, демоны, а также место, где ты расплачиваешься муками за свои грехи. В чём-то вы были даже правы. В таком суждении ошибка лишь одна – демоны и злые духи это не независимые сущности, что управляются дьяволом, а продукт вашего собственного разума, рождённый пороком.

– Вы говорили, что хотите запугать меня, – сказал я. – Но пока что единственное, что вам удалось в меня вселить, это непонимание. Напомните, что мы тут делаем?

– Идите сюда, – Мефодирий указал на особенно большой сосуд. – Приложите сюда руку и почувствуйте энергию внутри.

Я приложил и почувствовал нечто неопределённое. Внутри явно находилось больше двухсот тысяч человеческих разумов, но были миллионы и пустых оболочек. Даже не миллионы, а десятки миллионов.

Я вдруг словно бы провалился внутрь сосуда и увидел планету из космоса. Она чем-то напоминала родную человечеству Землю, но более подробный взгляд отмёл эту догадку. Общие черты, конечно, были, вроде шарообразной формы, огромных синих океанов и белых облаков, витающих над бурыми и зелёными континентами. Однако рисунок этих самых континентов был совершенно другой.

– Давайте взглянем поближе, – послышался голос Мефодирия сразу отовсюду. – Наведаемся к одному из людей, что мнит себя королём. Как раз лучше поймёте наш замысел.

Что-то потянуло меня прямо к поверхности планеты, и через минуту я уже стоял вместе с Мефодирием где-то посреди обширного леса. Было свежо, даже прохладно. Где-то поодаль я увидел возвышающийся на большом холме величественный замок.

– Нам туда, – показал на него Мефодирий и расправил крылья. – Надеюсь, мне не нужно пояснять, как ими пользоваться.

Ненужных расспросов удалось избежать, ибо мне подсказывал сам инстинкт. Я взмыл в небо вслед за Мефодирием и подробно разглядел окрестности с высоты птичьего полёта. Окружённый деревнями и полями замок протягивал от себя, подобно осьминогу, многочисленные щупальца-дороги. Мой острый взор увидел работающих на полях людей, увидел, как по дорогам катятся старые телеги, увидел приближающийся к замку богатый обоз с золотом и трофеями. Здешний мир пребывал в средневековье, факт этот стал мне очевиден уже через минуту.

– Не отставайте, Виталий! – проникли в мою голову слова Мефодирия. – Давайте малость развлечёмся.

Мефодирий свернул к тянущемуся обозу.

– Вы что, хотите сжечь его? – спросил я, направив мысль в голову Мефодирия.

– Именно! – чуть с задором ответил он. – Посмотрим, как отреагирует король на то, что его великой добычи больше нет.

Пришлось последовать за ним. Желания сжигать обоз у меня, конечно же, не было, хотя анугирская кровь пыталась разжечь во мне кровожадность и жестокость.

Мефодирий спикировал и прошёлся с головы до хвоста обоза беспрерывным потоком горячего пламени, превращая всё попадающее под поток в груду углей. Люди в панике разбегались, отдельные лучники-смельчаки пытались стрелять по нам, но стрелы просто не долетали, либо сгорали в потоке пламени.

Картина горящих заживо людей пугала, пока я не увидел, что настоящих людей здесь всего пара десятков. Остальные же несколько сотен являлись гуманоидными роботами, одетых согласно средневековью.

– Мефодирий! – обратился я к анугиру, которого сжигание обоза раззадорило настолько, что из его пасти потекла кровь. – Почему большинство людей здесь это роботы?

– Не нужно лишних вопросов, Виталий! – прокричал в ответ Мефодирий и пустил ещё одну струю в убегающий прочь отряд, также состоящий целиком из одетых в кожаную броню роботов. – Сначала разберитесь с обозом, вот тогда и поговорим!

– Я не хочу никого сжигать! – возмутился я. – Мне эти люди и роботы ничего не сделали, чтобы я причинял им страшные страдания.

Мефодирий рассмеялся настолько злобно, что русанарская кровь внутри меня возмутилась тому, насколько внезапно отрицательная энергия устремилась в мою голову.

