12
Счастливый билет на корабль «Восход-3» выиграли два Бориса — Волынов и Егоров. Королёв, провожая нас на Байконур во Внуково, спросил:
— Что говорит твоя знаменитая чуйка?
— По этому поводу изволит умалчивать. Думаю, норму неудач мы исчерпали.
Главный уцепился:
— «По этому поводу…» Значит ли это, цыганка ты наша в майорских погонах, картишки всё же раскинул? Дальняя дорога, казённый дом…
— Больничка.
— Юра, сейчас ударю. Что за больничка?
— Вы. У вас рак или что-то столь же серьёзное. Надо обследоваться и лечиться.
Он с досады треснул рукой в перчатке по крыше «чайки», внутри испуганно обернулся его шофёр.
— Некогда! Сам знаешь!
— Сам знаю, что ваше место займёт Мишин. Мужик хороший, но не вы. Не тот авторитет, не те связи. Да элементарно — конструкторские таланты и умение управлять людьми просто ниже. Вы загубите не только себя, но и хороший такой кусок пилотируемой космонавтики.
— Справятся… Глушко только рад будет.
— Рад возможности залить планету токсичным гептилом. Почему в США кислород-керосин? Корабли улетают, а люди остаются дышать на земле.
— Ты же сам поддержал «Протон»! — взвился Королёв.
— Не упрекайте меня в том, чего не совершал, реальных грехов хватает. Я только подписал протокол Совета главных конструкторов, где большинство утвердило его концепцию, а не вашу. Если РД-700 сибиряки доведут до ума, что мешает построить первые две ступени с этим керосиновым движком, а конструкцию отработать на «Протоне»? Украинский двигатель поспевает раньше, факт.
— Их только пусти в огород, Юра. Думаешь, в правительстве сильно озаботятся, сколько отравы проливается или испаряется в безлюдной казахской степи? А вот что экземпляр РД-700 обойдётся дороже, чем РД-1000 с куда большей тягой, ухватятся сразу. Э-эх… Ну, лети.
Я последним поднялся по трапу. Одинцов не собирался в Казахстан, отправив меня, тем более, говорят, он скоро оставит пост, не исключено, его должность предложат мне. Откажусь, начальник Центра подготовки не имеет права быть одновременно космонавтом, проходящим эту подготовку.
Что любопытно, оба Бориса особые, один «неправильного национального происхождения» по матери, правда, при Шелепине чистопородность человека уже не столь важна, не бык-осеменитель. Егоров — вообще не космонавт, формально не зачислен в отряд, с нами тренировался на «общественных началах», такой же протеже Королёва как Феоктистов. В самолёте сел рядом с ним.
— Мандражишь?
— Скажешь тоже. Думаешь — в самолёте не летал?
— Ага. Шутишь, значит не всё потеряно. Помни, по важности задания ты — главный. За болты-гайки отвечает Волынов.
— Не считая того, что я обучен провести всю работу за него, если Боря объявит забастовку.
— Или отрубится от неучтённых факторов.
Впервые в истории этого мира корабль уходил не просто от Земли — от хранящего жизнь на планете магнитного поля, миллионы лет уберегавшего от космической гадости. Лунные станции, в том числе «Луна-4», ничего страшного не намеряли. Не растеряли здоровье и астронавты, летавшие в моей прошлой реальности. Полёты не пришлись на пики солнечной активности, о чём, видимо, думал и Егоров, глядя на солнце через иллюминатор — оно светило слева и впереди.
— Если вспышка, сыграем в ящик оба. Но всё равно, от полёта не откажусь. Он тоже.
Повышение солнечной активности прогнозируется заранее, потому что оно циклическое и подчинено каким-то закономерностям. В ближайшие двенадцать дней не должно случиться. Но это не точно.
