Последний полет Гагарина

Глава 9

9

Отпуск провели на Смоленщине. Я уговорил охрану «девятки» на время оставить меня в покое и охранять издали. В общем, в Гжатск поехали на «волге», вторая «волга» маячила в зеркале заднего вида. Алла получила-таки водительские права, но за руль сесть не решалась, пока в салоне дети, пасла их на заднем сиденье. Прожорливой птичкой управлял сам, чувствуя некоторую растренированность, привык полагаться на служебный транспорт с водителем.

Ксюша впервые попала в деревню, для неё лошадь, корова и коза были столь же экзотичны, как космическая ракета. С животными ладила плохо, лезла к ним играться, но собаки на неё лаяли, коты шипели и сбегали, козы пытались боднуть. Что поделаешь, типично городской ребёнок.

Оставляя детей на бабушку, отправились впятером по грибы — мы с Аллой, оба брата и сестра. Вся родня с необычайной готовностью бросала дела, брали отгулы на работе из-за нашего приезда, приятно, но слегка неудобняк. Гэбисты, предупреждённые заранее, тоже старательно изображали грибников, держась на удалении.

Улов был хорош, по мнению Бори. Мы с Аллой переглянулись, понимая друг друга без слов. Собирали только белые и подосиновики, за три часа наполнили лишь по половине корзины, слёзы по сравнению с Севером, там бы успели дважды смотаться в сопки и обратно, навьюченные как пара верблюдов.

Зато здесь присутствовал спортивный интерес.

Сложили добычу в багажник, предварительно достав оттуда припасы. Костёр, котелок, в кипящую воду полетело мясо. Затем картошка, лаврушка, горошины перца, ещё какие-то приправы. Алла занималась готовкой и дома, ничего особенного. Но в ароматном хвойном лесу на поляне, с черничником в подлеске, под журчание речки, текущей рядом, под небом, украшенном кучевыми облаками, это было совсем иное дело, чем под крышей квартиры. Освобождённый от каких-либо полезных обязанностей, я просто растянулся на покрывале, закинув руки за голову. Как же хорошо…

Борька опустился на корточки рядом.

— Нравится? Что же не приезжаешь чаще?

— Жизнь такая. Сам знаешь, даже с родителями Аллы познакомил вас только через два с половиной года после свадьбы.

Он украдкой глянул, убедившись, что она не слышит.

— Мы так удивились! Ты взахлёб рассказывал о Валентине! Вдруг и девушка другая, и ты…

— Тоже другой? — я ступил на тонкий лёд, ощутив, что прелесть летнего дня улетучилась. — Наверно, другой. Авиация, космос. Ответственность. Чёртова всенародная популярность, надоевшая до бениной матери. Боря, учти, ты столько не пережил и, конечно, изменился меньше по сравнению с тем Борькой, которого помню до отъезда в Саратов. Повзрослел, да. Признай, внутри мы те же пацаны, что прятались от немцев в землянке.

Он вздрогнул. Больше всего не хотелось, чтоб мрачное воспоминание он попытался перебить радужными «а помнишь» из более светлой поры. Я поднялся и шагнул к Алле, делая вид, что спешу на помощь.

Нельзя расслабляться! Никогда. Я воспринимаю их как родню, но ничто меня не убережёт от разоблачения, если хоть что-то потребуется вспомнить из тех времён, когда необходимо знать подробности жизни настоящего Гагарина до авиаучилища.

Для себя сделал выводы и отмалчивался в бане с отцом и братьями, в остальное время старался постоянно находиться ближе к Алле. С ней проще, все воспоминания с ней — общие, реальные, ничего не нужно выдумывать.

Алла заходила в парную с мамой и моей сестрой во вторую очередь, когда пар ослаб. Мы же оттягивались на максималках.

Частный дом, выделенный родне сразу после первого космического полёта, бани не имел. Батька мобилизовал обоих пацанов, её отстроили из толстого соснового кругляка, позволив себе некоторый шик, и баня вышла на славу, здоровенная, вполовину деревенской избы-пятистенки по площади. В ней была парная, моечная и общая комната со столом, скамьями и вешалками для одежды.

