Полфунта лиха

5.

С Иваном Тихоновичем Гулявым, главным инжене­ром, у Лешки особых контактов не было, только чисто официальные, по делопроизводству. Напечатать документ, отыскать документ — и все. А тут Иван Тихоно­вич, зайдя в «предбанник», почему-то нерешительно о потоптался, потом присел к столу и уставился на Лешку своим единственным грустным глазом.

— Товарищ Алексей,— сказал он, и в голосе была 2 извинительно-просительная интонация, — я слышал вы интересуетесь гидрогеологией.— Гулявый выжидающе помолчал, и Лешка молчал, только смотрел вопросительно.— Мне Голышева сказала, что у вас есть соот­ветствующая литература.

— Ну, какая там литература! — Лешке стало неловко.

Понимаете, Алексей, санитарно-эпидемиологиче­ская станция решительно не рекомендует пользоваться водой из озера. Особо опасного ничего нет, просто не хватает в воде железа и каких-то важных солей, но — не рекомендует. Следовательно, надо изыскивать иные источники. Безусловно, мы пригласим специалистов, буровиков, я уже заготовил радиограммы, но сам я в этом деле профан и... Вы понимаете?

— Иван Тихоныч, я бы с удовольствием, но у меня всего-навсего одна книга — Каменский, «Поиски и раз­ведка подземных вод». Хотите, ее я дам.

— Ну ведь и чудесно! Вы меня просто выручите Алексей.

Через пять минут книга была у Гулявого, а Лешка, принеся ее, уже не находил себе места. Надо было дей­ствовать, немедленно действовать. Отойдя к окну, к любимому своему кедру, он лихорадочно соображал. Наташа поглядывала на него чуть не с гордостью дев­чонке очень понравилось, что ее начальник смог вы­ручить самого главного инженера. Лешка все косился на дверь Маныгина и, когда оттуда вышли Иван Ситников и начальник ПТО, стремительно прошагал к ней, на ходу бросив дожидавшейся очереди Дель­фине: «Минутку подождите, Дельфина Григорьевна».

— Тебе чего? — мельком глянул на него Маныгин.— Я коменданта вызывал, где она?

— Она сейчас будет, Анатолий Васильич. Я про­шу... я к вам по личному делу.

— Ого! Ну, давай.

— Вы сегодня будете посылать радиограмму насчет воды, требовать, чтобы буровиков прислали. Так я про­шу, чтобы меня зачислили в буровики.

— Какая информированность! И — опять за рыбу деньги: бежать от меня хочешь?

Ах, черт, ведь снова отговорится, снова слушать не захочет, снова скажет: «Все, обжалованию не под­лежит!» Нет-нет, надо его дожать. И Лешка со всей страстью пустился в объяснения. Он напомнил о том, с какой неохотой шел на секретарскую должность, и в который — наверное, уже в третий — раз поканючил, что чуть не сызмальства мечтает о гидрогеологии, и сказал, что ведь все равно Анатолию Васильевичу придется искать другого секретаря, потому что ему, Новожилову, подходит срок идти в армию. Лешка ска­зал это, и новая, еще не приходившая на ум мысль пронзила его: «Приду в армию, спросят, кем работал, скажу — секретарем: на смех поднимут и в писаря затуркают».

— Зто когда же ты в армию собираешься? — скло­нил чуть набок крупную свою голову Маныгин.

— Завтра мне восемнадцать исполняется, и в лю­бой день жди повестку.

— Ну, не сразу... А ведь на буровых-то ты не рабо­тал. Кто тебя возьмет?

Эге, дорогой Анатолий Васильевич, вы начинаете сдаваться?..

— Ну и что, что не работал? Когда-то надо начи­нать. Возьмут учеником. А насчет секретаря вы не бес­покойтесь. Помните ту, беленькую, Тата зовут, она с радостью согласится.

— Подожди ты, торопыга. На что она мне, твоя Тата!.. Подумаем, Леша. А пока иди, работай. И — ко­менданта мне сюда.

