Пожиратель Драконов. Часть 1 (СИ)

Глава 24

Месяц до экспедиции я провёл в академии.

Благодаря качественной работе графа Сайлота и в целом фракции первого принца, никаких обвинений в смерти Вералина мне не предъявили. Наоборот, во время одной из лекций в аудиторию явился лично ректор Намвал Вишери, и принёс извинения от лица всей академии.

Вряд ли старый маг, которому по разным слухам было то ли двести, то ли триста лет, достигший тридцать шестого ранга и уже больше полувека руководивший лучшим учебным заведением страны, реально поверил в то, что Вералин напал на меня из-за Кольца Грозового Змея.

Всей правды он знать, конечно, тоже не мог. Но одно то, как пристально он буравил меня недовольным взглядом, произнося слова: «Мне жаль, что вам пришлось через такое пройти», — свидетельствовали о том, насколько Намвал сомневался в правдивости официальной версии.

Тем не менее, свидетелем в данном инциденте выступил лично маркиз Реандаль, якобы спасший меня от Вералина. И обвинить меня в чём-то значило поставить под сомнение слово и репутацию маркиза.

А без веских доказательств это было довольно рискованно даже для ректора.

Так что ему пришлось пойти на попятный и официально извиниться передо мной, таким образом признав, что Вералин был алчным и мелочным преступником, готовым убить студента из-за нанесённой обиды.

Впрочем, именно таким Вералин и был. Просто метод для моего устранения выбрал куда менее заметный и очевидный.

От ядовитого заклинания, что он вставил в кольцо, я бы не умер, но потеря возможности использовать магию была в каком-то смысле даже хуже смерти. И то, что я, как Майигу, скорее всего смог бы справиться с этим без долгосрочных последствий, заместителя ректора не оправдывало.

Были ли Намвал в курсе о том, что Вералин сделал, я не знал. Скорее всего не был, так как всё произошло буквально за день и с огромной вероятностью было импульсивным решением.

Так что заранее считать, что ректор королевской академии — тоже мой враг, я не собирался. Тем не менее, положительных эмоций к нему я тоже не испытывал.

Даже если он не знал о попытке моего устранения, то, что Намвал позволил такому трусу и ублюдку, как Вералин, занять должность своего заместителя, было тревожным звоночком.

Да, разумеется, каждый может ошибаться и каждого можно ввести в заблуждение. Вералин мог втереться в доверие к ректору так, что тот даже не понял.

Вот только для столетнего мага тридцать шестого ранга и главы крупнейшей и самой уважаемой магической академии в стране такие ошибки были недопустимой роскошью. И я не собирался делать никаких скидок на незнание или давнее знакомство.

В итоге извинения Намвала я принял, вероятно, немного не так, как от меня ждали. По крайней мере, когда я на его длинную речь и склонённую голову ответил лишь: «Спасибо, надеюсь, такого больше не повторится», — реакция людей в аудитории была скорее шокированной, чем одобрительной.

Хотя, не скажу, что мне не было на это наплевать. Всё-таки мои дела как в академии, так и в Камбаде, подходили к концу.

Прежде чем из экспедиции в Облачный Храм вернутся первые корабли, пройдёт несколько месяцев.

Первый принц и граф Сайлот наверняка надеялись, что я вернусь и помогу им в борьбе против других фракций. Однако таких целей у меня самого не было.

Действительно вмешался бы в политику Камбада снова я лишь по случайности. Если бы судьба однажды в будущем вновь занесла меня сюда.

Всё-таки слишком уж мелким местом для меня была эта страна. Не приложив, по большому счёту, никаких особых усилий, я достиг почти что пиковой силы, доступной для местных магов.

И дальше мой рост здесь ничем не мог быть поддержан.

Чтобы как можно быстрее получить силу для победы над Палемом, я должен был постоянно бросать самому себе вызовы. Непобедимые враги, ужасные чудовища, невероятные сокровища и артефакты.

И всё это было не здесь, а в мире Облачного Храма.

Возможно, мне было немного жаль графа Сайлота, который из-за моего исчезновения наверняка получит нагоняй от первого принца. Вот только продолжать барахтаться на мелководье только из жалости, когда меня ждали неизведанные глубины было глупо.

