У меня дурная привычка — совать нос в чужие дела. Неудержимо иной раз тянет заглянуть в чужое окно, в чужой кошелек, проникнуть в чужие тайны. Вот и в тот раз вытащил неожиданно из шкафчика Анны Дмитриевны вырезку из неизвестной газеты, возможно грозненской или ставропольской, только уж точно то была не центральная печать. В статеечке, обведенной красным карандашом, сообщалось, что Чечне требовались современные системы ПВО типа "Стингер". При посредстве не то швейцарцев, не то французов соответственно был заключен контракт на один миллиард долларов.
Швейцарец Куртель и француз Шанье предложили чеченцам воспользоваться услугами банка "Европа", на чей счет поступил первоначальный взнос — 200 тысяч долларов. Кроме того, через русского генерала Шарипова были переданы драгоценные украшения на сумму 200 тысяч долларов.
В газете сообщалось, что и швейцарец Куртель, и француз Шанье, и русский Шарипов оказались опытными кидалами, о чем свидетельствовало дальнейшее развитие событий.
Вооружения чеченцы не дождались, хотя русские вроде переслали часть обещанных военных поставок, а французы предоставили фальшивые документы о том, что оно отправлено, но задерживается на границе. Чеченцев убедили подождать и срочно перевести оставшуюся сумму. Что и было сделано по просьбе швейцарцев на счет банка "ФРС", те же, в свою очередь, порекомендовали использовать панамские компании. Далее в газете сообщалось, что на этом основная часть истории завершилась, и в полном соответствии с правилами кидального промысла действующие лица растворились в воздухе. Впрочем, это не совсем так, потому что в другой статье рассказывалось о том, что пойман и казнен русский генерал — мошенник Шарипов. По законам шариата в Чечне тем, кто проводил операцию по закупке оружия, отрубили голову. Утверждалось, что чеченцы шли на казнь спокойно и даже едва ли не с улыбкой. В знак особого к ним уважения палачи отрубили им головы с первого раза.
Меня так взволновало чтение этих заметок, что я не услышал, как в комнату вошла Анна Дмитриевна.
— Виктор Иванович! Как вам не стыдно!
Я вздрогнул, должно быть, сильно побледнел и стал лепетать, заикаясь:
— Пуговица у меня оторвалась. Нитку с иголкой искал у вас… Честное слово, без всякого умысла стал читать вырезки. Карикатуры, по правде сказать, заинтересовали. Я ведь тоже карикатурист в своем роде…
— Эх, Виктор Иванович, а я-то в вас души не чаяла.
— Да что ж я такого сделал, Анна Дмитриевна? Вы мне весь дом доверяете, а тут всего лишь иголка с ниткой…
— Ну и что же вы там прочли? — спросила Анна Дмитриевна.
— Да не успел еще прочесть. Я только ящик открыл, как вы вошли…
По мере того как я лгал, Анна Дмитриевна успокаивалась, так, по крайней мере, мне казалось. Потом вдруг повеселела и ни с того ни с сего заключила:
— А может быть, это все и к лучшему. Я столько натерпелась в последние годы моей жизни, что и не разберу иной раз, где хорошее ожидать, а где дурное. Давно хотела рассказать вам о моем муже…
Она не закончила фразу: в дверь постучали. На пороге стояла одноглазая женщина.
— Дай треху, Митревна! — хриплым голосом сказала она.
— Да нет у меня ни копья, Зин. Получу пенсию, сама принесу.
— У меня есть, — сказал я, протягивая три рубля серебром.
Нечасто бывает так, чтобы тебя обдавали теплом из единственного глаза.
Когда просительница ушла, моя хозяйка сказала:
— Зря вы ей дали. Повадится — спасу не будет.