Последний конвой

Глава 15 Лидия

22 февраля 32 года

Я осторожно осмотрелась внутри своего вынужденного места заточения и передернула плечами, словно от озноба. Очень тесно! Даже в моем «катафалке», субъективно, места кажется намного больше. Как у них тут клаустрофобия не начинается?

На заднем сиденье броневика вжавшись в кресла расположились двое насмерть перепуганных «научника», самый ценный «груз» Эмиссар предпочел держать при себе. Кроме них, в кабине находились два сержанта из числа «фашистов». Один сидел за рулем высунув автомат в боковое окно и вел прицельную стрельбу по дикарям одиночными, выцеливая противников в пристегнутый оптический прицел. Второй, наполовину высунулся в люк на крыше броневика и «грохотал» крупнокалиберным пулеметом. Уши моментально заложило, в нос ударил резкий запах сгоревшего пороха. Размеры патронов в пулеметной ленте вызывали ужас и оторопь, я даже не стала пытаться представить себе последствий попадания такой «пульки» в тело человека.

Бронированное стекло с моей стороны было грязным, разглядеть толком ничего не получилось. Совсем рядом визгнула пуля, ударила в корпус броневика и рикошетом ушла в небо. Я испугано отшатнулась. Ладно, просто подождем, пока все закончится…

— РПГ, — громко закричал кто-то, и сразу раздался взрыв. За ним следом, почти без паузы еще один и еще. Снова дружно застрекотали автоматы конвоя. Я невольно сползла с сидения на пол и сжалась в комок. Пулемет на крыше палил с удвоенной энергией, а второй «фашист» переключил автомат на стрельбу очередями и выпустил остаток патронов одной длинной-предлинной очередью. Я совсем оглохла, опустила голову на колени и закрыла глаза.

Родион вернулся минут через десять, хотя мне они показались вечностью, и выпустил из бронированного плена, так ничего и не сказав. Я тоже поджала губы и не стала комментировать действия сухаря-полковника. Не то чтобы обиделась, умом я все понимаю, и вполне осознаю мотивы Эмиссара. Но обидно же! С женщиной мог бы и помягче, тем более, я как раз выполняла свои непосредственные обязанности врача…

Стрельба стихла, удушливо несло паленой резиной, в горле сразу запершило и захотелось откашляться. Едва ступив на песок, я почувствовала, как дрожат руки и ноги, проклятый адреналин дал о себе знать в слегка запоздалой реакции на происходящее. Черт с ним, это скоро пройдет. Вот же страху натерпелась, не приведи, Господи!

Покрутила головой, источник неприятного запаха обнаружился сразу — горел бортовой Урал, всего в нескольких метрах от нас. Около него возились водитель с помощником, вытащив из кузова «допотопный» огнетушитель пытались погасить огонь. Большой красный бидон шипел и плевался пеной, но толку от него было немного. Несколько ведер воды дали гораздо больший эффект, — пламя погасло. Рядом с грузовиком раньше стоял джип охраны, но теперь от него осталась только куча искореженного железа.

Прибежали механики, откинули капот Урала и громко матерясь возились внутри, реанимируя движок. Откатили подальше и выбросили наполовину обуглившееся колесо, которое продолжало чадить и вонять даже еще сильнее, чем раньше.

Я занялась ранеными, которых оказалось сразу шестеро. Чуть поодаль сложили убитых, краем глаза отметила, что «двухсотых», на военном жаргоне так называют мертвецов, все-таки значительно меньше. Сосчитать не смогла, слишком далеко, а пойти поглазеть — некогда.

Пока возилась, по отдельным репликам и громким докладам стала понятна общая ситуация. Бандиты отступили и залегли, потеряв убитыми и раненными почти половину личного состава. А вот наличие потерь среди «фашистов» омрачало радость победы. Мы еще и с места не сдвинулись, а уже несколько человек убито в стычке с дикарями. Кто же нас охранять-то будет к концу пути?

Возобновили высадку людей и выгрузку техники с «Летящего». Крики, грохот, плеск волн, рев двигателей, скрип троса — все смешалось в какую-то отвратительную какофонию. На жаре адски разболелась голова, но собой заниматься было пока некогда.

