Потерянная невинность

Глава 11

Закончив приводить в порядок кладбище, Эбби вернулась домой. Она осталась довольна своей работой. Ее также переполняла решимость установить личность Девы.

Несмотря на выходной день, работы у нее хватало. Цветы ожидали пересадки из грунта в горшки, клумбы нуждались в перекапывании и удобрении, своей очереди дожидалась груда заказов, и еще было необходимо решить, как она будет строить свою новую рекламную кампанию. Но сначала Эбби направилась в спальню, войдя в которую увидела сидящего на краю кровати и натягивающего носок Патрика Шелленбергера. Он был в джинсах, по без рубашки. При виде его широких плеч и рельефных бицепсов Эбби ощутила тянущее чувство внизу живота, без которого она предпочла бы обойтись.

— Где ты была? — поднимая голову, спросил Патрик.

— На кладбище.

— Тебе приятнее посетить кладбище, чем проснуться со мной?

— Не вижу никакой разницы, — улыбнулась Эбби. — Ты спал как убитый.

Патрик рассмеялся.

— Я видела твою маму, — добавила Эбби, подавая ему второй носок.

Он взял носок, но потом отшвырнул его в сторону и потянулся к ней. Эбби оседлала его колени и обхватила руками его талию. Их лица были так близко, что почти соприкасались носами.

— Где? — поинтересовался Патрик, скользя ладонью по ее груди.

— А-а… — простонала Эбби. — На кладбище.

Патрик скорчил гримасу и деланно содрогнулся.

— Кто бы мог подумать, что тебя это возбуждает.

— Патрик! Ты говоришь о своей маме!

Он наклонился, чтобы поцеловать ее, и прошептал ей в губы:

— Я знаю, как мы можем осчастливить мою маму.

— Да? И как же?

— Выходи за меня замуж.

— За тебя замуж? — Эбби так резко отклонилась назад, что чуть не упала. Патрик успел ее подхватить, и она замерла, пристально глядя ему в глаза. — Я даже не знаю, почему разрешаю тебе здесь спать! С какой стати мне выходить за тебя замуж?

— Потому что это самый лучший выход для нас обоих.

— Это самый лучший выход только для тебя, Патрик. — Она встала с его коленей. Он попытался ее задержать, но она оттолкнула его руки. Оказавшись на безопасном расстоянии от Патрика, она погрозила ему пальцем. — Я знаю, что ты задумал. Ты хочешь реабилитироваться и решил, что в твоем плане я должна стать шагом номер два.

— Не совсем, — ухмыльнулся Патрик. — Скорее уж шагом номер шесть. Только не обижайся.

— Еще чего, — закатила глаза Эбби. — Можешь поверить, я на тебя не обижаюсь.

Она развернулась и вышла из комнаты.

— Эй, ты куда? Я только что сделал тебе предложение.

Патрик вскочил, схватил рубашку, отброшенный ранее носок, сапоги-казаки и бросился за ней вдогонку.

— Эбби, я серьезно, — продолжил он, найдя ее на кухне.

— Ты точно не в себе, — не оборачиваясь, огрызнулась она.

Было еще очень рано, около половины восьмого, и солнце едва только начинало просвечивать сквозь белые хлопчатобумажные занавески. И для нее, и дня Патрика весна и лето были самой горячей порой. Для Патрика это означало необходимость каждое утро, просыпаясь у нее в доме, прыгать в машину и мчаться на ранчо. Для Эбби — необходимость преодолеть несколько ярдов, отделяющих дом от теплицы. Некоторые из ее работников отправлялись высаживать цветы и выполнять другую работу в частных дворах и садах, на городских улицах, в офисах. Один-два человека оставались в теплице и помогали Эбби продавать однолетние и многолетние растения, семена, удобрения, черенки, саженцы и самый разный садовый инвентарь.

Но сегодня был праздник, поэтому Патрик до сих пор околачивался у нее дома.

— Хорошо, давай рассуждать здраво, — тем временем говорил он. — Ты сказала, что я хочу реабилитироваться в глазах общественности, и ты, предположительно, один из шагов в этом грандиозном замысле. Если это так, то каковы другие шаги?

