Подарок коллекционера

18

НОЭЛЬ

Я почти в слезах, когда в спешке покидаю комнату, мои руки трясутся. Я все еще чувствую его вкус у себя на языке, и он кричит на меня, чтобы я уходила? Меня захлестывает волна гнева, и я с трудом сглатываю. Я пробую его на вкус снова и снова, и это вызывает во мне поток эмоций, которые я едва понимаю.

Зачем я это сделала? Когда я проснулась этим утром, после двух дней, когда он снова горел и корчился в лихорадке, двух дней, когда я была уверена, что он умрет, температура спала. Кровать снова была мокрой от пота, и я встала, чтобы принести ему свежего супа, воды и постельного белья… остатки супа. Я мысленно готовила себя к тому, что мне придется обшарить дом в поисках завалявшихся денег, на которые я могла бы купить еще еды, отправиться в незнакомый город, в котором я никогда раньше не была, и попытаться сориентироваться. А потом я бы вернулась к этому.

Я не ожидала, что он проснется, не говоря уже о возбуждении. Но мне стало так жаль его, когда я поняла, насколько он беспомощен, что даже не может прикоснуться к себе. Я помнила те ночи, видела, как он прикасался и отрицал, и мне было интересно, сколько времени прошло с тех пор, как у него действительно было освобождение. В тот момент я поняла, что у меня есть своего рода власть над ним. Я могла отказать ему, как он отказывал себе, или я могла доставить ему удовольствие. Я могла позволить ему испытать оргазм. Я могла бы исследовать его своими силами, на своих условиях. Он не смог бы мне помешать, или взять управление на себя, или сделать что-либо еще. Это был мой выбор. Я решила, что хочу этого. И я не жалела об этом до того момента, как он сказал мне убираться.

Я все еще не совсем уверена, что понимаю. Это было интересно. Это было так мило и интимно, что я и представить себе не могла, что смогу заниматься этим с ним. Я и представить себе не могла, что смогу доставить мужчине такое сильное удовольствие, особенно в первый раз, но Александр выглядел так, словно испытывал такие чувства, которые не испытывал раньше.

Волна желания захлестывает меня, и мои бедра сжимаются вместе. Прикосновения к нему, его вкус возбудили меня. Я чувствую, какая я влажная, пустая боль распространяется по мне. Я хочу знать, на что это похоже. Я заставила себя кончить в первый раз в ту ночь после того, как понаблюдала за ним, но несмотря на то, что это было приятно, выражение его лица говорило о том, что он чувствовал нечто гораздо большее.

Я разочарованно вздыхаю. Я чувствую себя обиженной, возбужденной, сбитой с толку и немного сердитой. Я хотела сделать для него что-нибудь приятное, но потом он оттолкнул меня. После всего, что я для него сделала, это кажется особенно жестоким. Я не могу оставаться в стороне вечно. Мне все еще нужно закончить то, ради чего я пришла туда в первую очередь, но я не могу заставить себя вернуться прямо сейчас. Я иду на кухню, готовлю что-нибудь, что сойдет за еду для себя, пока не решаю, что уделила этому достаточно времени.

Когда я возвращаюсь в комнату, я не могу встретиться с ним взглядом.

— Мне нужно сменить простыни, — тихо говорю я ему, и в комнате надолго воцаряется тишина.

— Прости, — говорит он низким и грубым голосом. — Я не должен был говорить тебе уходить.

— Я не… — я перевожу дыхание. — Я не хочу говорить об этом.

Александр молчит, пока я перестилаю кровать, изо всех сил стараясь двигаться и не заставлять меня, поднимать и помогать ему слишком сильно. Он кажется немного сильнее, чем раньше, и мое сердце замирает в груди, когда я понимаю, что это означает, что ему действительно становится лучше. Когда его запястья заживут настолько, что он сможет позаботиться о себе, я смогу уйти. Я не приму отказа, но это означает оставить его. Эта мысль не должна меня расстраивать. Она не должна вызывать у меня гнетущее чувство пустоты в животе, но это так.

