Мы сидим друг против друга. Дымящийся в чашках кофе, казалось бы, должен располагать к беседе. Но оба ощущаем неловкость и никак не находимся, с чего начать разговор.
Изредка поглядывая на Матвея, я мысленно отмечаю, что он почти не изменился. Те же выразительные глаза-шоколадины, обрамленные густыми черными ресницами. Та же коротко остриженная бородка, скорее похожая на трехдневную щетину, правда, как всегда, аккуратную. Тот же пытливый взгляд. Вот только брови сдвинуты к переносице. А между ними глубокой бороздкой пролегла морщина. Ее раньше не было.
Матвей, медленно помешивая ложечкой кофе, напряженно молчит. Наверняка, тоже ищет изменения во мне. Злюсь на внезапно вспыхнувшую глупую мысль, что, наверное, я постарела, и он разочарован. Тут же прогоняю ее.
В затянувшемся молчании пучками вспыхивают вопросы, которые мучали меня после предательства Минина. И которые я мысленно задавала ему, не получая ответа и мечтая задать при встрече.
Но сейчас внимание задерживается только на одном вопросе Минина ко мне о каком-то сообщении от Кадышева. Вскидываю глаза на Матвея. Он перехватывает мой взгляд и встревоженно спрашивает:
— Что-то не так?
— Нет, ничего. Мне надо кое-что выяснить, — при этом достаю телефон и прокручиваю сообщения. Там ничего за последние дни нет. — Так ты говоришь, Илья отправлял мне сообщение? Только правду. Это очень важно.
— Ну да, я пытался сказать тебе об этом, но тут… ты сама знаешь, что произошло.
— И о чем он писал?
— Дословно не знаю, но сообщал тебе о моем приезде. Просил срочно перезвонить или написать, где мы можем встретиться. Ответа мы не получили. И я решил приехать в надежде, что найду тебя… Так оно, собственно говоря, и случилось. В обратном случае я собирался позвонить тебе. Не знал, что ты замужем. Прости, если у тебя будут неприятности из-за моего приезда.
Слушаю его вполуха. Галопом проносятся ужасные мысли: «Неужели Антон посмел… Нет, не верю. Скорее Илья что-то напутал. Написал, но отправить забыл… по ошибке.»
— Ты меня слышишь, Ксения?
— Да… слышу. Скажи, Илья мог не отправить сообщение?
— Скорее нет, чем да. Он писал тебе в моем присутствии. А когда закончил сообщение, выразительно нажал на клавишу, сопроводив свое действие возгласом «Отправить!». Я еще без конца настаивал, чтоб он проверил, не пришел ли ответ. А что?
— Да так… — про себя думаю: «Значит, все-таки Антон. Но зачем?!» Вспоминаю, что последнее время он вел себя очень странно. Необычно.
— Ксюша, расскажи, как ты жила все это время.
— Это неважно. Я решилась на разговор с тобой, чтоб получить от тебя… Ну ты ведь знаешь, что меня интересует. Думаю, Кадышев тебе все рассказал.
— Конечно. Я постараюсь помочь тебе с усыновлением. Наверное, надо будет сделать тест на отцовство?
— Да…, если ты уверен, что Рома не…
Матвей при этих словах пытается взять меня за руку. Я резко отдергиваю ее. Взгляд его темнеет, он хмурится, что выдает его возмущение:
— Ксюша, я должен сказать тебе главное. Тогда, после злополучного мальчишника между мной и Ариной ничего не было. Она сама призналась, когда узнала, что результат ДНК отрицательный. И вообще никогда ничего не было. — Он говорит быстро, взволнованно. В глазах бушует пожар. — Она все выдумала. Причиной была зависть и алчность… Ты веришь мне? Должна поверить…
Я не останавливаю его. Боль, которая, как мне казалось, давно прошла, занозой вонзается в самое сердце. Чтобы сдержать слезы, закрываю глаза и стараюсь дышать спокойно.
Матвей говорит долго, взволнованно. У меня в голове каша. Его сумбурный рассказ в комплексе с моим почти бессознательным восприятием услышанного мало что объясняет. Но мне кажется, я все-таки улавливаю главное: НЕ БЫЛО! НИЧЕГО НЕ БЫЛО! Это все козни Арины, загоревшейся желанием устроить свою судьбу. Это ее подлое стремление удачно выскочить замуж, чтобы поживиться заманчивым наследством. Это… Это лживое утверждение о беременности от Матвея.
Но главная правда — это мерзкая злая зависть, замешанная на алчности и отсутствии всяких представлений о порядочности.
Я невольно погружаюсь в горькие воспоминания тех тревожных дней. Стараюсь прогнать их. Не хочу больше боли. У меня теперь другая жизнь. Другие заботы. Другая любовь. Это любовь к Ромке, маленькому человечку, который не предаст меня. Поэтому я сейчас здесь. Сижу против Матвея и слушаю его рассказ о жизни с Ариной, о рождении Ромки и последующих за этим событиях…
Голос Матвея становится все тише. Улавливаю его шепот. В нем только нежные и ласковые нотки. Вслушиваюсь в его слова, смотрю в его глаза, в которых вижу только обожание. Ловлю себя на мысли, что уже не контролирую себя. Понимаю, что мои ладони уже в плену его крепких рук. Ощущаю тепло, разливающееся по каждой клеточке.
Наши взгляды встречаются. Мы молча, словно загипнотизированные, смотрим в глаза друг другу. Дыхание прерывистое. Глубокое. Жадное. Кажется, вот-вот мы и вовсе перестанем дышать.
— Люблю тебя… только тебя, — шепчет он горячо и страстно.
Я вся горю.
И уже растворяюсь в его словах, в его глазах, в его прикосновениях.
И, уже не в силах сдерживать свои чувства, шепчу одними губами:
— И я… люблю тебя…
***
Дальше все словно во сне.
Гостиничный номер. Полумрак. Неистовство чувств. Страстные объятия. Жадные поцелуи. Мои губы в плену его нежных, но требовательных губ. Они опускаются все ниже. Чувствую их прикосновение к шее, к груди. Он покрывает ими каждый сантиметр моего трепетного тела. И я уже вся в его власти…
Открываю глаза. Ночь. Прошло, наверное, несколько часов.
Я чему-то улыбаюсь. Раскаяния нет. Есть только радость и вновь пробуждающееся желание. Оно сродни со всепоглощающей страстью.
Боюсь пошевелиться, чтобы не разбудить Матвея. Но внутри меня зреет какая-то взрывоопасная сила. Я уже боюсь дышать, чтобы мое горячее дыхание не обожгло спящего Матвея.
А он уже не спит.
Чувствую тяжесть его напрягшегося тела. Возбужденные мурашки вмиг разбегаются по трепетной коже. Кровь возбужденно стучит в висках. А затем вскипает где-то внизу живота, разливаясь порханием мотыльков.
Мы умираем в огне бушующей страсти. Но вновь и вновь возрождаемся под натиском неугасающего желания…