Подарок коллекционера

21

НОЭЛЬ

Мне требуется некоторое время, чтобы осознать, что он говорит. Кажется, я просидела здесь несколько часов, слушая его исповедь, грязную историю о жизни, в которую я бы с трудом поверила, если бы не видела доказательств этого повсюду.

Он делал ужасные вещи. Он не был ответственен за то, что случилось с Марго, но он причинил боль Анастасии. Трудно совместить человека, который мог бы сделать это, с тем, кто сидит сейчас передо мной, раздираемый чувством вины и горя. Человеком, который отпускает меня, даже если ему вообще не следовало меня удерживать.

Я не собираюсь упускать шанс вернуться к Джорджи. Я планировала уйти, и я намерена сделать именно это теперь, когда Александр дал мне дорогу. О моей прежней жизни особо нечего было говорить, но она была моей, и у меня все еще есть кто-то еще, кто нуждается во мне. Кто полагается на меня. Кому я не могу позволить продолжать думать, что он потерял меня. Но часть меня, та, которую я немного боюсь рассматривать слишком пристально, не хочет покидать Александра. Часть меня хотела бы, чтобы был способ остаться. Если бы я это сделала, стал бы он таким, каким был раньше? Болезнь в его сознании снова взяла бы верх? Причинил бы он мне боль, даже если бы ненавидел себя за это?

Я не могу знать. И я не узнаю. С той ночи я увидела его с другой стороны, другим человеком, с которым я чувствую связь. Я знаю, каково это, быть одинокой, хотеть любви, прикосновений и нежности и бояться, что никогда этого не найдешь. Я знаю, каково это, жаждать быть любимой. Я знаю, каково это, чувствовать себя преданной семьей. Но я должна вернуться к Джорджи. Я хочу вернуться больше, чем остаться. Даже если это означает расстаться с моим чудовищем… моим Александром.

В каком-то смысле мне кажется, что я вернула его к жизни.

— Дай мне код, — тихо говорю я. — Пожалуйста.

— 03210617, — четко произносит Александр, повторяя его, пока я ищу, на чем бы его записать. — Мой день рождения, и день рождения Марго.

— Спасибо, — тихо говорю я, соскальзывая с кровати. Я должна знать, говорит ли он правду, прежде чем придумаю, что сказать дальше. Прежде чем я смогу произнести еще одно слово в его адрес.

Как оказалось, так оно и есть. Сейф находится в шкафу в его спальне, как он и сказал. Внутри мой паспорт и больше денег, чем я когда-либо видела в одном месте. Я беру все это, скатываю в комок и возвращаюсь в спальню внизу.

Я стою в ногах кровати, внезапно не зная, что делать. Мне уйти сейчас? Утром? Что, если он передумает? Я должна уехать немедленно, как можно скорее, мне кажется неправильным не делать этого, но в то же время сейчас середина ночи, в незнакомом городе. Я не должна разгуливать с полным карманом наличных в одиночестве ночью.

— Я не заслуживаю от тебя ничего другого, — тихо говорит Александр. — Но если есть что-то еще…

— Что? — Я резко смотрю на него, в груди у меня ноет. Я внезапно чувствую, что меня разрывает надвое, между той жизнью, которая у меня была, и той, которой я живу сейчас, между тем, куда я знаю, что должна пойти, и где я хотела бы остаться.

— Ты можешь уйти сейчас, конечно, если хочешь. Но если ты хочешь… — выдыхает Александр, глядя на меня глазами, полными такой тоски, что это пробирает меня до костей. — Спи сегодня рядом со мной, моя маленькая мышка, Ноэль. Уйдешь утром. Одна последняя ночь в этой постели со мной.

— Если я уйду… — Мой голос звучит хрипло. — Ты сможешь позаботиться о себе без меня? Тебе все еще нужна помощь…

— Я найду способ, — твердо говорит он. — Ты слишком долго была вдали от своего брата, и это моя вина. Я больше не могу тебя задерживать.