Сам процесс подготовки к банному таинству, для многих горожан забытый или вообще чуждый, представлял целый ритуал. Растапливалась печь, причём топка выходила в моечную. Над печью находилась здоровая бочка литров на двести, наполняемая из шланга, вода в ней нагревалась почти до кипения, вторая бочка хранила холодную воду.

Старший брат наполнял ушат, бросал в него веники, непременно берёзовые для мужчин и нежные дубовые для женщин, оставлял в парной, они мокли несколько часов. По стенкам висели пучки ароматных трав. Когда температура поднималась, Валентин брал луковицы, шинковал их на тонкие дольки и раскладывал по полкам. В первый заход в парную аж глаза резало от лукового духа, но он очень быстро иссякал, а брат убеждал, что это народное средство, очень полезное для профилактики простуды. Поскольку Алла находилась далеко, апеллировать к её медицинским знаниям я не мог и мужественно терпел.

Первый раз просто сидели, тихо переговариваясь. Батя затем предлагал: поддадим? И, не дожидаясь ответа, брал воду из бадейки деревянной кружкой, кидал на раскалённые камни, она шипела, голову и плечи окатывало жаром. От пара и воды брёвна на стенах и доски полок скоро потемнеют, но пока они были свежими и светлыми, хранили особый аромат, а в первой комнате сосна ещё сочилась живицей.

В первый заход не трогали веники, держались, сколько мочи хватало. Когда «поддача» отца делала пребывание невыносимым, мы соскакивали вниз и шуровали к двери, сверху неслось отцовское «слабаки», он выходил лишь через пару минут в триумфе от победы.

Никакого душа эта баня не знала, каждый выливал на себя бадейку воды, она комнатной температуры, но по контрасту казалась ледяной. Я воображал, что вода шипит на теле, словно попав на раскалённый докрасна металл, тем более все мы были раскрасневшиеся.

Пили кваску, отдыхали — и снова в пекло. С третьего раза взялись за веники. Я на правах дорогого гостя только подставлял спину, Валик стегал меня с двух рук, приговаривая: «проси пощады».

И только после этого налегали на еду. Картошка с салом, луком и чесноком, капуста из бочки, пиво «Жигулёвское» из трёхлитровых банок… Жизнь удалась!

Отдохнули прекрасно, перезарядились, Алла и дети тоже были счастливы. Я прикопил некоторый запас прочности, сразу же потребовавшийся после отпуска.

Возвращение в Москву повлекло стрессы — на Совете главных конструкторов. Собрались в Академии наук, Келдыш, председательствовавший на заседании, дал сначала выговориться корабелам, чтоб потом не слышать стандартные упрёки, что ракетчикам уделено избыточное внимание.

Мы сидели рядом с Королёвым. Я протоколировал.

— Юра! Смотри на Валентина Петровича. Что с ним случилось?

Он был прав, Глушко прямо-таки светился.

— Понятия не имею. Похоже, его распирает. Надеюсь, Мстислав Всеволодович даст ему слово, узнаем.

Келдыш первым кивнул Королёву. Тому было чем отчитаться: продолжается подготовка к старту с посадкой корабля на Луну в беспилотном режиме, а также пилотируемые полёты обновлённого двухместного космического корабля «Восход», рассчитанного на сложные маневры на орбите и выход человека в космос. Ожидаемо, никаких сюрпризов. А вот Глушко явно рассчитывал произвести впечатление.

— С использованием некоторых наработок по РД-700 наших коллег, на «Южмаше» в инициативном порядке из сэкономленных материалов собран особо мощный жидкостный ракетный двигатель с гептиловым топливом. Как вы знаете, его применение вместе с тетраоксидом диазота в качестве окислителя значительно выгоднее энергетически. Не нужны криогенные технологии, установка проще, двигатель выдержан в тех же габаритах и тяжелее всего на одиннадцать процентов, чем РД-700, зато разовьёт в вакууме до тысячи тонн тяги!

— В теории? — уточнил Келдыш.

