Под крыльями высших существ

Глава 5. Исход войны

Я проснулся и почувствовал себя как ни в чём не бывало, словно обновился. Уже давно рассвело. Удивительно, что меня не разбудил тот грохот, который сейчас стоял у северной окраины Сталевара, наиболее близкой к до сих пор занимаемой врагом фабрике. Я мигом собрался и побежал к линии боевого соприкосновения.

А ведь мне и правда казалось, что это был обычный сон. Жуткий и непонятный, но всё же сон. Лишь спустя время ко мне пришло полное осознание произошедшего. Но сейчас я спешил работать.

По улицам разъезжали танки, бронетранспортёры, пустые и полные грузовики, медицинские транспорты с ранеными и убитыми. Судя по всему, там, куда я направлялся, было действительно жарко. Сразу стал искать Бурана с его отрядом, зная, что он командует небольшим, но важным участком. Камеры наготове, а я весь внимание.

Включив радио, я едва не одурел от количества прибывающих сообщений. Враги то там, то здесь, показалась бронемашина, вот она горит, нужно выбить врага из участка, вот он и выбит, а в другом месте пришлось немного отойти. Совсем я забыл, что вчера подключился к командирской частоте – мне разрешили записать часть переговоров, которые можно использовать в качестве фона. Забежав в дом, где располагался командир отряда «Пика», я сразу перенастроил частоту на режим приёма только ближайших сообщений.

– Военкор, осторожнее, – предупредил меня Буран, параллельно следя за перемещениями врага с помощью беспроводного терминала, присоединённого к кружащему где-то в небе беспилотнику. – Не показывайся в окнах. Если нас заметят, то сразу пальнут из чего-нибудь крупного.

– Понял, – внял я его предупреждениям. Осторожность уже стала моим вторым именем.

Дом был крепок и сделан на совесть. Об его стены иногда шумно разбивались шальные пули. Буран был в доме один, его отряд находился чуть впереди в густых зарослях, залёг, заняв оборонительную позицию, готовый в случае чего устремиться и вперёд, поддерживаемый находящейся в резерве бронетехникой. Враг пытался совершить манёвр и нанести удар, собрав крупный кулак из введённых чуть ранее резервов. Мне в ухо постоянно били радиосообщения от ближайших отрядов – «Шаман», «Гром» и «Горка». Не особо выбирая выражения, они так и эдак называли наступающих солдат врага и их бронетехнику.

Я осторожно посмотрел в окно, выходящее в сторону, где располагались другие отряды. Враг меня бы здесь не заметил, но случайная пуля вполне могла бы найти в качестве цели. Парочка таких просвистела, пролетев мимо. Не заметив бойцов других отрядов и поняв, что снимать тут нечего, я хотел было уйти вглубь дома, как вдруг заметил поодаль низко летящий объект. И не один, а целых три. Это оказалась группа самолётов. Судя по тому, что откуда-то из-за леса позади Сталевара взмыло сразу несколько противовоздушных ракет, это были враги. Самолёты сразу стали маневрировать, стараясь уклониться. Повезло лишь одному, двое других горящим шаром упали куда-то далеко за верхушки деревьев. Вряд ли они собирались атаковать здесь, поскольку можно было накрыть нас и без непосредственного контакта с противовоздушной обороной. Похоже, разведка противника подкачала, посчитав, что лететь в окрестностях Сталевара будет безопасно. Нам же от этого лучше.

– Миша, Мороз, отходите в дом! – приказал Буран. – Готовимся встречать бронетехнику! Комар, следи дальше!

Я хотел было уйти из дома ради собственной безопасности, поскольку сюда с большой вероятностью могут ударить, но Буран остановил меня.

– Не беспокойся, военкор, всё с тобой будет в порядке. Ты снимай, мы тебя прикроем, если надо будет.

Я сразу поверил ему. Трудно не поверить человеку, одетому в почти непробиваемый бронекостюм.

– На позиции, внимание! – скомандовал Буран. – Без приказа не стрелять, ждём.

Как же всё-таки повезло, что Миша настроил мне наушники в шлеме. Громыхало так, что можно было легко оглохнуть, но они исправно спасали мой многострадальный слух.

– Как бы патроны раньше времени не закончились, – сказал Мороз. – Что-то их сегодня больше обычного прёт.

– Ничего, патронов много, – сказал Буран. – Готовьте комплекс, из правого окна стрелять будем.

Я уже давно заприметил готовый к сборке большой стационарный противотанковый ракетный комплекс «Тайфун». Вещь довольно давно придуманная, но всё равно отлично себя показывающая против не менее устаревших образцов бронетехники врага. Нечего ему показывать все самые новые наши разработки. Нерационально это.

– Вижу танк на двенадцать, на прицеле! – сказал Миша, став временным оператором комплекса.