— Сегодня вечером…

— Да. — Его голос хриплый, слегка надтреснутый. — Останься только на ночь, Ноэль, если хочешь.

Я должна сказать ему, что нет, но я хочу. Я действительно хочу. Я хочу провести еще одну ночь рядом с теплом его тела, вдыхая его аромат на подушке рядом со мной, странное утешение, о котором я и не подозревала, что хочу, пока не получила его. Я хочу провести еще одну ночь с монстром в своей постели, прежде чем навсегда покину этот странный сон. Монстр, который на самом деле никогда не был ничем большим, чем человеком, независимо от того, кто говорил обратное.

— Да, — шепчу я, двигаясь к нему. — Да, я останусь. На ночь.

И затем, прежде чем я могу остановить себя, я делаю то, о чем думала так много дней, с той ночи, когда проснулась от того, что показалось мне самым странным сном. Я подхожу еще ближе, слегка присаживаясь на его сторону кровати рядом с ним, и беру его лицо в свои руки. Я чувствую острые кости, его форму, шероховатость его щетины на своих ладонях. Я смотрю в его пронзительные голубые глаза, глаза, которые напугали меня в то первое утро и теперь пугают меня по другим причинам, потому что, глядя в них, я чувствую то, о чем никогда не подозревала. Я держу его в своих руках, наклоняюсь вперед и прижимаюсь своими губами к его губам.

Мой первый настоящий поцелуй. Первый, которого я когда-либо действительно хотела.

Я чувствую его резкий вдох, то, как он на мгновение напрягается, его губы на мгновение становятся твердыми и сопротивляющимися, прежде чем он со стоном расслабляется в поцелуе. Я чувствую, как он весь обмякает рядом со мной.

— Ноэль… — шепчет он мне в губы, мое имя скользит по моей коже, и я закрываю глаза, чувствуя, как за ними горят слезы. Я чувствую влагу между нашими губами, привкус соли и знаю, что он тоже плачет.

— Я буду скучать по тебе, — тихо шепчу я ему в губы. — Я хочу, чтобы ты это знал. Я не забуду тебя, когда уйду.

— Я тоже. — Его голос скрипит у моих губ, и я осторожно перебираюсь на кровать поверх него, чтобы лечь рядом и снова поцеловать его. — Я хотел бы заключить тебя в свои объятия, мышонок.

В этот момент я тоже этого хочу. Я хотела бы почувствовать, как он обнимает меня, прижимает к себе, но я знаю, что лучше, если он не сможет. Я все еще контролирую ситуацию и могу не дать себя одолеть. Я хочу его, но я знаю, что не могу позволить этому зайти слишком далеко. Я не могу дать Александру всего сегодня вечером, или когда-либо еще. Но кое-что я могу ему дать.

Я могу быть уверена, что сегодняшний вечер будет именно тем, на что я надеялась… последним хорошим воспоминанием для нас обоих.

За закрытыми глазами я вижу мерцание рождественских огней и скачки огня, которые были раньше. Я ощущаю вкус вина на его языке, когда мы углубляем поцелуй, его язык скользит в мой рот, мои губы прижимаются к его губам. Я провожу руками по нему так, как, я знаю, он хотел бы сделать со мной, мои пальцы запускаются в его волосы, вниз по твердой линии подбородка, к твердым очертаниям груди. Я наклоняюсь, снимая с него рубашку, чтобы провести руками по его коже, ровной гладкости живота и мягким темным волосам на груди.

Мы долго так целуемся, пока я тоже не снимаю рубашку, без его просьбы. Я наклоняюсь к нему, позволяя ему почувствовать мягкость моих грудей на его груди, и он стонет в мои губы, поворачиваясь ко мне, чтобы я могла почувствовать его твердость на своем бедре.

— Я хочу тебя, маленькая, — шепчет он мне в губы. — Но только то, что ты готова дать.