Я не должна чувствовать себя виноватой.

Когда кровать застелена и Александр снова откидывается на подушки, я начинаю помогать ему есть бульон, который принесла. Я не встречаюсь с ним взглядом, когда подношу ложку к его губам, чувствуя, как горят мои щеки. Всего час назад я видела его полностью обнаженным и возбужденным. Я прикасалась к нему, сосала его и довела до оргазма у себя во рту. Сейчас я чувствую себя застенчивой и смущенной, чего не чувствовала рядом с ним раньше, даже после того, как он отшлепал меня и кончил мне на задницу. Я не была добровольной стороной в этом. Я была зла и унижена, но не так, как сейчас.

Я никогда раньше не испытывала ничего подобного.

Когда он заканчивает есть, я отставляю миску в сторону и меняю ему повязки.

— Порезы выглядят лучше, — тихо говорю я. — И рана, что у тебя на плече, тоже заживает немного лучше. Впереди долгий путь, но я думаю, ты справишься.

— Спасибо тебе. — Голос Александра очень тих. — Ноэль мне жаль. Правда…

Я качаю головой, мое горло сжимается.

— Тебе не обязательно продолжать это повторять.

— Да, — настаивает он. — Но я хочу. За все. Но особенно после того, что ты только что для меня сделала. Ты сказала, что никогда ни к кому больше так не прикасалась, и все же, для меня… даже после…

— Мы не обязаны говорить об этом…

— Ты заслуживаешь лучшего, Ноэль. — Его пальцы подергиваются, как будто он хочет поднять руки, чтобы прикоснуться ко мне, и не может.

Тишина растягивается на несколько долгих мгновений. Я слышу, как он вдыхает, его губы приоткрываются, как будто он хочет заговорить, но колеблется.

— Что? — Я, наконец, поднимаю на него глаза и вижу, что его голубые глаза устремлены на меня с такой интенсивностью, что меня бросает в дрожь, еще одна вспышка жара проходит через меня. Она оседает у меня между бедер, заставляя меня почувствовать боль, и я прикусываю губу.

— Я не должен…

— Просто скажи это. — Я чувствую усталость. Эти дни измотали меня. Даже уход за моим отцом, когда он был болен, не отнимал у меня так много сил.

— Ты… — Он колеблется. — Ты прикасалась к себе вот так? Когда-нибудь…

Я чувствую, как мои щеки краснеют. Вероятно, это единственный ответ, который ему нужен, но я все равно отвожу взгляд, чувствуя себя смущенной. Я слишком хорошо помню ту ночь после того, как увидела, как он трогает себя в своей комнате, когда я испытала свой первый оргазм, фантазируя о мужчине, который держит меня в заключении. Человеке, которого я должна была ненавидеть… и все еще должна ненавидеть. Вместо этого, кажется, что мы только становимся все ближе и ближе друг к другу.

— Тебе не обязательно говорить мне…

— Да. — Я внезапно поднимаю глаза, чувствуя себя почти вызывающе, когда встречаюсь с его взглядом, который мгновенно темнеет, когда я отвечаю утвердительно. — Один раз. Ну, один раз, пока я… не кончила.

— До того, как ты пришла сюда? — Его голос все еще хриплый, но звучит так, как будто это по другой причине. Как будто этот разговор снова заводит его.

Мое возбуждение исчезло вместе с неловкостью последствий, но теперь я снова чувствую, как эта медленная боль распространяется по мне, моя кожа горит под его взглядом.

— Нет, — шепчу я. — Ну было немного. Но никогда не так… как до тех пор. Пока…

— До каких пор? — Он слегка подталкивает меня, отчего у меня перехватывает дыхание при мысли о том, что я расскажу ему свой самый постыдный секрет. Я думала, он никогда не узнает.

Минуту назад его член был у меня во рту, а я все еще не решаюсь сказать ему об этом?