– Ждём, – кратко сказал Буран, смотря прямо на вражеский танк.

Я сидел прямо возле Миши, готовый снимать момент залпа и попадания. Вражеская машина стояла так, что её могли видеть только мы, но только частично. Вдруг она пальнула куда-то в сторону позиций, где располагались другие отряды.

– Чего не стреляете? – осторожно поинтересовался я. – По нашим же бьёт.

– Сейчас подойдет поближе, вот тогда и дадим ему прикурить. А там, куда он палит, наших нет. Мы тепловые приманки поставили, их наводчики даже не поймут этого.

– Хитро придумано, – сказал я. – Основательно подготовились.

– А то, – сказал Миша. – А вот если бы…

– ВЫСТРЕЛ! – громко скомандовал Буран, прервав Мишу. Через мгновение вперёд устремилась с огромной скоростью светящаяся красным ракета. Миша, прильнув к приборам, постоянно поправлял её, мне показалось, что она не попадёт, но я убедился в обратном, когда ракета ударилась прямо в борт вражескому танку. Из всех его отверстий повалил чёрный дым. Буран скомандовал. – Заряжай!

На место пустой «трубы» встала новая. Вскоре показался ещё один вражеский танк с числом «32» на борту, написанным белой краской. Я успел заметить, как его ствол смотрит прямо на нас.

– Пригнись-ка, дружок, – спокойно сказал мне Миша, чуть надавив на плечо. – Сейчас жахнет.

Не прогадал. Спустя секунду раздался громкий хлопок, дом страшно затрясло, с потолка посыпалась штукатурка, немногочисленная мебель подпрыгнула на месте. Ещё спустя секунду Миша дал залп. Чуть погодя, он хлопнул меня по плечу:

– Всё, поднимайся, опасность миновала. Как он вообще промахнуться-то умудрился?

Я ожидал увидеть ещё один подбитый танк, но увидел лишь первый.

– Вы его упустили? – спросил я.

– Я ему прямо в пушку попал, – сказал Миша без тени хвастовства. – Хорошо её разворотило. Пока не починят, ничего он нам не сделает.

– Стой, Мороз, не заряжай пока, – остановил Буран подчинённого. – Я не вижу больше брони неподалёку от нас.

Прошёл целый час. Бой не утих, но в небе уже виднелось множество столбов чёрного дыма. Где-то горели дома, где-то – сгоревшая бронетехника. На нашем участке враг никакого успеха не достиг, на других участках ситуация сложилась немного похуже. Судя по всему, враг скопил там силы, численно во много раз превосходящие наши. Похоже, что против нас сражался уже не один батальон.

Командование, понимая значимость обороны Сталевара, отправило к нам на усиление флангов и второй линии обороны города свежий 326-ой мотострелковый полк. Непосредственно окраины оборонял только наш батальон, тянущий время для организации обороны позади.

– Неужто Сталевар настолько важный для них город? – спросил я у Бурана. – Отчего так, не знаешь?

– Замыслов врага не знаю, – ответил Буран. – Но причина, думаю, в дорогах, без них они не могут. Тут развилка. Одна дорога на Карманово, другая на Верховсково.

– Я-то думал, что они как мы сделают, что для бронетехники и машин снабжения не сильно важны будут дороги. Хоть по бездорожью кати – всё одно, как по асфальту.

– А ты погляди хотя бы на их танки. Катки-то плохие, для дорог сделаны. Увязнут они на бездорожье.

– Это у них от доктрины старой ещё такое безобразие, – сказал Мороз. – Они рассчитывают на скорость и стремительные и глубокие прорывы. Мы же действуем не спеша, делаем ставку на огневую мощь, разведку и знание местности. У нас тоже не обходится без манёвров, но мы хотя бы можем это делать везде.

– Вот это правильная тактика, – сказал я. – Лучше уж забросать врага дешёвыми снарядами, чем толпами бесценных бойцов.

– Пусть они подольше сохраняют свою эту тактику «мясных» штурмов, – сказал Миша. – Нам от этого лучше будет. Чем больше они своих солдат положат, тем нам будет проще в дальнейшем.

– Мне знакомые командиры с других участков фронта рассказывали, что соотношение потерь убитыми достигало порою один к двадцати, а иногда и к двадцати пяти, – сказал Буран. – Вы только представьте себе эти горы трупов. Попробуйте представить себе, чтобы лацертианцы так делали. Да мы бы их уже два раза полностью истребили к этому времени.

– Забавно, что у расы космических пиратов тактика была гораздо более практичной, чем у этих вот, – Миша махнул головой в сторону врагов. – С другой стороны, они нас хотя бы научили хорошо биться с сильным, тренированным и мотивированным противником.

– Есть у меня ощущение, – сказал Мороз, – что корпораты сейчас на нас гонят исключительно «сброд» с этих их «фронтиров», а потом, когда мы понесём некоторые потери, вдарят по нам чем-то посерьёзнее.