А всё, что я мог бы им задолжать за Око Шуары и исцеление правого глаза, я с лихвой компенсировал смертями маркиза Савса и Вералина. Так что в Камбаде меня действительно ничего не держало.

А потому в оставшийся до отправки экспедиции месяц единственное, чего мне не стоило делать — это совершать совсем уж вопиющие поступки, из-за которых меня могли бы лишить возможности в ней участвовать. И отсутствие вежливости в число «вопиющих» вещей уж точно никак не входила.

Дни потянулись один за другим, наполненные рутиной. Лекции по теории магии сменялись практическими занятиями, на которых я учился применять человеческие заклинания. А по вечерам я продолжал попытки расшифровать магические формулы и создать новые мировые приказы.

После показательной дуэли, на которой я победил помощника декана, и после того, как передо мной извинился лично ректор, моё имя и внешность стали известны уже всей академии. И лезть ко мне никто, разумеется, не решался.

Единственной, кто осмеливался меня доставать, была, разумеется, принцесса Альшана. Однако в её обращении в дополнение к беспардонности и наглости появилось также немало уважения и даже оторопи.

И тут дело было не в дуэлях, а в том, что папа рассказал ей о том, кто я на самом деле такой. Хотя того поклонения и почитания, что испытывали по отношению к Майигу люди Тейи, в Альшане не было и в помине.

Для жителей мира Драконьих Островов Майигу были чем-то вроде львов для жителей мегаполиса. Опасная диковинка, способная при слишком наглом отношении откусить голову, но в целом давным-давно покорённая силой человеческой цивилизации.

На самом деле я даже был не первым Майигу, кого Альшана видела и даже не первым, с кем она общалась.

В столице Камбада имелись портальные врата, откуда периодически являлись полубоги с других планет и миров ради дружеских визитов, отдыха или экскурсий. И, как дочка первого принца, Альшана не раз присутствовала на приветственных церемониях.

И, что примечательно, по её рассказам, таких Майигу как я, что умели принимать человеческий облик, среди иномирцев было немало. Не все, разумеется, и даже не половина, но около пятой доли всех приходивших в мир Драконьих Островов Майигу делали это в гуманоидных телах.

При этом, правда, у многих таких «перевёртышей» оставались некоторые признаки изначальных форм.

Перья, шерсть или чешуя; нечеловеческие глаза, клыки или уши; неестественные пропорции вроде рук до земли или роста в полметра. У кого-то было четыре руки, у кого-то из-под длинной юбки высовывались осьминожьи щупальца, а кто-то и вовсе оставался в зверином, просто антропоморфном облике.

Это заставляло задуматься. Разумеется, у всех этих Майигу не могло быть Дара превращений, как у меня. И также вряд ли они в процессе обожествления все поголовно приняли человекообразные формы.

Объяснений я смог придумать три.

Первое: все эти гуманоиды были Руйгу. О том, какие возможности давала власть над целым миром, я пока не был в курсе. Но принятие формы человека вполне могло быть в их числе.

Правда, в Содружестве, одним из глав которого был Катрион, насчитывалось три тысячи миров, что означало три тысячи Руйгу. Слишком это было мало для того количества гуманоидов-богов, что видела Альшана. Так что этот вариант был скорее дополнительным, в сто раз вероятнее был один из двух других вариантов.

Второе объяснение: артефакты. В более развитых мирах, где уже были свои Руйгу, но при этом остались Майигу, они вполне могли придумать что-то вроде местной серёжки-переводчика, чтобы удобнее было общаться с людьми.

И третье: мировой приказ. Хотя принятие человеческого облика должно было быть очень сложным мировым приказом, за тысячи лет в тысячах миров кому-нибудь наверняка удалось бы отыскать правильную формулу для мировой ауры. И затем этот приказ могли просто распространить повсеместно внутри Содружества, опять же ради облегчения взаимодействия Майигу и людей.