— Значит, Анатолий Васильич, можно надеять­ся? — Лешка не хотел уйти, не получив подтверж­дения.

— Сказал: подумаем —все. Иди... Да, а на бал по­чему не приглашаешь?

— Какой бал?

— Вот тебе на! Хочешь день рождения зажать?

— A-а... Бала не будет, Анатолий Васильич, будет рыбалка.

— Тогда приглашай на уху.

Лешка пригласил.

На озеро Безымянное они вышли затемно. Впрочем, в белой ночи этого «затемно» не было — просто была серая предвосходная муть. Лес, окружавший посело­чек, скоро поредел и измельчал — начался болотный худосочный нюр. Мокрая травянистая почва смачно хлюпала, местами ноги проваливались по колено.

Впереди ломились Антоха и Аникей, За ними, в сопровождении Лены, Дели и Нади, тащился Лешка. Сзади плелись Дим Димыч и Слава.

Накануне Антоха сгонял в Тунгу и у приятелей, которыми успел обзавестись, выпросил сеть, пообещав им рыбы. На озере он обнаружил лодку и теперь беспо­коился только о том, чтобы никто ее не увел.

— В случае чего плот сварганим,— утешал его Аникей,— с плота не хуже будет.

— Ну да, плот! Лодка-то, считай, моя, я первый ее нашел.

Первым ее «нашел» настоящий хозяин. Да ты не расстраивайся, все будет ладно.— Аникей пребывал в светлом, праздничном настроении; оглядываясь, он видел, как следом вышагивает, смешно размахивая руками, Надя.

Антоха вывел их на «остров» — сухую возвышен­ность, поросшую лиственницей, елью и сосной. Впереди лежало озеро. Темная тяжелая вода была недвижна. Над ней стлался белесый туман. По берегам чернел густой кустарник. Влево уходила протока в другое озеро. Над дальним берегом стояла алая заря.

— Ну вот,— хвастливо сказал Антоха,— если кто сомневался, смотрите: лично наш водоем.

На «острове» уже горел костер: кто-то проснулся пораньше, а может, и с вечера не спал. Антоха бро­сился к берегу — нет, «его» лодки на воде не было.

— Айда за мной,— кивнул он Лешке и Аникею.

Пришлось топать по болотине метров сто. Лодка была искусно скрыта на топком, заросшем ивой берегу. Сделана она была, конечно, кем-то из местных жите­лей. Топором и теслом сработал он крепкое кедровое днище, к нему приладил борта из легкой сухой сосны. В зарослях поодаль Антоха нашарил еловые весла.

— Во, братцы, флот какой у нас! — радовался он.

Знакомый, из плотницкой бригады, рыбак, стояв­ший по колено в воде с удочкой, заворчал, когда они проплывали мимо:

— Тише, лопоухие... Нашли ведь где-то лодку, а?

Ему, понятно, было завидно.

Дим Димыч и Слава уже разожгли костер. Вблизи от него Деля раскладывала дымнички, Лена и Надя драли для них мох.

— Ну, Дмитрич, вот и посидишь у костра в свое удовольствие,— вспомнил давний разговор Антоха.

Дим Димыч тоже вспомнил, подмигнул:

— Посидим, Антон, посидим. Если комарье по­зволит.

— Деля, ты погуще мох-то клади,— хозяйски рас­порядился Антоха.

Способ лова, предложенный им, был прост. Выру­бив несколько кольев, они воткнули их в дно протоки и на них закрепили сеть. Антоха поклялся, что через час будет «куча рыбы».

Со стороны поселочка подходили новые рыбаки, здоровались, шутили, интересовались уловом.

— Эх, черт,— вздохнул Антоха,— припоздали мы: уже солнце.

— Ой! — Лена ухватила Лешку за руку.— Смотри, Леша.

Они не уловили миг, когда край по-северному гро­мадного светила высунулся из-за кромки дальнего леса. Только увидели, как слои белесого тумана прон­зились розовыми лезвиями, а вода покрылась разли­вом красного расплава. Было что-то волшебное в изме­нившемся лике озера.

