Верпа вернулась в дом. И хотя шаги ее были очень медленными, ее сердце билось очень часто. Она думала о том, что случись кому-то проехать в эту минуту по шоссе или Натану выглянуть из окна, они не увидят в ее фигуре ничего необычного. То есть они увидят самую обычную домохозяйку, идущую к своему дому так спокойно, как будто ее волнует один-единственный вопрос: вымыть посуду сейчас или позже?
На самом деле вид красных габаритных огней на удаляющемся грузовике Эбби наполнил ее душу невыразимой и невыносимой тревогой.
Эбби показалось, что она напряжена. Это слово и близко не передавало того, что переживала сейчас Верна.
Она встревожилась, едва только узнала от Рекса, что в город вернулся Митч.
А теперь Эбби сказала, что Патрик хочет на ней жениться.
Верна любила обеих дочерей Марджи, но к Эбби у нее было совершенно особое отношение. И не потому, что Эллен была хуже. Просто в Эбби было что-то такое, что не менялось с годами, какая-то внутренняя доброта, присущая ей с того самого дня, когда у Марджи и Квентина родилась эта славная девчушка. Отчасти это объяснялось ее внешностью. Эбби и в самом деле была неотразима. Ее непослушные белокурые волосы, широкая открытая улыбка, непринужденная манера стоять, уперевшись руками в бока и слегка расставив ноги в голубых джинсах, и прямой взгляд синих глаз располагали к себе всех без исключения. Отчасти это объяснялось ее склонностью к озорству, которая время от времени прорывалась наружу и порой приводила людей в изумление, но потом неизменно вызывала у них улыбку вместо осуждения. Многие из проделок Могли сойти с рук только ей и, наверное, только в Смолл-Плейнс. Взять хотя бы совершенную много лет назад кражу попугая Митча Ньюкиста. Марджи по секрету рассказала об этом Верне, и они обе хохотали до слез, представляя, как удивлялась Надин Ньюкист, приходя к Рейнолдсам в гости и слыша приглушенные птичьи крики.
Эбби сумела сохранить невинность и непосредственность, которые не изменили ни время, ни утраты и душевные переживания. Ее синие глаза по-прежнему отражали удивление, боль, доверие и безграничную любовь. Такая девушка заслуживала лучшей участи, чем Патрик…
Боже мой! Верпа прижала ладонь ко рту, шокированная такими мыслями о собственном сыне.
Но это действительно было так. Идя к поставленной цели, Патрик мог быть упорным… и безжалостным. Обычно он не останавливался, пока не получал желаемое. Он был вполне способен взять Эбби измором, подобраться к ней в момент слабости, сыграть на ее одиночестве или даже стремлении иметь детей.
То, что в город вернулся Митч Ньюкист, только сыпало соль на раны и делало ее еще более уязвимой.
Этого не должно случиться! Верна решила, что не допустит, чтобы Патрик заполучил Эбби.
«Кем надо быть, — спрашивала она себя, — чтобы позволить дочери Марджи, и в особенности такой девушке, как Эбби, выйти замуж за такого парня, как Патрик, если даже его собственная мать допускает, что он способен на убийство?!»
До той ночи, когда на их поле нашли тело убитой девушки, Верна не позволяла себе всерьез сомневаться в старшем сыне. Она не допускала мыслей о том, что он способен на все и, возможно даже, является одним из тех ужасных людей, на которых вешают жуткий ярлык «социопат». Вместо этого она предпочитала считать его самолюбивым, самоуверенным и эгоистичным. С самого раннего детства Патрик был склонен использовать люден, манипулировать ими и дразнить их, наслаждаясь их переживаниями. Она делала все, что было в ее силах, чтобы привить Патрику умение ставить себя на место других людей, но с годами все больше убеждалась, что понятие «совесть» ему чуждо. Зато этим качеством был с лихвой наделен Рекс. Но Верна также видела, что оба ее сына, а не только Рекс, пользуются популярностью. У обоих были друзья, оба были раскрепощены и умели себя занять…
Ее опасения расцвели буйным цветом в ту ночь, когда она произнесла слова, которые теперь казались ей роковыми. «Рекс, что случилось?» — спросила она.
