Последний полет Гагарина

Глава 1

1

«Родина — самое дорогое, что есть у человека, продай её как можно дороже». Не это ли увлекло человека, мне лично незнакомого, но и раньше не вызывавшего симпатий?

Удивительно, новость о предательстве ответственного сотрудника советского ВПК я узнал не из докладов о соблюдении режима секретности в Объединении перспективного машиностроения и не в Центре подготовки космонавтов, а просто из передачи по телевизору.

Дело было так. Как говорится, ничто не предвещало. Приехал к себе к девятнадцати часам, когда транслировался выпуск «Телевизионных новостей». В будние дни я обычно к нему не успевал, разрываясь между поручениями Королёва, отрядом космонавтов, учёбой в Академии имени Жуковского и встречами с представителями общественности, для которых по-прежнему слыл главным кумиром, хоть в космосе побывали уже несколько наших сограждан.

Но вот субботу, как минимум вторую половину дня, да и воскресенье целиком, старался отдавать семье. Порой на выходные падали визиты каких-то международных делегаций, что случалось чаще, чем хотелось бы, тогда выкручивался как мог. Делал вид, что умчался на другой объект, если раздавался телефонный звонок из соответствующего отдела ЦК КПСС. Чиновники высшего уровня даже вообразить не могли, что молодой майор их бессовестно игнорирует. А я полагал и не без оснований: какой-нибудь Вальтер Ульбрихт прекрасно посмотрит Москву без меня, в то время как уставший космонавт предпочтёт высокому гостю общение с дочкой.

Выходному предшествовал типичный пятничный диалог.

— Милый, ты, конечно, завтра побудешь с детьми? Мама приезжает, хочу поводить её по магазинам.

— Конечно, дорогая! Только, наверно, не с самого утра. Не смотри на меня зверем, даже кроликом, расстроюсь. С дочкой наверняка выйду, но после обеда.

— Не забудь, завтра наша передача. Погуляешь с дочкой, и смотрим вместе!

Ксюша, по моим наблюдениям, здорово опережала сверстников в развитии, бодро щебетала, выучив сотни слов, гулять с ней я обожал. Впитавшая башкирскую кровь бабушки по матери и кавказскую по дедушке, а также славянскую от меня, она росла энергичной, инициативной и исключительно упрямой. В середине мая шестьдесят второго года получила в подарок трёхколёсный велосипед, освоила его, пару раз навернувшись, и гоняла под моим надзором по Звёздному городку. Впереди неслось треньканье звонка, если кто-то не уступал дорогу, грозилась наехать. А когда попадался спуск, поднимала ножки с педалей и смело катила вниз, набирая скорость с воплем торжества. Я, наверно, так не орал от восторга после приземления из космоса, как она, разогнавшись с горки. Совсем мало надо ребёнку для счастья!

Двадцать шестого мая в субботу и вправду удалось выбраться домой не поздно, как обещал Ксюше и Алле. Причина уважительная: вечером в программе телепередач значился финал сезона КВН. Подобные развлечения советское телевидение редко дарило своим зрителям, каждое было событием, улицы пустели, соседи битком набивались в квартиры к счастливчикам, имевшим телевизоры, около каждого ящика образовывался мини-кинозал. Естественно, что-то трущили и запивали. Либо выпивали и закусывали — в зависимости от контингента зрителей. Жили тогда дружно, общались много, не забиваясь по собственным норам у экранов индивидуальных телеков или перед чёрными зеркалами интернет-гаджетов.

Члены отряда космонавтов были несколько богаче среднестатистического обитателя Москвы и Подмосковья, с походами в гости тоже частили, но не на телевизор, им обзавелись все. Мужчины кучковались ради футбола, жены поддерживали. Тогда не случалось конфликтов, что по одному каналу транслируют матч «Спартак» (Москва) — «Динамо» (Тбилиси), и одновременно по другому идёт слезливый сериал вроде «Дикой розы». Каналов мало, передач тоже, оттого голубой экран какое-то время сплачивал, а не разобщал.

В полученной четырёхкомнатной квартире мы сделали ремонт, приобрели мебель, телевизор тоже новый, покупки субсидировало Отечество из специального правительственного фонда. Я не хотел выбирать комбайн, сочетающий функции телевизора с проигрывателем, комнат четыре, радиола сверкала полированной крышкой отдельно, а ещё был относительно небольшой радиоприёмник на кухне.