Когда говорил Королёву, что мы исчерпали лимит невезения, имел в виду вот что. Потеряли всего один танкер, это был третий пуск, отказала система ориентации, он гордо проплыл мимо собираемого на орбите конструктора в паре километров. Да-да, моя любимая электроника на лампах и нескольких транзисторах. Что интересно, подаренный в Европе японский приёмник работал исправно, правда, не подвергаясь вибрациям и ускорению в двенадцать «жэ». Сейчас мы потратим шестую ракету «Восход» на одну и ту же миссию, вдвое превысив сумму затрат, запрошенную Валентином Глушко на его эпохальный движок, и раз в сто больше, чем необходимо, чтоб кардинально улучшить жизнь рабочих в Новочеркасске. А это только промежуточный полёт. До высадки планируется ещё минимум два. Но и так — очень здорово, только февраль шестьдесят четвёртого на дворе, у американцев даже «Сатурн-5» не готов, летал только прототип «Сатурн-1», всего раз на околоземную орбиту, «Рейнджер-6» тупо врезался в Луну, не включив телекамеры, призванные передать изображения поверхности, а у нас — пилотируемый облёт Луны! Правда, пока только в планах. Посадка ожидается к двадцатилетию Победы в Великой Отечественной войне, то есть к маю шестьдесят пятого, время пока есть, но его мало.
А теперь о грустном, то, о чём не расскажет ТАСС. Мы израсходовали ракету и танкер, которые предназначались на полёт к Луне. Ещё одна ракета «Восход» с лунным кораблём под обтекателем осталась на стартовом столе, и из неё придется выгружать топливо. Дополнительное дублирование систем связи и управления утяжелило лунное оборудование, осчастливив дополнительным расходом топлива при уходе с орбиты Земли и разгоне, расчеты показали: без ещё одной дозаправки у Луны назад не вернуться.
Итого: вывод на низкую орбиту самой большой из возможных третьей ступени ракеты «Восход», дозаправка её тремя танкерами, стыковка с ней двухместного корабля «Восход», стыковка со всей сборкой лунного посадочного аппарата, запасная «канистра» на селеноцентрической орбите, итого семь пусков! По единственной причине так много, так нерационально и так дорого, хоть и дешевле, чем проект «Аполло»: у нас только одна надёжно летающая ракета — королёвская «семёрка», не давшая ни одного сбоя чисто ракетного оборудования после шестидесятого года, но всего лишь средненькая по грузоподъёмности.
Поскольку заправленная третья ступень с довольно развитым блоком управления обладала возможностью ориентации и перезапуска двигателя, она могла кружиться на низкой опорной довольно долго, недели две, люди отправлялись к ней, когда первоначальные этапы закончились благополучно. Стыковка с ЛК тоже не обещала сложностей, поскольку могла осуществляться вручную, неудача означала только недостижение цели, но не гибель экипажа. А вот стыковка с «канистрой» на орбите Луны — совершенно критический момент. Без дозаправки «Восход» не пройдёт точку на обратном пути, где уравновешивается лунное и земное притяжение, не устремится к Земле, люди погибнут после исчерпания запасов воздуха, воды и пищи.
Смертью космонавта грозит любой сбой в работе спускаемого на Луну аппарата и возвращаемой ступени. Любые наземные тесты не показательны, потому что невозможно имитировать условия нашего естественного спутника. Первый корабль утерян из-за потери связи, второй даже не поднимется в космос.
Но мы спешим. Нам не разрешено отложить старт Волынова и Егорова, потому что на март запланирован визит президента США Линдона Джонсона в Москву, первый такой вояж американского лидера после приезда Рузвельта в Ялту. Естественно, Шелепин желает иметь на столе неоспоримое доказательство советского превосходства, если не мягкую посадку на Луну и фотосессию с борта ЛК, то хотя бы пилотируемый облёт.
Соответственно, программа для Волынова и Егорова урезана уже в процессе исполнения, парни об этом знают, но не расстроены сильно, избавившись от опасного задания найти и заарканить танкер на лунной орбите. Правда, это теперь придётся сделать другим.
— Что тащишь контрабандой? — спросил Егорова. — Фото семьи взял?
— Сына. Маленькую, три на четыре. С Элеонорой развожусь. Не подали на развод раньше только потому, что боялись, ты скажешь: аморал, разрушитель советской семьи, изменил жене — изменишь и Отечеству.
— Изменил с Фатеевой⁈
— И ты туда же. Как вы надоели со своими подколками, кобели! Я даже не знаком с ней. Она для меня… муза. Как Дульсинея для Дон Кихота. Дама сердца, а не мишень для обладания!
