Пост-капитан

ГЛАВА 11

Стивен сидел возле пациента в мягко покачивающемся лазарете. Он почти определённо вытащил его из кризиса — слабый, нитевидный пульс за последний час окреп, температура упала, дыхание почти нормализовалось — но этот триумф занимал лишь дальний уголок его разума, а всё остальное заполнял страх. В качестве слушателя, почти невольного слушателя, он услышал о себе чересчур много хорошего. «Доктор правильный человек — доктор не терпит, когда над нами издеваются — доктор за свободу — он образованный, знает французский — он к тому же ирландец». Бормотание на дальнем конце внезапно оборвалось, наступила какая-то выжидательная тишина; люди нетерпеливо посматривали на него, подталкивая друг друга локтями; высокий ирландец, зашедший в лазарет навестить больного товарища, поднялся и обратил лицо к доктору. При первом же его движении Стивен выскользнул из лазарета; на квартердеке он увидел Паркера, разговаривавшего с лейтенантом морской пехоты, оба пристально разглядывали трёхпалубный линейный корабль на юго-западе, под всеми парусами и с лиселями справа и слева несущийся вниз по Ла-Маншу — белая пена от носового буруна вдоль бортов. Два мичмана, свободные от вахты, сидели на переходном мостке, занимаясь плетением из троса какого-то сложного предмета.

— Мистер Парслоу, — сказал Стивен. — Будьте любезны, спросите капитана, свободен ли он сейчас.

— Схожу, когда закончу здесь, — холодно ответил Парслоу, не двигаясь с места.

Баббингтон уронил свайку, с негодованием пнул Парслоу так, что тот скатился вниз по трапу, и сказал:

— Я схожу, сэр.

Через миг он прибежал обратно.

— У капитана сейчас плотник, сэр, но он сказал, что через пять минут будет очень рад.

«Очень рад» было сказано просто из приличия — очевидно, что у капитана Обри состоялся с плотником неприятный разговор: на столе лежал кусок гнилого дерева с вытянутым из него болтом, а выражение лица капитана было расстроенным и мрачным. При появлении Стивена он встал, пригнув голову под бимсом — неловкий, скованный, сконфуженный.

— Извините, что попросил об аудиенции, сэр, — сказал Стивен. — Но возможно, что сегодня ночью произойдёт мятеж, когда судно окажется возле французского берега. Они намерены отвести его в Сен-Валери.

Джек кивнул. Это только подтверждало его понимание ситуации — убитые, растерянные взгляды людей с «Софи», всё поведение команды, тридцатидвухфунтовое ядро, покинувшее свой лоток и катавшееся по палубе в ночную вахту. Его корабль разваливался под ногами, команда забыла, что такое долг и преданность.

— Вы можете мне сказать, кто у них вожаки?

— Не могу. Нет, сэр: вы можете назвать меня как угодно, но только не доносчиком. Я и так уже сказал более чем достаточно.

Нет так нет. Многие хирурги, имевшие касательство к обоим мирам, больше сочувствовали мятежникам: вспомнить только того человека в Норе или несчастного Дэвидсона, которого повесили в Бомбее. Даже Киллик, его собственный слуга, даже Бонден — они должны были знать, что что-то затевается, но никогда не донесли бы ему на своих товарищей, хотя были очень к нему близки.

— Благодарю вас, что зашли ко мне, — сказал он сухо.

Когда дверь закрылась за Стивеном, он сел, уронил голову на руки и предался своему несчастью, почти отчаянию — слишком много всего сразу, и теперь ещё этот холодный, враждебный взгляд: он горько укорял себя за то, что не воспользовался случаем принести извинения.

«Если бы я только смог это выговорить; но он был так краток и так холоден! Хотя, конечно, я вёл бы себя так же, если бы кто-нибудь назвал меня лжецом — такое нельзя стерпеть. И что это, Господи Боже, на меня нашло? Так вульгарно, необоснованно — так мальчишки обзываются — противно, не по-мужски. Впрочем, он меня продырявит, когда захочет. И опять же — на кого я буду похож, если внезапно начну унижаться, как только узнал, что он такой тёртый калач и так опасен?».

Однако и в эту минуту слабости часть его мозга активно работала над насущной проблемой, и он почти без всякого перехода пробормотал: «Боже, хорошо бы здесь был Макдональд». Не ради успокоения или совета: он знал, что Макдональд не одобряет его — но лишь за недостаточную эффективность управления. Макдональд был настоящим офицером; этот щенок Смизерс им не был. Но всё же на что-то и он мог сгодиться.

Он позвонил в колокольчик и сказал:

— Позовите мистера Смизерса. ...Садитесь, мистер Смизерс. Будьте любезны, перечислите мне поимённо ваших морских пехотинцев. Прекрасно, и, конечно, ваш сержант. Теперь послушайте, что я вам скажу. Задумайтесь как следует о каждом из этих людей — очень хорошо подумайте — и скажите мне, на кого можно положиться, на кого нет.

— Как же, на них на всех можно положиться, сэр, — воскликнул Смизерс.

— Нет-нет. Думайте, думайте, — сказал Джек, пытаясь пробудить в этом розовощёком, глупо ухмыляющемся человеке хоть какое-то чувство ответственности. — Думайте, и ответьте мне, действительно обдумав ваш ответ. От этого очень многое зависит.

Взгляд его был пронзительным и жёстким — это подействовало. Смизерс заволновался и взмок. Очевидно, он действительно напряг мозги; его губы шевелились, проговаривая список, и через некоторое время он ответил:

— Совершенно надёжны, сэр. За исключением человека по имени… у него то же имя, что у меня, но никакой не родственник, конечно — папист, из Ирландии.

— Вы отвечаете за свои слова? Вы ручаетесь головой за то, что говорите? Головой ручаетесь, я вас спрашиваю?

— Да, сэр, — сказал смертельно напуганный Смизерс, таращась на него.

— Спасибо, мистер Смизерс. Вам запрещается передавать наш разговор кому бы то ни было. Это прямой, не допускающий иного толкования приказ. И вы не должны демонстрировать озабоченность. Попросите мистера Гудриджа подойти ко мне немедленно.

— Мистер Гудридж, — сказал он, стоя возле стола с картами, — будьте так любезны, укажите наше местоположение.

— Точное, сэр, или в пределах одной-двух лиг? — спросил штурман, наклонив голову и прищурив левый глаз.

— Точное.

— Тогда мне нужно принести курсовую доску, сэр.

Джек кивнул. Штурман вернулся, прикинул расстояния и курсы и поставил на карте пометку.