Престижный по тем временам «Рубин-102» стоил в магазине четыреста пятьдесят послереформенных рублей, то есть четыре с половиной тысячи старыми, поэтому считался предметом роскоши. Он находился у нас в столовой на высокой тумбе под привезённой мамой кружевной салфеткой, поднимаемой, лишь когда включался, а окно за ним было задёрнуто модной занавеской из ГДРовского дедерона. Почему-то считалось, что от дневного света экран портится, и без того крохотный ресурс кинескопа снижается. Если сядет, нужно звонить тестю в Оренбург, тот — каким-то хитрым друзьям в Москве, чтоб добыть по блату новый. Как вариант, я мог выкрутить трубку и везти в ателье, её реставрировали, возвращая яркость и контрастность картинки. Учитывая, что значительную часть суток передающие антенны вместо телепередач гнали тестовую таблицу для настройки и пронзительно пищащий тоновый звуковой сигнал, работал «Рубин» мало, хоть ежедневно, кинескопа должно было хватить более чем на год, хлопоты с заменой ждали в будущем, так что я немного забежал вперёд.

И уж точно мы не экономили на редких интересных передачах, разбавляющих репортажи о битвах за урожай, стройках, плавках, на закуску — о происках иностранных империалистов.

В «Телевизионных новостях» диктор голосом без эмоций повторил сообщение о главном событии: вчерашнем внеочередном Пленуме ЦК КПСС, освободившем Хрущёва от обязанностей Первого секретаря и Премьера в связи с выходом на пенсию и назначении на эти должности соответственно Шелепина и Косыгина, затем перешёл к текучке.

В любой стране со свободными или хотя бы полусвободными СМИ полная смена власти в государстве муссировалась бы очень долго, перетирались слухи, что, на самом-то деле, привело к внезапной отставке кукурузного вождя. Но в нашей это обсуждалось только в частном порядке, мы с Королёвым около двух часов провели у Келдыша в Академии наук, определялись, как строить отношения с новым главнокомандованием СССР, на какие гражданские и военные программы делать акцент. Мстислав Всеволодович Келдыш старался относиться к Хрущёву непредвзято, но академика бесила его непоследовательность, зависимость от эмоциональных всплесков. Человек аналитического и математического ума, он никогда не мог просчитать, что тот товарищ выкинет в следующий момент, работать было трудно. Многие светила Академии наук СССР надеялись, что при Шелепине и Косыгине уйдут в прошлое хотя бы самые неприятные проявления хрущёвского волюнтаризма.

Дома я сказал себе: хватит, выкинь даже рабочие мысли из головы, ты пришёл со службы. Алла при поддержке тёщи сварганила ужин. Это тебе не заказать доставку из ресторана, простояла два или три часа у плиты, параллельно бегая к сыну и приглядывая за дочкой. Сын задремал в кроватке, а мы вчетвером расселись за большим круглым столом. Я совсем не возражал против присутствия Гульнары, приезжала она редко, помогала много и ко мне относилась прекрасно — грех жаловаться.

Как раз закончились новости, на экране показались два неуклюжих анимационных человечка, и телевизор пропел: «Берите в руки карандаш, мы начинаем вечер наш, мы ждём вас, друзья! Пусть кому-то повезёт, а кому-то нет…»

К микрофону подплыла Наталья Фатеева, совсем тогда молодая, как мы с Аллой, и объявила об участвующих командах. КВН, телевизионная молодёжная викторина, весьма отличался от возобновлённого в годы «перестройки», когда упор стал делаться на юмор, и зрители хохотали навзрыд. И уж совсем ничего общего с жалким зрелищем начала двадцатых годов, в котором потуги на шутки остались, но юмор иссяк.

— Знаешь, как наши дамы называют Фатееву? — спросила Алла, подкладывая мне гарнир к антрекоту — картофельное пюре и салат из тёртой свёклы с грецким орехом. — Не иначе как «ведьмой». Ненавидят, когда мужья сидят перед телевизором, пуская слюни.

Жгучая молодая брюнетка из Харькова действительно смотрелась эффектно, да и в более зрелые годы тоже. Очень интеллигентная, мужчины, обсуждая её, не опускались до примитивно-гадкого «я бы вдул», впрочем, мне приходилось вращаться в приличной среде, из моих знакомых подобную пошлость мог бросить разве что бывший Первый секретарь.