– А я вот что-то в это не верю, – сказал Миша и помотал головой. – Мы уже давно не в древнем мире живём, где было принято гнать перед наиболее мощными полками толпу беззащитных и безоружных крестьян, а потом, когда враг устанет их рубить, ударить этими самыми полками в нужный момент.

– Кто его знает, какими параллелями мыслят теперь корпораты, – сказал Мороз. – Раньше это была для них дикость, а сейчас, может быть, стало нормой.

– Буран, это Ветер, – послышался из радио знакомый голос. – У нас враг закрепился неподалёку, метрах в ста, в доме на окраине. Сейчас мы его выбьем, проследите за нами. И пусть военкор нас снимет, кстати.

– Это Буран. Отставить, вы оголите наш правый фланг, – Буран говорил спокойно, но твёрдо, под стать командиру. – Враг оттуда никуда не сунется, иначе его сразу накроют.

– Да я прямо сейчас вижу, как они стягивают туда миномёты, – бросил Ветер немного с нетерпением в голосе. – Мы выдвигаемся. Конец связи.

– Какие ещё к чертям миномёты?! – сорвался Буран, чувствуя ложь в словах Ветра. – Живо вернуться на позиции! Ветер! Ар-ргх, чтоб тебя, проклятый идиот!

Буран мигом навёл камеру беспилотника на вышедший с позиций отряд «Шаман». Они продвигались осторожно. Видно было и врагов, которые пока не видели отряд.

– Что он удумал? – спросил я. – Это ведь и правда бесполезный дом для обороны. Он прямо на краю, его обстреливать с трёх сторон можно.

– Да всё он понимает, он просто погеройствовать хочет, щегол проклятый. Будто долг прямо – повыделываться перед камерой.

– А неплохо работают, – сказал Миша, взглянувший на секунду на терминал. – Они в два счёта выбьют сволочей.

– Да в этом я и не сомневаюсь, – сказал Буран. – Я сомневаюсь, что этот баран обратно уйдёт. Людей ведь своих только похоронит, если враг их в клещи возьмёт.

Через несколько минут из радио прозвучал голос Ветра, полный победных интонаций:

– Всё, побежали гады. Спроси военкора там, снял он или нет?

– Да снял он всё, снял, – раздражённо сказал Буран. – Уходите обратно на позицию, это приказ.

– Вижу движение впереди, – сказал Ветер. – Несколько тачанок, кажется, сейчас отработаем по ним и отойдём.

– Вот же остолоп, – в сердцах сказал Миша. – Бог его накажет, это точно. Если он хочет кого-то наказать, он лишает его разума.

– Если этот щегол выживет, я его лично накажу, – сказал Буран, – Мороз, заряжай «трубу». Помогать им сейчас будем.

Дом, где закрепился «Шаман» виднелся из окна. Думаю, такой же прекрасный обзор открывался на него и со стороны врага, он стоял прямо как на ладони.

– Отрабатывай по дальней, Миша, с ближней они как-нибудь сами справятся, – Буран вгляделся в экран терминала. – Почему у них нет оружия?

Я увидел эти машины, оказавшиеся украденными «Кузьмами». Они выглядели иначе, чем среднестатистическая тачанка – у них в кузове не было вооружения, в нём лежало что-то закрытое множественными приваренными друг к другу стальными листами, такими же были закрыты колёса и стёкла. Кроме того, виднелись ещё и стальные сетки, какие обычно ставили, чтобы минимизировать эффект от попадания кумулятивных снарядов. Они на полной скорости мчались в сторону дома, прыгая на многочисленных кочках, но не замедляясь. Да уж, подумал я, хорош «Кузьма», нет ему преград. Всем врагам машина на зависть. Жаль только, что она попала к ним в лапы.

– Выстрел! – скомандовал Буран. Ракета вскоре ударилась прямо в двигатель автомобиля, ювелирно пройдя прямо между стальными сетками. Машина загорелась и встала. Спустя несколько секунд она взорвалась, словно была начинена взрывчаткой. Буран сразу понял, в чём тут дело. – Это смертники! Ветер, Ветер, как слышишь меня? Уходи оттуда, это ловушка!

– Слышу хорошо! Лучше пусть они об нас убьются, мы справляемся.

– Ты оголяешь правый фланг, враг уже перегруппировывается! – сказал Буран. – Назад на позицию! Отступай немедленно!

Ответом послужило молчание с той стороны «провода». Я сквозь визоры в шлеме Бурана почувствовал, как внутри него вскипает страшная злоба.

– Он всех нас погубит, – констатировал он поразительно спокойно.

– Что это? – спросил смотрящий в приборы Миша. – Что это ещё за танк без башни?