— Здесь, сэр.

— Ясно. Мы идём под нижними парусами и марселями?

— Да, сэр. Мы договорились идти малым ходом, чтобы оказаться на месте к воскресному приливу, если помните, чтобы не болтаться там поблизости — нас слишком легко узнать.

— Полагаю… полагаю... — проговорил Джек, изучая карту и курсовую доску. — Полагаю, что мы ещё успеем захватить прилив сегодня вечером. Что скажете, штурман?

— Если удержится ветер, сэр, тогда да, но всяко если поторопимся. Но за ветер я бы не поручился. Барометр пошёл вверх.

— Мой — нет, — сказал Джек, взглянув на барометр. — Я хочу поговорить с мистером Паркером, будьте так добры; а тем временем было бы неплохо поднять на марсы лисели, брамсели и трюмсели.

— Мистер Паркер, у нас назревает мятеж. Я намерен ввести «Поликрест» в бой как можно скорее, чтобы разрешить эту ситуацию. Мы поставим все паруса, чтобы достигнуть Шолье сегодня ночью. Но до этого я должен буду поговорить с людьми. Пусть главный канонир зарядит два крайних кормовых орудия картечью. Офицерам собраться на квартердеке в шесть склянок — через десять минут — с личным оружием. Морским пехотинцам построиться на форкастеле с мушкетами. До этого времени никто не должен выказывать спешки или волнения. Когда команда соберётся, развернуть орудия вперёд и поставить у них по опытному мичману. После того как я поговорю с командой и мы поставим паруса — не бить и не трогать никого до получения дальнейших распоряжений.

— Могу я высказать одно соображение, сэр?

— Благодарю вас, мистер Паркер, нет. Это мой приказ.

— Хорошо, сэр.

Он не доверял суждению Паркера. Если бы он у кого и спросил совета на этом корабле — то у Гудриджа. Но это была его ответственность как капитана корабля и ничья больше. В любом случае, он чувствовал, что знает о мятежных матросах больше, чем кто-либо на квартердеке «Поликреста»: будучи разжалованным мичманом, он послужил матросом на недовольном корабле на Кейптаунской базе и знал вопрос с другой стороны. Он был очень расположен к простому матросу, и если не знал наверняка, что пройдёт в переговорах с нижней палубой, то по крайней мере точно знал, что не пройдёт.

Он взглянул на часы, надел парадный мундир и поднялся на квартердек. Шесть склянок утренней вахты. Офицеры собрались вокруг него, молчаливые и суровые.

— Будьте любезны, мистер Паркер — всех на корму, — сказал он.

Визг дудок, рёв команд в люки, топот ног, красные мундиры проталкиваются вперёд через толпу. Тишина, только риф-сезни хлопают над головой.

— Матросы, — сказал Джек. — Я, чёрт возьми, прекрасно знаю, что происходит. Я, чёрт возьми, прекрасно знаю, что происходит — и я этого не допущу. Ну и простачки же вы, чтобы слушать кучку салаг-законников и политиканов, речистых и складно врущих малых. Некоторые из вас уже всунули головы в петли. Я сказал — головы в петли! Вы видите там «Виль де Пари»? — все головы повернулись посмотреть на линейный корабль на горизонте. — Мне стоит лишь подать сигнал ему или полудюжине других крейсеров, и вы отправитесь на рей под «Марш негодяев». Чёртовы идиоты — слушать такие разговоры. Но я не собираюсь сигналить ни «Виль де Пари», ни какому другому королевскому кораблю. Почему нет? Потому что «Поликрест» этой самой ночью пойдёт в дело, вот почему. Я не собираюсь признаваться всему флоту, что на «Поликресте» кто-то боится драки.

— Это верно, — послышался голос — Джо Плейс с разинутым ртом, впереди строя.

— Это не из-за вас, сэр, — добавил кто-то другой, невидимый. — Это из-за старого Паркера, собака он грёбаная.

— Сегодня ночью я собираюсь повести «Поликрест» в дело, — продолжал Джек под усиливающийся осуждающий ропот. — И собираюсь вломить французам в Шолье, в их собственном порту, слышите меня? Если здесь есть хоть один человек, который боится драки, пусть лучше сразу скажет. Есть здесь кто-нибудь, кто боится драки?

Неразборчивые голоса, но не враждебные; кое-где смех, и снова выкрики «эта грёбаная собака».

— Тишина везде! Что ж, я рад, что таких нет. Среди нас всё ещё есть не очень умелые моряки — посмотреть только на этот уродский линь — и некоторые, кто слишком много болтает, но я никогда не думал, что на борту есть трусы. Пусть про «Поликрест» говорят что угодно — что он медленно поворачивает оверштаг, что на нём не сворачивают марсели как на картинке; но если скажут, что он пугливый или боится драки — да пусть у меня глаза лопнут. Когда мы схлестнулись с «Беллоной», не было ни одного простого матроса, который не исполнял бы свой долг как лев. Так что мы войдём в Шолье, слышите, и вломим Бонапарту. Вот это самый верный способ закончить войну — самый верный, а не то, что вам говорят всякие камбузные вояки и умники — и чем скорей всё это закончится и вы сможете отправиться по домам, тем больше я буду доволен. Я знаю, что это нелегко — защищать нашу страну так, как приходится нам. Теперь я скажу вам вот что, и запомните это как следует. Наказания за это дело не будет: оно даже не попадёт в судовой журнал, я даю вам своё слово. Наказания не будет. Но все до последнего мальчишки на этом судне должны старательно выполнять свои обязанности сегодня ночью и хорошо их помнить, потому что Шолье это крепкий орешек — сложные мели, сложные течения — и каждый должен быть при своей снасти и тянуть как следует, слышите? Быстрая команда — чёткое исполнение. Теперь я отберу несколько человек в баркас, а затем мы поставим все паруса, какие только сможем нести.

Он вошёл в плотную толпу, в негромкий гул разговоров и шёпота — и перед ним всё затихало. Улыбающиеся, уверенные лица, озабоченные лица и пустые; некоторые встревоженные, некоторые испуганные или свирепые.

— Дэвис, — сказал он, — отправляйся в баркас.

Глаза матроса наполнились страхом, словно у дикого животного, он бросил взгляд вправо-влево.

— Ну давай, ты слышал, что я сказал, — спокойно произнёс Джек, и Дэвис, согнувшись, механическими шагами побрёл на корму. Тишина теперь стала всеобщей, настроение изменилось. Но он не собирался позволять этим людям пообедать со своими товарищами и совершить какую-нибудь безнадёжную глупость. Он был в состоянии какой-то невероятно острой проницательности; он не испытывал ни малейших сомнений, выбирая людей.

