Последний конвой

Глава 17 Иваныч

Extremis malisextremaremedia (лат.) — сложные времена требуют непопулярных решений. Черт его знает кто сказал, какой-то полководец еще в древнем Риме. Фраза стала визитной карточкой Макса Райта, выступившего в ООН с докладом. Было очень много красивых слов, о необходимости объединения человечества для того, чтобы достойно принять вызов природы и выстоять в сложной борьбе со стихией. Наша сила в единстве, заявил Райт с самой высокой трибуны в мире и ему аплодировали миллиарды. Из ста девяносто трех государств, входивших на тот момент в состав Организации объединенных Наций, сто сорок девять проголосовали в поддержку инициатив Райта.

После завершения открытого заседания продлившегося трое суток без перерыва, Генеральная Ассамблея выпустила резолюцию, которая произвела эффект разорвавшейся атомной бомбы. Международная конвекция подписанная на заседании ООН гласила о полном упразднении границ между странами и создании единого правительства планеты. О полной и безоговорочной ликвидации армии и всех объединений и альянсов коллективной защиты. Вооруженные силы всего мира переходили под командование Магистрата, получившего не только законодательную, но исполнительную власть.

Полностью и повсеместно отменялась частная собственность. Вся имеющаяся у населения техника, оружие, боеприпасы, а чуть позднее и недвижимость, реквизировались в пользу Общечеловеческого Фонда, с последующим плановым распределением между нуждающимися. Все предприятия и производственные структуры отныне также принадлежали PFH (the public fund of humanity). Отменялись все валюты. Товарно-денежные отношения любого вида попадали под запрет, начинала действовать универсальная планово-распределительная система.

Система распределения товаров и услуг, а также поощрения и наказаний, отныне переходила к местным органам самоуправления на уровне муниципалитетов, с переподчинением их Центральному Координационному Совету, который, в свою очередь, напрямую управлялся Магистратом. Ответственность за выполнение распоряжений Магистрата и CCC (Central Coordinating Council) оказалась возложена на СБМ, организацию полувоенного типа, которую в народе немедленно окрестили привычным словом — ЧК.

Военный коммунизм фашистского типа получил вполне невинное название — «эксимилиазм», от латинского слова «eximia» — исключительный.

Сложные времена требуют непопулярных решений.

Народ в своем большинстве оказался не готов к столь кардинальным переменам. Но его никто и не спрашивал, а поставили перед фактом. Даже в страшном сне никто не мог представить себе подобных перемен до катастрофы. Любые возражения несогласных оказались погребены под ворохом красивых слов и сладких обещаний.

Но фашизм, в своей истинной сути, оказался единственной силой способной противостоять хаосу и бардаку постапокалипсиса, а Метрополия, — единственным территориальным образованием, сумевшим удержать хотя бы видимость порядка. Тогда как остальной мир погрузился в пучину безумства, грабежей, локальный войн и конфликтов, безнравственности и самоуничтожения.

Петр Иванович открыл глаза и не смог понять, где он находится. Вокруг было темно, прогоркло воняло старой резиной. Он попробовал пошевелиться, голову пронзила нестерпимо острая боль. Сразу захотелось провалиться обратно в сон, как бы смешно это не звучало. Странная слабость, словно только что пробежал несколько километров. Ноги и руки ватные, почти не слушаются, в легких что-то хрипит и посвистывает.

Он попытался восстановить цепочку событий, предшествующих засыпанию, и не смог. Голова была пуста и безмолвна, как пустыня Сахара в полдень.

Он зацепился за эту ассоциацию, и задал себе вопрос, — «а почему, собственно говоря, пустыня? Разве он был когда-нибудь в Сахаре?»

И тогда волна воспоминаний пришла как-то сразу и захлестнула мозг целиком, без остатка.

Пустыня. Жара. Конвой. Африка…

Он вздрогнул, точно от пощечины и почувствовал сильную тошноту и головокружение. Сразу же захотелось взять веник и вымести все неприятные воспоминания прочь из головы. Впрочем, это вряд ли поможет избавится от тошноты и головокружения. Его состояние — реакция на адскую жару и недостаток кислорода в землянке, которая оказалась слишком мала для восьми человек. Гипоксия. Кислородное голодание.

Но где он находится? И почему так темно вокруг?