— Я видела тебя однажды ночью, — шепчу я, на мгновение отводя от него взгляд. — В твоей комнате, с фотографией. Ты был… — я нервно облизываю губы, чувствуя, как учащается сердцебиение в груди. — Я наблюдала, как ты это делаешь, пока ты не остановился. Ты выглядел так, словно очень сильно себе в этом отказывал, хотя я и не была до конца уверена, в чем именно. Я хотела узнать, каково это. Поэтому я заставила себя кончить.

Его голос снова понижается, немного ниже, грубее, хрипловатый от растущего желания.

— О чем ты думала, когда заставляла себя кончить, Ноэль?

У меня перехватывает дыхание. Я заставляю себя снова поднять на него взгляд, чувствуя, как учащается мой пульс, ожидая чего-то, что, я знаю, грядет, хотя пока не уверена, что именно.

— О тебе, — шепчу я.

Я вижу, как он резко втягивает воздух, и чувствую напряжение в нем при моем признании. Я знаю, что если бы я посмотрела вниз, он снова был бы твердым.

— А что теперь, Ноэль? — Его глаза скользят по мне таким взглядом, который говорит мне, что он так отчаянно хочет прикоснуться ко мне, если бы мог. Если бы он не был так травмирован, что не мог двигать руками. — Ты хочешь удовольствия сейчас?

Я вздрагиваю, мои глаза расширяются. Это смелый вопрос, над которым, думаю, я бы посмеялась, если бы его задал любой другой мужчина, но в устах Александра это звучит по-другому. Эротично. Предложение, которое я хочу принять, даже когда мои щеки краснеют, и я чувствую, что отступаю назад.

— Я… я не…

— Я не прикоснусь к тебе. — Его губы слегка подергиваются с тем же мрачным юмором, когда он смотрит на меня. — В любом случае, я не могу. Не прямо сейчас.

— Тогда что…

Александр кивает в сторону кровати, которую я привыкла считать своей.

— Ложись, — мягко говорит он. — Дай мне посмотреть на тебя. Заставь себя кончить, пока я смотрю.

Мое лицо словно горит, пульс так сильно бьется в горле, что я уверена, он это видит.

— Я… я не могу…

— Ты этого хочешь? — Его голос ощущается на моей коже как шершавый бархат, заставляя меня покалывать повсюду.

— Да, — шепчу я это слово, чувствуя, как дрожь пробегает по спине. Я чувствую себя так, словно нахожусь в каком-то ужасно эротическом сне, который я никогда бы не смогла представить самостоятельно. — Но я…

— Тогда что заставит тебя это сделать? — Его губы снова подергиваются, на этот раз ближе к улыбке, но жар в его глазах говорит о чем-то совсем другом. — Должен ли я приказать тебе, мой маленький мышонок?

Его голос что-то среднее между мурлыканьем и рычанием, и волна тепла проходит через меня, скапливаясь между моих бедер, когда я сжимаю их вместе, чувствуя, что дрожу изнутри. Я не могу дышать, не могу говорить, но, как будто что-то вне меня управляет мной, я чувствую, что киваю.

— Тогда следуй моим инструкциям, мышонок, и ты получишь удовольствие, которое доставила мне.

Что он имеет в виду? У меня кружится голова. Прикасаться к себе, это не такая глубина удовольствия, как когда это делает кто-то другой, я уверена в этом. Но я позволила себе поддаться его чарам, зная, что не могу сделать это сама, но так сильно желая этого. Желая, чтобы мне сказали, чтобы я могла испытать то, чего жаждет мое тело, не принимая решения. Такое ощущение, что я принимаю решения уже несколько дней. Я хочу, чтобы кто-то другой взял на себя управление на некоторое время, взял на себя все.

— Встань с другой стороны кровати, — хрипло приказывает он, и я медленно подчиняюсь, чувствуя, как будто двигаюсь по теплой патоке, жар разливается по мне при мысли о том, чтобы подчиниться ему. При других обстоятельствах я бы возненавидела его за это, но он больше не принуждает меня. Мы делаем это вместе. Он дает мне то, что, как он знает, мне нужно.