— Уилкокс — в баркас. Андерсон. — Он далеко углубился в толпу. Оружия у него не было. — Джонсон. Шевелись. — Напряжение очень быстро нарастало; нельзя, чтобы оно росло дальше. — Бонден — в баркас, — сказал он, глядя поверх головы своего рулевого.

— Я, сэр? — жалобно воскликнул Бонден.

— Живо, — сказал Джек, — Бэнток, Лейки, Скрич.

Негромкий быстрый говор опять возник где-то по краям. В баркас отправлялись люди, которых нельзя было заподозрить; они прошли на корму и спустились по кормовому трапу в буксируемую за судном шлюпку: это не было ни наказанием, ни даже угрозой наказания. Джек аккуратно, по-моряцки уложил оскорбляющий своим видом линь и прошёл обратно на квартердек.

— Теперь, поликрестовцы, — сказал он, — нам надо ставить все паруса, пока рангоут не затрещит. Верхние и нижние лисели, брамсели и, чтоб меня, брам-лисели и трюмсели, если корабль сможет их нести. Чем скорее мы дойдём туда, тем скорее вернёмся домой. Марсовые, матросы верхних реев — готовы?

— Готовы, сэр, так точно, сэр. — Спокойные, доброжелательные голоса — облегчение, признательность?

— Тогда по команде наверх. Все по реям!

«Поликрест» расцвёл, словно белая роза. Его редко используемые, сверкающие белизной лисели растягивались один за другим, наверху засияли новенькие брамсели, а надо всеми ими блеснули на солнце невиданные доселе трюмсели. Судно застонало, потом застонало опять по мере того как выбрали шкоты; форштевень глубже вдавило в воду, а позади судна баркас понёсся в кильватерной струе — вода доходила ему почти до планширя.

Если о «Поликресте» вообще можно было сказать, что существует какой-то особо благоприятный для него ветер, то это был ветер в трёх румбах позади траверза; и именно такой ветер держался весь день, незначительно отклоняясь от норд-вест-тень-норда, и дул с умеренной силой, заставляя во все глаза следить за целостью брамселей и трюмселей. Корабль действительно спешил, они неслись по Ла-Маншу так, словно от этого зависели их жизни, и набирали столько воды, что мистер Грей, плотник, вернувшись из помпового колодца, заявил официальный протест. Один трюмсель сорвало, и в какой-то момент некий неустановленный крупный предмет оторвался от днища, но в кильватерной струе оставались лига за лигой, и Джек, ни на миг не покидавший квартердек, был почти готов полюбить этот корабль. На форкастеле свободные от вахты люди занимались починкой одежды; стоявшие на вахте были постоянно заняты, вынужденно заняты работой с парусами; и все, казалось, наслаждались скоростью, азартно желая выжать из судна всё, на что оно было способно. Приказ Джека по поводу битья неукоснительно соблюдался, но до сих пор не было заметно, чтобы кто-то стал медленнее двигаться из-за этого. Людей из баркаса подняли на борт из опасений, что баркас может затащить под воду, и они пообедали на камбузе — он теперь не опасался их, они утратили своё влияние, товарищи их избегали. Дэвис — действительно опасный грубиян, склонный к внезапным безрассудным взрывам, казался совершенно выбитым из колеи, а Уилкокса, красноречивого адвокатского писаря, ставшего карманником, никто больше не хотел слушать. Матросы в большинстве своём вернулись в своё обычное состояние неустойчивого равновесия — одно несчастье прошло, а другое ещё не наступило. На настоящий момент Обри держал ситуацию в руках.

Единственной его заботой теперь был ветер. После полудня он ослабел и стал неустойчивым, и по всем признакам мог вовсе улечься на закате; но, когда на море с неба спустился сырой вечер и такелаж потяжелел от росы, ветер немного оживился, дуя по-прежнему с заветного северо-запада; однако полагаться на него было нельзя.

К шести часам они прошли свой путь и приближались к побережью, пока не появились безошибочно узнаваемая башня и высокий мыс Пуан Нуар, с крюйс-пеленгом на Камарэ; однако, пока они двигались курсом ост-зюйд-ост, чтобы подойти к берегу чуть севернее Шолье, дымка всё сгущалась и сгущалась, покуда на входе в залив они не оказались в тумане — брамсели проступали наверху неясными пятнами; туман лежал чуть выше мягко колышащейся поверхности моря, разрываясь на длинные плотные лоскуты, призрачно-серебристые в свете восходящей луны.

Они совсем немного опоздали к приливу и неуклонно приближались к берегу — штурман за штурвалом, двое с лотами, со своим безостановочным «…Глубина восемь, глубина восемь, отметка десять, десять без четверти, глубина девять, шесть с половиной, отметка пять, пять без четверти, четыре с половиной». Дно быстро поднималось.

— Мы на краю внешней мели, сэр, — сказал штурман, глядя на ил и ракушки, прилипшие к лоту. — Всё в порядке. Оставим одни марсели, полагаю.

— Командуйте, мистер Гудридж, — сказал Джек и отступил на шаг, пока судно тихо скользило по воде, убавляя ход. Оно уже давно было подготовлено к бою, матросы — молчаливы и сосредоточенны; корабль неплохо слушался руля, лавируя по фарватеру; шкоты и брасы выбирались тут же по команде.

— Это, стало быть, Скакун, — сказал штурман, кивая на светлую полосу на воде справа по носу. — На румб право на борт. Два румба. Так — а теперь отводи. Так держать. Руль на левый борт. Круто на борт.

Тишина. Мёртвая тишина и туман.

— Морганова мель по левому борту, сэр, — сказал Гудридж, подходя. Джек был рад это слышать. Последний надёжный крюйс-пеленг был взят давным-давно; и это была игра в жмурки: он не знал этих вод. Когда Морганова мель останется за кормой, им нужно будет пройти на запад вокруг оконечности мели Старого Пола Хилла, а затем повернуть почти на восток — чуть южнее — и войти на внешний рейд мимо Иль-Сен-Жака.

— Три румба вправо, — сказал штурман, и корабль повернул на запад. Изумительно, как эти старые ла-маншские лоцманы знают море: чуют и чувствуют его, несомненно.

— Следите за булинями, там на носу, — сказал штурман негромко. Долгая, долгая пауза, пока «Поликрест» шёл круто к свежеющему ветру.

— Теперь руль под ветер. Одерживай, одерживай. Так держать. Взгляните, сэр, слева по носу — это Сен-Жак.

