Поймать балерину

Эпилог

«Сегодня Легран сделал мне предложение. Уже третий раз за текущий год. И в этот раз кольцо с красно-кровавым рубином. Я не знала, что отвечать. Опять. Не понимаю, что делать, надо все же, наверно, решиться… Хватит уже мучить себя. И его.

Хотя, наверно, его не хватит…

Иногда ловлю себя на мысли, что именно таким образом я отыгрываюсь за всю ту боль, причиненную им в прошлом. Нет, я уже давно простила. Приняла его таким, какой он есть, приняла все его поступки в прошлом. Приняла и даже, возможно, поняла. Но все же, что-то в глубине меня жаждет отмщения.

Мадди говорит, что это просто положение мое сказывается. Не знаю, не знаю… Мне кажется, я просто опять, в очередной раз, испытываю его на прочность. Пытаюсь понять, где та грань, за которой нынешний, спокойный и даже уступчивый во многих вещах Легран превращается в прежнего неукротимого холодного зверя. Я не то, чтоб боюсь этого зверя… Я просто хочу понять, возможен ли путь назад. Пока что никаких признаков нет.

Легран, с тех пор, как я выбежала к нему на улицу тем летним утром, раз и навсегда определив для себя его роль в своей жизни, вел себя… Не безупречно, нет… Но видно было, что старался. Видно, что сдерживался, пытался прислушиваться ко мне. Это не отменяло его постоянного напора, его стремления получить свое. Но способы выбирались другие.

Взять хотя бы его содействие в открытии моей школы балета… Правда, теперь я все больше склоняюсь к мысли, что здесь не столько желание мне помочь, сколько эгоистичное желание… Чтоб мне не помогали другие. Например, Джипи Морган. Он ведь все рассчитал, как и обещал, и хотел вести со мной переговоры, как с партнером… Хотел полностью оплачивать расходы. Но Легран откуда-то узнал про это, хотя ни я, ни, наверняка, Морган ничего не говорили… И перебил цену Моргана. Просто взял на себя не только все расходы, но и позаботился о том, чтоб суммы были в два раза больше, чем у Джипи.

Это мальчишество, конечно, и не знаю, как они разбирались между собой, но я не стала спорить. Помощь Леграна позволила принимать в школу не только тех детей, чьи родители могли оплатить обучение, но и тех, кто очень хотел, но не мог по финансовым причинам. У кого были задатки. Ради такой возможности для других, ради их горящих глаз… Я смирилась с финансовой зависимостью от Леграна. В конце концов, мне не привыкать, как бы стыдно ни было.

В последнее время я в любом случае от него завишу. Ну а что поделать? Выступать после того, как Ёрока обвинили в сутенерстве, судили, лишили аккредитации, как импресарио, отказали во всех , сколько-нибудь значимых театрах и труппах страны… Выступления, конечно же, прекратились. В тот момент я не думала про это, слишком сильным было потрясение от произошедшего со мной. Легран, после того, как я сама, как он и хотел, негодяй, вышла к нему на улицу, просто не позволил мне вернуться домой. Усадил в машину, в чем была, и отвез к себе. В дом, который, как он позже мне признался, был куплен специально для меня.

Мой Дикий Даниэль настолько спешил, что позабыл о Мартине, оставшемся с Мадди в квартире наверху, и о том, что дом его пока что больше походил на одну из тех перевалочных квартир апашей, в которых мне иногда доводилось бывать в Париже. По крайней мере, оружие, вещи и невероятно усталые мужчины валялись по всем комнатам точно так же. Правда, все они очень быстро исчезли, стоило мне шагнуть за порог. А Легран остался.