Эбби обернулась и изучающе взглянула ему в лицо. Патрик Шелленбергер, старший брат ее друга Рекса, проклятие ее детства, неожиданно для нее самой превратившийся в ее поклонника, бросил носок и рубашку на стул и стоял, прислонившись спиной к дверному косяку, являя миру взлохмаченную шевелюру, обнаженную мускулистую грудь и синие глаза.

— Я интересуюсь исключительно из любопытства, — добавил он, приподнимая брови, что немедленно придало ему невинный вид, которому Эбби нисколько не поверила.

— Я думаю, — ответила Эбби, — что шагом номер один стало возвращение домой и работа на ранчо, что позволило твоему отцу отойти от дел.

Когда он кивнул, согласившись с этим утверждением, она спросила:

— Так в чем же заключается шаг номер два?

— Упорный труд, — мгновенно отозвался Патрик. — Я был обязан добиться успеха.

— Вот оно что. — неохотно протянула Эбби, тем самым признавая, что он преуспел в реализации первых двух шагов. — А каков твой третий шаг?

— Я не должен пить. И должен позаботиться, чтобы все об этом узнали.

— Четвертый?

— Не угодить в полицию.

Эбби изумленно покачала головой.

— Мне трудно поверить, что я поддерживаю беседу с человеком, составившим подобный план. Неужели я так низко пала?

Патрик расхохотался, оттолкнулся от косяка и выпрямился. Внезапно комната стала как будто меньше, а Эбби инстинктивно попятилась. Патрик потянулся, с наслаждением разминая свое поджарое тело от босых пальцев ног до загорелых пальцев рук.

Джинсы его чуть скользнули вниз по бедрам, обнажив полоску светлой кожи там, куда обычно не попадали солнечные лучи.

Эбби не могла отрицать того, что у Патрика потрясающий смех, сексуальный хрипловатый голос, широкие плечи и синие глаза. Время от времени ее тело реагировало и на этот голос, и на эти руки таким образом, что становилось ясно: у него своя точка зрения на этого мужчину. Стоя сейчас передним, Эбби сосредоточилась на том, чтобы ничем не выдать своих чувств. Накануне вечером они с Патриком ужинали в Каунсил-Гроув, после чего он повез ее на свое ранчо, чтобы показать новые стойла и прочие усовершенствования. Стояла изумительная весенняя ночь, а Патрик был мил и романтичен. Под конец он кротко поинтересовался, не позволит ли она ему остаться у нее, вместо того чтобы возвращаться в спальню своего детства в родительском доме.

Патрик перестал потягиваться, встряхнулся и сунул большие пальцы за шлевки на поясе джинсов. Глядя на нее в упор, он продолжил:

— Шаг номер пять: обмануть всеобщие ожидания и не связаться с какой-нибудь девицей.

— Не пить, не попадать в полицию, не встречаться с какой-нибудь девицей, — начала загибать пальцы Эбби. — Вот это да! Перед таким молодцом ни одна женщина не устоит! — Она напустила на себя чопорный вид. — Мне не нравится слово «девица».

— Почему? — совершенно искренне растерялся Патрик.

— Почему? — Она так гневно воззрилась на него, что он не выдержал и улыбнулся. — Если ты сам этого не понимаешь, объяснять бесполезно. Просто прекрати его употреблять, вот и все. Тебе необходимо научиться быть вежливым.

— Но ведь с тобой я вежлив.

— Да, но только потому, что тебе кое-что от меня нужно.

— А вот тут ты права.

Патрик расплылся в похотливой улыбке, стремительно шагнул вперед, сгреб Эбби в охапку и попятился, увлекая ее за собой.

— Отпусти меня! Патрик! Мне надо покормить птиц!

Ее ждали не только дела, но и полная веранда ручных птиц.

Вместо того чтобы выпустить Эбби из объятий, Патрик прижал ее к себе еще крепче и наклонился, чтобы поцеловать.