– Вы посмотрите, какой нежный дракоша у нас тут нарисовался! – воскликнул Мефодирий. – Бедняга, даже обезличенных роботов, что дают местным настоящим людям иллюзию того, что мир полон других людей, не желает пальцем тронуть. Как же вы будете сражаться с моим отцом, Виталий, если совсем не способны даже на минимальную жестокость?

Я оскалился.

– Вы абсолютно не правы, Мефодирий. Я – не вы. Я способен убивать, но убиваю лишь тех, кто желает мне и моей Родине зла. Мне будет морально нетрудно убить вашего отца, но я не считаю, что имею право сжигать кого ни попадя. Вы не заставите меня совершить зло!

Русанарская кровь вскипела тогда во мне – мирная, человеколюбивая. Она твердила мне, что пусть местные люди и грешники, я не должен причинять им бо́льшие страдания, чем причиняют драконы-каратели, ибо отнюдь не судьёй я являюсь. Анугирская кровь стала возмущаться, стала пытаться сломать мой разум да пыталась настолько усердно, что в глазах сгустились краски, лететь стало тяжелее.

Но что-то вдруг затушило это яростное пламя. Я кое-как сохранил равновесие и твёрдо посмотрел на Мефодирия, как бы говоря: «Нет, я продолжу стоять на своём».

Мефодирий смерил меня оценивающим взглядом и, похоже, почувствовал, как внутри меня назрел конфликт. Презрения, однако, не было.

– В таком случае, вон из этого мира, – сказал он и прицелился на последний оставшийся отряд, среди воинов которого были и настоящие люди. – Ждите рядом с сосудом. Я всё ещё должен разобраться с порочными.

Мне не понадобилась чужая помощь, чтобы выбраться из искусственного мира и вновь оказаться в Великом Хранилище Порока. Убрав руку от сосуда, я взглянул на Мефодирия. Из его растянутой в злобной улыбке пасти и прямо из-под закрытых веками глаз текла кровь, пачкая пол. Почувствовав влагу, я протёр глаз и увидел маленькую каплю собственной крови. Видимо, последствие злобы, что я испытал, глядя на разбойное нападение Мефодирия.

«Тебя защитила русанарская кровь, Виталий, – вдруг заговорил Сергей Казимирович. Он был уставшим, словно не спал несколько дней. – И я немного защитил. Не будь её, этот дракон бы показал тебе всё, что способен сделать анугирский разум с человеком. И ты со стопроцентной вероятностью поддался бы искушению».

«Сергей Казимирович! – обрадовался я. – Где вы пропадали? Почему замолчали, когда я сумел обратиться в дракона?»

«Я впал в раздумья. Мне тяжело было осознать, что к кому бы моя душа ни тянулась, все обращаются в чёртовых драконов. Моя дочь – полудраконица, мой сын – драконий гладиатор на Чёрной Арене, мой будущий зять – полудракон, комбинирующий в себе черты русанаров и анугиров. Наверное, только моя покойная жена осталась человеком».

«Но почему, Сергей Казимирович, вас это так волнует? Что же вам такого драконы сделали, что вы их не переносите?»

«Сначала они злили меня своим существованием. Драконы – бестии, приносящие лишь смерть. Вот этот Мефодирий, что сидит перед тобой и творит зло в мире внутри этого сосуда, именно такой. А когда я умер, драконы просто-напросто лишили меня посмертного покоя. Меня вырвали из мира мёртвых и заставили учиться энерговедению. Мне ломали разум, расширяли его, заставляли думать не как человек. Мне хотели ввести драконью кровь, чтобы удвоить силу, о которой я даже никогда не знал, но мне удалось отговорить моих мучителей. Лишь моё трудолюбие спасло меня от того, чтобы я не был чешуйчатой гадиной, подобной окружающим тебя. Лишь моя выдержка помогла мне остаться человеком».

Мой разум зашевелился из-за злобы Сергея Казимировича, с уголка моей пасти протянулась красная ниточка – анугирская кровь возмутилась тому, что какой-то «жалкий» человек смеет столь нелестно отзываться о драконах. Я с силой подавил её и почувствовал, как кровь вновь течёт из пасти. Пришлось сплюнуть на пол.