Когда я двигаюсь туда, куда он смотрит, взгляд Александра снова скользит по мне, горячий и почти голодный.

— Я хочу видеть тебя, мышонок — бормочет он. — Сними свой топ.

Я тяжело сглатываю, чувствуя, как меня охватывает неуверенность. Я никогда раньше не раздевалась перед мужчиной, но почему бы не перед ним? Я пытаюсь представить кого-то другого на его месте, одного из парней, с которыми я когда-то работала в ресторане, может быть, им едва перевалило за двадцать, и они еще даже не могут называть себя мужчинами, на самом деле, и я не могу. Я не могу представить, чтобы кто-то другой заставлял меня чувствовать это тяжелое, отягощенное желание, как будто оно переполняет меня, я тону в нем, моя кожа слишком тугая для моего тела. Я хочу внезапно оказаться раздетой, быть голой и свободной и не чувствовать давления ткани на свою кожу. Даже это кажется мне перебором, когда я прикасаюсь к себе, и я хватаю подол своей майки и стягиваю ее через голову, прежде чем успеваю отговорить себя от этого, прежде чем начинаю беспокоиться, не слишком ли я худая, не потеряла ли я свои изгибы, не слишком ли маленькая у меня грудь или слишком большие соски, или еще на что-нибудь, на что, как я слышала, жалуются мужчины.

Когда я отбрасываю топ в сторону, то сначала не могу на него взглянуть. Я не боюсь того, что увижу, в спешке осознаю, что у меня внутри все переворачивается при этой мысли. Я боюсь того, чего могу не увидеть. Я не хочу видеть, как огонь в его глазах угасает, когда он видит меня, видеть, как уменьшается его возбуждение. Я хочу возбудить его.

Когда это изменилось?

Но когда я поднимаю взгляд на лицо Александра, мои пальцы вцепляются в пояс пижамных штанов в ожидании того, что он прикажет мне сделать дальше, все, что я вижу, это вожделение. Оно пронзает и меня, питаясь тем, что я вижу на его лице. Его возбуждение, кажется, пронзает мое, и я задерживаю дыхание, когда его взгляд скользит по моей груди, вниз по плоскому животу, туда, где мои пальцы дрожат на краю бедер.

— Сними их.

Мне не нужно спрашивать, что он имеет в виду. Я опускаю ткань с бедер, дрожа, несмотря на тепло в комнате, когда впервые обнажаюсь перед ним. Я не брилась с тех пор, как это сделали со мной, пока я спала, и мои щеки вспыхивают, когда я думаю, не раздражают ли его мягкие, короткие темные волосы там.

Он стонет, когда видит меня, и все мои сомнения исчезают.

— Мне нравится, что ты не обнажена, — хрипит он. — Хотел бы я прикоснуться к тебе, Ноэль. Хотел бы я почувствовать, какая ты, должно быть, мягкая. Какая влажная…

Я тихо стону, чувствуя, как сжимаюсь от одного только голодного, грубого тембра его голоса. Я выхожу из груды своей одежды на полу, полностью обнаженная, и чувствую, что жажду большего, хочу поторопиться навстречу удовольствию. Я чувствую напряжение и пульсацию, мне хочется чего-то, что я не могу полностью объяснить.

— Забирайся на кровать, Ноэль, — рычит Александр. — Встань передо мной на колени, маленькая.

Каждый дюйм меня покалывает от того, как усиливается его акцент, его голубые глаза темнеют и устремляются на меня, пока я подчиняюсь.

— Шире, — бормочет он, когда я опускаюсь на колени на кровати, мои руки лежат на бедрах. — Я хочу видеть тебя.