И выглядел настолько взволнованным, настолько… Странно напряженным и неловким, что я не смогла противиться. Ничему. Он целовал меня, бережно гладил по волосам, шептал что-то бессвязное… И все трогал, трогал, гладил, прикасался, словно насытиться не мог. Словно не мог поверить, что я – живая. А я отвечала ему ровно тем же. И тоже не могла поверить, что все позади. Что он, мой Дикий Даниэль, спасший меня из ужасного дома, от ужасного человека, жив и здоров. Те сутки, что мы провели, не отрываясь друг от друга, стали откровением для нас обоих. Если утром к нему вышла новая «я», то спустя сутки я могла с уверенностью сказать, что и он стал новым… Потом он предложил мне выйти за него замуж. Это была его первая попытка…»

- Мисс Легран, к вам репортер из «Нью Йорк мэгазин»… - звякнул сообщением телефон на столе.

Я торопливо убрала изысканно оформленную в старинном стиле книгу, огляделась, проверяя, все ли на своих местах, встала. Мужчина, или, скорее, парень, высокий, с нахальным симпатичным лицом, стремительно вошел в гостиную.

- Мисс Легран, я рад, что в нашли время…

Я улыбнулась, предложила сесть, выпить прохладительных напитков.

- Спасибо, не откажусь. Говорят, у вас есть какой-то невероятно вкусный и секретный рецепт лимонада.

- Да, еще прабабушкин…

Я быстро набрала сообщение экономке, и через пару минут мы уже смаковали знакомый мне с детства вкус лимонада с яблоками и анисовыми звездами.

- И в самом деле, очень вкусно, - похвалил репортер, - рецепт, как я понимаю, строго секретно?

- Ну что вы… Все на языке, - рассмеялась я. И замолкла, поймав на себе внимательный взгляд парня. Это было не очень приятно. И непривычно.

Не сказать, что на меня, в мои двадцать, не смотрели мужчины… Смотрели, конечно. Но нечасто. Тусовки и светские мероприятия я не очень уважала, все больше делами занималась. И вот сейчас наша встреча с репортером одного из самых известных журналов страны, да что там страны – мира, тоже была исключительно деловой. Потому такие взгляды были неожиданным и не очень приятным открытием. Репортер понял, что пойман, тут же спрятал глаза и улыбнулся обаятельно. Перевел взгляд на портрет за моей спиной.

- Это и есть Аннет Лерган? В девичестве Вьен?

- Да, это прабабушка.

- Очень красивая женщина. Вы удивительно похожи.

- Как говорил один русский классик : «Кровь…», - улыбнулась я прохладно. Про мое сходство с грэнни не упоминал только ленивый, и это никак не было оригинальным комплиментом.

- Да… Вы позволите вести запись нашей беседы?

- Конечно. Но потом, пожалуйста, не забудьте прислать вариант статьи для внесения корректировок.

- Конечно-конечно… Итак, Аннет, могу я вас так называть?

- Да.

- Аннет, прежде чем мы начнем беседовать о вашей благотворительной организации, позвольте задать несколько вопросов о вашей знаменитой родственнице. Аннет Легран, на тот момент еще Вьен – одна из первых, по-настоящему знаменитых балерин Нового света. Расскажите, какими были первые ее шаги на этом поприще?

- Думаю, про это много уже написано… Имеет ли смысл?

- Всегда интересно видение именно родственников исторической личности, - возразил репортер, - очень часто, именно в семье передаются какие-то легенды, небольшие штрихи, позволяющие лучше раскрыть личность… Например, правда, что она участвовала в «Русских сезонах» еще в Париже? Плыла на «Титанике»?

- Да, это правда, информация об этом есть в справочниках…

- Она не рассказывала, каким образом спаслась?

- Э-э-э… Как и все, наверно? На спасательной шлюпке?

- А почему она решила покинуть Париж?