— Ещё добавь: тебе не понять высоких чувств, чурбан-солдафон!
Он вскинул брови, потом хохотнул, безответный Ромео. Я понимаю, школьник запросто расстегнёт штаны и погрузится в мечтания, глядя на фотку очаровательной кинозвезды, но Боря — взрослый и зрелый мужик. К тому же — врач, а у врачей немного иной взгляд на мир, его очень хорошо иллюстрируют типовые медицинские шутки чёрного юмора вроде «Доктор, будем лечить или пусть живёт?» Или: «Вскрытие показало, что причиной смерти явилось вскрытие». Людей, не вхожих в их сообщество, подобные остроты порой шокируют, но Алла, общаясь с подружками, с теми, что завидовали нашему знакомству с Утёсовым, задорно смеялась от шуточек врачебного сорта. Не пытались манерно говорить «хо-хо» круглым ротиком, говорят, так меньше образуется морщин.
— Фатеевой тоже фото взял?
— Конечно! Если удастся её всё же встретить — буду звезда, лётчик-космонавт, Герой Советского Союза… наверное.
— Нет. Не будешь! — он обиженно воззрился, и я уточнил: — Разговор идёт о присвоении звания «врач-космонавт» подобно статусу «инженер-космонавт» у Феоктистова. Если не напортачишь в космосе.
Он вздохнул, но потом вернулся к прожектам.
— Встречу её и подарю вырезку из газеты, где она в роли ведущей КВН, красивая такая, скажу: ваше лицо облетело вокруг Луны.
— Неправильный ты ухажёр, Боря. Раньше надо было спросить, вдруг ей это фото не нравится? Подобрала бы сама, цветное. Да ради такого дела… Я бы сам для тебя попросил. Гагарину не откажет. В фотографии.
Нет, не нужно ставить сей прецедент на поток, иначе в следующий раз полетит фото жены Шелепина, групповое фото Президиума ЦК КПСС, Устав КПСС, затем полное собрание сочинений Ленина из зала заседаний Президиума, а оно тяжёлое, и придётся снова вносить весовые коррективы, выбрасывать «ненужное» оборудование.
— Ты прав. Я не подумал. Теперь поздно что-то менять, — согласился Борис, приняв моё ехидство за чистую монету.
Я не спросил про контрабанду. Фото Аллы с Ксюшей, облетевшее Землю внутри удостоверения, пересняли и опубликовали многие газеты, благодаря прессе оно облетело планету вторично. Но вот происхождение зайца, которым доча размахивала, сидя у папы на руках во Внуково, ровно как и некрасивая история, когда я справлялся об этом зайце, едва вынырнув из сна в присутствии верхушки Свердловского обкома КПСС, не стали достоянием гласности. В отряде космонавтов, конечно, все знали. Какие-то граммы чего-то очень личного дозволялось брать, но вошло в хулиганскую традицию протащить на борт корабля ещё какую-то мелочь, что весьма сложно — космонавт обряжается в бельё и термокомбинезон под скафандр под строгим надзором полудюжины сотрудников. Как удавалось? Раскрою секрет: Титов и все последующие отдавали на время облачения контрабанду мне, и после мочеиспускания на колесо автобуса до подъёма в лифте (а подглядывать за отливающим нехорошо) космический путешественник пихал этот сувенир во внешний карман скафа. Только Ира не отметилась у колеса, она же женщина, и как-то сама решила вопрос, прокатив по небесам крохотную куколку. Боря не вручил мне ничего по своей инициативе, и ладно, пусть с ним летит Фатеева — на фото и в сердце.