— Красота-а,— выдохнул Лешка, и они долго стоя­ли, сплетя руки и вбирая в себя это волшебство.

Однако были еще и комары, была мошка. Эта мразь не давала покоя. Лена бросилась к дымникам, окунулась в дым. Тут же, щелкая себя то по рукам, то по лицу, топталась Надя. Аникей что-то намыкивал. Деля подошла к девушкам, прихлопнула в ладоши и густым басовитым голосом пропела, выкладывая слова на мотив Аникея:

Девчоночка Надя,

Чего тебе надо?

Подхватывая игру, Надя ответила тоненько:

Ничего не надо,

Кроме шоколада!

Деля чуть не прорыдала с досадой:

Шоколада нету.

Надя закапризничала:

Дай тогда конфету!

Лихо притопнув и крутанувшись, Деля отказала:

И конфеты нету —

и баском своим пригвоздила концовку:

Почитай газету!

Однако концовки не получилось: напевая и намыкивая песенку, все теперь топтались, пританцовывая, в дыму, смеялись и кашляли, потом ухватились за руки и повели вокруг Нади хоровод. Наде стало весело, почти счастливо.

— Ну чем не таежный бал! — услышали они, огля­нулись и увидели, что к ним, расплываясь в улыбках, подходят Маныгин и Карданов; чуть поодаль за ними шагал Иван Ситников.

— Ага,— завопил Дим Димыч,— начальство по­чуяло запах ухи!

— Имеем официальное приглашение,— возразил Маныгин.— А где же уха? Ухой вовсе и не пахнет...

Антоха с Кардановым отправились выбирать сеть.

— Давай, хозяюшка,— уходя, любовно похлопал Делю по дебелой спине Антоха,— готовь водицу для ушицы.— И Деля тотчас подхватила ведра.

Иван Ситников, помахивая вырезанными по дороге удилищами, сказал, что лучшая рыба — не из сети, а с крючка, и пошел к берегу. Остальные в предвкуше­нии близкого пира взялись раскладывать дополнитель­ные дымники, вытаскивали из рюкзаков припасы и посуду, накрывали землю полотняной скатертью, кото­рую пожертвовала для такого случая Деля. Маныгин, осмотревшись на «острове», принял решение:

— Зимой притащим сюда балок, организуем ры­бацкую базу. Лодки построим, штук шесть. Как, Аникей?

— Сделаем, Анатоль Васильич! Как говорил мой батя, всенепременно!

У Аникея было очень славное настроение. Все в это утро замечали, как часто и светло он улыбается, как старается быть поближе к Наде и хоть чем-нибудь, хоть самой малостью угодить ей. Правда, и Аникей, видно, замечал, что все это замечают, и потому сове­стился и иногда старался быть от Нади в сторонке. Но радость перла из него, и каждое скучное или просто равнодушное лицо казалось ему, наверное, кощунст­вом. Потому и присел он к Славе Новикову.

Со Славой в последнее время происходило что-то неладное. Человек активный, разговорчивый, веселый, хотя и с ехидцей, он с какой-то поры стал вялым, мол­чаливым и неприметным, будто съежившимся.

«Все переживаешь, что не стал начальством?» — как-то вполусерьез спросил у него Лешка. Слава гля­нул сердито-тускло, сказал неохотно: «А что тут пере­живать? Подумаешь!» — «Тогда в чем дело? Ходишь квелый какой-то. Жизнь разонравилась?» — «А поче­му она должна мне обязательно нравиться?» — усмех­нулся Слава. «Чудак, ты же был гвоздь-парень, даже речи толкал». Слава крутнул головой: «Эх, дитя ты все-таки, Новожил, школяр!» Лешка обиделся и больше с расспросами не приставал...

Присев к Славе, Аникей шутливо толканул его плечом:

— Заскучал, радиобог?