— В теории, — подтвердил Глушко, ничуть не смутившись. — Мы провели огневые испытания не на полной мощности. Главное в возможности гасить автоколебания в диапазоне от пятнадцати до тридцати герц. Наши учёные давно оставили опыты с керосиновыми смесями и сосредоточили усилия на высококипящем топливе, процессы сгорания изучены. Если получим минимальное дополнительное финансирование в пределах двухсот миллионов рублей, мы выведем РД-1000, таково внутризаводское обозначение агрегата, на полную тягу к Новому году, к эксплуатационному состоянию в шестьдесят четвёртом! Товарищи, мы вышли на прямой и довольно близкий путь к отечественной сверхтяжёлой ракете. Но это ещё не всё. Мы проанализировали проекты ОКБ-1 и остановленную разработку ОКБ-52 — ракету УР-500. Расчёты показывают, что конструкция товарища Королёва с шаровыми ёмкостями — не самое рациональное решение. Выпускаемые на «Южмаше» баллистические ракеты, как и временно отложенная УР-500, а также американские наработки по программе «Аполло», рассчитаны на цилиндрические ёмкости, одновременно сопряжённые конструктивно с корпусом ракеты.

— Не совсем так, — прошептал Королёв, но я внимательно слушал Глушко.

— Даже двухступенчатая ракета с одиночным двигателем РД-1000 и уменьшенным на второй ступени обеспечивает вывод полезной нагрузки более десяти тонн на низкую орбиту. Она обойдётся гораздо дешевле и в НИОКР, и в отдельных пусках, чем любые другие тяжёлые, разрабатываемые и в СССР, и в США.

— Тысяча тонн — теоретический предел для одиночного двигателя? — уточнил Келдыш. — Тогда для грузоподъёмности на уровне остановленной Н-1 потребуется батарея двигателей.

— Конечно, — снисходительно улыбнулся Валентин Петрович. — Но давайте подумаем, сколько же хватит тяги и грузоподъёмности. При проектировании Н-1 заложены какие-то фантастические цифры. Вот теперь мы слышим от Сергея Павловича, сколько реально должен весить одноместный аппарат, предназначенный для посадки на Луну и взлёта с неё. Изделие ОКБ-1 гораздо легче, чем американский монстр «Аполлон», и по сравнению с умозрительным кораблём из ваших прошлых выкладок — тоже.

— Не путайте нас, Валентин, — влез Королёв. — Одноместный и наилегчайший корабль рассчитан на многопусковую схему с использованием проверенной ракеты «Восход». Тяжёлый — для освоения Луны, вывода на орбиту долговременной космической станции, отправки станции к Марсу и Венере.

И вот тут случилось.

— А насколько вообще необходимо ждать, пока с подачи ОКБ-1 отработаются все крайне сложные технические элементы полёта? Включая беспилотную стыковку и заправку из танкера? Даже самые поверхностные прикидки показывают, что ракета с РД-1000 за один раз доставит лёгкий лунный корабль к цели быстрее, главное — дешевле, чем система Королёва с несколькими пусками.

Я закусил губу и приказал себе внешне оставаться спокойным, хоть, возможно, стоило уже включить режим паники. Похоже, начнётся то, что казалось уже похороненным — одновременное развитие двух программ при более чем ограниченных ресурсах. Как результат, раньше полёта «Аполло-11» не вызреет ни одна.

— Позвольте? — я поднялся. — У нас имеется два комплекта. Разработки ОКБ-1 уже воплощены в металле, идут лётные испытания и всесторонние тесты. В течение ближайших месяцев мы испытаем систему мягкой посадки на Луну и выход в космос с перемещением космонавта из одного корабля в другой. Причём обе этих технологии необходимы, даже если корабль полетит на гидразиновом топливе. Второй комплект представлен лишь макетом двигателя, поверим Валентину Петровичу, что полученные им данные истинные и проверенные. Товарищи! Ничуть не сомневаюсь, что тяжёлая ракета нужна. Но её ожидание способно сорвать посадку на Луну первыми.

— Хорошо! — неожиданно легко согласился Глушко. — Беспилотная посадка на Луну, стыковка, переход космонавтов через открытый космос, эти эксперименты, безусловно, полезны. Но, по моему мнению, финансовые вливания в мощный керосиново-кислородный двигатель, как и тяжёлую ракету с такими двигателями и шаровыми ёмкостями, никакой пользы не принесут. Юрий Алексеевич! Прошу вас о беспристрастности. Вы сказали: «мы испытаем», то есть подчёркиваете свою принадлежность к объединению товарища Королёва?

О, это личное. Припомню. Не сразу, но огребёшь ответку. Я мстительный.

