Поймать балерину

Нью Йорк

В Галифаксе пришлось пробыть дольше, чем планировалось. Дело в том, что этот порт был самым близким в месту катастрофы пунктом с пароходным и железнодорожным сообщением, и именно туда привозили трупы пассажиров с «Титаника».

Мадлен несколько раз ходила на опознания, и в итоге нашла тело своего мужа.Далее были похороны, там же, в Галифаксе, на одном из трех предоставленных для этого кладбищ.Все это время я не могла уехать, поддерживая свою подругу по несчастью.Не то, чтобы Мадлен сильно горевала, но для общества она была безутешной вдовой, и, конечно, довольно искренне переживала свою утрату.

Я много чего наслушалась за эти две недели, проведенные в Галифаксе, и, наверно, даже немного пересмотрела свои отношения с Даниэлем… Не все, оказывается, было так ужасно, как мне помнилось... Есть и худшие сценарии развития событий. По крайней мере, меня никто не бил. И к спинке кровати не привязывал…

Мадлен вышла замуж в восемнадцать лет и прожила двенадцать лет в счастливом внешне браке. Хотя, возможно, она искренне считала его счастливым?

Ее легкость, умение забывать все плохое и смеяться над собой и обстоятельствами, сослужили хорошую службу.

Мне же эти две недели тоже были нужны. Выдохнуть, осознать произошедшее, прийти в себя наконец-то. И принять решение о дальнейших действиях.

Разумеется, мы , как и другие выжившие пассажиры из нашей лодки, известили и страховую компанию, и руководство компании, владеющей «Титаником», и власти о том, что мы живы.

Я ждала в газетах объявления о своем чудесном воскрешении, но не дождалась. Очевидно, никто не стал оповещать журналистов о дополнительных выживших.

Я не знала, к добру это или нет, но тоже пока не стала объявляться.Сначала решила найти Сола Ёрока, импресарио, уехавшего по поручению Дягилева подготавливать гастроли труппы в Америке, и, после разногласий и отъезда труппы на родину, так и оставшегося в Нью Йорке.Судя по тем нескольким письмам, что я получала от него еще до того, как в моей жизни появился Дикий Даниэль, дела у Сола шли хорошо.Он стал импресарио одной из популярных оперных певиц, представлял ее интересы.Кроме этого, брал под крыло начинающих артистов оперы, как я догадывалась, обременяя их серьезными контрактами, где ему отходила львиная доля прибыли.И в последнем письме Ёрок признался мне, что мечтает сделать балет популярным в Соединенных Штатах.Гастроли труппы Дягилева уже прокатились по самым крупным городам США и Латинской Америки, сверкнув ярким бриллиантом и сделав хорошую рекламу балету.Конечно, полноценных балетов никто еще не ставил в Нью Йорке, да и людей, способных на это, не было, но небольшие интермедии, спектакли «экстраваганца», которые шли либо до начала оперы, либо в антракте между действиями, становились все более популярными.Вот только хороших танцовщиков не было. Дягилев показал, как это может быть, задал уровень, и уехал, увезя всех звезд с собой и оставив только призрачную мечту и желание стремиться к совершенству.Сол загорелся идеей, увидев невероятный отклик у американской публики на балеты труппы «Русских сезонов».И вспомнил обо мне.В последнем письме он приглашал меня в Нью Йорк и обещал славу и деньги.

Я как раз обдумывала его предложение, когда меня увидел Дикий Даниэль.И одним взглядом разрушил все мечты.Два месяца с ним повергли меня в какое-то полуобморочное состояние, ужасное и тягучее. Все помыслы были направлены только на то, чтоб найти выход из клетки, в которую он меня загнал.Сбежать.Я не думала о будущем в тот момент, когда убегала от него.Я желала лишь вырваться из его лап. Не помнить. Не думать.Затем был Шербур и «Титаник».

И вот теперь у меня, словно в ответ на мои молитвы, появилось время, чтоб прийти в себя.

Я продала часть драгоценностей, что дарил мне Даниэль, и теперь у меня было достаточно средств для путешествия и даже для обустройства жизни на первое время в Нью Йорке.Мадлен, получив все необходимые документы о смерти мужа, тоже не стала задерживаться в Галифаксе.