Мне не нужно спрашивать дважды, что он имеет в виду. Медленно, желая немного подразнить его, я раздвигаю колени. Постепенно я позволяю ему увидеть внутреннюю сторону моих бедер, все выше и выше, вплоть до того места, где моя плоть липкая и блестит от моего возбуждения, а затем раздвигаю ее еще шире.

У меня перехватывает дыхание, когда я чувствую, что открываюсь ему. Я слышу его низкий стон, когда его взгляд опускается между моих бедер, и я знаю, что он может видеть все это: мои набухшие, влажные складки, выглядывающий клитор, твердый, пульсирующий и жаждущий прикосновений, мой сжимающийся вход.

— Ты такая влажная, миниатюрная. — Его голос низкий и нуждающийся, томительный, и что-то во мне сжимается в ответ.

— Хочешь попробовать меня? — Хрипло шепчу я, чувствуя себя так, словно попала в ловушку сна, и его глаза расширяются.

— Дерьмо, — шепчет он, и я вижу, как он шевелится, изгиб его бедер под одеялом говорит мне, что он тоже возбужден, встал от одного моего вида. — Да, маленькая. Я бы очень этого хотел, Ноэль. — Его губы приоткрываются, взгляд скользит по мне, от моего лица к груди и снова между бедер. — Я хочу знать, какая ты на вкус, моя милая девочка.

Медленно, как будто я не могу до конца поверить в то, что делаю, я провожу пальцами между бедер. Я задерживаю дыхание, когда кончики моих пальцев касаются моего клитора, мои бедра подергиваются от удовольствия от моих прикосновений, вплоть до того места, где я вся мокрая, мое тело содрогается, когда я толкаю два пальца внутрь себя. Я громко стону, сжимая пальцы, страстно желая этого, больше, чем когда-либо прежде. Я слышу ответный, нуждающийся стон Александра, когда он смотрит, как я ласкаю себя пальцами, как я засовываю их внутрь и наружу, один, два, три раза, собирая свое возбуждение на пальцах, прежде чем я высвобождаю их и наклоняюсь к нему.

— Хочешь попробовать? — Снова шепчу я, скользя кончиками пальцев по его губам. Александр стонет, его рот приоткрывается, когда он вводит мои пальцы внутрь.

Его язык обвивается вокруг моих пальцев, слизывая мой вкус, его стон удовольствия вибрирует на моей коже, ощущение такое, будто он проникает до самой сердцевины. Я протягиваю другую руку вниз, пока Александр слизывает возбуждение с моих пальцев, потирая мой клитор с внезапной яростной настойчивостью, постанывая, пока он не отстраняется.

— Медленнее, — хрипит он. — Пусть это продлится. — Его глаза на мгновение закрываются, а затем снова открываются, когда я провожу пальцами правой руки по своему клитору, влажному от меня и его языка, вперемешку. — Я хочу заставить тебя кончить моим языком, маленькая. Но сначала ты заставишь себя кончить для меня.

Я не совсем понимаю, что он имеет в виду, как он сможет это сделать, когда не может прикоснуться ко мне, но я слишком далеко зашла, чтобы беспокоиться об этом прямо сейчас. Я чувствую, как растет мое возбуждение, приближаясь к тому блаженству, которое я испытывала раньше, и я хочу его снова. Я хочу кончить, и взгляд Александра, устремленный на меня, наблюдающего за мной, беспомощного что-либо сделать, кроме как видеть мое удовольствие, только усиливает его.

Я выгибаюсь навстречу своей руке, просовывая левую руку между бедер, больше не нуждаясь в том, чтобы он указывал мне, что делать. Я снова засовываю два пальца внутрь себя, потирая клитор, двигая рукой, когда я выгибаюсь другой, прижимаясь к источнику моего удовольствия. Александр снова стонет, его бедра дергаются над кроватью.