- Ее пригласил один из антрепренеров «экстраваганца», это такие небольшие балетные зарисовки, предшественники полноценных выступлений. Тогда балет только начинал развиваться здесь, в Нью Йорке, и моя прабабушка была пионером…

Я начала рассказывать про особенности зарождения балета в США, как всегда, увлекаясь этой темой нешуточно. Все же, прослушанный курс истории в Гарварде не прошел даром…

Репортер, имени которого я , к сожалению, так и не запомнила, слушал внимательно. Что-то помечал себе в планшете, и атмосфера установилась довольно доверительная и дружелюбная. Я позабыла уже про его не очень приятные взгляды в самом начале беседы и с энтузиазмом рассказывала про балет, вклад моей грэнни в его развитие, затем про ее школу, самую первую, организованную здесь, в Нью Йорке, про то, как развивалось это направление. Об открытии второй школы, в Бостоне. И, затем, после Первой мировой войны и подъема экономики, вплоть до Великой депрессии – открытие еще нескольких филиалов.

- А во времена депрессии? Как вашей прабабушке удалось удержать бизнес на плаву?

- Знаете, конечно, времена были тяжелыми, и три филиала пришлось закрыть… Но люди все же жили не только насущными проблемами. Им хотелось жить полной жизнью…

- А верно ли то, что по некоторым источникам, муж вашей родственницы, мистер Даниэль Легран, был тем самым спонсором, державшим на плаву весь бизнес жены? Говорят, он очень даже неплохо разбогател во времена депрессии… И вообще, никогда не был бедным человеком. Его не коснулись катаклизмы, которые переживала наша страна?

Я замолчала, удивившись перемене в разговоре. Мы же про прабабушку… При чем здесь мой прадед?

- Я… Не знаю, честно говоря, что сказать… Мой прадед был небедным человеком, это так. У него был свой строительный, нефтеперерабатывающий и игорный бизнесы… И, возможно, он помогал своей жене… Не вижу в этом ничего предосудительного…

- Конечно-конечно… Просто я тут посмотрел источники, поискал в старых газетах… Есть несколько документов начала двадцатого века, представляете, газеты могут прекрасно сохраняться! И вот там упоминается некий Даниэль Легран, по кличке Дикий Даниэль, главарь банды французских апашей, в свое время громившей предместья Парижа. И, по удивительному совпадению, нашлись несколько экземпляров «Таймс» 1912 года, где есть упоминание о том, что банда французских апашей терроризирует Нью Йорк… Ваш прадед имеет отношение к этим событиям?

- Я… Не понимаю, о чем вы…

Я уже поняла, что наша встреча, предлогом к которой послужило открытие моего благотворительного центра для детей с ограниченными возможностями, на самом деле оказалась ловушкой. И теперь неважно, что я скажу, каким образом буду опровергать сказанное репортером. Мои слова извратят, в погоне за жареными фактами!

Что же делать? Просто выгнать его? Боже, зачем я вообще согласилась? Ведь Джон запрещал! Но я же самая самостоятельная…

- И еще вопрос, мисс Легран, - все добавлял и добавлял паники репортер, видя мое замешательство и , наверно, даже страх, и реагируя на это, как падальщик, оживлением и кровожадностью, - в некоторых источниках также упоминается, что ваша прабабка вела некие записи, которые никогда не были опубликованы и хранятся в семье. Можно ли с ними ознакомиться? Конечно, под вашим пристальным вниманием?

- Нет, конечно!

- Почему? Вы опасаетесь, что там могут всплыть нелицеприятные факты про вашу семью?

- Прекратите…

- Если нет, то тогда чего вам опасаться? Кстати, а что это за чудесная старинная книга? Позвольте посмотреть?

- Нет…

Я торопливо схватила книгу, прижала к груди и вскочила, стремясь быть подальше от агрессивно настроенного мужчины. А в том, что он очень агрессивно настроен, сомнений не было. Возможно, он и не репортер, а охотник за ценностями… Я же даже не спросила у него документов… И Мария, наверно, тоже! Мы не привыкли к такой откровенной агрессии! Никогда такого не случалось…

- Аннет, - репортер тоже встал, уже скидывая маску обычного нахального парня. Теперь на меня смотрел хищник-падальщик, - позвольте. Я просто посмотрю… И все. Такая редкость… Это ведь то, о чем я думаю?