Двоих, самых тяжелых, погрузила в «скорую». Впрочем, судя по ранениям, все-таки в «катафалк». Шансов выжить у ребят не много. Оба тяжелые, оба без сознания. На всякий случай проверила и «двухсотых», вдруг кто-нибудь еще жив? Увы, не повезло, все четверо — мертвее мертвых. Нужно похоронить, не с собой же вести трупы? Однако это вопрос решат и без меня. Вернулась обратно к «скорой», внимательно осмотрела «тяжелых». Черт, одного нужно оперировать немедленно. Пульс нитевидный, дыхание прерывистое, бледнеет прямо на глазах от кровопотери, вся повязка набухла. Интересно сколько у меня времени?

А, чем раньше начну, тем лучше! Велела своему помощнику Василию готовить инструменты. Ух как он взвился, забегал, засуетился и побелел как мел, на Снегурочку стал похож. Но молодец, старается не подавать виду. Ладно, может я правда слишком строга, вроде неплохой парень, послушный и не капризный, угодить старается. Остальному научу. У меня не забалуешь!

Урал удалось завести, колесо поменяли на «запаску». Простреленные в нескольких местах и слегка закопчённые пожаром, — крыло, дверца и капот, никак не повлияли на ходовые качества мощной военной машины. Вот раньше технику делали! В огне не горит, в воде не тонет, и даже на морозе заводится. Осталось только выяснить, насколько долго выдержит испытание пустыней?

Вернулась разведка, доложила об увиденном. Дикари окружили лагерь полукольцом, и теперь в срочном порядке окапываются. Видимо рассчитывают на продолжительную осаду и длительную позиционную войну. Еще не хватало зависнуть на побережье на несколько дней. А жара с каждым днем усиливается…

— Это хорошо, — морщась прохрипел Родион в ответ на доклад Пауля, — пока они заняты делом, мы успеем закончить разгрузку судна. Но всем быть начеку, могут атаковать в любой момент.

Тем временем я извлекла пулю, застрявшую в легком, заштопала грудную клетку, обработала рану, перевязала больного. Сделала что могла, остальное зависит от организма и упорства пациента. Если жить хочет, то будет сопротивляться «костлявой» изо всех сил.

Привела в чувство своего помощника Василия, сунув ватку с нашатырем под нос, велела собирать инструмент и вообще, прибраться в машине. А то, мол, к концу путешествия у нас для больных места не останется, все будет завалено мусором под самую крышу. Подскочил, бросился выполнять.

Не знаю, может быть обиделся, так как мусорила в основном я, но ему сейчас необходимо какое-то простое и осмысленное действие, чтобы отвлечься от пережитого. Это у нас, врачей, никакого мистического ужаса, отвращения или слабости при созерцании внутренностей не возникает, слабачки отсеиваются еще на первом курсе будучи студентами. А вот у простых людей реакция бывает самой разнообразной, от головокружения, тошноты, рвоты, учащенного сердцебиения и повышения артериального давления, вплоть до обмороков. Василий держался стоически почти до самого конца операции. Мне это понравилось, есть потенциал, нужно немного практики и слегка «душой зачерстветь». Буду считать, что это очередной интерн, мне так будет проще.

Наконец выдалась свободная минутка и я осмотрелась по сторонам, с любопытством достойным кошки выглянула из-за грузовиков на поле боя. Картина открылась просто ужасающая, тут и там валялись тела убитых дикарей. Даже навскидку, я насчитала человек пятьдесят не меньше. Этого просто не могло быть. Таких огромных банд в Африке давно не существует, слишком мало народу осталось. Создалось впечатление, что они заранее знали о приходе судна и долго готовились к его захвату. Видимо с этой целью несколько бандитских группировок объединились в одну большую.

Даже не знаю, почему я так подумала, — видимо женская интуиция. Но если даже я это поняла, то вояки, натасканные на тактику и стратегию, наверняка догадались сразу. Стало быть, Африка не такой уж и мертвый континент? Или тут дело в другом? Пока мы тащились «малым ходом», кто-то им сообщил, что сухогруз на подходе? Стало быть, у дикарей-людоедов имеется в наличии вполне современное оборудование для связи, и специалисты умеющие с ним обращаться? То есть, эти самые дикари, не такие уж и отсталые, как я думала? Но тогда…

Ух ты, аж мороз по коже в такую жару, неужели у нас в группе затаился предатель? Да-а-а, наши шансы добраться до места назначения совсем невелики.