На Байконуре я львиную долю времени уделил стройкам — расширению сборочного производства ракет-носителей, испытательному стенду для силовой установки с тягой шесть тысяч тонно-сил, а также двум ещё только заложенным стартовым площадкам под «Протоны», что вытянет из бюджета более миллиарда рублей. Расточительно? В Гжатске большинство улиц не знает ни асфальта, ни даже булыжника, большинство советских людей всё ещё бегает во двор на очко, многодетные семьи вместе с бабушками и дедушками ютятся в паре комнат, спят на койках в три яруса, а мы с лёгкой душой пуляем в космос сотни миллионов, другие сотни заливаем в бетон. Аллу недавно на улице остановили какие-то тётки, возмущались: шапка у неё оленья, шуба из песца, фотографии в журналах, почему они, простые советские бабы, такого не могут себе позволить, если не вышли замуж за космонавта? Супруга едва вырвалась. Открыла дверь «волги», только когда убедилась, что завистницы исчезли и не видят машину. Им невдомёк, что шуба и шапка ещё из северных покупок, Алла вполне могла себе позволить и шубу, и шапку, и пимы на денежное довольствие военфельдшера, других расходов там мало. Ну да, катается на «волге» с коробкой-автомат и мотором от «чайки», слышал, такие машины поставили на поток малой серией. Но я добился всего сам, подменив настоящего Гагарина в начале его пути и унаследовав лишь здоровье, малый рост да «правильное» происхождение. Алла прошла со мной муки Севера, мытарства переезда в Москву, страх, что осталась вдовой, когда «Восток-1» утянуло за Урал, сейчас живёт в тревожном ожидании, вдруг космос снова призовёт мужа.
Вот тесть получил всякие плюшки на халяву. В конце прошлого года там, в Оренбурге, произошли какие-то некрасивые разборки, Марата тоже дёргали и таскали в ОБХСС, но в итоге оставили в покое, недостаточно нашалил, чтоб сажать отца супруги первого космонавта. Вместо этого сдвинули в бок от торгового греха, назначили (формально — избрали) главой профсоюзов области. Теперь через его руки проходят путёвки во всякие Сочи-Евпатории и множество других благ, распределяемых через ВЦСПС, оборотистый жук не пропадёт.
Его бы сюда, в степь, где носятся ветра и иногда воняет гидразином.
Здесь постепенно строился городок для работников, обслуживающих космодром и производство, появились элементарные удобства, например, можно было спокойно звонить домой, не забывая, конечно, что у товарища майора (не меня) где-то крутятся бобины магнитофона. Я прикидывал поясную разницу во времени и набирал супругу по вечерам. В Казахстане уже в полную силу властвовала ночь.
— Нет, дорогая. Честное слово — не лечу. Не дублёр и даже не запасной состав, — «Лечу в космос» говорить запрещено, как и упоминать фамилии. — Кто? Ну, спроси у своих девочек. У вас же между собой тайн нет. Что? Нет, не особая секретность, обычная. Да, скоро вернусь, но не назову точно день, потому что это как раз будет день отъезда у… В общем, у наших знакомых. Нет, твой муж не вредный, а дисциплинированный. Да! Поцелуй Ксюшу и Андрюшу, скажи — папа скоро вернётся.
Врал только об одном. Я единственный знаю о работе экипажа в этой миссии столько же, сколько Егоров и Волынов. Если не больше. При весьма маловероятной, но всё же теоретически возможной ситуации, когда отпадёт командир, его дублёр и запасной дублёр, я надену скафандр, мой всегда со мной в Байконуре, и сяду в лифт, ведущий к приключению или к смерти, раз запуск нельзя отменять накануне визита Джонсона. И будь что будет.
Ну а так вернусь в Москву и буду присутствовать в ЦУП, затем снова помчусь в Казахстан или дальше на восток СССР встречать экипаж, принимая космонавтов из рук спасателей, гонять Ил-18 или Ил-14 ради таких дел — сущая мелочь по сравнению с ценой орбитальных пусков. Наши люди в булочную на такси не ездят? Нет, летают на четырёхмоторном авиалайнере. Космическая рутина, если всё идёт благополучно, или чистый адреналин, если наоборот.
В этот раз, как говорил один курсант-белорус в Оренбурге, «пашчасцiла». Кроме мелких неисправностей, не повлекших последствий, ничего не произошло.
Я снова летел с дабл-Борей, на этот раз — в Москву, нас сопровождали журналисты. Оба космонавта отсели в салоне Ил-18 подальше друг от друга, чтоб каждая порция репортёров не мешала другой, засыпая покорителя космоса вопросами, как сказал видный блондин из их газетной братии: за двенадцать дней локоть к локтю в крохотном шарике надоели один одному. Ничего подобного, возразила дама из «Известий», вот только приедут домой, так соберутся вместе, чтоб обменяться сплетнями без записи на плёночку.