«Кровь драконов-карателей отравляет тебя, Виталий, – сказал Сергей Казимирович. – Эта кровь ненавидит человеческую и кровь русского дракона. Она хочет убить тебя и заместить собой, сделать рабом Анугиразуса. Я, к сожалению, слишком поздно это осознал, не смог предупредить такой исход, ведь не знал её свойств».

«Но ведь мы можем это как-то исправить?»

«Можем, конечно. Об этом я и раздумывал. Но существует лишь один способ. Ты должен победить Анугиразуса одним из двух источников внутренней энергии – человеческой или русанарской кровью. Иными словами, твоя сила должна идти либо из человеческих умений, то есть моих, либо из умений русанаров, основанных на родстве, любви и привязанности. Либо ты можешь совместить их».

«А кровь анугиров что, совсем не сможет мне помочь? Она же мне тоже кое-что даровала. Броню, например».

«Бронёй битву не выиграть. Нужен особый подход. В тебе хотят разжечь ярость, злобу, жестокость. Эти свойства станут твоей брешью. Драконы-каратели знают, как сражаться против яростного врага. Что-то мне подсказывает, что Анугиразус не очень хочет умирать, хотя Пенутрий, вроде как, желает его смерти по сценарию».

«Ваши слова имеют смысл, Сергей Казимирович. И я очень рад, что вы вернулись. Ваше исчезновение очень меня встревожило. Мне даже показалось, что я случайно поглотил вас».

«Этому не бывать. Слишком силён я, чтобы ты меня смог как-то поглотить. Равно как и ты для меня стал слишком силён. Мы в безопасности друг от друга».

«Что же мне теперь делать?»

«Жди, пока Мефодирий не вернётся из искусственного мира. Затем требуй у него вернуться домой. Побудь со Светой-драконицей, она уж точно не желает тебе зла. Напитайся силой, отдохни перед битвой. Тебе обязательно нужно набраться сил, иначе будет тяжело».

«Я понял вас, Сергей Казимирович. Спасибо вам за помощь».

«Это мой долг – защищать тебя, – твёрдо сказал он и добавил через несколько секунд. – О, и ещё. Постарайся пореже становиться драконом. Каждое такое преобразование, пока анугирская кровь не подавлена, распахивает твою мысленную защиту. Когда победим Анугиразуса, вот тогда и подумаем. А теперь давай ждать».

Мефодирий оторвал руку от сосуда с искусственным миром аж через час. Его налитые кровью глаза вновь смерили меня, и он сказал:

– Удалось хорошенько помучить короля и его подданных. Жаль, что вы пропустили столь занимательное действо, Виталий. Ваша анугирская часть порадовалась бы.

– Я не собираюсь её радовать, – твёрд был мой ответ. – Я в первую очередь человек, мне претит показушная жестокость.

Мефодирий приподнял дрожащую от ещё пульсирующей внутри него злобы верхнюю губу и обнажил окрашенные кровью белые зубы.

– Как же много лицемерия в этих словах. Вы, люди, страшно беспечны, абсолютно нецивилизованны и чрезмерно отвратительны в каждом своём слове. Ваша судьба – гореть в пламени анугиров и быть опозоренными в этих стенах.

«Паскуда, – процедил сквозь зубы Сергей Казимирович. – Сейчас я ему покажу, ящерице сутулой».

«Может, не надо, Сергей Казимирович?» – предостерёг его я.

«А что он мне сделает? Попробует напасть? Я ему пасть вырву, если попытается».

– У тебя кишка тонка, дракон, – заговорил Сергей Казимирович моим голосом, изменив тональность, чтобы Мефодирий понял, что говорю не я. – Когда-то давно я уже побеждал «непобедимых» анугиров. Я вырезал целую семью до самого корня, не оставив угрозы для России, которую вы хотели задавить в зародыше.

– Омаров! – прошипел Мефодирий и обнажил острые зубы ещё сильнее. – С самого начала было совершенно очевидно, что ты сидишь в голове этого получеловека-полудракона. Яросинида сразу заметила этот залихватский стиль, характерный для тебя и только для тебя.