Он вытянул руку перед собой и помахал ею, не столько увидел, сколько почувствовал вызывающее острый приступ тошноты непонятное мельтешение перед лицом.

Ладно, со зрением кажется все в порядке, просто вокруг темно. Теперь нужно разобраться, где он находится и почему?

Опустил ладонь вниз, и наткнулся на какой-то сверток, перевязанный капроном. Аккуратно отодвинул его, но сверху упал еще один. Сжал кисть, прощупывая ветхую материю насквозь. Что-то очень похожее на гофрированный шланг. Просунул руку вниз между свертками, до самого пола и уперся кончиками пальцев в ребристый метал.

Совсем рядом нестерпимо застрекотал «Корд», и по направлению звука Петр Иванович наконец-то сообразил, что находится в прицепе собственного МАЗа. Теперь стало ясно, свертки — это комплекты ОЗК и противогазы, сваленные Мишкой в кучу прямо на дно прицепа. Кто, когда и зачем перенес его тело в прицеп грузовика, Иваныч вспомнить не смог. Значит в это время был в отключке. Ситуация начала проясняться. Но в кого там так отчаянно палят?

Он снова поднял руку, нащупал рядом с собой металлический контейнер, ухватился за торчащую скобу и попытался сесть. Сильно кружилась голова и не о чем не хотелось думать.

Теперь стреляли одновременно уже не менее двух десятков стволов. Он даже смог вычленить тарахтенье «Калашей» среди разноголосицы беспорядочной пальбы. Несомненно одно, за металлическими стенками прицепа сейчас идет нешуточный бой, а он тут валяется под грудой ветхих противогазов. Таких же гнилых и древних, как он сам…

А ну встать, старая кляча!

Головокружение сразу отступило. Он вцепился что есть мочи в ржавую вертикальную скобу, напрягся до дрожи в старческих мускулах, рывком поднял обезвоженное тело в стоячее положение. Пулеметная очередь прошла по защитным бронепластинам совсем рядом, от адского грохота сразу заложило уши и зазвенело в голове.

Иваныч сделал первый неверный шаг, наткнулся на разбросанные повсюду свертки, споткнулся и чуть не упал.

— Ах ты, едрить твою в коромысло, — произнес он вслух. Нащупал непослушной ногой сверток на полу, поддел носком сапога, отпихнул в сторону.

— Ничего, Петр Иванович, — голос звучал глухо, словно из могилы, — ты справишься. Маленьким ты тоже не умел ходить, но ведь научился. И сейчас научишься. Нужно только очень сильно захотеть.

Он зашелся в приступе безумного кашля, какого-то необычно сильного, глубинного, до рвоты, до рези и колик в животе. Впился зубами в предплечье что есть силы затыкая рот, но кашель не отпускал. Перед глазами заплясали радужные пятна, в груди опять захрипело и забулькало.

Он невольно затаил дыхание и прислушался. В грохоте перестрелки что-то неуловимо изменилось. Он так и не понял, что именно, а подсознание любезно подсказало — «Ничего хорошего».

Петя, поторопись. Ты нужен там, снаружи. Время на исходе.

То ли подумал, то ли произнес это вслух…

А может быть это снова тот противный гнусавый голос в голове?

Ну да, он ведь всегда появлялся в тяжелые моменты жизни, и всегда беспощадно глумился. Как будто целью было свести его побыстрее в могилу. Если так, голос уже почти справился со своей задачей.

Но вот интересно, а что будет потом? Когда он наконец-то умрет, что будет делать этот ехидный голос в мертвой голове? Безумно хохотать демоническим голосом? Или заткнется навсегда?

Наконец-то ему удалось справится с собой и проклятым кашлем. Несколько глубоких вдохов подряд. В голове слегка прояснилось.

Все, хватит. Потом отдохнешь. В могиле…

Перехватился руками за соседний контейнер, сделал очередной шаг совершенно не ощущая ног. Он шел словно марионетка, управляемая кукловодом. Независимо от его воли, спинной мозг отдавал команду, а конечности с огромной задержкой во времени исполняли ее. Как будто телом управлял кто-то другой, поселившейся недавно в его раскалывающейся на части несчастной голове. Кто-то большой, страшный и беспощадный.