Мне Дар превращения мне был нужен, по сути, исключительно для превращения в человека. В бою, для изменения внешности или получения каких-то функциональных органов типа щупалец, как это делал его изначальный хозяин, я его почти не использовал. Максимум — отращивал когти, когда было необходимо что-то разрезать.

Так что, завладев тем способом, которым пользовались Майигу из иных миров для обращения в гуманоидов, я смог бы спокойно избавиться от Дара превращения и освободить слот под новую силу.

Однако, это можно было сделать и потом. Пока что у меня было ещё достаточно свободных «сердец», и, так как я не мог полагаться на то, что мне встретится ещё один артефакт с запечатанным внутри Даром, их заполнение откладывалось до тех пор, пока я не научусь создавать Дары самостоятельно.

Двадцать пять дней пронеслись как неделя. Я так и не смог расшифровать формулу даже простейшего огненного шара, не стал ни на йоту сильнее, никого не убил и не сожрал, что по сути можно было считать застоем и в каком-то смысле даже небольшим провалом.

Тем не менее, прогресс не обязательно должен был оцениваться грубой боевой мощью.

Я заметно поднаторел в человеческой магии, дававшейся мне без больших сложностей благодаря Дару контроля. И хотя даже самое сильное из доступных мне заклинаний пока что было лишь на уровне двадцатого ранга, бесполезными эти знания я бы никогда не назвал.

За почти двести часов медитации, заменивших мне сон, я избавился от всех микротравм, оставшихся в теле после боя с Палемом. Теперь даже в самой ожесточённой схватке я мог не опасаться, что какая-то из них внезапно вылезет в самый неподходящий момент и решит исход сражения не в мою пользу.

А также разобрался с использованием Ока Шуары, которое вначале своими дополнительными режимами доводило меня до сильнейших мигреней за считанные минуты.

«Микроскоп» и «телескоп» освоить оказалось проще всего. Всё, что было нужно при использовании этих режимов — это абстрагироваться от информации, которую в мозг посылал правый глаз, чтобы от разницы в скорости смещения картинок не начало мутить.

Инфракрасное зрение также поддалось сравнительно быстро. По сути это было тепловизор, картинка с которого очень органично накладывалась на видение жизненных аур здорового глаза. Единственная сложность — привыкнуть к очень странным оттенкам, которым не находилось определений в привычном словаре.

А вот с ультрафиолетовым зрением я по-настоящему намучался.

Оно не имело заранее понятной функции вроде тепловидения. «Светиться» в ультрафиолетовом восприятии могло что угодно, от цветов до камешков гравия, а могло и не светиться.

Так что в конце концов я отложил этот режим в долгий ящик, решив, что вернусь к нему, когда уж совсем будет нечем заняться.

И вот, наконец, время отправки в экспедицию наступило.

Накануне отбытия из академии ко мне, чтобы попрощаться, зашла Альшана. Было заметно, что она расстроена моим отбытием, хотя девушка всячески старалась этого не показывать.

Немного странно, конечно, с учётом того, что от меня по большей части она видела только насмешки, критику или и вовсе полное игнорирование. С другой стороны, возможно именно в этом и было дело.

Я стал первым, после её отца, кто не пытался перед ней лебезить и общался с ней, как с той, кем она и была — мелкой девятнадцатилетней девчонкой. Что-то вроде лёгкой формы стокгольмского синдрома, вероятно.

Тем не менее, расставание она приняла стойко, и ушла сама, пожелав напоследок хорошей дороги.

Проводив её, я вернулся к сборам. За месяц у меня, неожиданно, накопилось немало вещей.

По большей части это были книги, блокноты с записями и разные магические инструменты, облегчавшие освоение и понимание заклинаний, но тем не менее.

Также часть чемодана заняли три комплекта одежды, приобретённой мной за этот месяц.

Волчий доспех был максимально удобен, ведь в каком-то смысле являлся частью моего тела, пройдя со мной через обожествление. Тем не менее, диапазон изменений, что я мог внести в него, был ограничен.

И в любом случае он был слишком приметным, так как по стилю очень отличался от того, что носили жители этого мира. Так что лучше было иметь пару запасных вариантов.

Артефакт, полученный от клана Каспин — огромный трёхметровый кирпич, я, разумеется, с собой не взял.