В итоге, через две недели после высадки на деревянном пирсе Галифакса, мы уже ехали по железной дороге в вполне удобном вагоне второго класса.У Мадлен не было средств совершенно, но была надежда на выплату страховой.

Пока что за нее платила я, но в будущем она клялась вернуть мне долг сторицей, с процентами.Мне же не столько были нужны ее деньги, сколько поддержка. И та легкость и уверенность в собственных силах, которой она умудрялась заражать меня.Нью Йорк встретил пронизывающим ветром, что казалось странным в конце апреля.

- Ох, что-то мне здесь уже не нравится, - поежилась Мадлен, с опаской косясь на крикливых нью-йоркских извозчиков, ловивших пассажиров прямо у дверей вокзала, - грязно так…

Я огляделась, тоже не найдя ничего интересного на улице, кроме здания вокзала и разнообразных заведений самого сомнительного свойства, махнула рукой ближайшему извозчику.

- Анни, ну что ты делаешь? – прагматичная Мадлен тут же сделала жест, оказываясь от услуг уже подлетевшего мужчины , одетого в странного вида картуз, - они тут дорогие наверняка! Пошли немного в сторону, там возьмем дешевле!

- Я устала очень, поехали, - возразила я и села первой в закрытую от ветра коляску.

- Ох, в хорошую гостиницу, милейший! – тут же приняла мое решение Мадлен, извозчик кивнул, запрыгнул на свое место позади коляски, свистнула плеть, и мы поехали по каменным улицам Нью Йорка, жадно разглядывая окружающий нас город.

Надо сказать, что ничего особенно впечатляющего я не видела.Сплошные здания, без единого зеленого деревца, множество людей, бредущих по своим делам в разные стороны, ньюсбои и ньюсгерл, с газетами бегающие чуть ли не под копытами лошадей, немного в стороне лежали горы снега, который как раз убирали люди в белой форме. Много торговцев, много рекламы, залепившей все стены, шум, гам и дым неизвестно откуда.

Город был большой и ошеломлял, пожалуй, больше , чем Париж.Или просто Париж мне казался чем-то настолько родным, уютным, что сравнение шло не в пользу Нью Йорка?

- О, Анни, как тут шумно и грязно!

Мадлен была уроженкой Польши, родилась в местечке под Варшавой, объехала всю Европу, но таких больших шумных городов не видела до этого.Хотя ориентировалась все равно лучше меня.Сказывался опыт путешествий по Европе с мужем, представителем торговой компании.Мы подъехали к гостинице, расплатились с извозчиком и огляделись.

- А тут довольно мило, - заметила Мадлен, - и тихо.

В самом деле, улица была очень тихой, если сравнивать с привокзальными каменными джунглями.По краям мощеной мостовой росли деревья, у каждого дома было не менее трех высоких крылец, ведущих к входным дверям.К гостинице вело одно такое крыльцо.

- Ох, Аннет, дорогая, - Мадлен, первой прошла в отведенные нам апартаменты, без сил повалилась на стул, даже не произведя инспекцию чистоты, как она обычно делала, - я что-то уже устала от этого города. И что привлекательного в нем находил месье Борчек? Нет, я, пожалуй, не хочу тут жить…

Я прогулялась по номеру, заглянула в ванную комнату, вышла на балкон, оперлась на кованое балконное ограждение.Внизу ходили люди, недалеко шумела большая улица, гудели машины, раздавалось ржание лошадей и свист извозчиков.Вокруг были окна многоквартирных домов.Совершенно другая жизнь, так не похожая на парижскую. Более агрессивная, более живая, более… молодая?Пожалуй, я хотела тут жить.

***

К Солу я попала на второй день обивания порогов его офиса на Тридцать девятой улице, рядом со зданием «Метрополитен опера».Неуловимый Ёрок был постоянно не у себя, бесконечно пропадал со своими подопечными на разных выступлениях, а по вечерам его вообще невозможно было застать.

Я поймала его ранним утром.