- Уходите…

Он остановился, сверля меня злобным, похотливым взглядом:

- Хорошо. Я сейчас уйду. Но подумайте о том, что я в этом случае напишу.

- Мы… Наши юристы…

- Юристы – это хорошо. Но вы учитывайте, что репутация рушится в один момент. История ваших родственников, а, особенно, вашего прадеда, нажившего себе состояние кровавым способом, будет везде. Поверьте, я позабочусь об этом!

- Зачем вам это?

- Просто деньги, милая Аннет, просто деньги… Впрочем… - тут он придвинулся ко мне, - мы можем договориться…

- Со мной договаривайся, ублюдок, - холодный, такой родной голос раздался от двери , и в следующее мгновение пронырливого репортера отнесло от меня на несколько метров и шмякнуло о стену. Джон забывал про деликатность и манеры, когда речь заходила о семье. Это недостаток, присущий всем мужчинам нашего рода.

- Ай!!! – заныл репортер, мгновенно становясь тем, кто он есть, то есть шакалом, трусливо поджимающим хвост в присутствии серьезного хищника, - как вы смеете! Я в полицию!

- Да хоть в Капитолий, - рявкнул Джон, - если будет на чем туда бежать, чем писать и чем говорить!

Он перевел взгляд на показавшихся в проеме двери подчинённых, отрывисто приказал:

- Вывести его, вытряхнуть , забрать все. И сделать так, чтоб он забыл про этот дом. После того, как воющего репортера выволокли из комнаты, он подошел ко мне, заглянул своими холодными глазами в лицо… У меня неожиданно задрожала нижняя губа, и брат , решив не выносить пока что мозг, просто прижал меня к груди.

Почувствовав себя в безопасности, я мгновенно разрыдалась в голос.

- Ну чего ты? Ну хватит, Анни, - бормотал он, гладя меня по спине, пока я самозабвенно заливала слезами его рубашку, - ну вот зачем ты это сделала, маленькая дурочка? Мне Лиз сказала, я не поверил сначала…

- Предательница…

- Она моя жена, неужели ты думала, что она мне не скажет?

- Подруга, тоже мне…

Я уже успокоилась, только всхлипывала, привычно находя в старшем брате защиту и поддержку. Почувствовав завершение истерики, он отлепил меня от своей испорченной рубашки, усадил за стол, налил лимонада.

- Еще и лимонадом грэнни поила его… Дурочка.

- Он… Он сказал, что он от «Таймс»… - жаловалась я, стуча зубами о стакан, - а у меня , сам знаешь, на носу открытие… Хотела рекламу… А тут он сам… Думала, это судьба…

- Анни, - брат сел напротив, внимательно и серьёзно глядя на меня своими голубыми до безумия глазами, обычно холодными, но сейчас такими родными, такими участливыми, - надо быть осторожней… Что он хотел?

- Дневник грэнни… А еще… Смотрел так…

- Дневник… Смотрел…

Я видела, как глаза его становятся совершенно пустыми и прозрачными, и знала, что это значило. Это значило, что Джон Легран, наследник международного холдинга «Легран индастриз», мой старший брат, в диком бешенстве. И очень плохо себя контролирует. Это тоже одна из особенностей мужчин нашего рода. Прадедовское наследство.

- Марни, - брат уже говорил по телефону, - вы там того му… То есть, репортера еще не отпустили? Уже? Шустрые какие… А документы его? Вообще все? Ловите его и везите в Лонгвуд ( один из самых криминальных районов Нью Йорка, прим. автора). Да, прямо так. Ну, пусть там и поскачет… Передайте привет от Леграна, если еще не понял, с кем связался. Понял? Ну… Все равно. Закрепите.