Сергей Казимирович оскалил мои зубы и процедил:

– Эка наблюдательность! Ну и что теперь? Попробуешь убить Виталия и меня одновременно? Не побоишься энергетической дезинтеграции за то, что нарушил приказ отца?

– Побоюсь, разумеется. К моему превеликому сожалению, у меня остаются лишь желания. И одно из них – самое главное. Знаешь, какое, Омаров? – Мефодирий приблизился ко мне вплотную и ткнул когтистым пальцем в грудь. – Я хочу, чтобы ты сдох.

Сергей Казимирович рассмеялся и небрежно отбил руку Мефодирия прочь.

– Куда же пропала твоя напускная вежливость? Я уже умирал однажды. Судьба подарила мне второй шанс. И тебя злит это, Мефодирий. Я возродился, хотя не желал того, и защитил Россию от вас. Вы не прощаете тех, кто даёт вам отпор, я знаю. Я так полагаю, именно поэтому мой Ваня служит вам в рядах Сыновей Человечества? Потому что вы хотите мне таким образом насолить?

– Он в первую очередь талантливый воин и непорочный человек. Но если предложенный тобой вариант сделает тебе на душе хуже, то мой ответ будет положительным.

– Пусть так. Но рано или поздно я найду способ вернуть и объединить всю мою семью. И ни одна чешуйчатая падаль мне не помешает, – на этот раз уже Сергей Казимирович ткнул пальцем в грудь Мефодирия. – Даже ты.

Витающая вокруг Мефодирия отрицательная энергия вдруг вошла внутрь него. Его взгляд внезапно стал абсолютно спокойным. Он осмотрел меня с головы до пят и показал на выход.

– Пройдёмте, Виталий, – сказал он вежливо. – Мы уже достаточно времени здесь пробыли. Пора бы и честь знать.

Такая резкая перемена в настроении смутила меня, но Сергей Казимирович быстро напомнил мне, что такова особенность анугиров – они направляют энергию злобы и ярости на собственное развитие. Мефодирий незаметно от нас стал сильнее.

Всю дорогу назад мы не проронили ни словечка. Мефодирий сохранял спокойствие удава, Сергей Казимирович хранил не менее спокойное молчание. Лишь внутри меня одного бушевала буря раздумий.

«Мне нельзя пользоваться дарами крови анугиров после победы на Анугиразусом, – пролетела мысль в моей голове. – Нельзя пользоваться предоставленным оборудованием, иначе я умру. Причём навсегда, без шанса на возрождение».

Евгений через Владимира незадолго до моего отбытия сюда передал мне оборудование для переливания крови – небольшой технологичный (в кои-то веки!) аппарат. Тут же подумалось – а не желает ли Евгений моей смерти, если он передал мне его для переливания именно анугирской крови? Вряд ли он не знает о её свойствах. Неужели он хочет, чтобы я стал эдаким великомучеником, погибшим в битве с Анугиразусом? Или он боится, что я могу стать сильным настолько, что меня нельзя будет контролировать?

Или я всё же себя накручиваю?

«Сергей Казимирович, – обратился я к своему помощнику, – вы мне так много рассказывали об окружающем мире, но совсем мало говорили о себе. Расскажите о себе больше, если не трудно».

«Например?»

«Например, где вы родились, как росли, как жили. Простые, человеческие вещи, не энерговедческие».

«Это я могу поведать. Вот только вопрос тебе придётся сразу один задать – ты географию Земли-то знаешь?»

«Отдалённо только если. Европа знаю, где находится, Азия там…»

«Ладно, попытаюсь рассказать без особых географических изысков… Так-с, с чего бы начать… Родился я, значит, незадолго после падения Советского Союза, в тысяча девятьсот девяносто втором году в Севастополе, известном русском городе-крепости, что стоял на Крымском полуострове. У вас один из тяжёлых космических крейсеров так называется, помнишь – «Севастополь»?»

«Помню такой, да».