После внимательного изучения стало понятно, что единственной «магией» этого кирпича была невероятная прочность. Мне, фактически, просто сплавили бесполезную каменюку под видом приза.

Так что вместо того, чтобы любоваться куском сверхпрочного дерьма, я «продал» его академии в обмен как раз на те книги и устройства, что заняли бо́льшую часть моего чемодана.

Кольцо Грозового Змея, лишившееся всех магических свойств после того, как я поглотил скрытый в нём Дар, я оставил на пальце просто как память. А вот обвивавший мою руку Рейн, уже настолько привычный, что без лёгкого чувства сдавливания в районе запястья мне становилось некомфортно, прочно закрепился в качестве моего спутника и друга.

Малыш не обладал человеческим разумом, и, насколько я понимал, никогда не будет им обладать. Тем не менее, для животного он был невероятно смышлёным и уже однажды спас меня от незавидной участи.

Так что мне было не важно, что он, в отличие, например, от Руби, скорее всего навечно останется просто питомцем.

Закончив сборы и убедившись, что всё готово к отправлению, я, в кои-то веки позволил себе лечь на кровать и по-настоящему поспать. Разбудил меня аккуратный стук в дверь.

На пороге стоял слуга, посланный сообщить, что транспорт, отправляющийся из академии к точке сбора экспедиции, прибыл.

Доверив ему чемодан и позволив вести, я уже спустя двадцать минут оказался на борту летучего корабля. А спустя ещё два часа сошёл на берег небольшого острова, почти целиком занятого воздушным портом.

И при этом, несмотря на сотни кораблей, пришвартованных и швартующихся везде вокруг нас, суда, на которых мы отправимся к Облачному Храму, тут же приковали моё внимание.

По сравнению с небольшим, похожим скорее на яхту, корабликом, доставившим меня и ещё нескольких человек из академии сюда, они были по-настоящему огромны. Даже суперсовременные земные круизные лайнеры, которые я видел по телевизору, заметно уступали им в габаритах.

Каждый из трёх кораблей, парящих над облачным океаном в нескольких десятках метров от причала, был длиной более четырёхсот метров, напоминая по форме скорее дирижабль, чем водное судно. Вот только, в отличие от дирижаблей, где девяносто девять процентов объёма занимал летучий газ, здесь вся внутренность корабля была функциональна.

Правда, насколько я понял, для пассажиров тут тоже была отведена сравнительно небольшая часть. Значительный процент внутренностей колоссальных кораблей занимали генераторы и двигатели, а также огромное количество защитных устройств и бортового оружия самых разных видов, а также места для экипажа, всё это обслуживавшего.

На триста с небольшим человек пассажиров, которых должен был принять на борту каждый корабль, приходилось более семи тысяч человек экипажа. Огромное число.

И причиной такой серьёзной боевой подготовки было то, что облачный океан был вовсе не таким безопасным, как можно было подумать, глядя на него сверху с борта обычного корабля. А нам, в поисках Облачного Храма, предстояло спуститься очень глубоко.

В среднем, как я узнал, в каждом третьем спуске глубже чем на несколько сотен метров в толщу облаков кораблям приходилось обороняться от нападающих на суда драконов. И где-то каждый двадцатый спуск приводил к потере как минимум одного из кораблей, а то и всей экспедиции.

Так что подобная перестраховка вовсе не была излишней.

Благо, хотя бы на моменте посадки на борт никаких проблем не возникло. Моё приглашение, даже написанное покойником, осталось действительно, да и влияние первого принца всё ещё оберегало меня.

Спокойно пройдя проверку документов и поднявшись на борт, я вслед за очередным слугой добрался до своей каюты. И не знаю, в каких условиях жил экипаж, но для тех, кто будет участвовать в экспедиции, номера были подготовлены по-настоящему роскошные.

Почти сотня квадратных метров площади каюты была занята спальней, гостиной, кабинетом, тренировочной комнатой и ванной. И всё в убранстве каюты прямо-таки кричало о том, сколько денег было в это вбухано.