— А что ты ждешь? Над ней час или два трудились перед тем, как выпустить под камеры. Мужик такой смотрит, пивко потягивает, а потом оборачивается к благоверной, расплывшейся после родов, в несвежем халате, бигуди в голове.

— Уж не меня имеешь в виду? — с наигранной ревностью спросила Алла. Тёща шумно кашлянула и поддержала дочь суровой мимикой, сама как раз навивалась на бигуди.

Ксюша, перемазанная кашей с мясным пюре, переводила взгляд с меня на маму, затем на бабушку и обратно. Не понимала, что происходит. Родители ссорятся? Тогда самое время зареветь в голос, переключив внимание на себя, чтоб папа и мама наперебой бросились успокаивать, пока не разбудила Андрюшу.

— Никому не передашь мои слова? Ты — единственная из жён космонавтов, способная конкурировать с Фатеевой. После двух родов вон какая стройная — свадебное платье пятьдесят седьмого года будет впору. Короткие волосы тебе идут, бигуди не нужны. И вообще: женщина-мечта.

— Я правда тебе нравлюсь до сих пор?

Наклонился к её уху, чтоб Гульнара не слышала.

— Докажу, когда уложим детей на ночь.

— А не станешь про себя воображать, что ты в постели с Фатеевой, а не со мной?

Тут уж я не выдержал, заржал. Налил себе, ей и её маме по глотку «Киндзмараули», выпили.

— Пусть мужчины Фатеевой воображают, что они с тобой, — тоже шёпотом.

Комплимент зашёл в наилучшем виде, правда, моя благоверная стимулировала меня необычно. В награду сообщила сплетню.

— Ваш Боря Егоров, из нового набора, врач. И жена у него тоже врач.

— Конечно, знаю его.

— Он жутко по Фатеевой сохнет! Говорят — до ссор в семье.

Ужасная вещь — бабьи сплетни. Но порой полезная. Нужно уточнить, что у Егоровых творится, космонавт не имеет права идти в полёт, если дома развал и скребут кошки на душе.

Тем временем в КВН начались очередные викторины, две студенческие команды пытались отвечать на каверзные вопросы. Чувствовалась непосредственность всех участников, наивность, естественность. Непроизвольно достигался эффект, о котором потом будут мечтать создатели риалити-шоу, когда зритель верит происходящему на экране.

Ксюха наверняка не понимала процентов девяносто увиденного и услышанного, но чётко улавливала наши эмоции. Когда в телепередаче происходило нечто занимательное, и мы с Аллой оживлялись, радостно хлопала в ладошки, затихая только после «Андрюшку разбудишь!»

Было весело и вкусно. Жена оказалась примерной ученицей тёщи, в чём-то и превзошла, обмениваясь опытом с другими жёнами военных. Главное, ни в Оренбурге, ни в Луостари, ни в Москве и в Подмосковье не испытывала проблем с продуктами, в их семье папа, мой тесть, исправно работал скатертью-самобранкой, на Севере магазин с народным названием «Промежность» (да, фу-фу, но из песни слов не выкинешь), снабжался вполне достойно. О Москве и говорить нечего. К тому же не иссякал поток из Гжатска. Папа и мама получили пропуска в менее режимную часть городка и постоянно таскали что-то со своего подворья. В плане продовольственной программы в нашей отдельно взятой семье уже был построен коммунизм намного раньше обещанного Хрущёвым.

Пока убирались со стола, я мыл посуду, тёща собирала стирку, Алла возилась с Ксюшей, пересидевшей, ей давно пора спать, телевизор продолжал бубнить. Начался итоговый выпуск новостей перед окончанием трансляции, вот тогда диктор и вбросил ту самую новость о торговце Родиной: советскими пограничниками в районе Астрахани задержан ответственный сотрудник оборонного научно-исследовательского института, пытавшийся бежать из СССР с тем, чтобы продать военные секреты разведке империалистической державы.

Военных НИИ у нас пруд пруди. Но что-то ёкнуло внутри: случившееся с огромной степенью вероятности касается космоса и меня лично.

Сделал вид, что ничего не произошло. Спать разошлись как обычно, и воскресенье прошло рядовым образом.

Оказалось, интуиция не подвела. В понедельник во второй половине дня большую группу ответственных товарищей вызвали на площадь Дзержинского, все хорошо известные мне лица: Королёв, Келдыш, Янгель, Каманин, Глушко и другие командиры в космической сфере, что само по себе примечательно. Оторвать столько крайне занятых людей от дел возможно только по очень торжественной или экстраординарной причине. И это не приём делегации ГДР или Югославии, не увильнёшь, я приехал ровно в назначенное время.