Медленно, осторожно, помня о тех местах, где он все еще заживает, я раздеваю нас обоих. Обнаженная, я просовываю свою ногу между его ног, притягивая его ближе, моя рука обвивается вокруг его шеи, когда я целую его глубоко и медленно, его твердый член прижимается к моему животу. Это не столько дразнит, сколько оттягивает момент, которого я хотела дольше, чем готова признать, и осознание того, что у нас есть только сегодня вечером. Эти поцелуи, наши последние поцелуи, эти прикосновения, наши последние прикосновения. Эта ночь, последний раз, когда я обнимаю его вот так, близко и обнаженно прижимая к себе. Это подарок и ему, и мне, и я хочу, чтобы это длилось вечно.

Когда все закончится, закончимся и мы. Завтра я уезжаю.

Я наклоняюсь, мои пальцы обводят твердую длину его члена, когда я целую его, бархатная плоть натягивается на стальную твердость. Я сжимаю его в своих ладонях, поглаживая, наслаждаясь толчками его бедер и вибрацией его стонов у моих губ, и тем, что он хочет меня так же сильно, как я хочу его. Он сказал, что Марго была единственной женщиной, которая могла когда-либо успокоить то, что мучило его. В самой глубине моей души, куда я боюсь заглядывать слишком пристально, я хотела бы быть такой же для него. Но все, что я могу сделать, это успокоить его душу на сегодняшний вечер.

Александр выгибается мне навстречу, его губы прикасаются к моим, его тело жаждет большего. Я знаю, как сильно он хочет прикоснуться ко мне, и осторожно беру его руку, осторожно перемещая ее, чтобы не причинить ему боль, чтобы он мог положить ее мне на бедро.

— Я хочу, чтобы мы оба соединились, — шепчу я. — Я не могу сделать больше того, что мы уже сделали. Но я также хочу, чтобы это было по-другому.

Трудно перестать целовать его. Его рот полный, мягкий и голодный, он подходит к моему так идеально, как будто мы созданы для поцелуев. Я вообще почти не умею целоваться, но с ним это дается без усилий. Его щетина царапает мою челюсть, его губы скользят по моей щеке и шее, когда я глажу его член, чувствуя, как он пульсирует под моей ладонью, когда он стонет, его зубы задевают мою ключицу. У меня все болит, я опухла и насквозь пропитана возбуждением, но мне кажется, что я могла бы целовать его всю ночь. Этого почти достаточно, чтобы заставить меня пересечь эту черту, закинуть ногу ему на бедро и притянуть его к себе, наполняя себя и давая нам то, что нам обоим нужно, в то время как я все еще могу продолжать целовать его, пока мы оба не провалимся в забытье. Но я не могу переступить эту черту. Я не могу дать ему это, только не так. Не сейчас, и поскольку я уезжаю утром, никогда.

Медленно, осторожно мы заканчиваем тем, что Александр лежит на спине, я прижата к его груди, я целую его снова и снова, моя рука все еще слегка поглаживает его. Я покрываю поцелуями его шею и грудь, скольжу губами по каждому дюйму кожи, когда он выгибается и стонет, его дыхание учащается, когда я приближаюсь к толстому члену, зажатому в моей руке. Я хочу снова попробовать его на вкус, и трудно долго дразнить его, когда я провожу языком по всей длине его члена, чувствуя, как он подергивается и пульсирует от ласки.

Я никогда не думала, что это может быть так эротично, так мощно. Приятно ощущать его в своей руке, во рту, проводить губами и языком по его напрягшейся плоти, пока он извивается подо мной, выдыхая мое имя, умоляя о большем. Я провожу губами по кончику, наблюдая, как его лицо напрягается от удовольствия, его рот открывается со стоном, когда я беру больше, упираясь руками в его бедра. Я не успеваю далеко продвинуться, как кончик упирается в заднюю стенку моего горла, вызывая рвотный позыв, но я глажу его, облизывая и посасывая, узнавая по его вздохам, стонам и подергиванию бедер, что ему нравится больше всего.

— Иди сюда, маленькая, — стонет Александр, когда я снова выныриваю, чтобы глотнуть воздуха, обводя языком кончик его члена. — Я помню, что ты предлагала ранее. Давай, сядь мне на лицо, пока пробуешь меня на вкус.