Младший сын сидел на краю ее постели, поддерживая несчастную сломанную кисть, и из него потоком лились слова — слова, которые Верна была обязана выслушать, хотя ей хотелось зажать уши ладонями и защититься от этого потока информации. Сначала он сообщил ей о том, что они нашли посреди пастбища замерзшее тело мертвой девушки.
— Мама, я ее знаю! Я не сказал этого папе, но я ее знаю. И Пат тоже ее знает.
Потом он рассказал Верне, как был зол на Патрика за то, что он летом отлынивал от работы, как однажды сел в грузовик, проследил за братом и нашел его в загородном доме Ньюкистов в обществе девушки, зарабатывавшей на жизнь уборкой домов. При этом Пат был босой и раздет до пояса. Рекс также рассказал матери о том, как он шантажировал брата, заставив его держаться подальше от этого места, хотя и не мог бы поручиться, что Патрик больше туда не ездил. Он рассказал ей, как влюбился в Сару Фрэнсис, как стал ее навещать, помогать ей, делать для нее покупки, общаться с ней. Он рассказал об их ночной прогулке по прерии и о том, как он обнаружил, что единственным парнем, который ее интересует, является Митч. Он не стал скрывать и того, как швырнул этот факт в лицо Патрику, чтобы вызвать у него приступ ревности и ярости.
Она понимала, что смерть девушки разбила Рексу сердце и что больше всего он боится, что, вызвав в брате ревность, стал причиной ее гибели. Рексу было всего восемнадцать, а на него уже свалилось это горе, шокировавшее его до такой степени, что он решил, будто это брат убил Сару в припадке ревности.
— Мам, Пат не сказал папе, что он ее знает! — вырвалось у Рекса.
— Ты тоже этого не сделал, милый, — напомнила ему мать, пытаясь сохранить спокойствие, хотя ее сознание густой стеной тумана окутали страх за сына и болезнь.
— Это не то же самое!
— Рекс, он твой брат!
— Мама, он Патрик! — выпалил в ответ Рекс.
Чувство вины, которым терзался Рекс, и его обвинения в адрес Патрика пробудили в душе Верны страхи, которые она много лет старательно подавляла. Однако она не верила… не могла поверить в то, что кто-то из ее сыновей способен причинить девушке зло, даже если у него были веские основания для ревности.
Но она уже ничего не знала, не понимала…
Верна смотрела на нетронутый кусок пирога в своей тарелке.
Ей казалось, что аппетит покинул ее навсегда.
— Рекс, — обратилась она к младшему сыну семнадцать лет назад, — твой брат не мог так поступить! Ты не имеешь права допускать такую возможность! Выбрось эти мысли из головы и не смей больше так думать. И не вздумай с кем-нибудь поделиться своими опасениями. Даже с отцом. Если эти мысли будут тебя тревожить, ты можешь поговорить со мной, — добавила она.
Рекс больше так и не заговорил на эту тему. Они больше не поднимали этот вопрос.
Верна не рассказала Натану о том, что сказал ей Рекс. В ту ночь муж вернулся очень поздно, без сил упал на постель и шепотом рассказал ей о найденном на ранчо теле девушки, которое они с Патриком отвезли в офис Квентина.
— Верна, она так жестоко избита, что трудно было даже предположить, что у нее когда-то было лицо, — неожиданно произнес Натан.
Верну от этих слов как будто током ударило. Рекс ничего не сказал о том, что ее трудно было опознать. Более того, он ее узнал. И он был уверен, что ее узнал Патрик. Каким образом ее сыновья узнали обнаженную мертвую девушку, если не видели ее лица?
Верна до рассвета лежала без сна. С каждой секундой ей становилось все хуже.
Она очень многого не знала. Она очень многого не хотела знать. Она вздохнула с облегчением, узнав, что ей необходимо лечь в больницу в Эмпории. Там ей давали лекарства, заставлявшие ее спать. Она проспала все расследование, не коснувшееся ее сыновей, проспала незаметный отъезд старшего сына в другой город и в другой колледж, проспала поминальную службу и погребение красивой девушки, у которой когда-то было имя, семья и жизнь…
Сидя за кухонным столом, Верна закрыла лицо руками.