— Я хочу, чтобы это был мой член, маленькая, — стонет он. — Я хочу, чтобы ты оседлала меня, просто так. О, черт возьми…

Мы еще не достигли этого, даже близко не подошли, и я думаю, он это знает. Он не приказывает мне, только говорит, чего хочет, и в глубине души я знаю, что тоже этого хочу, впервые почувствовать, как эта густая длина заполняет меня. Я думала, что не выйду из этого дома без того, чтобы Александр не овладел моей девственностью. Но теперь я почти уверена, что уйду до того, как у нас появится шанс добраться туда. Эта мысль не должна вызывать у меня странную боль, что-то похожее на грусть, но это так.

— Да, — стонет он. — Трахай себя, пока я смотрю. Двигай пальцами, кончай для меня, маленькая, кончай для меня…

Его слова захлестывают меня, как горячая волна, подводя меня все ближе и ближе к краю. Я чувствую, как сжимаются мои пальцы, желая, нуждаясь в большем. Мне требуется вся моя сила воли, чтобы не откинуть одеяло и не забраться на его член, зная, что он возбужден для меня, что он хочет меня, что я могла бы получить все это. Я не думаю, что он остановил бы меня, но я также знаю, что прямо сейчас это было бы ошибкой.

Даже это может быть. Но это… это в основном безвредно. Это я трогаю себя. Не отдаюсь мужчине, который прошлой ночью казался едва ли на пороге жизни.

Мне нужно кончить, прежде чем я приму решение, о котором потом пожалею. Мои пальцы быстрее трутся о мой клитор, подталкивая меня к краю, мои пальцы сжимаются внутри моей сжимающейся киски, когда я зависаю там, на самом краю оргазма, и Александр снова выкрикивает свою команду.

— Кончай, Ноэль, — напевает он, его голос срывается, как будто говорить становится все труднее, но это, это он должен выдавить из себя. — Кончай, пока я смотрю…

Моя голова откидывается назад, когда на меня накатывает наслаждение, бедра напрягаются, когда я прижимаюсь к своей руке, высокий стон чистого экстаза срывается с моих губ, и я сильно кончаю. Это ощущение лучше, чем в ту ночь, когда я заставила себя кончить, оно более интенсивное, и я слышу низкий, мучительный стон потребности Александра, когда он смотрит на меня.

— О боже, маленькая…

Эти слова пронизывают меня, усиливая мое удовольствие, напоминая мне, что его глаза устремлены на меня, пожирают меня, видя, как этот самый интимный момент обнажается для него. Я никогда не знала, что у меня есть эта сторона, но оргазм ощущается в сто раз лучше, и когда я выгибаюсь и извиваюсь на руках, я чувствую, что раздвигаю ноги шире, желая, чтобы он все это увидел.

Когда я снова открываю глаза, все мое тело дрожит, когда я пытаюсь убрать руки с бедер, глаза Александра становятся сапфирово-темными от вожделения.

— Иди сюда, — рычит он, и я вижу, как он сползает ниже по кровати, чтобы не так сильно опираться на подушки. — Я хочу попробовать тебя на вкус, Ноэль.

— Что ты имеешь в виду? — Я смотрю на него в замешательстве. — Как…

— Я хочу почувствовать твою киску на своем языке. — Он смотрит на меня голодным взглядом. — Оседлай мое лицо, маленькая.

— Я… — Я должна сказать нет. Я уверена, что он не заставит меня, он не может заставить меня. Но даже когда последние толчки моего оргазма проходят через меня, я хочу большего. То, что он предлагает, звучит невероятно. Ранее я доставила ему удовольствие своим ртом, я хочу знать, каково это было бы для меня.

Я хочу, чтобы это был он. Внезапное, почти порочное желание охватывает меня сказать да, оседлать его лицо и прокатиться на его языке, прижать его к себе и получать от него удовольствие. Интересно, может, он предлагает, своего рода покаяние, способ вернуть что-то мне. Позволить мне обладать властью, взять у него то, что мне нужно.