В зале коллегии уже присутствовал Шелепин. Он, бывший вождь ВЛКСМ и экс-председатель КГБ, потащил по своим стопам Владимира Семичастного, тоже бывшего главного комсомольца, доверенное лицо. Надо полагать, сегодня сдал Семичастному дела, в том числе самое свежее, о котором телевидение сообщило в субботу. Естественно, по ящику было без подробностей.

Если кто недоумевал, почему телевизионщики получили отмашку столь быстро дать информацию в эфир, сомнения рассеялись, когда Семичастный, с лёгкой руки Шелепина председательствовавший, раскрыл фамилию арестанта.

— Младший сын Никиты Сергеевича Хрущёва Глеб Хрущёв вступил по своей инициативе в контакты с представителями разведки США, действовавшими в Москве под дипломатическим прикрытием. Он обещал раскрыть важнейшие секреты ракетно-космических программ и разработок в области баллистических ракет с ядерными боеголовками в обмен на помощь в бегстве в США, но попал в поле зрения сотрудников Второго главного управления КГБ СССР. Готовилась операция по захвату предателя, а также разоблачения агентов ЦРУ с целью их высылки из нашей страны. Неожиданное для Глеба Хрущёва смещение его отца вынудило поменять планы, он оставался на подозрении как организатор покушения на Юрия Гагарина и справедливо опасался неприятностей, более не прикрытый протекцией со стороны Премьера.

Я поймал на себе укоризненный взгляд Королёва. Главный конструктор без слов спросил: по чьей протекции Глеба перевели в ОКБ-1, не помнишь? Да, чёрт его побери, по моей, но на тот момент это было единственно правильным решением.

— Сотрудники КГБ проследили перемещение Хрущёва-младшего до Астрахани, — продолжил Семичастный, и я отметил, что он избегает слов «наши сотрудники», поскольку тогда не командовал Комитетом. То есть не присваивает чужих заслуг, и это хорошо. — В ночной темноте его посадили на моторную лодку и перевезли на судно под флагом Ирана, подошедшее вплотную к территориальным водам СССР. Во взаимодействии с пограничниками оперативники обеспечили задержание судна под предлогом нарушения морской границы Советского Союза. Все, бывшие на борту кроме Хрущёва, — подданные Ирана, проамериканского марионеточного режима Пехлеви. Уже сознались, американцы никак не комментируют. Их дипломаты не замараны, у нас нет прямых доказательств, кроме слов иранских моряков, а слова к делу не пришьёшь.

Да, КГБ уже не тот, как скажут через шестьдесят лет: КВН уже не тот. Прежние комитетчики, не моргнув глазом, пришивали что угодно к кому или к чему угодно. Шелепин изрядно проредил орлят с замашками НКВДшных времён, но, судя по парочке, взявшейся за мою ликвидацию взамен на благоволение со стороны семьи Хрущёвых, там ещё полоть и полоть.

— Владимир Ефимович, позвольте вопрос! — поднялся Каманин по окончании доклада. — Изменник непременно должен был разгласить хотя бы часть секретов. Показать товар лицом, чтоб заинтересовать покупателя. Что теперь знает враг?

— К сожалению, здесь мы в состоянии опираться исключительно на его показания, — признал Семичастный. — Предатель не заинтересован, чтоб в материалах дела фигурировал значительный объём информации, отягощая вину. Хотя содеянное и так тянет на статью 64 Уголовного кодекса РСФСР.

То есть — измена Родине. Глеба, вероятнее всего, расстреляют.

— Что он признал? — не унимался Каманин.

— Передал противнику, что в Советском Союзе утверждена и принята к реализации собственная лунная программа. Перечислил всех руководителей космических и особенно военно-космических проектов, охарактеризовал каждого. То есть в ЦРУ знают товарищей Королёва, Глушко и Янгеля. Предполагаю, что как только просочатся сведения о приговоре Глеба Хрущёва к исключительной мере наказания и приведении приговора в исполнение, американские СМИ получат эти сведения. Пока что ЦРУшники воздерживаются, чтоб не навредить своему завербованному агенту, пусть провалившемуся.