Она думала об убитой девушке, понимая, что все это время в первую очередь должна была думать именно ней.
— Спасибо за то, что ты облегчила страдания моего супруга, — безмолвно молилась Верна. — Прошу тебя, Сара, прости нас и помоги нам.
К тому времени как Митч подъехал к домику на ранчо и припарковал машину, совсем стемнело, Он вытащил из машины огромную клетку, в поисках которой доехал до Манхэттена, и пакеты с кормом и свежими фруктами. Он не стал даже заглядывать в магазины в Смолл-Плейнс, зная, что в таком маленьком городе невозможно найти по-настоящему большую клетку.
— Я рассчитываю, что тебе вес это понравится, — обратился он к Джей Ди, входя в дом и включая свет. — Ради тебя я проехал не меньше сотни километров.
Птица тихонько заклекотала.
Митч вернулся к машине за остальными покупками и только тут заметил нечто, от чего застыл на месте.
Дверь в погреб была распахнута настежь.
Сначала он хотел просто подойти и заглянуть в погреб, но волосы, дыбом вставшие на затылке, заставили его проявить осторожность. Вчера, выходя из подвала, он плотно притворил за собой дверь. Когда он утром уезжал из дома, дверь по-прежнему была закрыта. Ее не мог распахнуть ветер, пусть даже и очень сильный, потому что дверь была очень тяжелой. Ему и самому удалось это с большим трудом.
Стараясь ступать как можно бесшумнее, Митч поспешил вернуться в дом, где прямиком направился в спальню родителей. Оказавшись там, он открыл ящик тумбочки между кроватями, чтобы убедиться в том, что отец по-прежнему хранит там пистолет.
Да, он был на месте. Маленький, но смертельно опасный. Именно его Митч и рассчитывал там найти.
Он помнил этот пистолет. У него была черпая рукоятка и серебристый ствол. Кажется, его подарили отцу Квентин Рейнолдс и Натан Шелленбергер.
Одни Бог ведал, когда оружие в последний раз смазывали или чистили и можно ли из него стрелять, не опасаясь получить пулю себе в грудь. Нельзя было исключать возможности того, что из этого пистолета, который представлял собой скорее коллекционный экземпляр, чем реальное оружие, не стреляли уже лет двадцать, если не больше. Митч обнаружил в его магазине пули. Даже если пистолет и не представлял собой реальной угрозы для жизни, он, тем не менее, был способен нагнать страху на кого угодно.
«Кое-какие подробности сельской жизни не забываются никогда», — подумал Митч.
Во-Во-первыхэто касалось умения стрелять. Во-вторых, рассказов о бродягах, забирающихся в пустующие дома. По большей части это были люди, связываться с которыми было опасно. Иногда это были сбежавшие заключенные, скрывающиеся среди просторов прерии от властей. Они облюбовывали в качестве пристанища дома среди бескрайних просторов, где хозяевам трудно было рассчитывать на чью-то помощь.
Митч взял пистолет и вышел во двор.
Хотя он и прикрыл дверь погреба, болтающийся сломанный замок ясно указывал на то, что «мотель» не занят. Наверное, случайный гость очень обрадовался, обнаружив погреб, оборудованный как квартиру. Если внутри и в самом деле кто-то был, он допустил непростительную халатность, не притворив за собой дверь.
Или он страдал клаустрофобией.
Или он был здесь раньше, но уже ушел.
Митч отчаянно надеялся, что дело обстоит именно так.
Влажная трава заглушала его шаги.
Подойдя к дверному проему, он глубоко вздохнул, правую руку с пистолетом поднял, а левой щелкнул выключателем на стене.
Свет озарил комнату, которая выглядела точно так же, как и днем, с одним небольшим исключением.
На раскатанном на полу матрасе спал человек.
— Подъем! — скомандовал Митч.
Парень пошевелился, а затем резким движением сел на постели. Это был высокий худощавый юноша. У него были темные волосы, на худом лице застыло недовольное выражение.
— Какого хрена!
— Вставай, — повторил Митч. — Только без резких движений.
Он видел, что парень скорее зол, чем испуган. Он возмущенно уставился на пистолет в руке Митча, потом поднял глаза к его лицу.