До пошлой цыганской роскоши было, к счастью, далеко. Но скорее всего один этот номер стоил столько же, сколько всё здание моего общежития в академии. Правительство Камбада определённо очень хотело подчеркнуть, как оно ценит участников этой экспедиции.

Тем не менее, торчать здесь дольше необходимого я не собирался. И, разобрав вещи, отправился исследовать корабль. До отправки на самом деле были ещё почти сутки, так что можно было не торопиться.

К моему разочарованию, ничего особенного я не нашёл. Бо́льшая часть корабля была закрыта для пассажиров без допуска. А из того, куда я мог пройти, реально важны были только столовая, библиотека и тренировочный зал для практики магии.

Ничего вроде мини-гольфа, бассейнов с водными горками или танцевального зала, чего можно было ожидать после настолько роскошных кают.

Либо создатели этого корабля всё-таки проводили черту между даже преувеличенным комфортом и развлечениями, которым на самом деле действительно было не место на экспедиционном корабле. Либо в этом мире просто ещё не пришли к концепции круизных лайнеров.

Так или иначе, неделю, которую мы должны были лететь к Облачному Храму, всем пассажирам предстояло провести довольно скучно. И первые пять дней, пока мы летели над облаками, пройдя через территории Камбада и ещё двух соседних стран, так и было.

А затем мы, наконец, опустились под уровень облаков, за чем почти все пассажиры наблюдали с единственной смотровой площадки на носу корабля.

Первые метров триста, если верить периодическим сообщениям капитана по громкой связи, облака медленно чернели. Какими бы они ни были воздушными, свет они всё-таки задерживали и, как и при погружении под воду, видимость постепенно становилась всё хуже и хуже.

После того, как корабль погрузился почти в полную черноту, прошло несколько минут. Громкоговоритель объявил глубину в восемьсот метров. И почти сразу же я уловил идущий откуда-то снизу свет.

Спустя ещё минуту он уже стал виден даже обычным людям, а затем ещё за двадцать секунд залил всю смотровую площадку, до того подсвечиваемую лишь внутренними лампами.

Светилось не солнце и не что-то конкретное. Мерное, молочно-белое свечение испускали сами облака, что было одновременно очень комфортно и немного мистически.

Правда, странного в этом ничего не было. Так был устроен облачный океан и ровно ту же картину можно было бы наблюдать в абсолютно любом месте мира Драконьих Островов.

Полюбовавшись какое-то время сияющими облаками, пассажиры начали расходиться. Как бы красиво это ни было, облака на такой глубине были очень плотными, так что кроме клубящегося прямо перед стеклом обзорной площадки марева ничего не было видно.

Я остался просто потому, что никуда идти не хотелось. Просто уселся в одно из кресел и, прикрыв глаза, решил немного помедитировать.

Через полчаса на смотровой площадке, помимо меня, осталось всего человек пятьдесят. Через час — всего двадцать. Да и они не особо обращали внимания на ситуацию за бортом, занимаясь своими делами при мистическом свете облаков.

Тем не менее, именно один из этих двадцати человек, в какой-то момент подняв глаза от партии в нечто наподобие шахмат, в которые играл с другом, вдруг вскочил, поднял палец и воскликнул:

— Смотрите!

Я отреагировал достаточно быстро, чтобы раскрыть глаза и успеть увидеть промелькнувший где-то в глубине облачного марева расплывчатый тёмный силуэт.

Судя по тому, что мой правый глаз не уловил никакой жизненной энергии, а восприятие мировой ауры молчало, между кораблём и силуэтом было по меньшей мере несколько километров.

Однако уже меньше чем через минуту, когда силуэт, уже куда более отчётливый и большой, появился снова, и восприятие, и видение жизненной энергии, разом взвыли, предупреждая о огромной опасности.

А вместе с ними взвыла сирена корабля, сигнализирующая о внешней угрозе.

Ещё через двадцать секунд силуэт появился снова. И, хотя его обладателя до сих пор не было видно отчётливо, форма и огромные размеры не оставляли простора для фантазии.

К кораблю приближался дракон. Дракон, по меньшей мере размером с Палема.

А это значило только одно.

К кораблю приближалась смерть.

Конец Первой Части.