К вечеру выгрузка оказалась закончена. Как не торопились, а все-равно провозились почти целый день. Последними разгружали прицепы с горючим и водой. Чуть ли не к каждому бензовозу прицепили небольшую бочку с дополнительным топливом. Ну это понятно даже мне, в глубине материка топливозаправочных станций нет. Пополнить запасы будет негде. И если с водой еще можно как-то выкрутится, то вот с топливом, увы…

Похоронили погибших, в том числе и бойца, которого я оперировала. Не повезло бедняге, открылось обильное внутреннее кровотечение. Донорской крови у меня нет, возместить кровопотерю при тотальном гемотораксе нечем. Пульс нитевидный, кожные покровы посинели, черты лица обострились. Кома. Смерть.

Второй пришел в себя, сидит, глазами хлопает. Ранение в бедро сквозное, задета артерия, двигаться категорически противопоказано. Второе — в голову, по касательной, тяжелейшее сотрясение мозга и контузия. Рявкнула, чтобы лег обратно на носилки. Скривился, кивнул головой, застонал и улегся. Видите ли, ему не видно с пола, что происходит в лагере. Без тебя разберутся, герой! Валяйся себе и выздоравливай быстрее.

А собственно, что происходит в лагере? Вояки готовятся к штурму, разгрузили миномет, перетасовали технику, раздали «водилам» дополнительные пулемётные ленты и рожки к автоматам. И длинные такие штуки приволокли, забыла, как называются, гранатомет кажется.

Короче, собираются прорываться.

И тут пришла неожиданная новость, — капитан «Летящего» отказался покидать корабль, по старинной традиции. Быков в гневе. Ругался так, что даже у меня уши опухли. Наконец, как следует выговорившись, приказал:

— Взрывайте!

Я ничего не поняла, но почувствовала, как сильно дрожат колени от волнения. Что они удумали, изверги?

Пауль лично притащил какой-то коробок с рукояткой, покрутил ее немного, стрельнул глазами на Быкова, как бы убеждаясь в твердости решения Эмиссара и сильно вдавил красную кнопку.

Шарахнуло так, что весь берег вздрогнул, и от грохота заложило уши. Над сухогрузом поднялся огромный клуб черного дыма, показались проблески пламени. «Летящий» все еще оставался на плаву, но крен на правый борт значительно усилился.

О, Господи! Но зачем? Кто-нибудь, объясните мне, нафига они взорвали корабль? Как мы теперь вернемся обратно? На чем? Ведь в Метрополии даже не знают, что у нас произошла авария.

Потом до меня дошло.

А капитан? Он же на корабле остался?

Захотелось догнать Эмиссара и отхлестать по щекам…

Впрочем, никуда я не побегу. Капитан человек старой закалки, понимал на что идет. А решение утопить корабль, по всей видимости, принимали совместно с Быковым. Чтобы бандюкам не достался. Жалко, конечно, но может быть это значительно более мудрое решение, чем я думаю? Еще пиратства нам в море не хватало. Ведь если у африканцев есть радиостанции для связи, то возможно где-то и доки для ремонта кораблей завалялись?

А может это просто мои глупые фантазии…

Мимо быстро прошагал злой как черт Быков, рявкнул, не поворачивая головы:

— Все по местам! Отправление через две минуты.

Забегали, захлопали дверцами автомобилей. Василий слегка поправил носилки и закрыл заднюю дверцу, обошел машину сзади, — примета такая, взглянул на меня, просипел одними губами:

— Лидия Андреевна, ехать нужно.

Видимо в горле пересохло. Вот же горе луковое на мою голову… Но каков молодец, выдержке позавидовать можно. Нет, я определенно была о нем предвзятого мнения.

— Садись, — кивнула, — я сейчас.

Быстро окинула временный лагерь прощальным взглядом, повернулась в сторону моря. «Летящий» быстро погружался, но так и не опрокинулся на бок. Гордо уходил под воду наш доблестный «Титаник», на котором мы изнывали от качки и безделья больше двух недель кряду. Эх, чувствую, буду вспоминать эти дни с завистью. Что нас ждет впереди?

— Лидия Андреевна, — крикнул Василий уже из кабины, — пора!

Ну ладно, он прав, конечно, пора…

Юркнула на сиденье, захлопнула дверцу, завозилась, устраиваясь поудобнее. Сиденье жесткое, пружины выпирают, впиваются в ягодицы.

— Лидия Андреевна, — младший научный сотрудник перегнулся через спинку сиденья и скороговоркой забормотал, — дверцы машины укрепили бронелистами, а жалюзи только от осколков и рикошета. Прямое попадание из «Калаша» они не выдержат. Сидение специально переделано так, чтобы в случае опасности можно было сесть на пол.

