Мария Башкирцева уехала из России, когда ей было всего одиннадцать лет, и не была там шесть лет. Теперь, когда на ее замужестве поставлен жирный крест, она поедет в Россию. Она едет одна, до границы ее провожает тетя, а мать остается в Ницце, не может же она поехать к отцу, с которым в разводе.
Мария записывает в дневник следующую логическую цепочку, доказывающую, почему ей необходимо ехать в Россию:
«Почему я не «урожденная…»? Безусловно, это не имеет значения, ведь истинный гений проявляется всегда и везде. Будь я личностью необыкновенной, я бы стала знаменитой, но благодаря чему? Пению и живописи! Ведь этого достаточно, не правда ли? Первое — это успех сегодня, второе — вечная слава. И для одного, и для другого нужно ехать в Рим учиться, а чтобы учиться, нужно иметь покой в сердце, а чтобы иметь покой в сердце, нужно жить более прилично, а чтобы жить более прилично, нужно ехать в Россию.
Тогда я еду в Россию, Господи!» (Неизданное, запись от 3 июля 1876 года.)
Понятно, почему выкинуты из дневника эти ее слова, семья не хочет, чтобы думали, будто они жили за границей неприлично, но ничего не попишешь — жили они именно так.
Марии приходится оставить за границей свой дневник, чтобы его не отобрали на границе с Россией при досмотре. Все говорят, что полиция в России строга. А она так привыкла его листать и перечитывать вечерами.
«Оставить здесь мой дневник, вот истинное горе! Этот бедный дневник, содержащий в себе все эти порывы к свету — порывы, к которым отнесутся с уважением, как к порывам гения, если конец будет увенчан успехом, и которые назовут тщеславным бредом заурядного существа, если я буду вечно коснеть.
Выйти замуж и иметь детей? Но это может сделать каждая прачка!
Но чего же я хочу? О! Вы отлично знаете. Я хочу славы!» (Запись от 3 июля 1876 года.)
Запись, как говорится, без комментариев. Все это мы уже знаем про нее, каждая новая подобная запись ничего не добавляет к образу.
Путь в Россию русского путешественника лежит, разумеется, через Париж.
«Вчера, в два часа я уехала из Ниццы с тетей и Амалией (моей горничной); Шоколада, у которого болят ноги, пришлют нам только через два дня.
Мама уже три дня оплакивает мое будущее отсутствие, поэтому я очень нежна и кротка с ней…
…Мать — единственное существо, которому можно довериться вполне, любовь которого бескорыстна, преданна и вечна. И как мне кажется смешна любовь к Г., Л. и А.! И как они все кажутся мне ничтожны!» (Запись от 5 июля 1876 года.)
Под буквами скрываются соответственно герцог Гамильтон, граф Лардерель и граф Пьетро Антонелли. Она еще не знает, что с одним из них, графом Александром Лардерелем ей еще предстоит встретиться и напрасно она так рано вычеркивает его из своей жизни.
В Париже они с тетей пробудут с 5 по 27 июля, почти все время проводя со старой приятельницей семьи графиней Музэй, скрывающейся в дневнике под литерой «М». Посещает их и беспутный Жорж Бабанин, не без надежды разжиться франками у сердобольной сестры.
С графиней Музэй Мария откровенна, она рассказывает ей о романе с Пьетро Антонелли, та приходит в полный восторг и предрекает девушке, что выйдя замуж, она сможет влиять на политику Ватикана. Мария и сама прежде об этом думала, но теперь она не заносится в мечтах так высоко. Она признается графине, что уже не любит Антонелли. Она хочет учиться пению, а для этого надо отвести ее к лучшему в Париже профессору. По ее плану, ее должны будут представить, как бедную итальянскую девушку, в судьбе которой графиня принимает участие.
На следующий день после разговора графиня и тетя едут с ней к первой парижской величине, профессору Вартелю. Мария надела старенькое платьице, подходящее к этому случаю. По стенам профессорской гостиной развешаны портреты известнейших артистов, с самыми сердечными посвящениями.
Старому профессору ее пение понравилось, он даже подпевал, когда она пела арию Миньоны. Хотя она считала, что у нее контральто, Вартель определил у нее меццо-сопрано, голос, который со временем будет увеличиваться. Под конец женщины признались, кто она есть на самом деле, и объяснили, что весь маскарад был нужен, чтобы узнать его откровенное мнение. Профессор на это только повторил то, что он уже сказал «бедной итальяночке»:
— Я уже сказал вам, сударыня! Голос есть; нужно только, чтобы был талант.
Муся довольна собой, а графиня Музэй не оставляет планов относительно ее замужества, она хочет представить ей тридцатидвухлетнего депутата Поля де Кассаньяка. Он бонапартист и Мария уже слышала о нем от дяди Жоржа. Он знает Поля де Кассаньяка, и тоже хотел представить его Марии.
Однако Марии хочется сначала доиграть историю с Пьетро, и она посещает известного сомнамбулиста Alexis. Сомнабулист подробно рассказывает ей о ее римских похождениях, о кардинале Антонелли, который против брака своего племянника с Марией, рассказывает столь подробно, что это можно посчитать за шарлатанство. «Но если это и шарлатанство, то оно дает удивительные результаты!» — записывает она в свою тетрадь. Кстати, сомнабулист сообщает ей, что кардинал очень болен и скоро умрет, что и случится в конце этого года.