«Вот. Родился я сам по себе, однако, не в России, а в государстве, которое тогда называли Украиной. По нелепой исторической случайности полуостров, что всегда принадлежал России и был базой Черноморского флота, перешёл во владение именно этому государству. Тем не менее, учился я русскому языку, познавал русскую культуру, часто ездил с родителями в Россию смотреть на красоты самой большой страны в мире и обрёл тогда настоящую Родину. Я не уважал суржик, который украинские националисты натужно пытались называть «языком» и вбить мне в голову, я любил великий и могучий русский язык, вступал в споры с ними, несколько раз даже дрался. У нас в школе даже сформировалась целая группа ребят, которые прозвали себя «Медведи» и ходили колотить «жёлто-голубых». Я был одним из «командиров» этой группировки, кстати».

Сергей Казимирович посмеялся.

«А потом национализм потихоньку начал превращаться в нацизм, против которого двое моих дедушек сражались не на жизнь, а на смерть в Великую Отечественную войну. Я прекрасно помню «майданы», крики «Москалей на ножи!», уничтожение всего русского, подмену настоящей истории несуществующей, угрозы в адрес жителей Крыма, которые хотели отойти от этого нацистского безумия и вернуться обратно в заботливые объятья России. Это всё копилось давно, но взорвалось именно в две тысячи четырнадцатом году. Мне тогда двадцать два года исполнилось, у меня младший брат был, Дима, ему восемнадцать было. Он тогда в Киев уехал учиться, и когда начались все эти события, стал агитировать в Интернете против всего того безобразия».

Сергей Казимирович вдруг остановился. Я выждал несколько секунд и спросил:

«С ним что-то случилось?»

«Да. Его чёрно-красные нацики хотели зарезать, и у них это почти получилось. Повезло, что его друг успел скорую вызвать, когда Дима мёртвым притворился. Мама очень долго плакала, когда узнала, что случилось, а отец быстро начал искать способы обезопасить нас и наших родственников. Вскорости полуостров объявил о проведении референдума, сначала о независимости, а потом о присоединении к России. А потом на полуострове появились «вежливые люди» – русские солдаты без знаков различия. Как же нацики тогда визжали о незаконности, об оккупации, об аннексии. Отнюдь не только украинские. Западники тоже свой писклявый голосок подали».

Сергей Казимирович вновь посмеялся, уже расслабленно.

«Я тогда в экономическом университете учился. Но когда увидел этих солдат, этих мужчин, защитников Родины, во мне что-то щёлкнуло. Получив российский паспорт, я сжёг украинский, бросил университет и отправился в военное училище. Мама была резко против, говорила, мол, зачем мне вся эта муштра, служба, а вдруг меня убьют? Женский трёп, короче. А папа, бывший лейтенант Советской Армии, наоборот, тепло встретил моё решение. Учился я хорошо, стал профессиональным военным, получил звание капитана морской пехоты. А потом, в две тысячи двадцать втором году, началась Третья Мировая война. Дальше ты, в общем-то, знаешь».

«А как вы к войне относились? Со страхом? Или, быть может, что-то другое тогда вас обуревало?»

«Мной тогда двигало желание отомстить. Отомстить за брата, отомстить за убитых детей и рабочих Донбасса, который кошмарили с того же две тысячи четырнадцатого года, за всю ту ложь, за клевету, за то, что они радуются проливающейся крови русских людей. Эти люди, когда-то бывшие моими соотечественниками, превратились в настоящих животных, не знающих ничего святого, плюющихся во всех и вся своей желчью, циничных и жестоких, способные на любой гнусный поступок, лишь бы насолить своему соседу. Они реставрировали нацизм, с которым боролись мои предки, и я просто обязан был их наказать. Я обязан был убить каждого, кто повернёт оружие в сторону моей Родины, подарившей мне жизнь, свободу и смысл существования. Я знал, что моя страна, Россия, является справедливой, что она выступает против несправедливой и жестокой гегемонии американцев, этого «порядка, основанного на правилах», где правила пишут «джентльмены», сидящие в «саду», который окружают «джунгли». И я наказывал их. Я командовал положенной мне ротой умело, я защищал Запорожье от вражеских атак, я защищал союзную Белоруссию от нападений орд альянса НАТО, мои бойцы не давали им спуска, сжигали их танки, уничтожали их солдат. Западники кичились своей мощью, но их танки банально тонули в наших болотах, их бойцы боялись штурмовать наши позиции…»

Сергей Казимирович вздохнул.

