Нэв не знала, как ей удалось продолжать играть после того, как Дэвид поцеловал ее. Она нашла Бьянку, прятавшуюся за гигантской керамической плитой, и погналась за девочкой, которой удалось первой добраться до смоковницы. Теперь водящим должен быть Дэвид, и у Нэв замерло сердце. Вдруг он попытается снова ее поцеловать.
Хотя было ощущение, что она провела в его объятиях целую вечность, на самом деле их первый поцелуй длился едва ли полминуты. Но этого оказалось достаточно, чтобы она воспарила в небеса.
Притяжение, которое она чувствовала к нему, когда ей было восемнадцать, внезапно переросло в горячее взрослое желание и сильную страсть.
Они должны поговорить. Разрядить атмосферу. Раз и навсегда выяснить причину исчезновения Дэвида восемь лет назад.
Игра совершенно измотала Бьянку, и та охотно пошла в свою комнату. Нэв, уложив ее, решила принять душ. Намылившись душистым мылом с запахом мандарина, она задрожала, вспомнив себя в объятиях Дэвида, как он целовал ее…
Она ополоснулась и вытерлась. Ужин планировался в восемь вечера, поэтому есть время отдохнуть и собраться с мыслями, обдумать предстоящий разговор. Но только Нэв легла на кровать, раздался телефонный звонок. Девушка застонала. Это была мать. Что ей опять нужно?
— Привет, мам, — сказала она, постаравшись убрать раздражение из голоса. — Полагаю, ты не читала мое последнее сообщение.
— Нэв, я просто хочу убедиться, что с тобой все в порядке. И я специально позвонила во второй половине дня, когда в Италии сиеста.
— Мама, я знаю, что ты хочешь добра, но не нужно обо мне беспокоиться. Я больше не подросток.
— Но ты находишься в чужой стране. И как бы я ни любила Италию, все же хочу призвать тебя к осторожности. Ты будешь жить там два месяца, и ты такая неопытная.
— Конечно, поэтому я и хотела поработать, мама.
— Я не имела в виду работу, дорогая. Я про мужчин…
— Я здесь не для того, чтобы заводить личные отношения, мама.
— Хочу убедиться, что ты не закрутишь роман с каким‑нибудь местным жителем, — произнесла она высокомерным тоном, и Нэв представила, как та сморщила нос. — О тебе пойдут сплетни, и твое имя будет запятнано.
— Мама, боже мой, на дворе двадцать первый век.
— И кстати, ты почти ничего мне не рассказала о работе няни, на которую тебя взяли. Кто ее родители?
— Нет родителей. Это маленькая девочка‑сирота.
— О, бедная девочка. Тогда кто тебя нанял?
— Ее дядя. Он ее крестный отец и опекун.
— Он женат?
— Нет, мам. И у меня нет времени на этот допрос. Мне нужно вернуться к работе.
— Но…
— Извини, мне нужно идти. Пока, мам.
Нэв была слишком взбудоражена, чтобы попытаться отдохнуть. Если бы мать уважала ее желания и давала ей немного пространства… Может, в следующий раз ей лучше вообще не отвечать на звонки…
Она переоделась в мандариновое платье, надела сандалии, высушила и расчесала волосы. Поглядев в зеркало, решила слегка подвести глаза, добавила немного зеленых теней на веки и оранжево‑красную помаду на губы. Теперь она была готова встретиться с Дэвидом лицом к лицу. И поговорить.
Нэв глубоко вздохнула и вышла из комнаты. Дверь его спальни была закрыта, но приоткрыта дверь кабинета. Она быстро зашагала туда, чтобы не передумать. Он сидел спиной к ней, за ноутбуком. Ее пульс тут же пустился вскачь.
Дэвид тоже принял душ; его волосы были все еще влажные. Он был одет в белую футболку, подчеркнувшую его развитые мышцы, черные джинсы, идеально на нем сидевшие. Он печатал на клавиатуре. Работал над новым романом? Нэв почувствовала гордость, что он так многого добился.