Герои дня балагурили в тон сотрудникам СМИ, всячески демонстрируя прекрасное самочувствие и настроение: полёт долгий, а за пределами земной орбиты, в глубоком космосе, вообще уникальный. О недомоганиях Титова слышали многие, хоть это не афишировалось. Волынов с Егоровым очередной раз доказали — невесомость и другие факторы вне земной колыбели вполне переносимы. Чем собственные недуги, которых не было, обоих куда больше интересовала победа советской хоккейной сборной на олимпийском турнире в Инсбруке, он получил статус мирового. Наши там в четвёртый раз завоевали звание чемпионов мира, натянув абсолютно всех соперников — тема для разговоров не хуже лунного вояжа. А на «Восходе», к сожалению, не было телевизора, чтоб болеть за Фирсова, Старшинова, Майорова, Рагулина… Какие люди, какие легендарные фамилии!
Я же, отключившись от их беседы, прокручивал детали подготовки к встрече, сделал всё от меня зависящее и даже подготовил один сюрприз. Шелепин расстарался ещё больше, стремясь затмить Хрущёва, при прошлом Первом секретаре советский человек только прикоснулся к космосу, сейчас «по взрослому» слетал к Луне. Мне грех жаловаться на Никиту Сергеевича, не считая попытки убийства, конечно, но это было потом. Кроме машины и квартиры, пятнадцати тысяч новыми единовременного пособия и множества разного, а также дома для родителей, партия и правительство выделили комплект экипировки для отца и матери. Много всего, чтобы родня героя выглядела достойно, там были костюмы, галстуки, сорочки, обувь, головные уборы, носовые платки, женские платья, чулки, платки тёплые, пальто летнее и зимнее для обоих…
Это прибавило мне проблем в общении с семьями других космонавтов. Тот же Нелюбов, совершивший героический переход без системы поддержки дыхания и очищения воздуха в скафандре из одного корабля в другой, получил намного меньше льгот и иных материальных благ с двух полётов, чем я за единственный виток вокруг Земли, разве что Дважды Герой Советского Союза. В лицо нам с Аллой ничего не говорили, но многие считали несправедливым, его Зина оставалась ровной и радушной, и всё же что-то такое проскакивало. Понял я это задним числом.
Сели как обычно во Внуково, аэропорт в Шереметьево тоже считался международным, но строения там были жиже и не соответствовали пафосности встречи.
Теперь уже я задерживался в салоне, лишь статист, пока «настоящие герои» топают по ковровой дорожке прямиком в объятия Первого секретаря.
— Юрий Алексеевич, зачем вам полевой бинокль? — спросила та же журналистка, что иронизировала на тему «встретятся и посплетничают».
— Страдайте, что у вас нет. Жду одного события…
— Дадите посмотреть?
— Ни за что.
Она не смирилась и, нарушая протокол, стала в проёме двери над трапом, её попытался оттеснить член экипажа самолёта, не полагается, мол, ждите приглашения, и не добился успеха.
Ровно как при моей встрече, когда Хрущёв вставлял мне фитиль, мол, смотрю в бок во время тисканий с ним, Егорова моментально увело вправо, едва его отпустил Шелепин. О, наивный чукотский юноша, неужели он подумал, что Наталья Фатеева затесалась среди встречающих случайно! Теле- и кинозвезда, она долго возражала, отнекивалась репетициями и съёмками, пока её начальство и в театре, и в кино не получило волшебный пендель из Отдела культуры ЦК КПСС, съёмки и репетиции отменились как по волшебству. Вряд ли знала, что приглашена в аэропорт ради конкретного космолётчика. Егоров метнулся к ней, нечто вытащил из-за пазухи (я точно знаю — всего лишь газетный обрывок), показал, та расцвела, на секунду сделалась ниже ростом, очевидно — исполнила книксен.
Всё, Боря, я что мог — то мог. Дальше сам охмуряй, разводись, женись, твои проблемы.