Я посмотрел вдаль. По полю на необычно высокой скорости катился танк со знакомым числом «32» на борту. Башни у него действительно не было, вместо неё высилась куча странных мешков с непонятным содержимым.

– Выстрел, живо! – прокричал Буран. – Это ещё один смертник!

Но ракета, врезавшись в борт танка-самоубийцы, не нанесла ему вреда. Судя по всему, попали в динамическую защиту. Из дома, где был отряд «Шаман», полетели противотанковые заряды, но и они не смогли подбить его.

– Мороз, заряжай скорее, – Буран смотрел на танк с беспилотника. – Ветер, вали оттуда к чёртовой матери! Похоронишь же всех!

– Сейчас Карась его остановит, – послышался голос Ветра. Судя по всему, его ни капли не смущало то, что танк сдержал уже пять попаданий. – Как раз сорвали ему всю динамику на лбу.

– Мы не успеем, командир, – сказал Миша несколько обречённо. – Если они не уберутся оттуда, то им конец.

Врезавшийся в лоб заряд, пущенный Карасём, действительно пробил лобовую защиту танка. Но он не остановился. Либо водитель не погиб, либо, даже погибший, он продолжал гнать машину вперёд. Мы вчетвером видели, как начавший дымиться танк проехал сквозь изгородь, врезался в стену и взорвался, разметав дом на мелкие части. Буран несколько раз вызывал Ветра, но ответом было лишь шипение, значащее лишь одно – на той стороне уже некому было ответить.

– Наказал его Бог, – заключил Миша тихим голосом, полным сожаления. – За всё сразу.

– Филин, как слышишь! – обратился Буран к командиру отряда «Горка». Он находился позади вместе с отрядом «Гром», формируя вторую линию обороны.

– Слышу хорошо, командир. – ответил Филин.

– Перемещайтесь на третью позицию, отряд «Шаман» уничтожен.

– Понял вас, через две минуты будем, – сказал Филин, не став спрашивать лишнего. Скорее всего, он слышал радиопереговоры.

– Поторопитесь, сейчас будет жарко. Конец связи.

Произошедшие далее события уложились в одну непривычно долгую минуту. На нас обрушилась целая лавина вражеских снарядов. Вскрывший наши позиции враг навёл немногочисленную артиллерию и миномёты и намеревался стереть нас с лица земли. Мне казалось тогда, что меня просто убьёт под завалами. Внезапно что-то выбило из меня дух, и мне показалось, что завалы будут последним, что я увижу в своей жизни. К сожалению, я пропустил битву за город.

***

– Решил похоронить себя раньше времени, Виталий? – спросил непонятно откуда взявшийся Евгений.

Сознанием я тогда ещё был в битве. Открыл глаза, увидел над собой лишь тьму, испугался. На секунду показалось, что я ослеп, но передо мной, спустя мгновение, показалась знакомая драконья голова. Тьма словно бы стала светлее. Под меня что-то подлезло и с силой подняло вверх – Евгений своей могучей рукой помог мне встать на ноги.

– Поднимайся, чего разлёгся-то? – возмущённо спросил он.

– Я ещё жив? – спросил я, не совсем тогда понимая, почему вновь оказался во сне. Желание понять вдруг изменилось на желание задать иной вопрос. – А я… Постойте, а что это за язвы в мой адрес? Я, между прочим, на службе, лезть под пули – моя работа, которую…

– Отставить дурные оправдания, – перебил меня Евгений. – Факт состоит в том, что ты бы умер, не вырви я твоё сознание из тела. Тебя сейчас везут в госпиталь с раздробленной левой ногой и сломанной правой. Я тебя поздравляю, ты станешь инвалидом.

Евгений говорил это с укором. Он так и горел желанием уколоть меня, пристыдить. Я громко цокнул языком.

– Чёрт возьми. Спасибо, конечно, за помощь, но можно, пожалуйста, без этих упрёков? Я прекрасно помню о нашей встрече, но сам её факт не обязывает меня ни к чему…

– Это ты так считаешь, – вновь перебил меня Евгений. – А я считаю иначе. Ты нужен мне, Виталий.

– Но почему именно я? В России живёт тридцать четыре миллиарда человек. Неужто я единственный из всего населения страны, кто может вам подойти?

– Нет, ты не единственный, кто может подойти, но ты единственный, кто сейчас находится в моей зоне досягаемости. Десятилетиями я ждал, чтобы хоть кто-то добровольно встал на предлагаемый мною путь. Сотни человек прошли через меня. Я видел их мучительную гибель от влияния Анугиразуса. И я не хочу повторять эту трагедию вновь. А потому, хочешь ты или нет, ты будешь моим Посвящённым.