С кем-либо другим, я думаю, это могло бы показаться неловким или странным. Тем не менее, с Александром это кажется легким, естественным, когда я наклоняюсь к нему, откидываюсь назад к его губам и снова беру его в свой рот. Я стону от первого горячего скольжения его языка по моему клитору, его пальцы беспомощно дергаются по бокам, когда я использую его язык как игрушку, терзаясь о него и сося его член. Он стонет каждый раз, когда я это делаю, мои вибрации вдоль его члена усиливают его удовольствие, и они, в свою очередь, вибрируют над моей плотью, пока мы не превращаемся в ничто иное, как тяжело дышащие, постанывающие, напрягающиеся тела, поглаживающие, лижущие и доставляющие удовольствие друг другу, теряясь во вкусе, жаре и похоти.

Это так приятно, лучше, чем все, что я когда-либо могла себе представить. Я бесстыдно езжу верхом по его лицу, когда беру его член в рот, снова и снова, слишком сильно желая удовольствия, чтобы заботиться о реальности того, что я делаю. Он нетерпеливо ласкает мой клитор, посасывая и облизывая, скользя языком к моему входу и обратно вниз, туда, где я хочу этого больше всего, пока я не почувствую, как нарастает мой оргазм, нетерпеливо распространяющийся по моему телу по мере того, как я подхожу все ближе и ближе к краю.

— Я хочу заполнить твой рот, маленькая, — стонет он напротив меня, его рот прижимается ко мне сильнее, чем раньше. — Кончай мне на лицо, Ноэль, и я тоже кончу для тебя.

Я не хочу, чтобы это заканчивалось, но трудно сделать так, чтобы это длилось вечно. Александр так долго не получал такого удовольствия, так долго мучил себя им, просто был недосягаем, и мое тело, только что познакомившееся с этим, готово развалиться на части. Я чувствую его у себя во рту, набухшего и твердого, больше, чем раньше, его яйца плотно прижаты к его члену, когда он пульсирует между моих губ, и когда он жадно посасывает мой клитор, я знаю, что я на грани.

— Кончи для меня, Ноэль — он снова издает стон, пожирая мою киску, как будто хочет моего оргазма больше, чем дышать. Я вскрикиваю, напряженный узел удовольствия глубоко в моем животе развязывается, когда жар распространяется по мне, по всему телу. Мои бедра подрагивают по обе стороны от его лица, и дергаются напротив его рта, когда я довожу его языком до блаженства, жестко кончая ему на лицо. Когда мое возбуждение заполняет его рот, я чувствую, как его член набухает у меня во рту, пульсирует, а Александр слишком занят, поглощая мой оргазм, чтобы предупредить меня, но мне это и не нужно. Он вот-вот кончит, и я хочу этого. Я сильно сосу его, поглаживая ту часть его напряженной длины, которая не помещается у меня во рту. Он продолжает лизать меня, сосать, доводя до безумия, и я чувствую первую горячую струю его спермы на своем языке, когда он громко стонет, и этот звук эхом отдается во мне.

Я судорожно сглатываю, желая всего этого, посасывая его, когда он кончает мне в рот, наполняя меня собой. Мы продолжаем доставлять удовольствие друг другу, не желая останавливаться, желая, чтобы это продолжалось и продолжалось, пока, наконец, я не чувствую, как струйки спермы у меня во рту замедляются до капелек. Александр стонет, отрывая свой рот от моей киски, его тело подергивается.

— Хватит, маленькая, — стонет он. — Это слишком.

Я не хочу отпускать его, останавливаться, но я это делаю. Я немного неловко соскальзываю с него, мое тело кажется расслабленным и налившимся после оргазма, и без его просьбы я растягиваюсь рядом с ним обнаженная, потянувшись за одеялами. Я не ложусь слишком близко, опасаясь повредить его запястья, но я остаюсь достаточно близко, чтобы чувствовать его, моя грудь сжимается от печали, когда я смотрю на его резко красивое лицо в тусклом свете.