— Вот видишь, Эбби, — шептал он, целуя ее брови, кончик носа и постепенно опускаясь к губам, — нам хорошо вместе. Мы подходим друг другу. Мы нужны друг другу. Ты мне нужна, потому что с тобой я буду выглядеть респектабельно. А я тебе нужен, потому что… если честно… — Патрик фыркнул прямо ей в губы, — …с твоим прошлым ты никому больше не нужна.

— С моим прошлым? — Эбби резко отстранилась. — С каким еще прошлым? Что ты имеешь в виду?

Он пожал плечами и снова напустил на себя невинный вид.

— Твоя первая любовь от тебя сбежала, да так больше и не вернулась. Если ты с кем-нибудь встречаешься, это никогда не длится дольше нескольких месяцев. Ты не можешь найти другого мужчину…

— Кто бы говорил о прошлом!

Эбби уперлась ладонями Патрику в грудь, оттолкнула его и направилась к выходу.

— Вот именно! — крикнул он ей вслед. — Именно об этом я и говорю! Мы созданы друг для друга. Эй, Эбби, у тебя не найдется чистого полотенца? Я хочу принять душ.

— В бельевом шкафу, — отозвалась она. — Там же, где и всегда. И ты бы знал об этом, если бы не был так ленив и брал полотенца сам. — И неожиданно для себя Эбби вдруг выпалила: — Патрик, а что ты чувствовал в ту ночь, когда вы нашли мертвую девушку?

Он моргнул, нахмурился и направился в душ, небрежно бросив через плечо:

— Рекс рассказал тебе, что я тогда был дома? Никто не должен был этого знать. А как, по-твоему, что я мог чувствовать? Хреново мне было, вот что я тебе скажу. Надеюсь, это было в первый и в последний раз.

Эбби, открыв рот, смотрела на то место, где несколько мгновений назад стоял Патрик.

Она ожидала, что он спросит, откуда взялась эта безумная идея, и совершенно не ожидала, что он подтвердит ее догадку! Ее вопрос был чистой воды блефом. Эбби задала его только потому, что ее сбило с толку то, что она услышала утром на кладбище. Особенно с учетом того, что ей в память врезались слова Рекса, произнесенные в тот день, когда они нашли Надин Ньюкист. Хотя, если быть точной, ей запомнилось, что он как будто хотел что-то сказать, но сдержался. «Папа и… Мой папа тоже там был».

Она не знала, почему ей это запомнилось, но оно всплыло из-за того, что Верна… Что Верна? Оговорилась? Проговорилась? Солгала?

И все же Эбби не ожидала, что Патрик подтвердит: произнеся слово «мальчики», Верна не оговорилась. И теперь Эбби совершенно не представляла, как ей быть с полученной информацией. Почему все считают, что девушку нашли только Рекс и Натан, в то время как с ними был и Патрик? И почему Верна ей солгала?

Эбби понимала, что сама она очень слабо помнит те события.

Она тогда ни на что не обращала внимания. И даже много позже уходила от любых разговоров на эту тему, поскольку они неизбежно возрождали в памяти горестные воспоминания.

Быть может, такая каша в голове только у нее, а все остальные гораздо отчетливее представляют себе картину того трагического времени?

Это многое бы объясняло, и все же…

Ей было не по себе, хотя она сама не понимала причин своего беспокойства.

Эбби казалось, что туман, окружавший ее на кладбище, последовал за ней домой. Она покачала головой и подошла к кофейнику, чтобы заварить свежий кофе для Патрика.

Она встречалась с Патриком уже три месяца. Ему потребовалось почти столько же, чтобы убедить ее куда-нибудь с ним сходить. Ей казалось, что если бы в городе был хоть один свободный и презентабельный мужчина, то она ни за что не согласилась бы иметь дело с Патриком. Их связь не одобрял даже его брат. Патрик не нравился ее подругам. Но что ей оставалось делать? Переехать в большой город, где мужчин гораздо больше, чем в Смолл-Плейнс? Сидеть всю жизнь дома?

Зато Патрик умел ее рассмешить.

Внезапно Эбби бросилась в спальню и распахнула дверь ванной комнаты.

— Патрик! Ты сказал, что хочешь на мне жениться. Ты меня любишь?