Разрыв в тумане, и в нём, на расстоянии с милю — высокая белая громада с укреплениями на вершине и на середине склона.

— Отлично, мистер Гудридж, просто отлично.

— Эй, на палубе, — окликнул дозорный. — Парус по левому траверзу. О, охренеть сколько их, — добавил он не по форме. — Восемь, девять — куча целая.

— Они, должно быть, на дальнем конце внешнего рейда, сэр, — сказал штурман. — Мы сейчас на нём.

Ветер пробивал в тумане большие бреши, и, вглядевшись поверх левого борта, Джек внезапно увидел группу крупных судов, оснащённых как корабли и бриги, озарённую лунным светом. Это были те, на кого он охотился — транспорты и канонерки для вторжения.

— Вы рады, что они на внешнем рейде, мистер Гудридж? — спросил он.

— О да, сэр. Сен-Жак только что был от нас на зюйд-зюйд-осте. Теперь между ними и нами открытая вода.

— Руль под ветер, — скомандовал Джек. С ветром в левую раковину «Поликрест» быстро пошёл вперёд, подгоняемый приливом, прямо на канонерки.

— Дульные пробки долой, — сказал он. — Все к орудиям.

Он собирался ввести «Поликрест» прямо в центр группы кораблей и стрелять с обоих бортов, чтобы в полной мере использовать преимущество внезапности и первого выстрела, потому что мгновением позже на них с батарей обрушится ад, и люди уже не будут такими уравновешенными. Клочья тумана снова несло поперёк их курса, но туман рассеивался, и стоявшие на якоре суда было смутно, но видно — всё ближе и ближе.

— Не стрелять, пока… — начал он, но от внезапного толчка его швырнуло на палубу. «Поликрест» резко остановился: он на всём ходу налетел на Западную Наковальню.

Это стало ясно, когда Джек поднялся на ноги, и рассеявшийся туман позволил увидеть один форт прямо за кормой и другой точно такой же — справа по носу; форты почти немедленно пробудились к жизни с рёвом и грохотом, небо озарила вспышка. Они приняли Конвенсьон за Сен-Жак, внутренний рейд за внешний: прошли по другому фарватеру, и от судов их отделяла непреодолимая песчаная банка. Эти суда стояли на внутреннем рейде, не на внешнем. Каким-то чудом на «Поликресте» устояли все мачты, но судно приподняло волной и продвинуло чуть дальше вглубь мели.

— Отдать шкоты, — заорал он во весь голос — соблюдать тишину больше не было смысла. — Отдать шкоты. — Давление на мачты ослабло. — Паркер, Пуллингс, Баббингтон, Россалл — все орудия на корму.

Если корабль засел только грепом[105] — это может освободить его. По ту сторону мели вихрь из парусов: корабли расходились во все стороны, и посреди этой неразберихи два отчётливых силуэта уверенно двигались перпендикулярно «Поликресту». Бриги-канонерки, которые отметили своё присутствие двойными вспышками огня, намереваясь прострелить его от носа до кормы продольным огнём.

— Оставьте орудия на баке, — крикнул он. — Мистер Россалл, Адамс — вести постоянный огонь по бригам.

Теперь луна сияла неожиданно ярко, и когда ветром относило в сторону дым, батареи становились видны как днём. В лунном свете открылся весь внутренний рейд, забитый судами; прямо напротив Конвенсьона, под его батареей, стоял на якоре корвет — наверняка тот самый корабль, за которым гонялись «Фетида» и «Андромеда» — его дичь.

«Нашли где поставить, идиоты», — мелькнула мысль, одна из бессчётных мыслей, что проносились в его голове. Луна освещала палубу «Поликреста» — большинство людей сохраняют дисциплину, несмотря на изумление, быстро управляются с орудиями, перекатывая их на корму, и не слишком обращают внимание на гром фортов. Сен-Жак стрелял неточно, опасаясь задеть своих перед носом «Поликреста». Конвенсьон ещё не пристрелялся — град его ядер пролетал высоко над головами. Куда опаснее были бриги.

Джек ухватился за трос, помогая оттащить орудие на корму, и приказал подклинить колёса, пока орудия не закрепят.

— Все на корму. Всем перейти на корму. Мы попробуем сдёрнуть его. Все подпрыгивают вместе, по моей команде. Раз, два. Раз, два.

Они подпрыгивали, сотня людей одновременно: сможет ли их вес вместе с весом пушек сдвинуть судно на глубокую воду?

— Раз, два. Раз, два.

Нет, не смог.

— Отставить прыгать. — Он пробежал на нос, обведя быстрым взглядом порт, и затем мельком посмотрел на часы. Четверть десятого — приливу осталось недолго.

— Все шлюпки за борт. Мистер Паркер, — добавил он, — карронаду в баркас.

Судно нужно было снять с мели. Становой якорь, завезённый на глубокую воду и сброшенный там, помог бы стянуть судно с помощью шпиля: но его вес не потянул бы даже баркас. Срочно нужно судно побольше. В паре футов от Джека пролетело ядро — он покачнулся от поднятого им ветра. Радостные крики с носа: карронада правого борта попала одному из бригов прямо в носовую фигуру. Что-то следовало предпринять немедленно. Транспорты, подняв паруса, шли скопом к Ра-дю-Пуан; за ними уже не успеть. В устье гавани несколько маленьких люггеров и одинокий корвет под батареей Конвенсьона. Бессмысленно близко к батарее Конвенсьона, якоря с носа и кормы, пятьдесят ярдов от берега бортом к нему, нос смотрит в сторону Сен-Жака. А почему бы и не сам корвет? Он отбросил вопрос как нелепый. Но почему нет? Риск огромен, но не больше, чем торчание здесь под перекрёстным огнём, особенно когда батареи пристреляются. Это очень смахивало на полное безрассудство, но всё же не совсем. Если у него будет корвет — не придётся завозить якорь, это дело долгое.

— Мистер Россалл, — сказал он. — Возьмите баркас. Отвлеките огонь с бригов. Побольше зарядов, дюжину мушкетов. Шумите как можно громче — кричите, вопите во весь голос.

Команда баркаса прыгала через борт. Набрав побольше воздуху, Джек заорал, перекрикивая пушки:

— Добровольцы! Добровольцы, кто хочет отправиться со мной на захват корвета. Ричардс — раздать абордажные сабли, пистолеты, топоры. Мистер Паркер, вы остаётесь на корабле. — За Паркером никто не пойдёт — сколько пойдут за ним? — Мистер Смизерс — в красный катер: вы и ваши пехотинцы высаживаетесь у него на носу с правого борта. Мистер Пуллингс — синий катер, к левой раковине; как только окажетесь на борту — рубите канаты. Возьмите топоры. Затем на мачты и ставьте марсели. Больше ни на что не отвлекайтесь. Отберите себе людей, быстро. Остальные отправляются со мной, да поживее. Нельзя терять ни минуты.