— Да, мы испытаем лунный корабль. И мы испытаем РД-1000. На этом месте я говорю за всю советскую науку. Прошу обойтись без намёков.

Он ухмыльнулся. Невидимая, но массивная корона, уже, наверно, упиравшаяся в потолок или даже проткнувшая перекрытие, ничуть не покачнулась.

— То-то же. Я полагаю, надо составить итоговый документ заседания Совета для передачи рекомендаций правительству.

Келдыш не подвёл.

— Всё это… чрезвычайно занимательно. Но какие-то долговременные выводы мы сможем сделать, только получив расчётную мощность от РД-1000. Керосин-кислородные развивают полную тягу, вопрос только в гашении автоколебаний, он постепенно решается. Позвольте мне высказать предложение обоим конструкторским бюро: представьте всю подготовленную документацию по двум тяжёлым ракетам — на керосине и диметилгидразине. Сравним проекты и решим, какое направление порекомендуем для выделения фондов. Валентин Петрович! Я подумаю, как обосновать выделение вам дополнительных двухсот миллионов. Юрий Алексеевич, заканчивайте протокол и давайте на подпись сопредседателям.

Что же, бумага всё стерпит. Настораживает слишком уж круглая и довольно крупная сумма, наверняка она эмоциональная. Технико-экономическое обоснование расходов Келдыш будет изучать с привередливостью старой еврейки-бухгалтерши. Лишнего Глушко не получит.

А ведь он во многом прав… И в излишней моей преданности Сергею Павловичу тоже, ведь должен болеть за всю советскую космонавтику в целом, невзирая на личности и тот бесспорный факт, что Королёв мне намного ближе и симпатичнее, чем Глушко.

Сергей Павлович был мрачен, с силой дёрнул себя за воротник, распуская галстук. Верхняя пуговица сорочки оторвалась и закатилась под его «чайку».

Я дождался, когда участники Совета рассядутся по своим тачкам и начнут разъезжаться. Королёв не спешил и нервно курил.

— Война… Почему я не подумал раньше? Ведь был же сигнал!

— Не томите.

— Глушко вытащил из ссылки Челомея. Он же не осуждён, его вывезли по устному приказу Хрущёва, утратившему силу после смещения. На вторых ролях на «Южмаше» так не развернётся, как в собственном ОКБ в Реутове, подчинённом Днепропетровску. Но позиции Валентина усилит. С РД-1000, если тот не наврал, а он может, Глушко превращается в серьёзного конкурента и точно не пожелает остаться в своей нише исключительно военных баллистических ракет.

— А их методы, вплоть до физического устранения…

— Тебя? Не бойся. Без Глеба и его всемогущего папочки они вряд ли рискнут.

Если я и боялся, то только за общее дело. Эх, если бы водородный двигатель на вторую ступень тяжёлой ракеты… Но про них никто и слушать не хотел, аргумент находился один и тот же: безопасность. Ракета «Восток» и «Восход» из семейства семёрки постоянно мерцает в мареве, этот эффект привносит испаряющийся кислород. Представив, что вместо керосина водород, и его облака перемешиваются с кислородными, составляя гремучую смесь, готовую рвануть от мельчайшей искры, от уроненного на бетон гаечного ключа, например, захочется бежать от стартового стола, сверкая пятками. Что говорит послезнание? Много чем заправляли ракеты, даже метаном, он вроде бы присутствует на Марсе, технологичен и не токсичен, но… Это в будущем актуально. Пока мало кто задумывается об экологии, а также о жизни солдат, на чей период службы выпадет перезаправка баллистической ракеты ядовитым топливом.

— Странно, Сергей Павлович, что никто не ввернул про ЯРД. Гидразиновая ракета да ядерный выхлоп…

— И не надо американам по нам стрелять. Сами потравимся.

Не прощаясь, Королёв плюхнулся на сиденье и зло хлопнул дверцей. Сегодняшнее заседание он засчитал себе в поражение, а терпеть проигрыши не любил и не умел. Хорошо хоть не поставил в упрёк, что я примирительно блеял «и нашим, и вашим», а не бросился на защиту ракеты «Союз».