«Не скажу, конечно, что было легко. Даже не посмею преувеличивать. Враг был силён и коварен, я много сослуживцев потерял, сам был ранен, едва в плен однажды не попал. Повезло тогда, что я решил чуточку выждать, прежде чем мне пришла в голову мысль застрелиться. В плен попасть тогда значило, что тебя замучают эти животные просто за то, что ты русский, а не потому что у тебя есть ценные сведения. Меня бы замучили и за то, и за другое».

Сергей Казимирович вновь вздохнул, но я словно бы почувствовал улыбку на его невидимом лице.

«Я прошёл войну с первого до последнего дня и вернулся победителем. После неё я смог вернуться к моей любимой Лене, родить Ваню и Светку, смог взрастить в них патриотов, что готовы трудиться и сражаться за Родину, что смогут вернуться домой. Более того, я писал книжки для детей, воспитывающие в них эти положительные чувства. Это самое главное. Это у наших врагов «зольдат дольжен воеват и умират», а наш солдат должен вернуться домой, должен растить детей и трудиться. Я вижу, что и сейчас так. И это хорошо. Это значит, что Россия будет жить. Маленькие люди творят историю каждый по-своему. Кому-то суждено убить десять врагов, не дать им возможности убить наших. Кому-то, к сожалению, суждено погибнуть, но, быть может, его смерть спасёт десятки или сотни жизней. А кому-то суждено убить лишь одного, но важного настолько, что его смерть спасёт миллиарды жизней. Как тебе, например».

Я улыбнулся и даже ощутил значимость своего присутствия в логове врага. А ведь верно говорит Сергей Казимирович – то, что я сделаю, действительно может спасти многих-многих людей, может ослабить врага и приблизить победу. Не в этом ли суть того, что задумал Евгений?

«Знаете, Сергей Казимирович, я хочу сказать вам спасибо. Искреннее спасибо. Ваш вклад в жизнь России трудно переоценить: вы участвовали в Третьей мировой, вы писали книги и спасли нашу страну на Новомосковии от гнева драконов-карателей. Я счастлив, что вы мне помогаете. И я хочу равняться на вас и сделать столь же значимые поступки, что отразятся на истории нашей Родины».

Я словно бы почувствовал прикосновение руки Сергея Казимировича к моему плечу.

«И ты это сделаешь. Я помогу тебе. Всегда буду помогать».

Вечерело. Мы уже почти вернулись домой, в мирный уголок. Я почти не торопился, дурное настроение после разговора с Сергеем Казимировичем улетучилось.

– Света! – войдя в комнату, позвал я свою драконью супругу, лениво разлёгшуюся на лежанке. – Ну что, как дела?

Света-драконица резко подняла голову и чуток испуганно посмотрела на меня. Наверное, я по незнанию разбудил её.

– Всё хорошо. Что-то случилось? Почему ты такой радостный?

Я смотрел на неё улыбаясь.

– Да я тут поразмышлял немного, Свет. Пришёл к выводу, что мне повезло. Во всём. И с Сергеем Казимировичем, и с тем, что я пережил… И с тобой – тоже. С обеими Светами.

Я подошёл поближе и коснулся её большой руки.

– Мне нужно хорошенько выспаться. Хочу набраться сил. Они мне понадобятся, чтобы победить.

– Разумеется, дорогой. Почтовый робот, кстати, прилетал. Просил передать тебе это.

Света-драконица взяла с высокого стола письмо, стилизованное под старину – такие писали в девятнадцатом веке, юридическую значимость подтверждала красная печать с ликом Анугиразуса. Сломав печать, я прочитал написанное:

«Виталий Александрович Чудов, гражданин Российской Федерации Планетарных Комиссариатов и, по совместительству, Посвящённый Евгения из рода русанаров!

Я, Анугиразус из рода анугиров, правитель Ахтургира и Ахтургиры и адмирал Чёрного Космического Флота имени Меня, призываю Вас сразиться не на жизнь, а на смерть на Чёрной Арене и доказать, что Вы достойны носить имя Посвящённого!

Судьбы многих решатся завтра. Ваша – не исключение. Приходите, если не боитесь моего вызова!»