Слава от толчка чуть не свалился, поморщился, но ответил спокойно, даже с ленцой:

— Почему же «заскучал»? Сижу вот, наблюдаю, как вы природой наслаждаетесь, и не понимаю.

— А сам?

— А сам я весь от мошкары в волдырях. Как, впрочем, и ты.

— Ерунда,— отмахнулся Аникей и вдруг вско­чил : — Смотри, тащат!

— Чего там? — Рыбу тащат! — Аникей, что вовсе на него не походило, вприпляс поспешил навстречу Антохе и Карданову.

Большое ведро было полным, в нем шевелились, судорожно вздрагивая жабрами, сырки, щурята, язи, чебаки, караси. Антоха усадил девчат чистить и раз­делывать добычу и сам им помогал, тут же сортируя — что варить в первую очередь, что во вторую: уха, решил он, должна быть двойной. Карданов отобрал несколько сырков:

— Сейчас сварганю вам закуску, через двадцать минут будет готова.

Распластывая аккуратненькие жирные тушки, он круто солил их и выкладывал на полешке.

Все деловито суетились, и даже Слава Новиков со­благоволил найти себе занятие — подколол дровишек, чтобы жарче пылало под ведрами с закипающей водой. Но вскоре от костра его отстранил Антоха, ибо пришло время священнодействовать ему.

— Пойдем умоемся,— потянула Лешку Лена.

Спустившись с лесистого косогора, они похлюпали по болотной коричневой жиже к берегу, стараясь ступать на корневища. Солнце всплыло уже повыше, туман истаивался, но утренняя нега еще не покинула озеро. Темная и ленивая у берега, дальше вода светле­ла и переливалась розовым.

Они умылись и вытерлись одним полотенцем, и в этом была для Лешки особая близость. Несколько капелек еще дрожали на виске у Лены и вдруг, в ка­ком-то повороте, сверкнули драгоценными камешками, и лицо ее, посвежевшее от воды, озарилось особым светом.

— Подожди-ка, Леша,— сказала она, заметив его взгляд, и полезла в брючный кармашек.— Вот,— она протянула бумажный сверточек.— С днем рождения тебя. Это не подарок, а так...

— Вот еще,— смущенно буркнул он и развернул бумагу; в ней был простроченный рукой платочек, а на нем — вышитый вензелек «Л».

— Пусть будет вроде талисмана,— сказала, как по­просила, Лена.— Л — значит: Леша, Лена...

Она подняла глаза на него, они были совсем близко, смотрели почти в упор, и Лешка видел только их. Неуклюже и нежно он обнял ее за плечи, склонился к лицу и поцеловал ее, она ответила, их сладко обожгло...

А у костра ждали. Уха была готова. Получилась она, конечно, на славу. А по-иному у таких костров разве бывает?.. Только Лешке было не до ухи. Он все еще не мог прийти в себя, внутри все горело и дрожало, ему казалось, что все это видят, и этого он боялся, хотя в то же время ему хотелось, чтобы об этом зна­ли все.

— Раз не хватает, мы с Лешей из одной миски будем,— услышал он голос Лены рядом и увидел, что уже сидит у костра, и что уху уже разливают, и что в руке у него кружка.

У них был припасен портвейн, но Карданов из сво­его комиссарского НЗ прихватил бутылку водки — по пятьдесят граммов для мужчин в честь совершенно­летия А. В. Новожилова. Он и поднял первый тост, и все вокруг загалдели:

— За тебя, Лешка!

— Тянись, Новожил, до неба!

— Будь здрав!

Только Лена ничего не сказала, а опять посмотрела в упор, будто позвала куда...

Лешка водку пил впервые. Вкуса ее он не почувст­вовал, только шибануло противным запахом. А вот уха была отличной, и очень скоро Антоха, застольный «ухочерпий», вынужден был выдавать добавку, благо варево приготовили в двух ведрах. И свежесоленый комиссарский сырок оказался превосходным, просто таял во рту.