Я сел в свою служебную. Как бы ни сложились дальнейшие отношения, на мне ещё висит подготовка космонавтов. Если ещё добавятся носители с «Южмаша», а Глушко запросто получит поддержку военных, и они начнут осаждать Президиум со своей стороны, количество пусков возрастёт, нужны экипажи. Поэтому вчерашний вечерний звонок о задержании двух кандидатов на полёты в космос пришёлся более чем некстати.

В обед я был на месте, туда же приехал Каманин — чернее тучи.

— Полюбуйтесь, Юрий Алексеевич! Их отдала комендатура. Оказали сопротивление патрулю на станции Чкаловская, находились в нетрезвом состоянии.

Теперь оба вполне протрезвели, смотрели угрюмо и затравлено. Понимали, что ничего хорошего им не светит.

— Что Одинцов решил с этими двумя героями?

— Ничего. Михаил Петрович только назначен вместо Карпова, не вполне освоился. Просил нас с вами высказаться. Что Титов куролесил — понятно, головокружение от свалившейся славы, исправился. Но эти двое? Куда вас понесло — в военной форме!

Парочка нарушителей стояла навытяжку перед столом в форме буквы Т в кабинете начальника ЦПК. Пока Одинцов, хозяин кабинета, решал какие-то вопросы, генерал занял начальственное место, я пристроился рядом. Поскольку вопрос «куда вас понесло» относится к разряду риторических, позволил себе уточняющие.

— Начнём с начала: по какому поводу пьянка. Аникеев?

— Товарища провожали — из ВВС Северного флота. Наш с вами коллега, Юрий Алексеевич.

— Иван, только не нужно приплетать солидарность северных лётчиков. Да, я тоже служил на Кольском полуострове. Но меня хоть раз уличили в появлении в нетрезвом виде? Филатьев, где и сколько выпили?

— В станционном буфете. Там водка на разлив, всего-то по сто грамм на каждого, воробьиный чих! Мы же не думали, что будем выпивать, форму не сняли. Неожиданно вышло.

— Того лётчика замели в комендатуру?

— Нет, успел на поезд, — заверил Аникеев. — А к нам подошёл патруль. Мы нормальные были, предъявили удостоверения. Но старлей с танкистскими значками унюхал запах. Завидно ему, что — космонавты, а он…

— Причём вы сами напирали, что космонавты, а тот — червь, по земле ползающий, — Каманин или догадался, или больше меня знал.

Аникеев держался ровно, Филатьев понурил голову. Значит, генерал попал в точку. Я бы на месте танкиста тоже взъярился бы. Поэтому не стал выгораживать, а решил прижать:

— Так, парочка смельчаков. Если Николай Петрович позволит, у меня есть предложение. Ищите старшего лейтенанта где хотите, извиняйтесь, пусть заявит, что сгоряча немного сгустил краски и не имеет претензий. Я буду ходатайствовать перед Одинцовым ограничиться взысканием, а не представлять на отчисление из отряда космонавтов.

Апелляция к Каманину прозрачная: Одинцов в его подчинении, если генерал сию секунду меня поддержит, начальник ЦПК никуда не денется — одобрит.

Филатьев округлил глаза, видимо, не верил, что дойдёт до изгнания из космонавтики. Ранее из отряда исключали по здоровью. Были случаи нарушения режима, но фактически это тоже по здоровью, употребляющий спиртное и пропускавший тренировки не в состоянии находиться в нужной форме. Вижу, парень готов перед тем танкистом на колени пасть, протягивая ящик водки в знак осознания и искупления, лишь бы не губить карьеру. Аникеев отказался наотрез.

— Майор! Ваше мнение по обоим? — спросил генерал.

Ох-хо-хо… Словно опять в Чкаловском училище, там я помкомвзвода, здесь практически в той же ипостаси под Одинцовым, а скорее под Каманиным, нужно решать судьбу неплохих, в общем-то, парней, а ещё думать об остальных…

— Представление на отчисление. В назидание другим. Более лёгкие дисциплинарные наказания в отряде применялись, но, видимо, не принесли желанного успеха.

Каманин кивнул.

— Аникеев! Филатьев! Ожидайте приказ. Свободны. Юрий Алексеевич, задержитесь.

Я, уже поднявшийся, послушно вернулся на место.

— Что-то ещё случилось, Николай Петрович?