Меня захлестывает пьянящий порыв, и я двигаюсь к нему, чувствуя, как меня снова захлестывает то сказочное состояние. Я не должна хотеть ничего из этого, и все же я хочу. Я не могу притворяться, что это не так, не тогда, когда я все еще чувствую слабый вкус его спермы на своем языке, не тогда, когда я просто двигала пальцами, пока он смотрел, не тогда, когда мой клитор пульсирует в предвкушении ощутить на себе его язык.

— Да, Ноэль, — стонет он, когда я двигаюсь по его лицу, оседлав его, чувствуя себя порочной, грязной и более эротичной, чем я когда-либо представляла, что могу чувствовать. Он беспомощен подо мной, придавленный, когда я хватаюсь за спинку кровати и наклоняюсь к его лицу. Мое лицо горит от беспричинного эротизма того, что я делаю, поступка, который до этого момента мне даже в голову не приходил.

Но когда его язык высовывается, скользя по моему клитору, наслаждение, которое захлестывает меня, заставляет забыть все сомнения, которые у меня были.

— Оседлай мое лицо, маленькая, — стонет он напротив моей разгоряченной плоти. — Получи удовольствие от моего языка.

Если бы у него были руки, я представляю, как бы он сжимал мои бедра, мою задницу, ласкал меня пальцами, облизывая мой клитор, но все, что он может использовать, это свой рот. Такое ощущение, что я использую его как игрушку, трусь о его губы и язык, пока он ищет то место, где мне больше всего нравится, чтобы к нему прикасались, чего даже я пока не знаю. Его язык скользит вниз, обводя мой вход, немного продвигаясь внутрь меня, когда я издаю стон, сначала от удовольствия, а затем от разочарования, когда пытаюсь наклониться так, чтобы его язык снова потерся о мой клитор.

Он быстро реагирует. Его язык скользит по моему клитору, щелкая, кружа, слизывая мое возбуждение, когда он стонет, звук вибрирует в моей набухшей, чувствительной киске. Я все еще трепещу от своего первого оргазма, и новое наслаждение от его языка только усиливает это ощущение, заставляя меня чувствовать, что я схожу с ума от желания. Первого оргазма было недостаточно, его не могло быть, по крайней мере, тогда, когда это возможно. Его язык влажный, горячий и скользкий, удовольствие от того, что он трется о мой клитор, умопомрачительно, превосходит все, что я когда-либо представляла. Я начинаю понимать, почему он издавал те звуки, когда я обхватила его губами, почему у него был такой вид, словно он, блядь, увидел бога, когда я сосала и облизывала кончик его члена. Затем я чувствую, как Александр начинает посасывать мой клитор. Я издаю пронзительный крик удовольствия, на который и не подозревала, что способна.

Он делает паузу ровно настолько, чтобы застонать в мою сторону, бормоча:

— Мне нравится, какая ты на вкус…, — а затем его губы снова плотно прижимаются ко мне, и я прижимаюсь к нему, хватаясь за спинку кровати, мои бедра начинают дрожать, когда он снова втягивает мой клитор в рот, его язык барабанит по нему, как будто он играет на мне как на музыкальном инструменте.

В каком-то смысле так оно и есть. Только его рот касается меня, и все же я чувствую, что трещу по швам. Наши отношения были неправильными с самого начала, и все же я хотела его. Это все еще неправильно, и все же химия между нами ощутима, жар его потребности подпитывает мою, пока мне не начинает казаться, что мы оба собираемся сгореть вместе. Если то, чем мы занимались сегодня, кажется таким напряженным, я не могу представить, на что был бы похож секс. На что было бы похоже, если бы он прикасался ко мне, целовал меня, прижимался ко мне, был внутри меня…

Эта последняя мысль об Александре, вонзающем в меня свой твердый член, издающем те пронзительные звуки удовольствия, которые срывались с его губ ранее, когда я заставляла его кончить, толкает меня, выбрасывает за край. Я издаю крик удовольствия, наклоняясь к его лицу, прижимая его к себе, делая именно то, что он просил, оседлав его язык до потрясающего оргазма, который он мне дарит. Мое возбуждение захлестывает его губы и язык, заливая лицо, когда я кончаю в третий раз за всю свою жизнь, это самый сильный оргазм за все время. Я хватаюсь за спинку кровати, когда мои бедра сжимаются вокруг его лица, и я стону его имя в полнейшем блаженстве.