– Но…

– Нет, Виталий, прошло для меня время всех этих «но», – перебил меня Евгений вновь. – Я уже достаточно наигрался в народовластие и решил, что пора мне взять всё в свои руки. Хватит смертей. Пора уже действовать…

– Да погодите же! – перебил уже я Евгения. – Каким образом я буду Посвящённым, если стану инвалидом? Если верить вашим словам, мне вполне могут ампутировать одну ногу. Летать, что ли, научите?

– А что, у вас больше нет производства протезов? – спросил Евгений саркастически. – Я что-то пропустил, и у вас закрыли КанЗТочМаш?

– Нет, вы не поняли, про что я. Первый Посвящённый говорил, что в третий мир-измерение нельзя попасть с чем-то, что не принадлежит от рождения, исключением является лишь одежда. Протез явно не будет являться одеждой по законам вашего мира-измерения.

– Это так, – кивнул Евгений. – Но только если не наполнить его правильной энергией, сделав частью себя. Никаких проблем не будет, я всё продумал.

– Что ж, пусть так, – я вздохнул. – Вы, наверное, подумали, что я буду с вами спорить, да? Буду отнекиваться? Да у меня выбора просто-напросто нет. Логика намерений слабее логики обстоятельств, помните? Знаете, я ещё тогда, когда увидел эти галлюцинации, почувствовал, как кто-то на меня смотрит. И смотрит с ненавистью, с желанием убить. Именно он говорил за меня то, что мне не пришло бы в голову сказать. Буду честен, не представляю, каким надо быть глупым, чтобы отказаться от вашего предложения. Так-то хоть какой-то шанс есть выжить.

Евгений заметно расслабился.

– Люди не всегда осознают истинную опасность происходящего. Их не убеждало то, что они видели, и то, что я говорю. Идея Порядка поглотила их целиком, мой брат хорошо постарался.

– Владимир-то ваш брат? Неудивительно, вы ведь оба драконы.

– Не поэтому мы братья. Есть и другие драконы в третьем мире-измерении. Мы все изначально были лишь бесформенными сущностями, лишь затем выбравшими себе внешний вид. Мы с Владимиром друг другу братья, просто потому что решили так когда-то давным-давно. Кстати, открою тебе маленькую тайну – я должен был, согласно задумке Пенутрия, быть вашим альтернативным богом, только уже Упадка, но смог воспротивиться. Быть может, именно таким меня видели остальные, а потому не верили мне. Но то было годы назад, когда Культ Дракона был слаб, а вера во Владимира – непоколебима…

Пока Евгений говорил, я упёр взгляд в стол и не видел ничего, кроме его гладкой поверхности и края золотого подсвечника. На меня лавиной накатили думы, а основной мыслью стала фраза: «Эх, попал я…». А ведь именно моё любопытство и поставило меня под удар. Чёрт возьми, какая нелёгкая меня понесла спрашивать что-либо у Петра Иваныча? Сидел бы себе да работал, может и не пришлось бы сейчас катиться в госпиталь с переломанными ногами…

Я почувствовал прикосновение чьей-то руки к моему плечу, обернулся и крайне удивился, увидев перед собой человека лет пятидесяти. На его лице только-только начали появляться морщины, а тёмные волосы и аккуратную бородку лишь отчасти обелила седина. Он носил бурые брюки и белую рубашку в синюю полоску с коротким рукавом. Это был Евгений, я сразу догадался, что он стал человеком. Единственным, что осталось у него от дракона, был взгляд, казавшийся мне уже гораздо менее колючим, чем раньше.

– Давай прогуляемся, тебе нужно собраться с мыслями, – сказал Евгений. Его голос остался таким же басистым, но утратил ту глубину, какой обладал раньше. Неудивительно – грудная клетка ведь тоже изменилась.

Как-то и не заметил я, что обстановка вокруг внезапно изменилась. Место бесконечной тьмы заняли бесконечные просторы, до боли знакомые, словно я их где-то уже видел. Повсюду было зелено, леса и поля раскинулись до самого горизонта. По небу плыли белые облака, в воздухе витал приятный запах цветения. Мы стояли на протоптанной тропе. Воспоминание о пейзаже так и ёрзало у меня в голове, но всё никак не получалось осознать его и прийти к простому выводу, что…

– Это третий мир-измерение, – сказал Евгений, поставив всё на свои места. – Конкретно – Родина, моя планета. И моего брата.

– Надо же. Тут и правда очень красиво, прямо как первый Посвящённый говорил, – сказал я, глядя по сторонам. – Чувствую себя на воле. Настоящей.

– Я тоже, – Евгений улыбнулся. – Я основывал эти пейзажи на Центральной России, Сибири и Дальнем Востоке.

– Постойте, а как вы смогли перенести меня в третий мир-измерение? – поинтересовался я вполне справедливо. Напоминаю, чтобы оказаться в нём, нужно пройти специальную подготовку.