Очень приятно было хлебать из одной миски с Ле­ной — как-то по-семейному. Хотя и другим пришлось делить посуду на двоих, Лешке до этого дела не было: он видел только Лену, рукой чувствовал ее руку, ино­гда они сшибались, и от этого тоже было приятно и весело.

— Где же это Иван? — подосадовал Маныгин, гля­дя на часы.

— А он лодку у нас забрал и...— рукой Антоха показал, чем занимается Иван; мог бы и не показы­вать: ясно, чем занимаются на воде с удочками.

— Значит, до вечера. Он такой,— сказал Маны­гин.— Ну, мне пора в поселок, а вы тут гуляйте.

— Да вы что! Анатолий Васильевич!

— Мы ж и не спели еще,— сказала Деля таким тоном, будто покинуть трапезу, не спев, было величай­шим грехом,

— Еще споете,— успокоил Маныгин.— Только вот, я смотрю, ни у кого из наших десантников никакого музыкального инструмента,

— Не до того было,— сказал Дим Димыч, и все на мгновенье почему-то притихли, и в Лешке ворохнулась гордость.

— Хо! — воскликнул Антоха и звонко вышлепал по животу залихватский ритм, пропев скороговоркой:

Не нужны гармонь и бубен,

Мы на пузе играть будем.

Пузо лопнет — наплевать,

Под рубахой не видать!

Это было хорошо, потому что весело.

— За такую частушечку можно и по второй,— улыбнулся Маныгин.

Надя вдруг встрепенулась и приподнялась.

— Вася! — выкрикнула она.— Идите сюда!

Появившиеся из леса Васька Медведь и Витюня, заметив канальство, хотели, видимо, обойти костер сторонкой, но теперь пришлось подойти.

— Приглашаешь, хозяин? — взглянул на Лешку Карданов.

— Давайте садитесь, уха у нас,— без особой охоты откликнулся Лешка.

Они присели. Васька кивнул на водочную бутылку:

— Значит, начальство позволяет?

Он сказал это скромно, без издевки, казалось, даже доброжелательно.

— Уж раз на то поехало...— начал было Витюня,. но поперхнулся под взглядом Васьки.

— У Леши Новожилова день рождения сегодня,— радостно пояснила Надя.— Я ведь тебе говорила, Вася,

— Поздравляю,— покивал Васька.

Аникей мрачно ворочал в костре головешки.

Всем плеснули портвейна, гостям — остатки водки.

— Ну, Алексей, еще раз за тебя! — поднял кружку Маныгин и, подойдя к Лешке, легонько тронул его плечо: — Ты не обижайся, что исчезаю, радиоразговор междугородный заказан...

Большой, тяжелый, он уходил широким напорис­тым шагом. Лешка смотрел вслед, и вдруг ему стало жалко Анатолия Васильевича: вспомнились давние разговоры о каких-то его неладах с женой — может, с ней пошел объясняться. И тут же тоненько и тихо, а потом все громче что-то запело в Лешке. Что? — сна­чала не понял он, но сразу же озарило: Лена. Лена же рядом с ним!.. Он оглянулся — Лена сидела поодаль, о чем-то перешептывалась с Делей.

У костра было хмуро.

— Как бы дождь не пошел,— глянул в небо Дим Димыч.

— Ну, тогда Ситников рыбы нам натаскает во! — пообещал Карданов и заглянул в ведра.— Еще ушицы сварим. Схожу я на озеро. Какую, Дельфина Григорь­евна, посудину под улов взять?..

Он ушел.

— Ну, хмырики,— с нежданной бодростью сказал Слава,— портвейн-то у нас простывает, еще остался ведь.

— Деловой разговор,— кивнул Васька и подмигнул Виттоне.

Непонятно как в руках у того оказалась бутылка водки.

— Вы думали, мы к вам пустые прикантовались?

— Богато живете.— Дим Димыч протер очки.— Откуда?