А чем это навредит Королёву и Янгелю? Или мне? Я подумал, что ничем. Программа «Аполло» форсирована и ранее, без опасений конкуренции с нашей стороны. На мой взгляд, факт пилотируемой высадки на Луну без предварительной миссии в беспилотном режиме — верх безрассудства. Их счастье, что с «Аполло-11» не случилось как с «Аполло-13», и не на пути к Луне, а со спускаемым аппаратом уже на поверхности.

Дальше совещание перетекло в рутинное русло, обсуждались меры секретности и безопасности, расширения штата Девятого управления КГБ с тем, чтобы его сотрудники занимались также охраной главных фигур в космической сфере.

— Можем прекратить эксплуатацию Гагарина на агитационных мероприятиях? — замолвил словечко Королёв.

— Нет, — отрезал Шелепин. — Усилим меры безопасности, но его встречи с населением, журналистами и гостями страны необходимы. Гагарин — наш символ, наш голубь мира. Он себе не принадлежит.

Я сделал вид, что соглашаюсь с фараоном-рабовладельцем, и покорно кивнул. Спасибо, что на зарубежных поездках поставлен крест. Вот Луны достигнем, тогда…

Самое интересное, конечно, прозвучало мимоходом. Семичастный озвучил проверку контактов братьев Хрущёвых в связи с формированием какого-то особо секретного конструкторского бюро, причём не в Москве и в области, а также не на «Южмаше» в Днепропетровске, где-то за Уралом, чтоб больше никаких побегов, никаких утечек информации. Единственное, что мы узнали, это про перевод туда нескольких ведущих инженеров от Глушко, причём сам он явно был поставлен перед фактом и не прятал крайнего раздражения.

Валентин Петрович пробурчал, когда по окончании шли к лестнице:

— Кому-то волюнтаризм Хрущёва не нравился. А это, что ли, не волюнтаризм⁈

Я воздержался от реплик. На стоянке сел в машину Королёва.

— Сергей Павлович, мне это нужно знать? Или меньше знаешь — крепче спишь?

Случилось невероятное, Главный отправил покурить своего водителя, хоть в «чайке» имелось стекло, отделяющее пассажиров от переднего сиденья.

— Глушко настаивает на создании нового поколения особо мощных двигателей на гидразиновом токсичном топливе — гептиле. Да, ракеты могут храниться заправленными долго. Но зачем? Разработки Янгеля и мои решили проблему: азотная кислота в качестве окислителя вместо сжиженного кислорода. Штаты и Европа теперь под прицелом, Юра. А пуск перспективной тяжёлой ракеты будет готовиться неделями, это нормально.

Он о чём-то недоговаривал.

— Согласен. Значит, это будет новое секретное КБ по разработке особо мощного ЖРД керосин-кислород? То, чего больше не хочет Глушко. Но зачем такая секретность, беспрецедентная даже по советским меркам?

Королёв вздохнул. И без того широкая грудь, казалось, сейчас разойдётся как меха аккордеона и оторвёт пуговицы на пиджаке, но он заранее его расстегнул.

— Вот ты, наверно, думаешь, мы здорово американцев опередили. У нас четверо побывали на орбите, у них два суборбитальных. Верно! Но не нужно обольщаться. В целом за океаном культура производства выше. Денег неизмеримо больше. Образованных людей хватает, лабораторий тоже. То, что Советскому Союзу удалось локально вырваться вперёд, означает лишь одно: мы раньше бросили усилия на один участок. Удержаться сложно.

— И в чём они дышат нам в затылок? Либо готовы обойти на повороте?

— В проектировании тяжёлой ракеты-носителя, многократно превосходящей «Восток» по массе, выводимой на низкую опорную орбиту. А как Кеннеди объявил лунную программу, эта ракета будет использована для доставки астронавтов на Луну. По однопусковой схеме, с Земли — и туда.

Да, знаменитая «Сатурн-5» Вернера фон Брауна, феноменальная для своего времени, причём технология создания и чертежи частью утеряны. Тяга каждого двигателя F-1– более шестисот тонно-сил у земли! Когда придёт время конструировать SLS для возвращения на Луну, американцы не обнаружат технической документации и будут воссоздавать эти движки, обмеряя сохранившиеся экземпляры техники от отменённого запуска «Аполло-19».

Это я всё знал, только не мог поделиться информацией с Королёвым, зато он получил и озвучил такие невероятные сведения, что мне, считавшему себя едва ли не всеведущим, осталось только отвесить челюсть.

— А вот теперь, Юрий, самая секретная часть. Даже Хрущёв не знал. Шелепин придержал информацию до его отставки. По ночам не болтаешь, жена не услышит?