Когда она осторожно постучала, он немедленно захлопнул ноутбук и, повернувшись к ней, нахмурился.
— Я думаю, нам нужно прояснить несколько вопросов, синьор Кортезе.
— Я думаю, теперь ты можешь называть меня Дэвид, ведь мы узнали друг друга немного больше. Заходи, Нэв.
Нэв вошла и села. Ее охватило странное чувство.
— Ты перестал ходить мимо моей виллы за пару дней до моего отъезда в Канаду. Ты заставил меня думать, что…
— Что я хотел тебя? — сказал он хрипло, наклоняясь вперед. — Или я должен сказать это более деликатно… что я хотел встретиться с тобой?
Нэв прикусила губу. Она больше не была наивной девочкой. Возможно, еще немного застенчивой, но сейчас она могла ответить ему откровенно.
— Да.
Он склонил голову, как будто она загадала ему загадку.
— И?..
Она нахмурилась.
— И я хочу знать, почему…
Дэвид ошеломленно посмотрел на нее.
— Ты прекрасно знаешь почему, Нэв. Или ты потеряла память?
Нэв почувствовала, как жар заливает ее шею и лицо.
— Я не понимаю, о чем ты? Потом я два дня ждала тебя, но ты так и не появился.
Дэвид невесело рассмеялся.
— В своей записке ты ясно дала понять, что не хочешь иметь со мной ничего общего.
У Нэв отвисла челюсть.
— Ч‑что? Какой записке?
Дэвид пристально посмотрел на нее, затем полез в ящик письменного стола, достал оттуда сложенную бумажку и подал ей.
Она прочла, затем в шоке подняла на него глаза.
— Я не писала этой записки, — произнесла она дрогнувшим голосом. — Но знаю, кто это сделал.
Сердце Дэвида сжалось от ее слов. Он наблюдал, как в ее глазах промелькнул калейдоскоп эмоций — шок, понимание, боль. Она сказала правду.
Осознание произошедшего пронзило его до глубины души.
— Кто? — спросил он.
Она снова прикусила губу, и он увидел, что ее глаза затуманились.
— Моя мать. — Она закрыла лицо руками. — Не могу в это поверить.
Дэвид почувствовал, как начинает сводить желудок.
— Ты уверена, Нэв?
Нэв кивнула:
— Это ее почерк.
— Почему? — В его голосе звучал гнев, который он не мог контролировать.
Нэв опустила руки на колени. Она посмотрела на него и ничего не сказала. Глаза ее потемнели, как разбушевавшееся зимнее море. Но в них была еще и такая глубокая печаль, что Дэвиду захотелось обнять ее.
Он взял ее руки в свои и нежно погладил.
И тогда она разрыдалась. Он мягко потянул ее в свои объятия и позволил ей порыдать на своей груди, намочив ему футболку, а он в это время гладил ее по голове и по спине. Ее слезы активировали его первобытный инстинкт мужчины‑защитника, и он обнял Нэв еще крепче.
Он поцеловал ее в лоб, но, когда рыдания стали утихать, наклонился и запечатлел поцелуй на ее губах, такой же страстный, как в саду. Он так мечтал это сделать долгих восемь лет. Аккуратно вытирая ее слезы, он целовал ее снова и снова, чтобы загладить боль, вызванную действиями ее матери.
Ему все‑таки хотелось знать, почему мать Нэв сделала это. Но он не собирался давить на девушку, чтобы получить ответ. Теперь, когда все раскрылось, он мог и подождать.
— Скоро проснется Бьянка, — прошептал он на ухо Нэв. — Поговорим позже. Почему бы тебе не пойти и не проверить ее, а потом мы все можем поехать в город. Ты любишь мороженое? Или каннолли в нашей знакомой кондитерской?
Губы Нэв медленно растянулись в улыбке. И она встала на цыпочки, чтобы ответить ему поцелуем.
Этот поцелуй заставил его забыть о восьми одиноких годах, полных горечи…