Он завершил разговор, набрал другой номер, подмигнул мне:

- Сонни, тебе привезут сегодня доки одного у… репортера, по крайней мере, он так говорит… Пробей, кто, откуда… И, если реально репортер, сделай так, чтоб он никогда не смог работать по специальности. И по айпи его пробейте и… Ну, не мне вас учить там… Считай, личной просьбой. Семейные дела. Да. А нахрена тебе моя сестра? Перебьешься. Нет. Я сказал, перебьешься. Все.

Он нажал отбой и сверкнул на меня недобрым взглядом:

- Откуда Сонни Влачека знаешь?

- Влачека? – задумалась я, - о… мы, наверно, на одном курсе учились в Гарварде… А что такое?

- Ничего… Как у тебя, кстати, с парнями? Никто не пристает?

- Джонни! Ты достал! Я уже взрослая!

- Ага, конечно… Ладно, Анни, я поехал, Лиз передавала приглашение сегодня на ужин, сказала, что ты можешь забыть.

- Забудешь тут, - хмыкнула я, опять приходя в уныние и возвращаясь к острой ситуации с рекламой своего центра.

- И да, тебе завтра позвонят из моего офиса, переговори с маркетологом. Он решит вопрос по рекламе.

- Эй! Нет уж! Я сама хотела! – возмутилась я. Но уже как-то вяло.

- Анни, - Джон, уже дошедший до дверей, вернулся и опять сел напротив, - женщина не должна сама, понимаешь? Вернее, она может сама, и это круто, если получается… Но ты должна позволять помогать себе тем, кто рядом и кто переживает и болеет за тебя, понимаешь? Мужчина должен всегда быть за спиной женщины, когда она хочет все сделать сама, подстраховывать, чтоб все у нее получилось. И быть впереди женщины, когда ей грозит хотя бы малейшая опасность.

- Это… Это… шовинизм, - пробурчала я, внутренне соглашаясь все-таки.

- Сама знаешь, чьи это слова. Прадед не знал, что такое шовинизм. Но знал, как себя должен вести настоящий мужчина. Так что лучше помолчи.

Брат подмигнул мне опять, улыбнулся и вышел. А я осталась сидеть, уже даже и не переживая по поводу произошедшего инцидента.

Если мой брат брал ситуацию под свой контроль, то можно было быть уверенной, что все произойдет так, как ему надо.

Джон Легран уже давно прекратил быть просто наследником огромной империи, и имя свое завоевал не благодаря богатству, а скорее, вопреки.

Его, основанная с нуля, компания по инновационным айти технологиям, затем органично, после примирения с дедом, влившаяся в отцовский холдинг, по-прежнему была одной из самых прибыльных в стране. А его нрав, холодный и разрушительный нрав истинного Леграна, унаследованный по мужской линии, был знаком каждому, кто хотя бы думал о том, чтоб встать на его пути. Отец говорил, что брат очень похож на прадеда…

Пожалуй, в самом деле, не буду изобретать колесо. Глупо не пользоваться возможностями своей семьи, тем более, во благо других. Не об этом ли писала грэнни в своем дневнике?

Я аккуратно положила на стол книгу, в которой мне осталось дочитать буквально несколько абзацев.

Эта реликвия передавалась в нашей семье по женской линии, от одной кровной родственницы к другой. Мне ее буквально пару дней назад передала моя тетка, урожденная Легран. История моей грэнни, полная приключений, горьких открытий и тяжелых испытаний, обычных для жизни женщины в начале двадцатого века, была настолько захватывающей, что я буквально не могла оторваться. Конечно, в семье знали, кем был прадед. Знали, но посторонним эта история никогда не передавалась. У каждого свой путь. И то, что мои родные прожили вместе долгую, очень долгую и полную любви и взаимопонимания жизнь, говорит о том, что человек способен ради близкого преодолеть все. И себя, в том числе.