Он смертельно устал от этой гребанной жары и немилосердного солнца пустыни. От проклятого Юпитера, песка на зубах и преследующего повсюду кислого запаха собственного пота. От вонючей теплой воды и паршивой жрачки. От пронизывающей все вони низкокачественной солярки и дизельного выхлопа.

А так хочется теплого ласкового весеннего солнышка, моря и легкого ветерка. Всего пару дней отлежаться, в тишине и покое. И тогда он снова будет в форме.

Добрался до борта, ощупал крашенное железо, нашарил грубую ткань брезента, двинулся вдоль, к задней части прицепа, где находилась дверь из этого мрачного склепа. Потянул рукоятку вниз, навалившись всем телом распахнул дверь и вывалился наружу. Удар о песок выбил из него дух…

Как много было сказано о фашизме в свое время, и как быстро и легко он вернулся обратно. Идеология, какой бы она не была — всегда вранье. С раннего детства вбиваются в подкорку основы государственности, с упором на лучшие качества народа и великое благо для всего человечества. Казалось бы, все что делается — к лучшему, но интересы народа одной страны, всегда идут в разрез с правами и интересами другой. И даже если стран и территориальных объединений больше не существует, иерархическое разделение масс все равно возможно, по любому, произвольно выбранному параметру: национальности, месту рождения, используемому языку общения, полу, возрасту, исповедуемой религии, цвету глаз или волос.

Идеология всего лишь инструмент управления массами во имя низменных целей кучки правителей, забравшихся на самую вершину пищевой цепочки. И так было всегда, совершенно не важно какая дата и время года на календаре. Начиная с первобытнообщинного строя в нижнем палеолите, когда сообщество людей больше напоминало стадо, чем социум. Но у него уже тогда был вожак, который лучше всех знал, что нужно для выживания.

А потом, спустя тысячелетия, ничего нового так не придумали. Деление на касты, племена и народности, всего лишь условность, чтобы разделить общество на «своих» и «чужих». Тех, кто ближе к «Великому Кормчему» и тех, кто находится «невообразимо» далеко, там, «за горизонтом» — в другом племени, чужой стране, на далеком континенте. Последними можно пожертвовать во имя великой цели, так как жратвы мало и на всех может не хватит. И вот горят печи и вовсю дымят газовые камеры, блестят смазкой патроны в обойме и томятся баллистические ракеты шахтного базирования, всегда готовые к пуску по нажатию красной кнопки ядерного чемоданчика очередного Вождя Народов, Елбасы или Великого Фюрера.

А целью всегда было, есть и будет, выживание и размножение для «своих» и беспощадная смерть на поле брани для «чужих». Вся вина которых состоит лишь в том, что они претендуют на общие для человечества и весьма ограниченные пищевые ресурсы.

Контроль рождаемости, как это было в Китае, священные войны во имя свободы и торжества демократии, тоталитарные режимы с навязчивой идеей поиска и немедленного уничтожения внутренних и внешних врагов, навязываемые повсеместно в начале двадцать первого века всевозможные секты и движения: однополой любви, добровольного отказа от потомства, оголтелого феминизма, — отрицающие сам факт института семьи и брака, имели одну и ту же прозаическую цель — сокращение поголовья претендентов на источники пищи. Человечество слишком быстро расплодилось, и уже не помогали спасти положение синтезированные в лабораториях белки, генно-модифицированные растения и перетертые до однородной массы кузнечики.

Но то, что произошло после воспламенения Юпитера ознаменовало собой полный крах торжества цивилизации. Все достижения науки по замене природных источников пищи на химию и наполовину неперевариваемую организмом дрянь, в одночасье накрылись медным тазом. Повсеместная гибель растительности и животных усугубили ситуацию до полного абсурда.

Лишними стали все.

Целые страны вцепились друг другу в глотки в битве за стремительно уменьшающиеся пищевые ресурсы. А в Предводители Человечества пролезла самая гнусная и отвратительная категория — вырожденцы. Впрочем, возможно они там были всегда, но в погоне, сначала за строительством коммунизма и лучшей жизнью в обозримом будущем, а потом развернув курс на сто восемьдесят градусов и погрузившись по уши в эпоху потребления, мы старались этого не замечать, домысливая и высасывая из пальца положительные качества очередного царька или запуская механизм оболванивания масс с помощью высококлассных имиджмейкеров и пиарщиков с телевидения.