— Кто ты такой, какого хрена тут делаешь и какого черта украл пистолет моего отца?
Несмотря на то что они неподвижно стояли в кухне, Митчу казалось, что они медленно кружат вокруг друг друга, пытаясь привыкнуть к тому факту, что они братья.
Оказалось, что парню присуща почти пугающая прямолинейность.
— Ты Джефф? — спросил его Митч еще в погребе.
— Да, а кто ты такой?
— Похоже, я твой брат, — пожал плечами Митч. — Я Митч.
— Да ну? — отозвался Джефф, сопровождая загадочный ответ взглядом, который Митч не понял. — У тебя есть пиво?
Спустя несколько минут они уже стояли в кухне, держа в руках по банке пива.
— Где тебя носило целых семнадцать лет? — спросил Джефф Ньюкист у Митча Ньюкиста.
— Сначала я учился в колледже, — ответил Митч, решив, что буквальный ответ будет самым безопасным. — Потом пару лет жил в Чикаго, полгода в Денвере. Остальное время я провел в Канзас-Сити.
— Но почему ты никогда не приезжал домой?
В вопросе не было горечи, или Митч ее просто не заметил. Он готов был поклясться, что Джеффом движет лишь неуемное любопытство. Тем не менее он ответил встречным вопросом:
— Что они тебе обо мне говорили?
— Ма и па?
Митч даже вздрогнул: «Ма и па?» Не поверив своим ушам, он уточнил:
— Ты называешь их «ма и па»?
На угловатом лице паренька вдруг промелькнуло выражение, которое Митч мог охарактеризовать только как сарказм.
— Когда я был маленьким, она хотела, чтобы я называл ее «мама». — Джефф произнес последнее слово на французский манер, сделав ударение на последнем слоге. — Я сократил это обращение до «ма», только чтобы ее позлить.
— Не сомневаюсь, что ты своего добился, — не удержался от смеха Митч.
В глазах паренька появилось удивление, но потом он, похоже, обрадовался, хотя и постарался это скрыть.
— А как они объясняли мой отъезд и отсутствие? — поинтересовался Митч.
Джефф пожал плечами.
— У тебя возникли проблемы. Тебе лучше было уехать. — Он снова заговорил деланно высокопарным тоном, явно имитируя манеру родителей. — Тебе лучше было не возвращаться, — закончил он.
— У меня возникли проблемы? — фыркнул Митч.
Парень приподнял брови.
— Ты хочешь сказать, что этого не было?
— Я хочу сказать, что в происшедшем не было моей вины.
Настала очередь Джеффа фыркать.
— А-а, ну да, конечно.
Митч почувствовал, что проникается все большей симпатией к этому колючему пареньку.
— А они не говорили, какого рода проблемы у меня якобы возникли?
— Они не говорили, зато говорили все остальные. Кое-кто считал, что ты мог убить… ту девушку на кладбище…
— О господи! — выдохнул Митч. — Они и в самом деле так думали?
— Вряд ли. Я не знаю. На самом деле никто ничего не знает. Знаешь, как они меня называют?
Митч удивленно моргнул от такой неожиданной смены темы.
— Кто?
— Люди.
— Нет, не знаю. Как?
— Суррогатный сын. Как тебе это?
У Митча защемило сердце. Ему стало обидно за брата.
— Сочувствую, Джефф. Это полное дерьмо.
Это Джеффу тоже понравилось. И снова Митчу почудилось, что брат не принимает слишком близко к сердцу все, что слышит или говорит.
— Как тебе с ними жилось? — продолжал расспросы Митч.
Джефф в очередной раз передернул плечами.
— Как может житься со стариками? Понимаешь, они старые, и все их друзья тоже старые. Представь себе этот гигантский конфликт поколений.
Митч не мог не согласиться с ним. Когда родители воспитывали Митча, им было около тридцати, как и всем их лучшим друзьям. Когда они усыновили этого мальчика, им было уже под пятьдесят. Разница была, быть может, не так уж велика, но Надин и судья всегда казались намного старше своего действительного возраста.
— Тебе кажется, что тебя воспитали бабушка с дедушкой? — уточнил Митч.