Когда я спускаюсь с высоты, мои ноги так слабеют, что кажется, я вот-вот упаду. Каким-то образом мне удается неуклюже высвободиться из его объятий, краснея при виде его губ и подбородка, блестящих от моего освобождения.

— Ты восхитительна на вкус, мышонок — бормочет он, его взгляд скользит по моему обнаженному, дрожащему телу. — Я бы ел тебя каждый день, если бы ты мне позволила. Твои стоны, самый сладкий звук, который я слышал за очень, очень долгое время. — Пристальный взгляд Александра перемещается к моему лицу, задерживаясь на нем, и дрожь пробегает по моей спине от его интенсивности. — Я бы оставил тебя себе, если бы мог, маленькая. Я бы заставил тебя кончать так часто, как ты бы хотела.

Он внезапно отводит взгляд, как будто осознает, что сказал, насколько это невозможно, и я быстро встаю с кровати, потянувшись за своей одеждой. Я надеваю ее обратно дрожащими руками только для того, чтобы услышать усталый, скрипучий голос Александра позади меня.

— Что ты делаешь, маленькая?

Я с трудом сглатываю.

— Возвращаюсь в свою комнату. Я думаю, ты достаточно здоров, чтобы быть в порядке сегодня вечером, если я проверю тебя раз или два.

— Пожалуйста, останься. — Он пытается прочистить горло, его слова становятся хриплыми. — Пожалуйста, не уходи, Ноэль.

Я замолкаю, когда дрожь эмоций проходит через меня. Медленно поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него.

— Я не могла позволить тебе умереть, Александр, — тихо говорю я. — Я знаю, что есть много людей, которые подумали бы, что я дура из-за этого. Возможно, ты даже один из них. Но я не могла оставить тебя здесь в таком состоянии. Но я также… — я делаю глубокий, прерывистый вдох. — Я также не знаю, как это сделать. — Я указываю на пространство между нами, качая головой. — Ты был жесток ко мне раньше, когда думал, что я принадлежу тебе, когда выходил из себя. Теперь ты сожалеешь, и ты добрый. Я бы предпочла одно или другое. Ты не можешь быть добрым, а потом причинить мне боль. С меня хватит таких мужчин. — Я устало смотрю на него, чувствуя, как меня накрывает усталость. — Ты можешь быть жесток со мной, заставить меня ненавидеть тебя так же сильно, как, я думаю, ты ненавидишь себя, или ты можешь быть тем, кто ты есть сейчас. Но ты должен выбрать, Александр. Ты не можете использовать и то, и другое, в зависимости от твоего настроения.

Я вижу череду эмоций, мелькающих на его лице при этих словах, но последняя — стыд.

— Я знаю, маленькая, — тихо говорит он. — И мне жаль. Я пытался уйти, но благодаря тебе я все еще здесь. Я хочу показать тебе, как мне жаль. Как бы я хотел вернуть все это назад, не только то, что я сделал с тобой, но и все остальное. — Его тело обвисает, как будто он хочет глубже погрузиться в кровать. — Ты можешь уйти, если хочешь, Ноэль. Просто знай, что я хочу, чтобы ты осталась.

Что-то во мне разрывается при этом, и я знаю, что не могу отказать ему. В конце концов, как бы я ни хотела притворяться, что это не так, это было бы отказом и самой себе. Я хочу остаться с ним на ночь. Где-то по пути я привыкла к нему в постели рядом со мной, и я хочу оставаться здесь, в этой постели, рядом с его теплом каждую ночь, пока мне не придет время уходить.

И когда я это сделаю, я знаю, что буду скучать по этому… и по нему.