– Я и не переносил, – ответил Евгений. – Лишь создал образ в твоей голове, направил твою фантазию в нужное русло. Это «половинная» копия того мира, где живу я с женой и детьми. Но без них и многих других деталей. Но зато с моим домом. Его частью. Вон он.

Я уже заметил крупный город поодаль. Заметил и столбы чёрного и белого дыма, исходящего от видимых даже отсюда больших труб, прилегавших к колоссальным заводам.

– Ваш дом – это целый город? – спросил я, перекрывая ладонью яркое солнце, мешающее смотреть вдаль.

– Да, город-крепость. Драконий Кремль, бастион имени меня. Сегодня мы до него не дойдём, но мы хотя бы начнём наш путь. Дорогу осилит идущий, верно?

Шли по протоптанной тропе к городу. Чудесно пахло весной и благоуханием. Сначала шли в тишине, постепенно мне становилось вольготно. Видимо почувствовав это, Евгений начал разговор:

– Ты молодец, что согласился помочь мне без лишнего принуждения.

– Как знать, как знать. Меня всё же принудил тот факт, что я могу умереть. Мне ведь всего двадцать шесть, я пожить ещё хочу.

– И тем не менее. Учти, твоя учёба будет непростой. Но у тебя будут хорошие учителя.

– Ваши дети?

– Отчасти – да.

– Как это – «отчасти»?

– Увидишь.

Я не стал донимать Евгения лишними вопросами по этому поводу и просто посмотрел на него. Ожидал, что его походка будет несколько более «качающейся» из-за особенностей строения драконьих конечностей и разницы их с человеческими, но он ходил подобно мне – ступая на всю поверхность стопы, а не только на пальцы.

– Вы и в настоящем мире способны обращаться в человека? – спросил я у него. – Или только в мире снов?

– В настоящем – тоже. Власть над энергией в принципе позволяет мне стать кем угодно, ведь она меняет материю. Но в реальности, в отличие от сна, это процесс не мгновенный, а иногда и болезненный, если ошибиться. Процесс получил единое название, существующее в языке любого высшего существа – энергомутация. Это настоящее чудо, расширяющее рамки познания мира и существования в нём.

– Хм, интересно. А в чём можно ошибиться?

– В направлении энергетических потоков. Любое изменение материи в организме влечёт за собой ответную реакцию этого организма. Например, боль. Или бесконтрольный рост. Всё это можно погасить, а можно и преобразовать. Хочешь приведу пример? Я, например, сейчас человек. В данный момент, находясь во сне, я могу силой одной лишь мысли измениться в мгновение ока и стать кем захочу, – в подтверждение своих слов Евгений выставил руку и несколько раз преобразовал её в соответствии словам, – хоть медведем, хоть тигром, хоть лацертианцем, хоть варсайллимом. Работа фантазии, не более. Потренируешься – сможешь делать так же. Если захочешь, конечно. Однако в реальности всё гораздо сложнее. Энергия позволяет менять материю, да, но процесс этот, как уже сказано, вызывает ответную реакцию. Захочу перекинуться из человека в дракона – у меня будут расти кости, мышцы, крылья, хвост, рога, костяной гребень, шипы, чешуя, когти, зубы, внутренние органы… Много всего, в общем. И всё это будет происходить постепенно, и каждая моя клеточка будет вопить при этом от боли, а с определённого момента захочет бесконтрольно делиться, пожирая всю накопленную внутри меня энергию. У необученного существа переход будет выглядеть не очень красиво и эстетично, а ещё может привести к летальному исходу. В этом процессе нет никакого мгновенного волшебства, как в сказках, есть лишь борьба с ощущениями. Моего умения хватает, чтобы менять две избранные внешности, как перчатки, и даже испытывать при этом положительные эмоции. Остальные члены моей семьи чуточку отстают.

– Под остальными вы имеете в виду свою жену и детей, верно?

– Да, почти. Моя практика тянется с самого зарождения всех миров-измерений. Жену свою я соткал из материи и энергии восемьдесят миллионов лет назад, но даже за такое время она не овладела искусством управления энергии до идеала. Прекрасно умея обучать её управлению других, она иногда и сама допускает ошибки. Что уж говорить о моих детях, у которых опыт и того меньше. Однако ни от кого из них и не требуется того, что требуется от меня.

Я на секунду смутился, когда это услышал, ведь прекрасно помнил, слова Евгения о том, что у меня будут хорошие учителя. С другой стороны, вряд ли меня будут учить до уровня высшего существа. Жизни человека в таком случае не хватит.

– А вашим детям сколько лет?

– От ста пятидесяти тысяч до восьми миллионов лет. Их пока всего девятеро у меня. Первый ребёнок родился как раз тогда, когда в космос полетел первый человек. Тысяча девятьсот шестьдесят первый год, двенадцатое апреля по вашему летоисчислению. Прекрасно помню эту дату. Сама судьба тогда велела мне назвать первенца Юрием.