«… После нее была еще одна, уже на свадьбе Мадди и Мартина. Но я оба раза отказывала. Мною, прежде всего, двигал страх. Страх того, что Легран, заполучив меня полностью, хотя он и без того полностью мной владел, опять станет прежним. Нетерпимым, ничего не слышащим, думающим только о своих желаниях. Я его не хотела мучить, нет. По крайней мере, осознанно. Я искренне опасалась возможных перемен! Но ничего не происходило. Конечно, ему было мало наших встреч, в которых я не могла теперь, да и не хотела ему отказывать. Конечно, он желал полностью меня, как когда-то в Париже… Но все же, он смог понять, что даже тогда полностью он меня не взял. Тело – это всего лишь тело. А душа, сердце… Это уже другое.

Мы не жили вместе, он приезжал часто, а, после того, как Мадди съехала к Мартину, вообще каждый день. За исключением тех недель, когда он уезжал в Хьюстон решать какие-то вопросы по бизнесу. Я старательно не думала, откуда у него там взялся бизнес. Не прятала голову в песок, нет. Но и смысла в переживаниях не видела, хотя бы потому, что в любом случае, это ничего бы не изменило.

Моя школа росла, развивалась. Я решила не возобновлять карьеру профессиональной балерины, полностью уйдя в свою работу по обучению детей и взрослых, тех, кто желал обучиться азам балета. Мы выписали из России учителей, и, представьте, многие откликнулись и приехали! У них там сейчас было не очень спокойно, постоянно какие-то террористические акты, их столицу сотрясали катаклизмы…

У меня же, после того , как я, скрепя сердце, позволила Леграну финансово участвовать в своем бизнесе, все было спокойно. Я перестала оглядываться по сторонам, нервничать, когда рядом проезжала машина, похожая на ту, в которую меня затолкал рыжий безумец… Перестала думать о будущем со страхом и неуверенностью. Мадлен, принимавшая активное участие в создании школы и даже замещавшая меня по необходимости, как-то сказала, что в наше время, когда многие женщины поднимают вопрос о своих правах, о возможности голосовать, получать высшее образование и даже избираться, следует беречь мужчин. И позволять им руководить. Особенно, если самой женщине от этого лишь польза.

Для моей школы определенно была польза в участии Лергана. Потому я перестала противиться его желанию занять все сферы моей жизни. Пусть занимает. А я займу те, что хочется мне. Я могла себе это позволить.

Сегодня Легран, в очередной раз не получив от меня согласия на брак, только сжал гневно губы и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

А я подошла к окну, наблюдая за тем, как он отрывисто что-то командует водителю, садится в машину… И неожиданно останавливается, вскидывая голову вверх и упираясь в меня взглядом. Я прикусила губу и неосознанным жестом положила ее на живот… Он еще не знал… Я все размышляла, когда же сказать… Но ему, как всегда со мной, было достаточно намека. Прозрачный взгляд остановился на моей руке, затем резко переместился к лицу… И в следующее мгновение Легран уже бежал обратно, позабыв про кепку, слетевшую из-за ветра с головы, и про открытую дверцу машины. Я развернулась спиной к окну, оперлась о подоконник… И ждала, когда мужчина, однажды сказавший, что я приду к нему сама и попрошу… Прибежит ко мне, перескакивая через ступени. Точно так же, как я не так давно бежала к нему.

Наверно, мы квиты? Наверно, стоило просто перевернуть уже, наконец, эту страницу? Все же, наша жизнь настолько многогранна. И именно мы, умея находить правильные пути друг к другу, делаем ее полноценной и счастливой.

Мы с Леграном нашли эти пути. Я уже отчетливо это понимала. Так же, как и то, что впереди еще столько всего! Нам, наверно, будет совсем непросто. Но уже то, что мы смогли найти дорогу друг к другу, было хорошим знаком. И наш малыш у меня под сердцем лишь подтверждал это. Значит, все было правильно. Значит, все получится»…