Киллик сунул ему пистолеты, и Джек, не оборачиваясь, прыгнул в свою гичку. Команда посыпалась через борт, с глухим стуком спрыгивая в шлюпки. Бряцанье оружия, чей-то голос рявкнул ему прямо в ухо: «Потеснись, Джордж. Места дай, а?» Сколько людей в шлюпках? Семьдесят? Восемьдесят? Даже больше. Сердце его возликовало, и уныние сняло как рукой.

— Навались, — велел он. — Тихо на всех шлюпках. Бонден — прямо через мель. Прямо на корвет.

Треск позади: залп с Конвенсьона сбил фор-стеньгу «Поликреста».

— Невелика потеря, — сказал Джек, устраиваясь на корме с саблей между коленями. Разок они задели дно на вершине мели — проскребло по днищу; и вот они уже за ней, на внутреннем рейде, идут прямо на корвет, стоящий в полумиле. Риск был огромен — на борту могло быть человек двести — но, опять же, был шанс застать их врасплох. Вряд ли они могли ожидать, что с севшего на мель судна пойдут на абордаж, да ещё под пушками батарей. Слишком близко к пушкам — непродуманный выбор места стоянки: батарея Конвенсьона стояла высоко на мысу, её пушки нельзя было опустить настолько, чтобы обстрелять море ближе двухсот-трёхсот ярдов от форта. Оставалось лишь пятьсот ярдов. Люди, рыча, гребли как проклятые, но переполненная шлюпка была тяжела и неповоротлива, и недоставало места для работы веслами. Рядом с Джеком жался Бонден, маленький Парслоу — вот уж кого здесь не хватало; казначей, мертвенно-бледный в лунном свете, зверское лицо Дэвиса; Лейки, Плейс, все матросы с «Софи».

Четыре сотни ярдов, и корвет наконец заметил опасность. Крики. Нестройный бортовой залп, мушкетная пальба. Затем мушкетная пальба по всей береговой линии. Их окатило водой: пушки Конвенсьона перенесли огонь с «Поликреста» на его шлюпки и лишь чуть-чуть промахнулись. Всё это время позади них баркас настойчиво шумел перед бригами — пальба из маленькой шестифунтовой карронады, крики, мушкетные выстрелы — отлично отвлекая внимание от их молчаливой гонки через внутренний рейд. Снова Конвенсьон — пушки максимально опущены, но перелёт.

Двести ярдов, сто. Другие шлюпки шли впереди, справа — Смизерс, Пуллингс повернул налево, чтобы обойти корму.

— К бизань-русленю, Бонден, — сказал Джек, чуть вытащив саблю из ножен.

Внезапная стрельба на палубе, дикие крики — морские пехотинцы полезли на борт с носа.

— Есть к бизань-русленю, сэр, — откликнулся Бонден, поворачивая румпель. Последний залп над самой головой, и шлюпка ткнулась в борт.

Наверх. Он подпрыгнул, когда шлюпку приподняло на волне, ухватился руками за юферсы. Вверх. Боже, нет абордажных сетей! Вокруг него лезли люди, цепляясь за что попало, кто-то ухватился за его волосы. Вверх и через планширь, сквозь жидкую шеренгу защитников — несколько пик, банники, мушкетный выстрел прямо над ухом — вверх на квартердек, острая сабля наголо, в левой руке пистолет. Прямо на группу офицеров, с криком «Поликрест! Поликрест!», толпа матросов за ним, вокруг бизань-мачты — водоворот потасовки; всеобщая схватка, молчаливая борьба, всеобщая неистовая и дикая ярость. Выстрелив из пистолета, он швырнул его в лицо следующему противнику. Баббингтон слева от него бросился вперёд прямо на вспышку и дым мушкетного выстрела и упал. Джек прекратил свой натиск и встал над ним; мощным ударом от плеча он отбил в сторону от упавшего едва не вонзившийся в него штык — тот воткнулся в палубу. Тяжёлая сабля по инерции крутанулась дальше; приложив весь свой вес и силу, он взмахнул ею снизу вверх и яростным ударом слева почти отсёк солдату голову.

На свободном месте перед ним оказался маленький офицер, острие шпаги метнулось к груди Джека. Он увернулся, отбил удар, и они затанцевали в сторону гакаборта — клинки сверкали в лунном свете. Плечо обожгло внезапной болью, и прежде, чем офицер успел отдёрнуть руку, Джек подскочил, впечатал ему в грудь рукоятку сабли и дал подножку.

— Rendez-vous[106], — сказал он.

— Je me rendre[107], — ответил лежащий на палубе офицер, бросая шпагу. — Parola[108].

Стрельба, треск, крики на носу, на шкафуте. Пуллингс за бортом рубил канаты. Красные мундиры, тёмные в лунном свете, зачищают переходный мостик правого борта — и отовсюду, отовсюду крик «Поликрест!» Джек поспешил к плотной группе людей подле грот-мачты, большей частью офицеров — они отступали, стреляя из пистолетов и выставив перед собой шпаги и пики, а за ними с борта, обращённого к берегу, десятки людей прыгали в спущенные шлюпки или в воду. Мимо него пробежал Хейнс, он уклонился от схватки, запрыгнул на ванты и полез наверх; за ним последовало ещё несколько человек.

Появился взмокший кричащий Смизерс с дюжиной других морских пехотинцев — они прорвались к квартердеку с носа. Вот Пуллингс, с окровавленным абордажным топором в руках; марсели разворачиваются на бизани, гроте и фоке — люди уже на шкотах.

— Capitaine, — крикнул Джек. — Capitaine, cessez effusion sang. Rendez-vous. Hommes desertés. Rendez-vous[109].

— Jamais, monsieur[110], — ответил француз и сделал в его сторону яростный выпад.

— Бонден, подножку ему, — сказал Джек, отражая удар и нанося свой сверху. Шпага французского капитана взлетела вверх, Бонден проскочил под ней, схватил его за шею, и всё было кончено.

Гудридж стоял за штурвалом — откуда он взялся? — и громогласно орал, чтобы выбрали фор-марса-шкоты; земля уже тихонько отдалялась, скользила назад, прочь.

— Capitaine, en bas, dessous, s'il vous plait. Toutes officiers dessous[111].