Евгений улыбнулся и посмотрел на меня добрыми глазами.

– Эх, воспоминания. До сих пор забавно осознавать, что для вас те времена – уже легенда, а для меня – ясная быль.

– Да, время течёт стремительно и неумолимо. Кстати, вот вопрос. Почему вы решили быть именно драконом?

– Потому что дракон – это существо, преисполненное мощи и красоты. Оно мудрое и доброе. А также непорочное. Верно ведь?

– Как знать. В культуре России дракон всегда был прислужником Сатаны и олицетворением зла и обязан был быть побеждённым мечом богатыря или поборника веры.

– Я помню. Но это и не удивительно, на Землю смотрело множество высших существ. Многие любили поразвлечься и создавали сверхъестественные сущности: призраков там всяких, мировых змеев, гарпий и прочие чудеса. Смотрели на вашу, скажу откровенно, первобытную реакцию и забавлялись построением культов, мифологий. Драконы тоже, конечно, были. Там, где была Европа, были злые, а в Азии, на востоке, добрые. Вот такие вот.

Евгений сделал необычное движение рукой, и передо мной возник знакомый мне образ азиатского дракона – длинного и без крыльев. Покружив перед нами несколько секунд, он бесследно исчез.

– Ты прекрасно помнишь, что Россия – это держава в основном европейская. Культуры переплетались, предания и мнения о чудесах передавались вместе с ними. Вместе с православной верой в Россию пришло, кроме всего прочего, и иное осознание образа дракона, как злобного исчадия, того самого слуги Сатаны. Моему Горынычу стало непросто, ха-ха!

– Не любите из-за этого, наверное, православие, да? – спросил я осторожно, будто этот вопрос может вызвать гнев.

– Почему это? Православие оказало огромное влияние на русскую культуру, укрепило её, часто объединяло народ перед лицом опасностей. Для меня это – основное. А то, что там драконов не любят – так я ведь понимаю, из-за чего это, и на себя не проецирую. Никакому Сатане я не служу и служить не собираюсь. Как можно служить тому, кто живёт в человеческих душах? Меня вообще трудно упрекнуть в чём-то, что могло навредить России, в отличие от некоторых других высших существ.

– Приму к сведению. Ещё вопрос у меня к вам есть. Почему именно Россия? До неё ведь было много разных стран: Древний Рим, Древняя Греция, Китай, цивилизации Ближнего Востока, обеих Америк…

– Да-да, я помню, можешь дальше не перечислять. Если когда-то и будешь в третьем мире-измерении по-настоящему, а не в этой проекции, то увидишь, что в моём городе есть здания-копии тех, что когда-то были возведены в разных странах тогда ещё Древнего мира. Я смотрел на них и вдохновлялся человеческими культурами, учил языки, сочинял стихи, песни. Я видел в этом смысл жизни – в изучении вас, людей. Вы были отнюдь не единственные в первом мире-измерении, но уникальные. Я даже смотреть не хотел на другие планеты, мне было достаточно и вашей Земли, – Евгений на секунду остановил рассказ, взглянул вдаль, а затем продолжил. – Русские для меня были самым обычным народом, пока однажды не произошло нечто странное. Для нас, высших существ, настоящий глубокий сон, а не понарошку, необходим лишь раз в несколько сотен тысяч лет. И мы тоже видим сны. Многие тысячи снов до этого были, скажем так, немыми, передо мной возникали сущности, они звучали, но ничего не говорили, хотя у меня и был свой язык. Однако в очередном моём сне я вдруг услышал речь. Впервые в своей невероятно длинной жизни. Тот сон был на русском языке. Знаешь, мне даже спустя миллионы лет трудно описать те чувства, что я испытал тогда. Это было потрясающе. Воистину потрясающе. Меня охватило тогда чувство, сравнимое с чувствами во время брачного ритуала. Я тогда как будто нашёл тот язык, что хотел бы слышать всегда.

– Вы стали любить Россию из-за того, что лишь однажды услышали русскую речь во сне?

– Я чувствую скептицизм в твоём голосе. Но да, так и есть. Я счёл это знаком, ведь из всего многообразия языков моё сознание избрало именно ваш, – Евгений чуть замялся. – Ты, наверное, посчитаешь это странным и даже смешным, но именно с тех пор я решил, что желаю стать таким же русским, как вы. Мне надоело быть никем и захотелось стать частью того народа, к которому само сердце меня манило.

– И не подумаю так считать, – я отрицательно помотал головой. – Наоборот, сочту за честь. Я ведь люблю свою Родину, хочу, чтобы она росла и ширилась, как физически, так и духовно. И если у неё будет могущественный союзник, вроде вас, то мы можем и преуспеть.

– И преуспеете, – твёрдо сказал Евгений. – Вместе преуспеем, не сомневайся.