Сол вышел из роскошно сверкающего автомобиля, и, даже не будь этого явного свидетельства его достатка, понять, что Ёрок преуспевает, можно было бы по цветущему внешнему виду.Я едва узнала в усатом, импозантном господине того вечно дергающегося и куда-то спешащего молодого парня, с которым мы замечательно дружили в Париже.

Господи Иисусе… А если и я тоже поменялась? Что, если он меня и не узнает после практически двухлетнего расставания?Я стояла чуть в стороне, нервно мяла в руках перчатки и разглядывала его.Моя решимость, так сильно подпитывавшая все это время, заставлявшая не отчаиваться и верить в лучшее, неожиданно дала сбой.Я показалась себе нищей попрошайкой, жалкой и бездомной бродяжкой, стоящей на тротуаре с протянутой рукой…Возможно, я так бы и ушла прочь, не решившись побеспокоить Сола, но он вдруг скользнул по мне взглядом, сначала равнодушно, без интереса, не узнавая…Сердце рухнуло в ноги, я даже дышать от волнения не могла.Не узнает… Матерь божья, не узнает… Я так плохо выгляжу? Конечно, год голодной и безвестной жизни в Париже, шатание по кафешантанам, два месяца с Диким Даниэлем, катастрофа…Наверно, я совершенно на себя не похожа… Ужасна…

- Анни! – неожиданно закричал Сол, - Боже мой! Анни!

Он бросился ко мне, пересекая улицу и даже не глядя по сторонам, подбежал, подхватил за талию и закружил, радостно смеясь.

Я , тут же отбросив все глупые сомнения по поводу своей внешности и обстоятельств, тоже засмеялась, раскинула руки, наслаждаясь кружением.

Это был все тот же Сол, весельчак, балагур, невероятно теплый и чудесный человек!

Как жаль, что его не было в Париже год назад, когда я провалилась в бездну…Он бы подал руку. В отличие от остальных, только подтолкнувших с удовольствием и злорадством.

На нас стали обращать внимание. Кто-то пронзительно свистнул. Я уперлась ладонями в плечи Сола и начала умолять его поставить меня на мостовую.Он еще немного покружил и все же отпустил.Но глаз не отрывал, разглядывал так, словно я из мертвых восстала.

- Бог мой, Анни… Писали, что ты погибла… Я уж себя проклял сто раз, что вообще сдернул тебя с места! Если бы не я, ты бы не села на этот чертов корабль!

И только тут я вспомнила о злосчастном выпуске газеты!Стала понятна причина такого поведения моего друга. Он считал меня мертвой!

- Ох, Сол, я сама не понимаю, как выжила…

- Пошли скорее, расскажешь мне в подробностях!

Он увлек меня через улицу, к дверям своего офиса.Мы зашли внутрь, и я в очередной раз утвердилась в догадке насчет положения Сола. Офис был роскошным. Мебель из ценных пород дерева, массивные шкафы, заполненные книгами, мягкие банкетки для посетителей. Секретарь, успешно отправлявшая меня восвояси вчера весь день, увидев нас с Солом под руку, встала и почтительно поздоровалась.

- Мэри, два кофе и никого не пускать к нам! Или нет! Коньяк! Неси коньяк мне, а даме сухое красное!

- Ты помнишь?

- Ну конечно помню! Из всех танцовщиц только ты пьешь сухое красное, не боясь поправиться!

Мы зашли в кабинет, удобно расположились в углу для приема посетителей, дождались , когда секретарь принесет напитки.

- Ну, за тебя, крошка! – Сол отсалютовал бокалом, - ты не поверишь, как я скорбел. Хорошо, что все обошлось. Ты мне обязательно все расскажешь, но чуть позже. А сейчас у меня есть для тебя предложение. Поверь, ты не сможешь отказаться!

Я улыбнулась, пригубив вино.

Отказываться я и не планировала. Не затем столько перенесла испытаний. Но вот разговаривать про условия мы будем долго. Сол, хоть и друг, но в первую очередь делец.Вино было приятно терпким на языке, а настроение приподнятым.Жизнь начинала налаживаться…

***

Через неделю афиши с моим лицом висели на всех тумбах и стенах не только возле оперы, но и по всему городу.