— Пожалуй. — Джефф явно колебался, как будто не решаясь задать следующий вопрос. — А как жилось тебе? Я хочу сказать, ты ведь тоже был их сыном, только гораздо раньше.
— С ними было неинтересно, — не колеблясь, ответил Митч. — Но мне правились их друзья… — он слегка улыбнулся, — …которые тогда не были еще такими уж старыми. Я дружил с Рейнолдсами и Шелленбергерами… — Он замолчал, чтобы посмотреть, подхватит ли эту тему Джефф.
Джеффа это, похоже, не заинтересовало. «Возможно, он мало общается с этими семьями, — подумал Митч, — поскольку у них нет детей его возраста».
— Откуда у тебя эта птица? — снова резко сменил тему Джефф.
— Я привез ее с собой.
Парень насмешливо прищурился, и Митч неожиданно для себя забеспокоился. Джефф смотрел на него так, как будто знал, что он лжет, хотя откуда он мог это знать?
— Она очень похожа на попугая Эбби Рейнолдс.
— Эбби? У нее тоже есть… Но, кажется, у нее птичка поменьше этой?
— Ну да, у нее два маленьких попугая и один большой. Точно такой же. Только он пропал во время урагана. Она по всему городу расклеила объявления. Разве ты их не видел?
— Нет.
Митч обернулся к Джей Ди, который, наклонив голову, смотрел на них круглым глазом. Отец утверждал, что кто-то украл у них птицу, но Митч ему не поверил. Он решил, что кто-то из родителей оставил дверь открытой, позволив попугаю улететь, потому что им надоело с ним возиться. Неужели кто-то действительно украл Джей Ди? Неужели это была Эбби?
— Это мой попугай, — твердо произнес он, оборачиваясь к Джеффу.
— Да мне пофиг!
Это казалось Митчу очень странным, но время от времени по лицу парня пробегало выражение, напоминавшее ему то судью, то Надин. Он знал, что люди, которые долгое время живут вместе, начинают походить друг на друга, но все равно изумлялся, наблюдая за Джеффом. Он, совсем как судья, презрительно кривил губы и в точности имитировал мимику Надин, недоверчиво поднимая брови.
— Почему ты вернулся? — спросил Джефф.
В этом вопросе явственно прозвучал вызов.
Парень впервые продемонстрировал какую-то личностную заинтересованность. Может, все дело было в воображении, но Митчу почудилось, что за произнесенными словами стоит намного больше. Например: «Как так вышло, что за семнадцать лет ты не нашел времени, чтобы познакомиться с братом, и почему ты свалился мне на голову именно сейчас?» Хотя, с другой стороны, эти слова могли означать что-то вроде «Кто ты, черт возьми, такой, чтобы спустя столько лет являться за моим наследством?».
В этот момент Митч кое-что понял и решил честно сказать об этом Джеффу.
— Наверное, я просто этого не понимал, — произнес он.
— Чего ты не понимал?
— Что у меня есть брат.
В глазах Джеффа снова промелькнуло что-то неуловимое. Удивление? Это могло быть что угодно, но Митч истолковал это выражение как обиду и гнев.
— Какого хрена ты мне это загружаешь? — возмутился Джефф, и Митч вынужден был согласиться с тем, что парень имеет право на возмущение.
Холодный голос Джеффа напомнил ему интонации покойной матери, хотя выбор слов был иным. Джефф подхватил у Надин и судьи их склонность к холодному гневу в противоположность гневу горячему, который Митчу всегда казался более честным. Он сам порой ловил себя на подобной холодности, и хотя ему не всегда удавалось вовремя остановиться, в такие моменты он себя ненавидел.
Митч ответил не сразу, желая быть предельно искренним с этим ершистым пареньком.