— Полюблю! — завопил он, перекрикивая шум льющейся воды.

«Вот!» — подумала она. Вот такие мелочи и заставляли ее улыбаться и качать головой, прощая ему все остальное. По крайней мере, он был по-своему честен. Или, возможно, было бы правильнее сказать «прямолинеен». Возмутительно прямолинеен. И еще он был очень хорош собой, опять-таки — на свой грубоватый манер. И в постели хорош. Этого тоже нельзя было сбрасывать со счетов. А иногда с ним было просто весело, и они дурачились и хохотали, как подростки. Но выйти замуж за Патрика Шелленбергера, имеющего репутацию бешеного и непредсказуемого человека… Эбби сомневалась, что ему удастся измениться коренным образом.

Если она решится на такую глупость, Рекс ее убьет. Неужели у нее совсем не осталось выбора?

— Почему ты хочешь реабилитироваться в глазах общественности, Патрик? — снова крикнула она. — Зачем тебе это?

Вместо ответа Патрик начал во весь голос распевать какую-то песенку.

Когда он вернулся в кухню, от него пахло шампунем и чистотой, несмотря на то что пришлось надеть вчерашнюю одежду.

— Насчет того, что в ту ночь я был дома… — заговорил он, принимая из рук Эбби чашку кофе. — Ну, тогда, когда мы нашли девушку… Ты давно об этом знаешь?

— Не помню, — уклонилась от ответа Эбби и пожала плечами.

— Кто еще об этом знает?

— Понятия не имею.

— Не надо об этом распространяться, ладно?

— Почему об этом никто не должен знать?

Он обаятельно улыбнулся.

— Потому что ваш покорный слуга тогда только что вылетел из Канзасского университета. Поэтому я и был дома.

— Я не знала, что ты вылетал из университета.

— Вот именно. — Он снова улыбнулся. — Родителям было за меня стыдно. Отец меня чуть не убил. Да я и сам был от себя не в восторге. Все должны были думать, что я бросил университет, потому что мне там не понравилось.

— Ну ладно, за меня можешь быть спокоен, — кивнула Эбби. — На моих устах печать молчания.

Он прижался ртом к ее губам.

— Вот теперь это действительно так, — прошептал он и, отстранившись, уселся на кухонный стул, чтобы закончить одеваться.

Он дотянулся до одного из своих сапог и начал его натягивать.

— Черт побери!

Эбби развернулась к нему от столика у раковины, на котором резала фрукты.

— Что случилось?

Патрик размахивал правым сапогом.

— Они снова это сделали! Твои чертовы птицы опять нагадили сюда! — На его лице была такая ярость, что Эбби показалось: он вот-вот свернет кому-то шею. Или ей, или птицам. — Ты только посмотри на это!

Он развернул сапог так, чтобы Эбби увидела стекающую по подкладке белую струйку. Было ясно, что кто-то сел на голенище и опорожнился.

— Ох, Патрик, мне очень жаль! — с трудом сдерживая смех, воскликнула Эбби.

— Это не смешно, черт возьми! Твои птицы меня ненавидят, Эбби.

Это было настолько очевидно, что Эбби даже не пыталась ничего отрицать. Все три попугая ненавидели и презирали Патрика. При его появлении они неизменно поднимали крик. Если он по неосторожности подходил слишком близко к клетке, они пытались его ущипнуть. И при каждом удобном случае гадили на его вещи.

— Все! — мрачно глядя на Эбби, заявил Патрик. — Я больше не собираюсь этого терпеть.

— Да брось ты, Патрик! Эти сапоги видели коровьего дерьма больше, чем любое стойло. Дай сюда. Я все вытру.

Он вручил ей сапог, и она вытерла его бумажными полотенцами. Натягивая его на ногу, Патрик пробормотал:

— Тебе придется расстаться с этими птицами.

— Что?

— То, что слышала, Эбби. Выбирай: они или я.

— Ах, вот так! — Она прищурилась. — Проваливай отсюда! И смотри не споткнись, когда будешь бежать к выходу, — подражая его зловещему тону, добавила Эбби.