Офицеры сдавали свои шпаги, Джек собирал их, передавая Бондену. Непонятные слова — итальянские?

— Мистер Смизерс, поместите их в канатный ящик.

Ещё один всплеск, одинокий выстрел на форкастеле впридачу к стрельбе с берега. Тела на палубе; ползущие раненые.

Судно направлялось на запад, и благословенный ветер дул чуть впереди траверза. Им нужно было обогнуть оконечность Западной Наковальни, а затем сменить галс, чтобы подойти к «Поликресту», и всю дорогу — полмили — они будут ползти прямо навстречу пушкам Сен-Жака, всё ближе к батарее, способной накрыть их смертоносным продольным огнём.

— Фок и бизань, — крикнул Джек. Чем быстрей — тем лучше, а помимо того она должна будет легче повернуть оверштаг. Похоже, управляется она прекрасно, но если она не сможет повернуть оверштаг — её разнесут в щепки. Позади них стрелял Конвенсьон; пока мимо, хотя одно крупное ядро прошло через все три марселя. Он бросился вперёд, чтобы помочь найти фока-галс. Палуба была заполнена матросами с «Поликреста»: они окликали его, все радостно-возбуждённые, некоторые просто вне себя.

— Уилкинс, — сказал он, положив руку на плечо матроса, — ты и Шеддок начинаете выбрасывать трупы за борт.

Элегантное маленькое судно. Восемнадцать — нет, двадцать пушек. Пошире, чем «Поликрест». Называлось оно «Фанчулла» — действительно, та самая «Фанчулла». Почему не стреляет Сен-Жак?

— Мистер Мэллок, отвяжите малый якорь и пропустите канат в кормовой порт.

Почему они не стреляют? Тройной треск за грот-мачтой: Конвенсьон попал в корпус корвета — но ничего с Сен-Жака. Сен-Жак ещё не понял, что «Фанчуллу» уводят — они думают, что она подходит, чтобы атаковать засевший «Поликрест».

— Подольше бы так, — сказал Джек. Галс был выбран натуго, корвет всё быстрее рассекал воду — теперь затихшую воду. Он взглянул на часы, повернув их к лунному свету, и вспышка с Сен-Жака показала ему, что уже одиннадцать. Они наконец раскусили его. Но оконечность мели была уже недалеко.

— Я убил одного, сэр, — закричал Парслоу, бросаясь к нему через всю палубу. — Я выстрелил ему в грудь, когда он лез на Баркера с пикой.

— Прекрасно, мистер Парслоу. Теперь бегом в канатный ящик и помогите мистеру Мэллоку, ладно? Мистер Гудридж, думаю, нам скоро надо будет поворачивать оверштаг.

— Ещё сотня ярдов, сэр, — сказал штурман, не отводя глаз от Сен-Жака. — Надо, чтоб эти две башни оказались на одной линии.

Ближе, ближе. Башни сходились.

— Все к повороту! — крикнул Джек. — Мистер Пуллингс, вы там готовы?

Башни полыхнули, окутались дымом, крюйс-стеньга корвета свалилась за борт, квартердек накрыло пеленой из брызг.

— Готовсь! Руль под ветром. Отдать галсы и шкоты. Пошёл грота-брасы, пошёл.

«Фанчулла» поворачивала, увалившись быстрее из-за нехватки парусов на корме.

— Пошёл фока-брасы, поживее.

Она повернула, крутанулась как какой-нибудь куттер, и теперь с ветром в три румба от крутого бейдевинда шла к «Поликресту» — «Поликресту» без фок-мачты, без грот-брамселя и с обломком бушприта, но по-прежнему ведущему огонь из носовых карронад, встречающему слабыми радостными криками «Фанчуллу», которая прошла мимо, привелась к ветру на дальнем конце рейда и бросила якорь.

— Всё в порядке, мистер Паркер? — окликнул их Джек.

— Да, сэр. Нас немного потрепали, и баркас затонул у борта: но всё хорошо.

— Вооружите шпиль, мистер Паркер, и приготовьте линь для буксирного каната.

Рёв пушек, грохот ядер, ударивших в оба корабля, взметнувших воду и пролетевших над головой, заглушили его голос. Он повторил приказ и продолжал:

— Мистер Пуллингс, подведите катер им под корму, чтобы принять линь.

— Красный катер разбило упавшей стеньгой, сэр, и я боюсь, что у шлюпки морских пехотинцев оборвался фалинь. Осталась только ваша гичка, сэр. Французы забрали все свои шлюпки, когда бежали на берег.

— Значит, гичку. Мистер Гудридж, как только заведём канат — начинайте выбирать. Пуллингс, пойдёмте со мной.

Он спрыгнул в гичку, взял в руки линь — спасительный линь — и сказал:

— Нам нужно ещё по меньшей мере человек двадцать на шпиль. Пуллингс, туда и обратно как можно быстрее.

Снова «Поликрест», из кормового порта за линем нетерпеливо тянутся руки. Разрыв мортирной бомбы — ослепительная оранжевая вспышка — ближе к бригам, чем к их цели.

— Горячее дельце, сэр, — сказал Паркер. — Поздравляю с призом.

Он говорил, как-то странно запинаясь, с трудом выговаривая слова: при свете вспышек он казался старым-старым, согбенным и старым.

— Спасибочки, Паркер. Да, жарковато. Хватайте линь, живее. Вытягивайте.

Линь быстро пошёл из рук в руки, за ним потянулся перлинь, а за ним, куда медленнее — тяжёлая змея каната. Люди Пуллингса ещё поднимались на борт, и наконец канат оказался на шпиле. Покуда вокруг вымбовок обносили свистов, Джек снова взглянул на часы: чуть за полночь, полчаса как начался отлив.

— Пошёл шпиль! — крикнул он «Фанчулле». — «Поликрест», навались! Вертите от души. Вертите живо.

Шпиль начал вращаться, защёлкали палы, канат начал подниматься из воды и натягиваться, разбрызгивая воду.

Теперь, когда бриги отошли, напуганные бомбой, Сен-Жак разошёлся вовсю — тяжёлые мортиры, все орудия, какие только были на форте. Одним ядром убило четырех людей на шпиле, грот-стеньга завалилась на форкастель, гичка у борта разлетелась на части в тот самый момент, когда её покинул последний из матросов.

— Налегай, живей, — снова крикнул Джек и, поскользнувшись в крови и оттолкнув ногой попавшееся на пути тело, навалился на вымбовку. — Давай. Давай.

Канат поднялся из воды и вытянулся в почти прямую линию. Люди, что спаслись из гички, бросились к вымбовкам.