— Я… ревновал, — наконец сказал он. — Я был молод. Меня выгнали. Я потерял дом, семью и всех друзей. Мне не дали даже окончить школу вместе со всеми. Я остался совсем один. Меня несправедливо обвинили в том, чего я не делал. От родителей веяло ледяным холодом. И тут внезапно появился ты. Для меня это стало полной неожиданностью. Я ведь понятия не имел, что они хотят кого-то усыновить. Я вообще не знал, что они хотят иметь детей. Я был потрясен, как если бы мне сообщили, что они усыновили маленького инопланетянина. Если ты стал суррогатным сыном, то я чувствовал себя отвергнутым и забытым. — Он задумался. — Я тебя ни в чем не винил. Я винил их. Что бы они ни говорили, что бы ни делали, в них не было ни капли тепла. Они вели себя так, как будто решили, что со мной слишком много проблем, поэтому от меня лучше избавиться. Я чувствовал, что меня вышвырнули вон и отреклись от меня. Поэтому я отрекся от них.
Джефф опустил голову и смотрел в пол. Когда он снова взглянул Митчу в глаза, его лицо было лишено малейшего выражения, способного выдать его переживания.
— Есть еще пиво?
— Нет.
Пиво у него было, и если Джефф заглядывал в холодильник, то знал это. Но Митч не собирался поощрять семнадцатилетнего юношу к употреблению пива. Он подозревал, что тот и без того уже выпил более чем достаточно.
— Хочешь остаться в доме? Можешь лечь на второй кровати.
Парень пожал плечами и не ответил.
— Что это с погребом? — спросил Митч.
— Не понял.
— Почему он обставлен, как квартира?
Джефф пожал плечами.
— Не знаю. Я попал в него впервые в жизни.
— Да ну? А как ты сюда приехал? Я не заметил машины.
— Я припарковался за домом.
— Зачем ты сюда приехал?
Парень заколебался, потом снова пожал плечами.
— Мне было любопытно. Отец сказал, что ты здесь, вот я и приехал, чтобы взглянуть на тебя. Дома тебя не оказалось. Я увидел, что замок на двери погреба сломан, спустился туда и увидел, что он вроде как обставлен. Я и решил перекантоваться там до твоего возвращения.
— Почему ты оставил дверь открытой?
— Ты что, издеваешься? Думаешь, мне хотелось, чтобы меня там случайно закрыли?
— Ясно.
Митч действительно его понял. Этот погреб и в нем пробуждал первобытные страхи. Подобное сооружение было способно запустить даже самое неразвитое воображение. Что, если мне не удастся оттуда выйти? Что, если меня никто не найдет? Что, если…
— Тебе завтра в школу?
Джефф покачал головой.
— Занятия закончились.
— Ты окончил школу?
— Оканчиваю в следующем году.
— Ты работаешь?
На лице Джеффа появилась самодовольная усмешка.
— Работал. До сегодняшнего дня.
— Что случилось? Бросил?
Ответ Митча удивил.
— Ага. Посоветовал им засунуть свою работу себе в задницу.
— И что ты собираешься теперь делать? Если только судья коренным образом не изменился с тех пор, как я был в твоем возрасте, деньгами он тебя снабжать не будет.
— Я кое-что продал.
Джефф опустил голову и еле заметно улыбнулся.
— Идем, — позвал его Митч, не дождавшись продолжения. — Найдем тебе простыни.
— Не надо. Я пойду спать вниз.
— В погреб? Ты серьезно? Ты можешь остаться здесь.
— Мне там нравится, — заявил Джефф.
Митч не стал с ним спорить. Он даже обрадовался. Они еще не привыкли друг к другу. Им было лучше ненадолго расстаться. Митчу стало стыдно за это чувство облегчения, и он поспешил себя успокоить: «Это то, к чему мы оба привыкли». Эти мысли напомнили ему о сыне, и внезапно он ощутил приступ острой тоски по Джимми. Когда Митч стал отцом и узнал всю силу отцовской любви, ему стало еще труднее понимать своих родителей. Он решил, что никогда не поступит так с Джимми.
— Возьми что-нибудь поесть, — предложил он брату.
Он вышел из кухни, чтобы позаботиться о Джей Ди, а также чтобы парень не стеснялся, выбирая в холодильнике то, что ему понравится.
После того как Джефф с пакетом продуктов удалился в погреб, Митч открыл холодильник, чтобы узнать, что же приглянулось его гостю. Исчезла буханка хлеба, упаковка индюшиной нарезки, банка майо, упаковка из шести банок пива… А со стола пропал серебристо-черный отцовский пистолет.