Репетиции богато оформленного «экстраваганца» «Морская царица», который должен был начинаться не перед, а после оперы, примерно в 10-11 часов вечера, шли усиленно всю неделю.

Постановщиком был никому не известный Мариус Режинский, которого Сол сманил-таки у Дягилева в свое время и взял под свое крыло, как и многих талантливых постановщиков и артистов.

Мой партнер, не особенно опытный и не самый талантливый парень, эмигрант из России, Виктор Берн, волновался больше меня. Он не умел прыгать, до Нижинского ему было, как до луны, но, с другой стороны, акцент шел на меня.

Я должна была летать, а он – ловить. Ловить у Виктора получалось.

- Мой Бог, Анни, мне тебя само провидение послало, да так вовремя! Танцовщица, которая репетировала этот номер, полная дура, прости Господи, - говорил Сол, довольно щурясь на меня после репетиции, - в такт вообще не попадала! А ты – конфетка! За неделю выучить все связки! Мы с тобой сможем часто менять репертуар! Это будет прорыв! Это будет каждую неделю премьера! Золотое дно, девочка моя!

- Сол… - я сомневалась в своих способностях так быстро перестраиваться, а, главное, в своих силах.

- Даже не переживай! У меня море планов! Море! Ты станешь богатой! Очень богатой! Твое лицо будут узнавать по всей стране! Мы еще с гастролями поедем! А почему нет? Дягилеву можно, а нам нет? Вот наберем талантливых девочек и мальчиков в подтанцовку… Ты будешь примой! Как Павлова! Нет! Лучше Павловой!

Его несло куда-то на волнах фантазии, и меня вместе с ним.В такие момент я в самом деле верила, что Сол говорит правду, что у меня впереди невероятное будущее…

Мадлен, со свойственной всем полякам практичностью, останавливала меня в моих фантазиях.Говорила, что Сол, по ее мнению, много болтает и любит пускать пыль в глаза. Такие люди часто ходят по грани. А потом за эту грань переступают.Я помалкивала, но прислушивалась.

Мы все еще жили вместе.Она должна была получить страховые выплаты в следующем месяце, но, чем дольше мы жили рядом, тем больше задумывались о том, чтоб не расставаться.

Мадлен, с ее практической жилкой и умением устроить быт , казалось бы, из ничего, была удивительно славной женщиной. Доброй и верной подругой. В конце концов, нас столько связывало…В целом же, если не считать этих спорных моментов, все шло прекрасно.Скоро должна была состояться премьера «Морской царицы».Репетиции шли своим ходом, и за день я уставала так, что едва хватало сил добраться до кровати и упасть замертво.

Но во сне мне тоже не было покоя.Мое прошлое, мой постоянный кошмар, который, наверняка, будет со мной всегда, приходил для того, чтоб терзать и без того измученное тело.Во сне я стонала, плакала, молила остановиться… Молила продолжать. Кусала губы, краснела, покрывалась холодным потом.И постоянно, постоянно ощущала его присутствие. Его тяжёлый, давящий взгляд, сводящий с ума.Дикий Даниэль сводил меня с ума даже через океан!Как такое могло быть?

Я просыпалась с тяжелой головой и отчаянно бьющимся сердцем, долго успокаивалась и настраивалась на работу.

В конце концов, мне стало казаться, что я и наяву ощущаю его взгляд!

Я точно сходила с ума. И эта нервозность усиливалась по мере приближения премьеры.

В день финальной репетиции я вышла вечером из душного помещения оперы, вдохнула свежий воздух полной грудью.Все прошло хорошо. Завтра, на премьере, все должно было получиться.Напротив входа, на тумбе , была прикреплена афиша с моим лицом.Я улыбнулась сама себе.

Все будет хорошо, Аннет Вьен. Обязательно.

А затем, отчего-то вздрогнув, перевела взгляд на противоположную сторону улицы.Он стоял там.Один.В черном длинном пальто, без привычной кепки.Его темные волосы терзал свежий майский ветер.Он стоял, смотрел на меня своим привычно пронизывающим, жестоким взглядом, и я не могла сдвинуться с места, словно бабочка, пришпиленная к бумаге.

Мое темное прошлое, мой Дикий Даниэль настиг меня.