— Сплю как убитый, набегавшись по вашим поручениям.

— Ну, смотри. С нашей разведкой в США связался один из ведущих разработчиков двигателя лунной ракеты. Передал чертежи, протоколы огневых испытаний. Пока двигатель несовершенен, не доведён до ума. Не гасятся колебания, возникающие от неравномерности сгорания топлива, но источник уверяет: в ближайший год проблема будет решена. Как именно — он расскажет в подробностях.

Разумеется, Королёв не назвал фамилию добровольного информатора. Возможно, сам её не знал. А я предположил, это мог быть Борис Кит, белорус, родившийся в Санкт-Петербурге до Первой мировой и переехавший на родину предков, во время Второй мировой сбежавший на запад, опасаясь обвинений в сотрудничестве с оккупантами на территории Белоруссии. Я писал о нём статью в восемнадцатом году, когда учёный умер в возрасте ста семи лет. Ста семи! Кит сыграл ключевую роль в обеспечении процессов в камере сгорания F-1, разработал топливную смесь, керосин — не однородное вещество, а сложный микс углеводородов. По информированности не уступал фон Брауну. Но, не исключаю, и не он. В послевоенное время в США было столько симпатизирующих коммунистам и желающих помочь СССР нормализовать отношения между великими державами, что, говорят, у советской разведки не было отбоя от американских граждан, желавших сотрудничать. Отсюда маккартизм и «охота на ведьм», коммунизм какое-то время был весьма популярен в «главном оплоте демократии». Правда, популярность улетучилась, когда прилунился «Аполло-11». Американское правительство, истратив десятки миллиардов долларов, сумело убедить избирателей, что Штаты впереди планеты всей, в том числе — благодаря избранной государственной системе. А мы продули и в девяносто первом пожали плоды проигрыша.

— Вот как, Сергей Павлович. Рискну предположить, что двигатель для лунной гросс-ракеты жидкостный и кислородно-керосиновый, поэтому у Глушко отобрали лучших по этой тематике. А на «Южмаше» пусть продолжают работать с несимметричным диметилгидразином… Умно! Кто придумал эту рокировку?

— Келдыш. Но мы вынуждены действовать сверхосторожно. Американцы не должны пронюхать, что их документация попадает в Москву. Наше специальное КБ воспроизведёт их двигатель и продолжит работу параллельно.

— Только мы будем знать об их успехах и находках, а они о наших — вряд ли.

— Очень надеюсь! — пробормотал Королёв с обычным своим скепсисом. — Мы убедились, что медлить нельзя. Пока американцы отполируют F-1 и ракету с этими двигателями, в один год не верю никак, мы обязаны научиться собирать на орбите лунный корабль, используя «семёрку». Жутко нерациональный, неизящный вариант, поспешный. Только чтобы первыми отметиться на Луне. А дальше будем летать на тяжёлой ракете. Знаешь, что обидно?

— Многое. Но что вы конкретно имеете в виду?

— Придётся зарубить наши наработки по тяжёлой ракете и начинать заново — под двигатель, сделанный на основе американского. Так что, Юра, пока готовим экипажи под многопусковую схему, ровно так, как ты мне рисовал при нашем знакомстве… Пророк! Следующие поколения космонавтов полетят уже на большом многоместном корабле.

Я постарался спрятать улыбку, вылезая из «чайки». Мертворождённая Н-1 теперь не появится на свет, сожравшая столько сил, денег, нервов. А также драгоценного таланта Сергея Павловича. Пусть ему немного осталось, успеет главное — малый лунный корабль.

А ещё очень хорошо, что в Звездном никто не должен узнать раньше времени о советском аналоге «Сатурна». Иначе домашнего продолжения разговоров не миновать, Алла не отстанет: не ты ли собираешься на ней лететь.

Интересно, когда Ксюша подрастёт, тоже будет доставучая?

И лишь с большим запозданием в голове оформился самый главный вопрос: поступала ли в СССР развединформация об американском ракетном двигателе в покинутой мной реальности, если да, то почему F-1 не воссоздан на советской базе, «Протон», Н-1 и «Энергия» оснащались совершенно иными.

Похоже, я всё же не в своём прошлом, а в параллельном мире, в мелочах отличающемся. И хоть в нём трудно, опасно, здесь лишён некоторых преимуществ цивилизации, доступных в постсоветской России, мне этот мир нравится!