— Откуда ты все знаешь? — скептически хмыкнула я.

— Арсений Сергеевич объяснил.

— Понятно, — не стала спорить я и сползла на пол, на предусмотрительно постеленный коврик.

Лишь бы не пришлось мне на этом коврике все четыре тысячи километров ехать…

Захрипела и зашипела рация, раздался искаженный помехами голос Быкова:

— Внимание конвой, готовность старта одна минута. Дежурным водителям завести двигатели, и ждать команды начала движения. Водителям свободной смены занять места согласно штатному расписанию. Патроны не экономить, весь выданный боеприпас необходимо отработать по позициям боевиков. Наша задача создать высокую плотность огня и проскочить опасный участок на максимальной скорости.

В динамике что-то громко захрипело, и вновь пробился голос Эмиссара:

— Внимание конвой. ЗАВОДИ!

А затем началось. Грохот взрывов, выстрелы, рев двигателей, все смешалось в доме Облонских. Я сползла еще ниже, пытаясь целиком втиснутся в крошечную нишу перед сиденьем. Почувствовала себя маленькой девочкой, прячущейся в чулане от огромных монстров.

Только бы пронесло!

Хрип и шипение рации, какие-то щелчки и команда:

— Внимание конвой. МАРШ!

И мы двинулись вперед, сначала очень медленно и осторожно, но постепенно разгоняясь, чтобы не отстать от колонны и не тормозить позади идущие автомобили.

«Скорая» располагалась почти в самом конце колонны, поэтому, когда мы доехали до места схватки, там уже почти все закончилось. Очень хотелось высунуть голову и посмотреть в окно, но я не рискнула. С другой стороны, сидеть на полу сжавшись в комочек оказалось гораздо страшнее, чем я думала. Полная неизвестность разжигала мою буйную фантазию, а та рисовала мрачные картины достойные фильма ужасов.

Когда стихла стрельба, звук двигателя выровнялся, тряска от езды по бездорожью почти прекратилась. Колонна выбралась на остатки древней дороги и машины резко прибавили газу.

— Лидия Андреевна, — раздался голос Арсения, — можете выбираться, кажется, мы оторвались.

Я выбралась из ниши и взгромоздилась на сиденье, отогнула жалюзи и выглянула в щелочку. Вокруг нас расстилалась бескрайняя пустыня, без намека на какую-либо растительность.

Ну вот и началась наша экспедиция. Ни высадку на берег рассмотреть не удалось, ни начало движения колонны. Проклятые бандюки!

Позднее я расспросила Быкова, как все прошло. Дальше рассказываю с его слов…

На передовую позицию «фашисты» притащили миномет и выпустили пару десятков мин по окопам боевиков. Впереди колонны Эмиссар поставил наш гигантский трактор с ковшом и пулеметом на крыше. «Катерпиллер» защитил собственную кабину подняв ковш на уровень лобового стекла, отчего сразу превратился в танк. Бандиты попытались расстрелять его из гранатомета и автоматов, но ковш оказался слишком крепким, от взрывов и стрельбы почти не пострадал. Поравнявшись с позициями боевиков, трактор опустил ковш, сгреб кучу песка перед собой, и засыпал приготовленную ловушку, а вместе с ней и окопы бандитов, устроив им всем братскую могилу. А затем еще и утрамбовал почву под собой огромными колесами, проехав по вновь возведенному кургану.

Следом за трактором двинулись два броневика «фашистов». Они остановились у засады, с двух сторон от колонны, и непрерывным огнем пулеметов сдерживали попытку контратаки боевиков. А дальше уже поехала основная колонна, сначала военный МАЗ, затем подряд несколько грузовиков, вооруженных пулеметами. Следом двинулись цистерны с горючим, и прочая техника, но ее уже почти не обстреливали. То ли измочаленные донельзя боевики зализывали раны, то ли уже некому было стрелять…

В самом конце, к колонне примкнули броневики штурмовиков, прикрыв сзади слабо защищенные автомобили технической поддержки. Набирая скорость, колонна техники устремилась в пустыню, вглубь континента.

По словам Быкова, вся земля в районе засады превратилась во вспаханное поле, столько пуль было выпущено за каких-то десять — пятнадцать минут. Если в окопах и остался кто-то живой, у него надолго пропало желание связываться конвоем Метрополии.