— Секрет фирмы, комсорг.— Васька, отколупывая жестяную пробочку, добродушно улыбнулся.— Давай­те, парни, кружки.

— Я не буду,— сказал Дим Димыч.

— А ты, именинник?

— Не пью.

— Да что там, ребята, давайте по маленькой.— Слава протянул свою кружку.

— Может, верно? — Антоха взялся за свою.

— Эх, как обрадовался! — Деля рассвирепела, кру­то повернулась к Ваське: — Сухой закон у нас, не знаешь?! Хочешь отвечать — пей сам, других не сма­нивай.

Васька изобразил смешливую гримасу и вроде бы с задумчивостью почесал нос:

— Грозна комендантша... Ну, ходить вам, маль­чики, под бабской пяткой, а мы с Витюней хряпнем.

— Ола райт, Вася! Всё х’оккей. Радист, тяни за компанию.— Витюня разинул пасть и вылил в нее вод­ку, как в воронку.

Деля сплюнула.

— Ладно тебе, — сказал Антоха мрачно. — Плесни-ка мне портвейнчика...

Лешка посмотрел на Надю — вся испереживалась; и радость, и мука на лице. Она бы, наверное, пересела к своему Васеньке, да мешала эта назревающая ссора между ним и компанией... А на Аникея Лешка щ смотреть не стал: спиной чуял угрюмую злость това­рища.

— Стоп, тихо,— сказал Витюня и, поджав вислые губы, повел пальцем по груди и животу.— Начинается. Происходит сугрев кишок. Скоро песни будем петь. И начнем танцы-манцы. Как, белокурая? — Это он об­ращался к Лене; Лешка весь напружинился.— Нет, белокурая очень строгая, она бичей не любит. Мы с Наденькой...

«Что же это получается? — думал Лешка.— Почему эти двое пришли, испоганили все, а мы сидим, как ис­туканы, молчим? Погнать их? Мне-то неудобно: мой день рождения. А кому удобно? Другие думают: нехо­рошо портить этот день. А эти — у них же совести все равно нет...»

— Эй, плотник, перестань костер ворошить, пепел летит,— пробурчал Васька.

— Не нравится — топай отсюда,— не поднимая го­ловы, тихо сказал Аникей.

— Да? Ишь ты, х-хузяин тайги!

— Это верно,— твердо сказал Лешка.— Совести у вас все равно нет, и где вам сидеть — все равно. Так что действительно лучше бы вы отсюда сматывались.

— Ого! — Васька, казалось, даже обрадовался.— Ну-ка, Витетюнчик, разлей.— Он выпил неспешно, утерся, потом, подумав, взял кусочек хлеба, поже­вал.— Ладно,— сказал небрежно,— можешь, плотник, побаловаться тут с моей Надюней.— Он встал,

Аникей через костер яростно рванулся к нему, Лешка с Дим Димычем едва успели его ухватить, скрутили. Васька презрительно прищурился, потом по­смотрел на Славу, будто решая, позвать ли его с собой, повернулся и пошел, через плечо бросив:

— Счаетливенько оставаться!

За ним, вихляясь, тронулся Витюия...

У костра долго молчали.

— Спели! — Деля вздохнула и оттолкнула от себя, как отшвырнула, миску.

— Хм.— Дим Димыч морщился.

— Да ну, расстраиваться из-за каких-то пьянчуг! — Лена поднялась.— Пойдемте к озеру, посмотрим, как там наши рыбаки...

С ней пошли только Лешка и Дим Димыч.

Они медленно брели к озеру, и нервная дрожь вы­ходила из Лешки. «Права Лена,— думал он,— из-за двух паразитов портить день — зачем?» Рядом с ней ему стало хорошо, он вспомнил утреннее озеро и все, что было утром, но вдруг полоснула совестливая мысль: «Тебе хорошо, рассиропился. А как Аникей? Как Надя?»

Вода на озере стала рыже-серой и ходила неспокой­ными волнешками. Темные низкие облака пластались по небу. От далекого леса надвигалась густая хмарь.