Александр медленно поворачивается и смотрит на меня.

— Три раза, — шепчет он низким и тихим голосом, хриплым и сонным.

— Что? — Я в замешательстве смотрю на него, а он грустно улыбается.

— Любить другого человека — значит видеть лицо Бога. Ты сказала, что я любил дважды. Но ты ошиблась. Уже трижды. И три раза этот человек показывал мне, что значит видеть Бога. — Он посмеивается. — Священнику очень понравилась эта цитата. Я не думал, что снова найду в ней красоту. Но вот мы здесь, мышонок. Моя Ноэль. — Он слабо улыбается в тусклом лунном свете. — Я знаю, ты будешь скучать по библиотеке. Я надеюсь, ты также будешь скучать по своему зверю, хотя бы немного.

У меня сжимается горло, я задыхаюсь от эмоций. Я не знаю, что сказать. Я не принадлежу ему, не так, как он хочет, но на сегодняшний вечер я принадлежу. На сегодняшний вечер я решила быть его.

Я очень осторожно наклоняюсь вперед и провожу губами по его лбу, вспоминая еще одну цитату из книги, которая мне очень понравилась.

— Сейчас мало кто осмеливается сказать, что два существа полюбили друг друга, потому что смотрели друг на друга, — шепчу я, протягивая руку, чтобы нежно коснуться его щеки, лаская его лицо. — Но именно так начинается любовь, и только так.

Ни один из нас не может произнести эти слова вслух. Но мы можем говорить на другом языке, который мы оба любим. На языке, на котором он когда-то говорил с другой женщиной. Я могу дать ему это снова.

— Я думала, ты чудовище, — тихо говорю я, все еще касаясь его щеки, когда он закрывает глаза. — И я знала, что ты не принц. Но, в конце концов, Александр, ты мужчина. Ты плохой, и ты хороший, и ты намного больше, чем и то, и другое. Я снова целую его, нежно, прижимаясь к нему так близко, как только могу. — В конце концов, все, что тебе когда-либо было нужно, это чтобы кто-то любил тебя таким, какой ты есть.

Я не знаю, когда именно я засыпаю. Когда я просыпаюсь, серый рассвет проникает в окно, и я почти вся в объятиях Александра, моя голова лежит у него на груди, медленно поднимаясь и опускаясь во сне. На мгновение я задумываюсь, не разбудить ли мне его. Но я не хочу, чтобы его последним воспоминанием о нас было прощание. Я хочу, чтобы это была прошлая ночь, после наслаждения, когда мы шептали слова любви, написанные кем-то другим, чтобы нам не приходилось придумывать свои собственные.

Я медленно выскальзываю из кровати, осторожно, чтобы не толкнуть его. Я одеваюсь в одно из платьев с запахом, висящих на вешалке, набрасываю поверх него шерстяное пальто и натягиваю пару сапог. Я проверяю, на месте ли деньги и паспорт, которые лежат глубоко в одном из карманов, а затем обхожу кровать с его стороны, глядя на его красивое лицо в свете занимающейся зари.

— Прощай, Александр, — тихо шепчу я, наклоняясь, чтобы поцеловать его в лоб, а затем в губы, призрак поцелуя, похожего на тот, о котором, как мне казалось, я мечтала той ночью. — Я обещаю, что не забуду тебя никогда.

И затем, когда мое сердце сжимается в груди и слезы подступают к глазам, я выскальзываю из комнаты и иду по коридору, навстречу холодному и снежному раннему утру. Я еще раз оглядываюсь на квартиру, в которую я пришла связанной и накачанной наркотиками, и которую теперь покидаю свободной, по собственной воле. То, что здесь произошло, было похоже на сон, странный, ужасающий и прекрасный сон. Я должна проснуться, говорю я себе, колеблясь, слезы медленно текут по моим щекам. Я должна вернуться домой.

Пока я не передумала, я поворачиваюсь и направляюсь к железнодорожной станции.