А журналисточка так и не поняла, что произошло. Я не стал её просвещать, у Егорова и вроде у Фатеевой не расторгнуты предыдущие браки. Не нужно спешить оглашать подробности и компрометировать их, всяк знает: русо космотуристо облик морале.
Героя-врача отцепили от дамы, потому что далее два Бориса поехали на открытых «чайках» по Ленинскому, помахивая ладошками, моя служебная «волга» ползла следом, с обычным железным верхом и включённой печкой, очень подходяще, тогда как на героев покорения Луны обильно падал февральский снег. Погода тому виной или пресыщение космическими сенсациями, больше ни один кортеж не собирал столь огромной ликующей толпы, как в день моего приезда четырнадцатого апреля шестьдесят первого года. Боюсь, что даже прогулка по Луне не принесёт никому из нас подобной славы.
Именно ей, а не профессиональным заслугам, я был обязан приглашением с женой на приём в Кремль по случаю визита президента Джонсона. Американец встречался с Шелепиным наедине, то есть исключительно в присутствии переводчиков и тайных микрофонов КГБ, далее в расширенном составе с участием дипломатов и других полезных лиц, отдельные полчаса высокие стороны уделили освоению космоса, и к самым высокопоставленным персонам планеты отправились мы с Каманиным.
Я уже знал, что переговоры по Вьетнаму провалились, стороны остались сугубо при своём мнении, что поставило крест и на перспективе разрядки, она бы началась лет на десять раньше, и на любых совместных проектах в звёздном небе. Линдон Джонсон сиял казённой улыбкой, стараясь находиться в полоборота к объективам, чтоб его оттопыренное правое ухо не слишком бросалось в глаза. По слухам — редкий бабник, грубоватая техасская деревенщина. А я видел, глядя на него, сожженные напалмом вьетнамские деревеньки, трупы детей, съёжившихся от огня до объёма игрушечных кукол, тысячи гектар тропического леса, лишённого листвы из-за полива дефолиантами, младенцев, рождённых без ручек или без ножек, потому что их родители надышались американской химией. Улыбался гаду фирменной гагаринской «все тридцать два», а руки чесались съездить ему по харе, такой же самодовольной, как у застреленного предшественника.
Шелепин, что неприятно, слегка напомнил Хрущёва. Несравнимо более интеллигентный, чем кукурузник, новый Первый секретарь не мог скрыть, как его распирает от гордости из-за опережения в лунной гонке. Хотелось шепнуть ему: Александр Николаевич, гонка не закончена и не выиграна, семипусковая схема сложна и не отлажена, а по тяжёлому ракетоносителю мы идём ноздря в ноздрю только потому, что подмыли американские разработки, рано хвастаться. Но я мог сказать ему неприятную правду лишь мысленно, он, естественно, не слышал, особенно когда дарил Джонсону маленький флажок СССР, побывавший на селеноцентрической орбите.
Предложение объединить усилия в организации посадки на Луну советская сторона отвергла: мы продвинулись намного дальше.
— В будущем, господин президент, когда мы создадим постоянную станцию на лунной поверхности и начнём полёты на трёх- или даже четырёхместных кораблях, советское правительство обязательно пригласит американского астронавта в экипаж.
— Благодарю за предложение, господин Первый секретарь, — ответил Джонсон, стремясь сохранить невозмутимое выражение физиономии и сделать вид, будто не понял, что унижен и высмеян.
Все наши лихие словесные выпады не стоили и ломаного гроша рядом с фактом, что, отвергая американское участие, мы оставались на весьма низком уровне в плане электроники. NASA намеревалось оснастить корабль «Аполло» продвинутым для своего времени бортовым компьютером, на советском сленге — БЦВМ, чего на «Восходах» и близко нет. Военные и КГБ зарубили практически все мои инициативы подключить к космическим программам СССР электронщиков ЧССР и ГДР. Автоматическую линию по изготовлению кремниевых полупроводников в Японии купили, но работает из рук вон плохо. Если брать по критериям для оборонных нужд, выбраковывается не менее девяносто четырёх процентов транзисторов.
Привлечение иностранцев грозит раскрытием военных тайн, убедили Шелепина. Американцы узнают коды систем управления и перехватят контроль над советской космической техникой, такая вот страшилка, и визит Джонсона ничего позитивного не принёс. Все его попытки выяснить какие-то частности у нашего вождя разбивались о его КГБшную закалку.