— Пока ты ехал из Москвы, звонил Королёв. Не знаю, что там у вас произошло, но он настаивает, чтоб первый пилотируемый полёт «Восхода» сразу сопровождался выходом в открытый космос и переходом в другой пристыкованный корабль. Даже если запуск «Восхода» с людьми придётся отложить недели на три.

Эта новость была ещё тревожнее. Наверняка Главный перед звонком Каманину успел посоветоваться с Келдышем, один такую инициативу бы не проявил, потому что пилотируемый пуск согласовывается, образуется Госкомиссия, в общем, запускается долгая бюрократическая фигня.

Я без утайки рассказал Каманину о главных перипетиях на Совете главных конструкторов. Генерал — военный до мозга костей. Из тех, кто, сняв дома форму, обнаруживает лампасы прямо на коже ног, он даже в домашней ванне и в постели остаётся генералом. Кому как не ему интересно испытание тяжёлого носителя, выводящего на орбиту большую и долговременную военную станцию. Но Каманин прекрасно понимает и политическую важность первенствовать на Луне.

— Королёв хочет рискнуть. Как тогда, в шестьдесят первом, помнишь? Он настаивал отправить Титова на трое суток, я упёрся: только через мой труп. И кто оказался прав?

— Вы, Николай Петрович. Никто не мог знать, что у Титова индивидуальная непереносимость пребывания в невесомости. Её никак не могли выявить во время полётов на Ту-104.

— Именно! Планировали так: пилотируемый полёт «Восхода» с двумя космонавтами, отработка всех его основных систем, второй пилотируемый полёт, один космонавт покидает корабль через шлюз и несколько минут проводит в открытом космосе. И только на третьем — стыковка и пересадка! На каждом этапе нас ждут неожиданности, непредсказуемые до старта. То, что предложил Сергей Павлович, утраивает вероятность проблем.

— У нас ещё пуск «Луны-4».

— Да. Но там испытывается далеко не всё, что нужно в пилотируемом. Наконец, Аникеев был вторым дублёром Беляева. Какие замены?

— Последний вопрос немного проще, чем предыдущий. Первый дублёр у него Нелюбов, ставим первым номером. Заодно очередной рекорд: никто ещё не летал в космос дважды.

— Дублёр?

— Предлагаю себя. До возобновления занятий в академии месяц. Подтяну форму в наилучшем виде, мне полезно. И с Феоктистовым хорошо сработаемся, если выпадет лететь.

Костя Феоктистов был уникум — первый инженер-технарь из ОКБ-1 в отряде космонавтов, а не лётчик, вообще гражданское лицо. И, умереть — не встать, не член КПСС! Даже не мозг, просто беспартийный, как его пропустили — настоящее чудо из чудес. Личный протеже Королёва, наверно — поэтому. Не люблю пристроенных по блату, Константин — счастливое исключение.

Не меньше я удивлялся, что среди нас служит Боря Волынов, классный парень, с таким хоть в разведку идти, хоть в контрразведку. Но маму зовут Евгения Израилевна, её сестру, тётку космонавта, Ревекка Израилевна. А ведь состав первого набора лично отслеживал сам Хрущёв, юдофоб хуже некуда, наверно, ему специально подсунули неполные или слегка изменённые данные Бори, указав в национальности русский, по отцу. И в космос не пустили в числе первых, если бы самый главный начальник узнал про космического еврея, мало бы никому не показалось.

Приступив к усиленным тренировкам, я мало уделял внимания технике, её и так знал лучше автомата Калашникова, больше волновало — прослышит ли Алла, что муж снова намылился в космос, хоть шанс невелик, у нас ни разу не меняли первый номер на дублёра непосредственно перед стартом.

Здоровье не подвело. А вот техника очень даже.

Мои наработки по размещению заказов в ГДР, Венгрии и ЧССР использовались очень в малой степени, разбившись о сопротивление Государственного комитета Совета Министров СССР по электронной технике. Понятно, что развитие своего — весьма важная штука, полагаться на импорт — впадать в зависимость от импорта. Но в желании выиграть лунную гонку мы бы пошли даже на зависимость от чёрта-дьявола, или, что ещё хуже, Соединённых Штатов.