Глобализация, прорывы в науке и медицине, исследования космоса и теоретические основы квантовой механики, электрокары с искусственный интеллектом и экологически чистая энергетика, все это стало ненужным, когда еды не хватает на всех. Востребованы только накопленные за миллионы лет способы выпиливания лишних ртов — атомное оружие, кассетные боеприпасы, химические, бактериологические и вакуумные бомбы, напалм и термит.

А народу все-равно слишком много, а жратвы все меньше и меньше…

И вот поделен океан, последний источник пропитания для жалких остатков человечества, выживших после малого ледникового периода, периода хаоса и разрухи, череды малых войн и наступления новых, мутировавших видов животных. Именно они останутся после нас хозяевами планеты, как когда-то давно динозавры уступили место под солнцем млекопитающим.

Только человек не хочет уходить по-хорошему. Мы привыкли брать свое от природы силой мускулов или умом. А если ничего не получается, то действуем по принципу — «после нас хоть потоп». Уж чего-чего, а «напалма» за века у нас накопилось много.

Когда закончатся боеприпасы, выбросим оружие и опять вооружимся палками, чтобы убивать друг друга. Потому что это единственное, что мы умеем делать хорошо.

Петр Иванович снова пришел в себя, медленно пошевелился, перекатился на спину и осмотрелся. На оранжевом горизонте еще был виден краешек заходящего солнца, но окружающая действительность уже погрузилась в серый полумрак. Перестрелка стихла, и это не предвещало ничего хорошего. В том что бой проигран вчистую, Иваныч не усомнился ни на секунду. Из-за МАЗа раздавалась гортанная разноязыкая речь, и хриплый неприятный смех.

Петр заполз под прицеп, и не придумав ничего лучше, закопался в песок, оставив торчать на поверхности только глаза и нос. Ему нужно было выиграть хоть немного времени, чтобы тело начало подчинятся. Стараясь пореже дышать, дабы ненароком не выдать себя шелестом перекатывающихся песчинок, он превратился в стороннего наблюдателя до тех пор, пока совсем не стемнело.

Он видел, как разобрали остатки лагеря, и свалив в кучу ОЗК и противогазы, облили бензином и подожгли. Он видел, как стаскивали трупы погибших водителей и складывали посреди лагеря. По старческим щекам текли слезы отчаяния оставляя грязные дорожки, а кулаки сжимались в бессильной злобе. Боль куда-то ушла, он отгородился от нее прочной кирпичной стеной всепоглощающей ярости.

Что он, старый и больной может сделать?

Ощупал карманы, и нашел только несколько сигарет в смятой белой пачке и старую бензиновую зажигалку. Петр сжал ее в кулаке и пополз в темноту.

Бензовоз стоял недалеко, метрах в трехстах от лагеря, но у Петра ушел почти час, чтобы добраться до него. Он несколько раз терял сознание по дороге, но придя в себя, упрямо продолжал ползти, сосредоточившись на поставленной цели.

Он не ошибся. Упоенные быстрой и легкой победой боевики не выставили охранение вокруг автоцистерны. А кого им было опасаться, если колонна грузовиков умотала на несколько десятков километров вперед? Сейчас они сосредоточенно делили между собой захваченный груз, до брошенного в стороне от дороги бензовоза им пока не было никакого дела.

— Посмотрим, как далеко вы уедете без горючки, — пробормотал Иваныч одними губами. Открутил тугой, плохо поддающийся кран. Поток солярки устремился в песок, быстро пропитывая его. Петр Иванович стянул с себя куртку рабочего комбинезона и сунул ее под струю.

Пусть натечет побольше.

Он отполз в сторону, с подветренной стороны. Шансы остаться в живых все-таки были, но они казались призрачными. Петр Иванович реально оценивал собственное физическое состояние.

Как бог даст, рассудил он.

Щелкнул зажигалкой, размахнулся и швырнул. Тотчас вспыхнула куртка, заплясали языки пламени, быстро распространяясь по луже соляры, лизнули цистерну снизу. Больше смотреть было не на что. Петр Иванович отвернулся и сосредоточено пополз.

Потушить бочку боевики уже не смогут…