— Давай. Ещё. Идёт! — сквозь рев канонады они услышали, или скорее почувствовали, как под днищем заскрипел песок: судно сдвинулось. Задыхающиеся радостные крики; палы щёлкнули раз, другой, и вдруг все повалились ничком на палубу — на вымбовках никакой нагрузки, шпиль свободно крутится. Ядро перебило канат.

Джек упал вместе с остальными. Кто-то наступил на него сверху. Выбравшись из-под кучи конечностей и тел, он рванулся к борту.

— Гудридж! Эй, Гудридж! Вы можете подвести её к борту?

— Боюсь, нет, сэр. Не в отлив, у меня здесь всего пара фатомов. Шлюпок нет?..

— Шлюпок нет. Быстро выберите канат и привяжите другой линь. Эй, слышите меня? — сам он едва мог слышать свой голос. Бриги обошли их полукругом и теперь стреляли через мель со стороны гавани. Он сорвал с себя мундир, положил на палубу саблю и нырнул; когда он ушёл под воду, зазубренный железный осколок ударил его в голову, заставив погрузиться ещё глубже. Хотя и оглушённое, его тело всплыло на поверхность, и он обнаружил, что скребёт руками по обшивке «Фанчуллы».

— Поднимите меня на борт, — крикнул он.

Он сидел на палубе, тяжело дыша, с него лились вода и кровь.

— Кто-нибудь здесь умеет плавать?

Молчание, ни слова.

— Я попробую на решётке, — сказал взволнованный голос.

— Дайте мне линь, — велел Джек, направляясь к кормовому трапу.

— Вам бы присесть да глотнуть чего покрепче. Вы весь в крови, сэр, — сказал Гудридж, встревоженно заглядывая ему в лицо. Джек нетерпеливо замотал головой, разбрызгивая кровь по палубе. Сейчас, в отлив, нельзя было терять ни секунды. Вода возле «Поликреста» уже опустилась на шесть дюймов. Он спустился по трапу, лёг на воду и, оттолкнувшись от борта, поплыл на спине. Небо почти беспрерывно вспыхивало; в промежутках между вспышками проявлялась луна, похожая на покорёженный щит. Внезапно он осознал, что луны — две, они плывут отдельно и вращаются, а Кассиопея не в той стороне, где ей положено быть.

Его рот залило водой.

— Боже, кажется, я устаю. Сознание уходит, — сказал он, перевернулся в воде, выставив голову, и постарался сориентироваться. «Поликрест» оказался далеко слева, не впереди. И крики — да, это оттуда кричат. Он повернул — линь был обёрнут вокруг его плеча — и изо всех сил сосредоточился на том, чтобы плыть, не сводя глаз с корабля, погружаясь с каждым гребком и выныривая обратно — но какие это слабые гребки. Конечно, он плывёт против отлива, и как же линь тянет назад.

— Вот так, вот так отлично, — сказал он, немного отклонившись, чтобы не плыть в лоб против течения. На последние ярдов двадцать сила, казалось, вернулась к нему, но доплыв, он смог лишь уцепиться под свесом кормы — взобраться на борт не было сил. Наверху суетились, пытаясь поднять его.

— Линь возьмите, чёрт бы вас всех побрал, — закричал Джек; собственный голос доносился до него как будто издалека. — Вытаскивайте канат и на шпиль, на шпиль…

Бонден, спустившись по кормовому трапу, вытащил его из воды и помог подняться наверх; там он сел на фитильный бочонок, а шпиль тем временем крутился — быстро, потом всё медленнее и медленнее. Всё это время нос «Поликреста» приподнимался на ровных медленных волнах и глухо ударялся о плотный песок, а вся французская артиллерия вела по судну непрерывный огонь. Мимо пробежал плотник — затыкать очередную пробоину от ядра; в корпус «Поликреста» попали не менее дюжины раз с тех пор, как Джек вернулся на борт, но теперь он был совершенно равнодушен к этой пальбе — это просто фон, досадная помеха тому, что действительно было важно.

— Навались давай, навались давай, — кричал он. Канат натянулся до предела: палы больше не щёлкали. Покачнувшись, он шагнул на свободное место у вымбовки и бросил вес своего тела вперёд, поскользнулся в крови, снова нашёл опору. Щёлк: весь шпиль застонал. Щёлк.

— Идёт, — прошептал кто-то рядом. Медленный, неохотный скрип, и с очередной волной, прошедшей от кормы к носу, судно освободилось.

— Плывёт! Плывёт! — неистовые крики, и ответный крик с «Фанчуллы».

— Крутить, крутить, — командовал Джек.

Судно нужно было стащить на глубокую воду. Шпиль вращался, накручивая канат быстрее, чем тот подавался вперёд, и «Поликрест» тяжело сдвинулся прямо на фарватер.

— Отставить шпиль. Всем паруса ставить. Мистер Паркер — все возможные.

— Что? Прошу прощения, сэр? Я не…

Это не имело значения. Те матросы, кто услышал, уже были наверху: отдали рваный грот, грота-стаксель оказался почти цел, и «Поликрест» стал набирать ход. Корабль ожил под ногами Джека — и его сердце вместе с ним, заполняя почти всё тело.

— Мистер Гудридж, — крикнул он с новыми силами. — Рубите канаты и выводите меня через Ра-дю-Пуан. Вытравите буксирный конец, когда сниметесь.

— Слушаюсь, сэр.

Он встал за штурвал, направляя корабль к наветренной стороне фарватера, чтобы из-за обычного для «Поликреста» сноса под ветер он не сел опять на мель. Боже, какой он тяжёлый, как неуклюже расталкивает волны! И как низко сидит в воде. Появились ещё несколько парусов: крюйс-стень-стаксель, кусок бизани, какие-то странные лохмотья — но и они придали судну скорость в два узла; вместе с отливным течением, правя точно по фарватеру, они должны выйти из-под обстрела через десять минут.

— Мистер Рольф.

— Мистер Рольф погиб, сэр.

— Тогда его помощник: орудия вернуть на места. — К Паркеру обращаться было бесполезно: тот едва держался на ногах. — Мистер Пуллингс, возьмите кого половчее на нос и попробуйте подобрать буксир. В чём дело, мистер Грей?

— Шесть футов воды внизу, сэр, с вашего позволения. И доктор спрашивает, может ли он переместить раненых в вашу каюту? Он уже перенёс их из кубрика в констапельскую, но там теперь тоже вода.

— Да. Конечно. Можете заняться пробоинами? Мы сейчас же начнём откачивать.