1 сентября, к отправке детей в школу, прозвучало сообщение ТАСС о выводе на околоземную орбиту станции «Луна-4» для последующего полёта к спутнику Земли. Через сутки с небольшим «Луна-4» состыковалась в телеуправляемом режиме с аппаратом «Космос», на самом деле — с космическим танкером для дозаправки керосином и окислителем. Если обычные граждане, ждавшие от звёздных новостей обязательно звёздных же триумфов, ничего особенно не испытали, мы, причастные к организации этой экспедиции, летали на седьмом небе от восторга. Первая в мире стыковка в беспилотном режиме, на радиоуправлении с земли! Первая в мире заправка на орбите!

Но её не хватило. Наши конструкторы постоянно не вписывались в ограничения по массе. Сложнейшую операцию, при которой грозили катастрофой даже крохотные задержки прохождения и обработки сигнала, операторы повторили вновь — на пределе человеческих возможностей, с мокрыми потными рубашками, прилипающими к стулу. Так что даже этот полёт вышел трёхпусковым, ради чего Королёв выбил разрешение использовать ещё одну ракету седьмой серии. Общая масса станции в момент выхода на селеноцентрическую орбиту и до отделения лунного корабля составила порядка полутора десятков тонн.

«Луна-4» перезапустила двигатель и двинулась к цели. Произвела коррекцию траектории и стала на расчётную селеноцентрическую орбиту, обогнув спутник Земли. По команде из ЦУП отделился спускаемый аппарат с поэтическим названием ЛК-1, то есть лунный-корабль-один, и направился к поверхности, сущая кроха рядом с будущим лунным модулем «Аполло». А затем и случился главный сбой, с «Луной-4» пропала всякая связь. Та часть станции, что крутилась на орбите, называемая ЛОК-1, лунный-орбитальный-корабль-один, замолчала как кирпич. Она же ретранслировала в ЦУП сигналы с ЛК-1, точнее — прекратила ретранслировать.

Королёв будто ещё ниже и квадратнее стал, опустив голову в плечи. Да, мы добились отправки к Луне перезаправленного корабля. Да, спускаемый аппарат достиг поверхности, но как⁈ По идее, наземный оператор должен был видеть переданное камерой ЛК-1 изображение в момент снижения, у него имелась возможность подкорректировать место посадки в небольших пределах. Стрёмно, конечно, из-за задержки прохождения сигнала и видеоинформация, и команды запаздывают… Но хрен с ними, с опозданиями, по сравнению с положением, когда связи нет вообще!

В ЛК-1 имелась автоматика, попросту — торчащий между опорами датчик на длинном штыре, в любом случае она дала бы «полный газ» для ТДУ, чтоб замедлить вертикальную скорость и обеспечить мягкую посадку, если внизу ровно. Если попали на склон цирка — аппарат опрокинется. Что там произошло в действительности, не знал никто, оптика на Земле не позволяет разглядеть столь мелкий объект на лунной поверхности.

Команда на запуск ступени, поднимаемой на орбиту Луны, предусматривалась только по команде из ЦУП. Естественно, не прошла. Что самое поразительное, на третьем витке ЛОК-1 вроде бы принял сигнал на запуск двигателя и сошёл с круговой орбиты, устремившись к Земле, сам он ничего не передавал. Пролетел мимо, изменив траекторию под действием земной гравитации, и отправился в вечное плавание по Солнечной системе.

Иными словами, у Луны ракетная техника сработала штатно, электроника систем связи и телеуправления — из категории «надёжнее по батарее перестукиваться». ТАСС, не смущаясь, обрадовал слушателей сообщением об удачной мягкой посадке на Луну, правда, программа выполнена не полностью из-за сбоя связи.

Королёв и Келдыш требовали крови председателя Госкомитета по электронной технике и скальпы ответственных лиц, курировавших космические заказы. Обвинённый во всех грехах председатель того ведомства на заседании правительства развёл руками: требуемое ракетчиками оборудование выходит далеко за пределы современных возможностей науки и техники. Косыгин спросил, очень мягко интонируя: когда же эти возможности будут достигнуты, на что электронщик заверил, что обязательно — скоро-скоро, уже вот-вот, почти-почти. Когда именно? Примерно к семидесятому году. Или чуть позже.

Никогда ещё лунная программа СССР не была столь близка к срыву, как в сентябре шестьдесят третьего года.