— Мистер президент, поверьте, обо всём этом лучше общаться специалистам. Однажды мне доложили о неудачном пуске экспериментальной ракеты, я спрашиваю: в чём дело? Мне в ответ: «вышла из синхронизма сельсинная передача вращения от гироинтеграторов к фотодатчикам». С трудом выучил, не понимая смысла. Могу поискать этого генерала, пусть переведёт с ракетного на человеческий язык.
Естественно, никаких встреч между нашими и их специалистами не произошло. Зато Алла покрутилась в высшем обществе среди дипломатов и получила удовольствие. Ну, хоть что-то удалось. Да, она — стопроцентная провинциалка, вырвавшаяся в Москву и проникшая в высшее её общество, но горячо любимая, потому заранее прощаю её мелкие слабости и немелкие претензии.
После всех мероприятий и неизбежного расслабления в связи с праздником восьмого марта я насел на Королёва, прессуя его по поводу обследования и лечения. Главный отмахивался от моих приставаний, он как раз сосредоточился на самом массовом в истории выпуске космических ракет. Нам нужды два рейса на лунную орбиту минимум, и оба с посадкой ЛК, причём один раз взлетающая ступень должна увезти образцы лунного грунта, а значит надо доставить на поверхность буровую установку, и лишь потом высаживать человека. По семь пусков на каждый полёт, двадцать одна ракета, ну, минус одна, неиспользованная в полёте Волынова-Егорова. Но это только при условии, что ни одной не потеряем. Абсолютно не реально! А уж как расточительно, впору вспоминать хрущёвский лозунг «догнать и перегнать Америку», по затратам — мы могём и уже подошли близко.
Ещё он опасался, что при таком темпе производства пострадает качество. Я сопровождал Сергея Павловича в полёте на Байконур — обследовать обновлённый сборочный цех рядом с предназначенным для тяжёлых ракет. Главный нашёл массу недостатков, в том числе из-за отношения, якобы «семёрки» уходят в прошлое, будущее за монстрами Глушко-Челомея, раздал массу нагоняев.
В воздухе, когда летели назад, Сергей Павлович буркнул:
— Юра, порой я тебя ненавижу.
— Я тоже. Себя, не вас. Что на этот раз случилось?
— Зачем ты уболтал меня показаться врачам? Жил себе, что-то заболит, отдохну, и прошло. Не мешало работать.
Я подобрался как перед прыжком.
— И что они обнаружили?
— Букет всяких диагнозов. Скорее мусорный веник, джентльменский набор дряхлого пенсионера, представляешь? Атеросклеротический ардиосклероз, склероз мозговых артерий, эмфизема лёгких и нарушение обмена веществ. Главный цветочек букета вырос в заднице, в прямой кишке выперло злокачественное образование, попросту — рак. Сидел себе, горя не знал. А теперь знаю — сижу на собственной смерти. Благодаря тебе.
— Словно я вам вырастил эту опухоль. Операбельна?
— Да. Уже назначили. Но я, чёрт бы тебя побрал, выйду из строя недели на две.
— На месяц. Кроме госпитализации ещё реабилитационный период.
— Ты ещё Шелепину с Келдышем разболтай. Чтоб меня насильно держали месяц. Предатель.
И столько боли было в этом слове «предатель»… Главный говорил то ли в шутку, то ли всерьёз, наверно — вперемешку. Не мог простить всем причастным, кто погубил сначала Н-1, потом «Союз». И не только.
— Оперировать будет сам министр здравоохранения?
— Он только бумаги свои оперирует. Потерял квалификацию. Нет, соберёт лучших хирургов и анестезиологов. Сам проконтролирует.
— Когда?
— В мае. Между праздниками.
Из прошлой жизни хоть убей — не помню, что именно привело к смерти Королёва прямо в больнице. Вроде бы болезнь не считалась смертельной. Тут уж натоптал столько бабочек, что всё должно повернуться иначе. Хочется верить. Главное, заставил его обследоваться и лечиться, не затягивая до последнего. Проживёт дольше хоть лет на пять — уже победа.