— Сделаю всё, что смогу, сэр, но боюсь, дело не только в пробоинах. Он раскрывается словно цветок.

Ураган из ядер заглушил его слова; некоторые из них светились красным — печи для каления ядер теперь работали вовсю. Они упали в основном в стороне и за кормой, но три попали в цель — низко сидящее в воде судно содрогнулось от носа до кормы, и лопнули последние бизань-ванты по правому борту. Подбежал, шатаясь, Баббингтон с болтающимся пустым рукавом — доложить, что буксир поднят и закреплён на недгедсах.

— Отлично, мистер Баббингтон. Аллен, возьмите нескольких людей вниз и помогите доктору Мэтьюрину перенести раненых в каюту.

Он вдруг осознал, что кричит что есть сил, в то время как кричать больше нет нужды. Везде была тишина, нарушаемая только одной особо упорной пушкой с Конвенсьона; тишина и сумрак — луна заходила. Он почувствовал, как натянулся буксир — «Поликрест» дёрнуло, и он чуть ускорился. На корвете впереди уже поставили нижние паруса, грот— и фор-марсели и теперь убирали с палубы обломки крюйс-стеньги. Что за славная штучка этот корвет: ходкий, аккуратный; тянет сильно — быстрое судно, должно быть.

Они шли вдоль обращённой к материку стороны Восточной Наковальни — мель теперь выступила из воды, об неё плескалась мелкая волна — а прямо перед ними был вход в Ра-дю-Пуан, забитый транспортными судами. Они, похоже, тоже не подозревали о смене хозяев «Фанчуллы» — лёгкая добыча, шанс всей жизни.

— Мистер Гудридж, как у вас с пушками?

— Просто прекрасно, сэр. Бронзовые двенадцатифунтовки, и четыре по восемь фунтов. Полно заряженных картузов.

— Тогда идём прямо на транспорты, слышите?

— Слушаюсь, сэр.

— Дженкинс, что у нас с порохом?

— Затоплен, сэр. Крюйт-камера затоплена. Но есть по три заряда на орудие, и ядер вдоволь.

— Заряжайте по два ядра, Дженкинс, и когда будем проходить мимо них — дадим салют.

Это будет нескладный залп: людей едва хватало, чтобы стрелять с обоих бортов, что уж говорить о том, чтобы вкатывать и выкатывать орудия и быстро их перезаряжать; но это должно было поставить точку в деле. И это входило в его приказы. Он громко засмеялся; и засмеялся опять, обнаружив, что цепляется за штурвал, чтобы не упасть.

Лунный свет мерк; Ра-дю-Пуан медленно приближался. Пуллингс установил на носу какой-то временный рангоут, и к парусам добавился ещё один. Парслоу крепко спал под перекошенной кофель-планкой.

На транспортах засуетились и забегали. Он услышал оклик, затем приглушённый ответ с «Фанчуллы» и негромкий смех. Появились паруса, и вместе с ними поднялось смятение.

«Фанчулла» была в ста ярдах впереди.

— Мистер Гудридж, — окликнул Джек. — Обстеньте-ка свой грот-марсель.

«Поликрест» тяжело рассекал воду, сокращая дистанцию. Транспорты расходились в разные стороны; по меньшей мере три из них навалились друг на друга в узком фарватере. Минуты проходили как во сне, и вдруг вот оно — внезапное яростное действие, яростное даже после всего предыдущего грохота и кровопролития. Один транспорт слева по носу в двухстах ярдах, три других, сцепившихся друг с другом — справа, на мели.

— Стрелять как наведётесь, — приказал Джек, перекладывая руль на два румба под ветер. В тот же миг «Фанчулла» засверкала и окуталась клубами дыма — душераздирающий грохот. Теперь они были в самой гуще, ведя огонь с обоих бортов. На сидящих на мели транспортах махали фонарями и что-то кричали, но что — он не мог разобрать. Одно судно, не сумевшее повернуть оверштаг, снесло прямо к борту «Поликреста», как только выстрелила последняя карронада. Его реи зацепились за оставшиеся ванты «Поликреста», кто-то догадливый тут же привязал его грота-рей; шкипер судна, стоя прямо под жерлами пустых карронад, крикнул, что они сдаются.

— Забирайте приз, мистер Пуллингс, — сказал Джек. — Держитесь у меня поближе под ветром. Можете взять с собой только пятерых. Мистер Гудридж! Мистер Гудридж! Идём прежним курсом.

Через полчаса на фарватере не осталось на плаву ни одного транспорта. Три сели на мель. Два выбросились на берег. Один затонул — тридцатидвухфунтовые карронады с близкой дистанции — а прочие сбежали обратно на внешний рейд или в Шолье, где один был подожжён калёным ядром с Сен-Жака. Те полчаса, что понадобились, чтобы пройти по фарватеру и произвести весь этот разгром, «Поликрест» шёл настолько тяжело, так туго натягивал буксир, что Джек окликнул «Фанчуллу» и транспорт и велел им подойти вплотную к бортам.

Он спустился вниз — Бонден поддерживал его под руку — согласился с безнадёжным докладом плотника, отдал приказы — перенести раненых на корвет, обеспечить охрану пленных и принести его бумаги — и присел, пока три судна покачивались на низких волнах, наблюдая, как усталые люди переносят своих товарищей, свои пожитки и всё самое необходимое с «Поликреста».

— Пора идти, сэр, — сказал Паркер. Рядом с ним стояли Пуллингс и Россалл, готовые поднять своего капитана.

— Идите, — ответил Джек. — Я за вами.

Они поколебались, но, покорившись строгому голосу и взгляду, перешли на борт корвета и в замешательстве остановились у поручня. Ветер повернул и дул теперь с берега, небо на востоке светлело, они вышли из Ра-дю-Пуан, миновали мели; вода в открытом море была глубокого синего цвета. Он встал, прошёл, стараясь держаться прямо, к разбитому орудийному порту, с трудом перепрыгнул на «Фанчуллу», покачнулся и обернулся посмотреть на свой корабль. Тот не тонул ещё добрых десять минут, и к этому времени кровь — та малость, что ещё оставалась у Джека — образовала лужицу у его ног. «Поликрест» затонул очень мягко, с тихим вздохом вырвавшегося из люков воздуха, и лёг на дно, а концы искалеченных мачт остались торчать на фут над поверхностью воды.

— Пойдём, брат, — раздался над ухом голос Стивена, словно во сне. — Пойдём вниз. Ты должен сойти вниз — слишком много крови. Вниз, вниз. Бонден! Сюда, помоги мне отнести его.