— Я их когда-нибудь придушу.

Он не шутил, и она не засмеялась. Это был совсем другой Патрик. И этот Патрик ей никогда не нравился. Она помнила его как противного и злого старшего брата Рекса, который постоянно ее дразнил, часто доводя до слез. Время от времени этот Патрик выглядывал наружу, и в такие моменты она его терпеть не могла. Более того, она его боялась. Боялась точно так же, как и тогда, когда ей было шесть, а ему десять, и еще много лет спустя. Тот Патрик исчез, сменившись гораздо более приятным типом, и лишь изредка напоминал о себе. Но Эбби знала, что он ненавидит птиц так же сильно, как и они его.

— Если ты к ним прикоснешься, — угрожающим тоном негромко сказала она, — я обеспечу место в клетке тебе.

Он сверкнул на нее глазами, схватил сапоги и выскочил на веранду. Проходя мимо большой, накрытой покрывалом клетки, в которую Эбби на ночь закрывала своих любимцев, он злобно пробормотал:

— Жареный цыпленок! Курица по-охотничьи! Утка под апельсиновым соусом!

Наружная дверь громко хлопнула, и все стихло.

Эбби снова не удержалась от смеха. «Утка под апельсиновым соусом!» Такое мог брякнуть только Патрик.

Она отлично видела, что под тонкой пленкой цивилизованности в Патрике бушует и рвется наружу агрессия. Еще в юности он несколько раз побывал в участке за драку после злоупотребления пивом. Если бы он не был сыном шерифа, последствия могли бы быть гораздо более серьезными. Сколько она себя помнила, Патрик всегда был несдержан и вспыльчив. Но когда он произносил что-нибудь вроде «курицы по-охотничьи», прекрасно понимая, что этим рассмешит Эбби, его трудно было воспринимать всерьез.

Она выскочила на веранду, а затем на крыльцо, чувствуя, как к босым ступням прилипает рассыпанный по полу птичий корм.

— Патрик! — закричала она в его удаляющуюся спину. — Не забудь привезти сено.

Патрик не обернулся, но поднял руку, показывая, что он ее услышал.

Эбби подождала. Убедившись, что он не показал заодно средний палец, она расценила этот жест как «хорошо» и, улыбаясь, вернулась в дом.

Из-под покрывала уже раздавались хриплые крики.

Эбби сняла покрывало с клетки и ласково поздоровалась со своими птицами — Джей Ди, Лави и Грейси. Два попугая поменьше появились в ее питомнике через много лет после того, как она украла с веранды Ньюкистов клетку с большим красным южноамериканским попугаем. Ее клиенты таяли при виде этих прекрасных птиц и часто подбегали к веранде, чтобы постучать по сеткам, в теплую погоду заменяющим стекла, и поболтать с умными и красивыми созданиями.

— Быстро признавайтесь, кто из вас нагадил в сапог Патрика!

— Привет! — ответила Грейси, пустив в ход свое единственное слово.

Все трое взобрались к ней на руки и на плечи, чтобы прокатиться в кухню, где их ожидал завтрак. Подойдя к столу, Эбби увидела, что в спешке Патрик забыл у нее свои солнцезащитные очки. Дорога к ранчо Шелленбергеров вела на восток, и это означало, что Патрику придется щуриться, чтобы разглядеть шоссе, защищая глаза от восходящего солнца. «Ох и зол же он будет!» — подумала Эбби.

— Так ему и надо! — сообщила она птицам. — В следующий раз не будет говорить о вас всякие гадости.

Раскладывая фрукты и орехи по мисочкам и поглощая все это наравне с попугаями, Эбби пожаловалась:

— Знаете, что мне сказал этот псих? В это трудно поверить, но он заявил, что я должна выйти за него замуж, потому что больше никому не нужна!

Она отнесла птиц и мисочки обратно на веранду, которую каждую весну с помощью тропических растений из теплицы, а также подвешенных к жердочкам зеркал и игрушек превращала в вольер для птиц.

— В следующий раз, — обратилась она к птицам, — цельтесь в оба сапога.