Теперь после встречи с сомнабулистом, она окончательно решает, что не любит Пьетро. Теперь она внутренне свободна и может переключиться на другой объект. Она всегда мечтала о собственном политическом салоне, а быть бонапартистом, как Поль де Кассаньяк, о котором теперь только и ведутся разговоры в их доме, когда сейчас республика — это так поэтично, она уже согласна познакомиться с ним, более того, она мечтает об этом и строит планы на будущее, в которых Кассаньяк занимает далеко не последнее место:
«Я хочу познакомиться с ним, жить в Париже и собирать у нас бонапартистов. Нужно только сообщить о моей идее Кассаньяку. Я вся горю этой идеей, это моя жизнь! Я — легитимистка, я — за Генриха V, но у Генриха V нет наследников, значит, после него трон перейдет к Орлеанским, а они — это всё, что было и есть самого низкого во Франции после Гамбетты. Следовательно, для честных и разумных людей возможна только Империя». (Неизданное, запись от 21 июля 1876 года.)
Политические взгляды меняются сообразно моменту, подвернулся известный политик, возможно, будущий глава партии Императора, и она уже не легитимистка, а бонапартистка. Обратите внимание и на то, что Гамбетта — низок; пройдет время и она, бывшая легитимистка, потом бонапартистка, отвергнутая бонапартистом Кассаньяком, тут же станет республиканкой, и будет превозносить республиканца Леона Гамбетту.
Но вернемся к месье Кассаньяку. Вот что пишет о нем в своей книге Колетт Конье:
«Поль Гранье де Кассаньяк — заметная фигура своего времени. Он родился 2 декабря 1844 года, в годовщину Империи и победы под Аустерлицем, и был увенчан славой бонапартиста. Будучи депутатом от Жера с февраля 1876 года, он отличался ядовитостью своих выступлений по отношению к левым и неподчинением приказам президента национальной Ассамблеи. Его репутация дуэлянта заставляла противников выбирать слова. Развязанная и поддерживаемая им полемика в журнале «Лё Пэи», в котором он был сначала хроникером, потом главным редактором, а с 1872 года — директором, обеспечила ему большое количество противников и около пятнадцати дуэлей, одна из которых состоялась против Орельена Шолля, а другая — против Анри Рошфора из-за Жанны д’Арк. Неизменный сторонник Второй Империи, он в двадцать шесть лет получил орден Почетного легиона и поздравления императрицы, дрался под Седаном и попал в плен в Силезии».
Политической карьере Поля не мало способствовал и его известный отец, историк и журналист Адольф Гранье де Кассаньяк, бывший до сына главным редактором официозного при Империи журнала «Лё Пэи» («Родина»), а с 1852 до 1870 года также представителем Жерского департамента в законодательном корпусе. В 1876 году, вместе с сыном, он был снова избран депутатом от Жера. Так что и журнал, и политическую карьеру сын унаследовал от отца. Поль де Кассаньяк в какой-то степени был похож на нашего депутата Владимира Вольфовича Жириновского, он первым усвоил себе систему прерывания ораторов и оскорбительных личных нападок. Поль Гранье де Кассаньяк, как и его отец, не гнушался никакими средствами для достижения поставленной цели, благодаря чему приобрел популярность в самых низких слоях французского общества. Провозглашенный им девиз был: «Мы пройдем через сточные канавы, а ванну можно принять и потом».
Между 23 и 27 июля никаких записей в изданном дневнике нет, а между тем в это время состоялась завязка ее будущего романа с Полем.
24 июля графиня Музэй представляет Марии Башкирцевой известного депутата Поля де Кассаньяка (Полное его имя было Поль-Адольф-Мария-Проспер Гранье де Кассаньяк). Муся в восторге от «высокого, сильного, с вздернутым носом и закрученными кверху усами, очень черными и очень густыми волосами, со смуглой кожей, живым взглядом, истинного гасконца по жестам, акценту и храбрости», прозванного «д’Артаньяном пера».
Он также честолюбив, как и Мария, только он уже достиг высот, а у нее пока все впереди, в мечтах. Графиня Музэй говорит даже его другу Блану, постоянному секунданту на его дуэлях, что нет в мире двух людей более похожих, чем Мария и Поль. В первый же день Муся рассказывает Кассаньяку о своем дневнике. Он вспоминает, как в девятнадцать лет поклялся себе, что станет знаменитым и что при одном упоминании его имени люди будут приходить в неописуемое волнение.
Он в восторге от Марии, от ее ума.
«— Позвольте сказать, что вы очаровательны!
— Это меня очень удивляет, месье, потому что с новыми знакомыми я чувствую себя, как с новыми преподавателями пения. Я всегда боюсь, что они подумают, будто у меня нет голоса!» (Неизданное, запись от 24 июля 1876 года.)
На следующий день они вместе завтракают у графини Музэй. Мария, как всегда, вся в белом и в туфельках из красного шелка. Графиня Музэй намекает ей после завтрака, что Кассаньяк навряд ли полюбит Мусю, потому что он человек для всех, но флирт, отмечает графиня, флирт, скорее всего, будет.
Что можно успеть за два дня знакомства? Скоропостижному роману Марии Башкирцевой с Полем де Кассаньяком, на сей раз, помешал только их отъезд в Россию, куда они отбыли через Берлин 26 июля.