Подозреваемый

Шурик против Соколова

Я раньше не задумывался о том, как живут люди в Черных Грязях.

Видел, что в общем-то неплохо живут: дома у них, участки, гаражи. Примечательно было и то, что большинство людей постоянно что-то строили, пристраивали, надстраивали и перестраивали. Даже странными казались сообщения из газет: дескать, подолгу не платят зарплату, люди голодают, нищенствуют и даже умирают с голоду. А здесь строения росли на глазах. В этом селе смешались типично сельские и типично городской образы жизни. Воздух, ландшафт, мычание телят, кудахтанье кур — от всех этих сельских веяло особым теплом, парным молоком, сытостью.

А между тем люди были почти городские: утром шли рабочие и служащие на электричку, отправлялись в свои офисы, магазины, ларьки, киоски с "тормозочками", и по вечерам возвращались с сумками, наполненными продуктами. Здесь был проведен газ, водопровод, имелись многие другие блага города. Богато, потому что сельский достаток подкреплялся городскими заработками, самыми разными доходами: кто дачников держал, кто зелень высаживал, кто цветами торговал, кто парниковое хозяйство на промышленную основу ставил, кто был владельцем какой-нибудь недвижимости, посредником, бизнесменом.

В ходе этой истории я много нового узнал, почерпнул для себя немало фактов из жизни черногрязцев.

Однажды я проходил мимо дома Шурика.

— Зайдите ко мне, я вам одну вещь покажу, — вдруг сказал мне Шурик, когда я оказался рядом с его калиткой.

Едва я вошел в его дом, как он показал мне приклад того самого ружья, из которого я стрелял в ту злополучную ночь.

— Это от шариповского ружья. Зауэр. Такой приклад нечасто встретишь.

— Где вы его взяли?

— Вот в том-то и дело, где я его взял, — ответил загадочно Шурик. — У Соколова во дворе нашел.

— У Соколова?

— Да, у Соколова. Думаю, что Лукас — близкий знакомый Соколова.

— Чепуха какая-то! — возмутился я.

— Не чепуха. Если только Лукас это тот самый Лукас, какого я выследил еще два месяца назад, то он привозил Соколову цемент на самосвале, а значит, они точно завязаны друг с другом.

— А где вы нашли приклад?

— Говорю, у Соколова. Я ему вчера забросил асфальт. Привез немного. На пару бутылок. Поставил машину у него во дворе, а сам пошел к себе. А когда стал возвращаться, увидел Соколова в кузове самосвала с лопатой. Я ему говорю: "Зачем вы, я сам разгружу", а он: "Мне пару лопаток — щель забить". Я стал разгружать, а тут из самосвала эта штука и вывалилась. Я ему сразу: "Это вы мне подкинули?" — а он: "Ты опупел, что ли?" Конечно, а я у него на крючке — асфальт-то левый. Каких-нибудь сотни полторы килограммов, а все равно левый, хотя можно подумать, что в нашем селе кто-нибудь у государства покупал асфальт. Так я его, шкуру, сразу раскусил, это он мне приклад сунул, пока я домой бегал.

— Зачем ему это, Шурик?

— Как зачем? Меня сплавить отсюда! Он давно на меня зуб точит.

— Зачем тогда он в контакт вступает с вами?

— А это одно другому не мешает. Вы знаете, что он на меня писал Данилову, будто я трубы утаскивал из ремстроя, и что шабашил, и что мать, мол, выпивает. Я ему поперек горла стою. Он мне ничего не может сделать, зато я ему такое могу подстроить, что он враз многого может лишиться. У меня что, мелкота. Ну, шабашки, ну, подвез-привез кому-то, обо всем этом Данилыч знает — и ни гу-гу, а вот он, — и тут Шурик едва не выругался матом, но сдержался, подавил гнев, — он такой бизнес делает, что ахнуть можно.

— Что же он делает?

— Дубленки. Ворует овечьи и телячьи шкуры, и я знаю, где находится мастерская. Пять скорняков у него в рабстве. Вы думаете, сколько дом его стоит?

— Тысяч двадцать долларов.

— Все сорок не хотите! А он еще закладывает фундамент под дом для сыновей. А на какие шиши? На пенсию одних собак не прокормишь. А он на мясе своих волкодавов держит. Миллионер. Он меня чуть не задушил, когда я с прикладом стал уходить. Машина там до сих пор моя стоит.

— Самосвал бросили?

— А я убег. Что оставалось делать. Мне теперь свидетель нужен.

— Я все равно не видел, где вы взяли этот приклад.

— Не важно. Мне надо, чтобы вы присутствовали, когда я буду от него самосвал выводить. Пусть все знают, что он на левом материале дома свои строит. Пусть меня привлекут, но и он от суда не уйдет. — Шурик заскрипел зубами и стукнул кулаком по столу. — Согласен?

— На что согласен? — не понял я.

— Быть свидетелем, — сказал Шурик. — Должен же я на работу ехать. А без вас он меня и к машине не подпустит.

Когда мы подошли к двору Соколова, хозяин крикнул:

— Можешь забирать свою колымагу вместе со своим асфальтом.

Шурик, не сказав ни слова, уехал.

— Ну и ракалия, — прохрипел Соколов, обращаясь ко мне. — Сто раз зарекался не связываться, а вот опять черт попутал. Делов на копейку, а разговору на сто рублей. Слыхали? В машине приклад от вашего ружья нашелся? Надо сказать Данилычу. Улика как-никак.

Соколов засеменил в сторону своего дома, захлопнул калитку, и я только сейчас обратил внимание на то, что его калитка обита железом и запирается на ключ, и двери входные тоже обиты железом, и на амбарах каменных поставлены железные решетки. А какие собаки у Соколова! Сильные, мощные. И сам Соколов кряжист, крепок, проворен. Только вот что у него на уме — трудно понять. Мне по крайней мере.