Странное дело, но у меня возникло ощущение, что мы, пройдя полпути, больше не приближаемся к Драконьему Кремлю.

– Если интересно, то тебя уже оперируют, – сказал Евгений. – Время во сне идёт необычайно быстро… Да, всё-таки ты останешься без одной ноги. Очень жаль. Что ж, повезло хоть, что не без двух.

– Откуда знаете?

– Я могу читать ощущения твоего тела. Твой мозг спокоен, поскольку ты спишь, но тело очень страдает. Но ничего, всё будет хорошо.

– К слову, а где мне искать этих ваших учителей?

– Они сами тебя найдут, – Евгений остановился и посмотрел вдаль. – Мы осилили уже полпути. Остальную половину ты осилишь уже сам во время обучения. А теперь довольно разговоров, тебе пора проснуться.

***

Белая, как снег, стена была единственным, что я видел перед собой. Она отнюдь не идеальна – чем дольше смотрел, тем больше появлялось мелких царапинок, бугорков и прочих неровностей. Странно, как будто смотришь на полярные льды с высоты птичьего полёта…

– Чудесный протез, – послышался позади чей-то тихий мужской голос. – Очень хороший.

– А сам он как? – послышался другой, ещё более тихий и уже женский голос. – На приборах вроде всё в порядке.

– Он уже в сознании. И даже слышит нас, – до моего плеча коснулась рука и потормошила меня. – Виталий Александрович, добрый день. Вы были без сознания четыре дня, сейчас вашей жизни ничего не угрожает. Как самочувствие?

– Вроде и нормально, а вроде и не очень, – ответил я, поворачиваясь. – Как будто все соки из меня высосали.

Рядом с моей койкой стояли два врача – мужчина и женщина. Средних лет мужчина своими серыми глазами смотрел в основном на видимый из-под одеяла протез, пока ещё не покрытый искусственной кожей. Тот представлял собой почти идеальную копию моей ноги. Почти идеальную, потому что используемый для быстрой подгонки псевдохитин, используемый не только в броне, всё же не может повторить всё точь-в-точь. Врач взял иглу и несколько раз ткнул по подушечкам пальцев на обеих ногах. Обе в одинаковой степени отзывались на раздражение.

Светловолосая женщина примерно тех же лет, в свою очередь, смотрела сквозь линзы очков на врача и на его движения. Трудно было не отметить её женственные черты: утончённое белое лицо с чуть вытянутыми губами и бурой небольшой родинкой на левой щеке, заметные даже сквозь белый халат тонкие руки, хрупкий стан и выделяющиеся бёдра. Самая простая женщина с хорошей внешностью. Когда она посмотрела на меня, мне показалось, что она напряжена и даже раздражена, причём чем-то, что касается меня.

– Рефлексы в порядке, – заключил врач и снял с меня одеяло. – Давайте-ка уберём всё лишнее и попробуем походить.

Я был облеплен проводами и датчиками, но уже через минуту был готов к проверке подвижности. Несмотря на ватные от долгого лежания ноги и заметную слабость, я хорошо держался. Сухими, но сильными руками врач первую минуту поддерживал меня, а затем дал возможность двигаться самому. Ходил я кругами по не очень просторной одноместной палате с высоким потолком, одним окном, койкой, тумбочкой, шкафом и парой дверей, одна из которых вела в уборную, а другая – в коридор.

– Чудесная приспособляемость, – сказал врач. – Денёк-другой практики, и вы забудете о том, что у вас есть протез.

– Это хорошо, – сказал я, возвращаясь к кровати. – А когда мне перетянут его новой кожей?

– Придётся отправиться в медицинский центр имени Гаврилова на планете Северная, – ответила уже женщина. В её голосе слышались стальные и даже будто бы самоуверенные нотки, совсем не типичные для столь нежной на первый взгляд особы. – Там у вас возьмут образец тканей, и через две недели сделают операцию по приращению кожи. Отправляться придётся уже завтра…

– Алиса Евгеньевна, остановитесь, – прервал речь коллеги врач. – Не грузите пациента. Ему ещё надо прийти в себя.

– Не сказала бы, что пациент выглядит нездоровым настолько, чтобы не осознавать мои слова, Павел Трофимович, – сказала Алиса Евгеньевна и добавила. – Билет на транспорт уже куплен.

– Спасибо за объяснения, – я кивнул головой. – Северная, значит? Это глубокий тыл. Придётся лететь в одиночку?

– Ни в коем случае, – сказал врач, выключая приборы, стоявшие на отдельном столике рядом с кроватью. – Нужно убедиться, что адаптация пройдёт хорошо. Мы полетим с вами. Меня зовут Павел Трофимович Горный, хирург-протезист. Это моя коллега, Алиса Евгеньевна Змеева.

– Очень приятно, – сказал я. – Надо написать увольнительную и подготовиться к переезду.