Поймать балерину

Бабочка за стеклом

- Анни, ты – просто чудо!

Сол ворвался ко мне в гримерную после вечернего выступления, в полном ажиотаже, довольный, размахивающий какими-то бумагами, должно быть, подтверждающими его слова про то, какое я чудо.Он наклонился и, не сдержавшись, радостно расцеловал в щеки.

- Сол… - пробормотала я, немного смущенная фамильярностью. Конечно, он и раньше мог приобнять или что-то игривое шепнуть в ушко, но я всегда воспринимала это как своего рода игру. Таков уж был наш балетный мир, границы немного смазывались.

- Ты видела это? Посмотри, посмотри, дорогая!

Он развернул передо мной передовицу «Таймс», где был напечатан мой портрет и размещена статья с громким названием «Наш ответ «Русским сезонам»!»Сердце зашлось громким стуком, я выхватила газету, посмотрела на дату. Завтрашняя!

- Как тебе удалось? Это же… Только завтра?..

- Связи, милая моя, связи! Как тебе, а? Я же говорил, что сделаю тебя звездой! Сделаю обязательно! И вот! Сол сказал – Сол сделал!

- Боже, Сол… - я быстро пробежала статью глазами, задыхаясь и краснея от удовольствия, когда попадались невероятно лестные восхваления в мой адрес. Меня сравнивали, ни много ни мало, с Павловой! – Это… Это чересчур даже… Я не Павлова…

- Дорогая! Это вопрос времени и денег! Поверь мне! И Павлова не была бы Павловой, если б не Дягилев!

- Сол… - я повернулась к нему со слезами на глазах, невероятно благодарная за то, что он для меня сделал, - спасибо тебе! Я… Я просто не знаю, что бы я без тебя делала… И никогда не смогу в полной мере отблагодарить тебя…

Потянулась к нему, чтоб обнять.Сол с охотой обхватил меня за талию, прижался, щекоча шею усами и неожиданно пробормотал негромко, но вполне отчетливо:

- Сможешь, Анни, малышка моя. Конечно сможешь отблагодарить…

Я немного оторопела от услышанного, вернее, от тона, который мне показался странным… Очень странным.

Попыталась немного отпрянуть, чтоб заглянуть в лицо Сола и понять, что ошиблась. Конечно, ошиблась… Это же мой друг, это же Сол, который поддерживал меня в Париже, и который, несомненно, подставил бы дружеское плечо, когда мне было так нелегко после ухода из труппы Дягилева… Он просто не может иметь в виду то, что я подумала! Это все моя распущенность… Мой жуткий опыт с мужчинами… Он не может…

Но Сол почему-то не спешил меня отпускать. Продолжал держать за талию, а на шее, вместо щекотных усов, я неожиданно ощутила влажное прикосновение губ.Задрожав от ужаса и омерзения, я торопливо вывернулась из его рук, отпрыгнула в противоположный конец гримерки, вопросительно и гневно глядя на своего импресарио.И все еще, где-то в глубине души надеясь, что это просто ошибка. И сейчас все прояснится…

- Ты чего, малышка? – удивился он, делая шаг ко мне.

Но Сол больше не казался безопасным другом, да и глаза его горели совсем не по-товарищески…

- Что это было, Сол? – строго спросила я, синхронно делая шаг от него, еще дальше.

- Ты о чем? – он остановился, улыбнулся прежней улыбкой доброго парня Сола, но я не собиралась обманываться. И делать вид, что ничего не произошло. Однажды это сослужило мне плохую службу.

Очень, очень плохую. А я старалась учиться на своих ошибках.

- Я о поцелуе, - спокойно ответила ему, твердо глядя в глаза. Здесь нельзя показывать страх. Просто нельзя. – Зачем это?

- Это? Просто поцелуй… А что здесь такого? – он развел руками с видом доброго дядюшки, которого неожиданно уличили в щупанье родной племянницы за бок сильнее, чем того требовали приличия.

- Это было неприлично, - твердо ответила я, надеясь сразу поставить границы и дать понять, что никаких подобных заигрываний не потерплю. Сол – не Пабло, для которого нежные мягкие поцелуйчики в плечико так же естественны, как дыхание, смех и слезы.

Сол – импресарио, человек дела, человек, прекрасно умеющий сдерживать свои порывы, иначе бы он не добился успеха в Нью Йорке. А значит… Значит, это – не порыв.

- Ну что ты, милая, - улыбнулся добродушно Сол, - что же здесь неприличного? Или ты не сказала только что, что хочешь меня отблагодарить?

- Но… Сол… - я даже растерялась от подобного предложения. Мне и в голову не приходило, что Сол может смотреть на меня подобным образом! Он не давал повода для этого! И я! Я тоже не давала! Никогда!

И до сих пор искренне была уверена, что Сол занимается моей карьерой исключительно потому, что знает, что я могу танцевать и что я – способна на многое! А, оказывается… О, Дева Мария…

- Или ты хочешь сказать, что для тебя это все в новинку? – неумолимо продолжал Сол, опять делая шаг ко мне, - так я все про тебя знаю. И про твою интрижку с одним из главных меценатов Парижской Оперы тоже. Понятно, почему тебя Дягилев с собой не взял. Ему не нужны танцовщицы, пробивающие себе путь на сцену таким образом.

Я почувствовала, как дрожат руки и губы, а на глаза наворачиваются слезы. Мой позор, мой ужас, то, что я пыталась изо всех сил забыть, уничтожить из своей памяти, всплыло в самом мерзком виде!Никогда я от этого клейма не избавлюсь! Даже за океаном, на другом краю земли, меня настигли отвратительные слухи!

- Это… Это все неправда, - прошептала я непослушными губами, изо всех сил стараясь сохранить лицо и не расплакаться позорно прямо на глазах у Сола.

Нет, у мистера Ёрока. Нет того Сола, который помогал, поддерживал, утешал… И не было, наверно.Я опять ошиблась. Опять ужасно обманулась!Слезы все же навернулись на глаза, и я не смогла сдержаться. Расплакалась, закрыв лицо ладонями и прислонившись к стене гримерной.Сол тут же подошел ко мне, обнял, я даже не сопротивлялась, все силы словно ушли куда-то, радость и даже эйфория, охватившие меня после чтения передовицы «Таймс», пропали, словно их и не было.Я опять была все той же потерянной девочкой, одинокой и покинутой всеми. И никто не жалел, никто не поддерживал…

- Ну что ты… Анни, не стоит плакать. Это же дело житейское. – Сол гладил меня по плечам, по талии, бормотал утешения в шею, смешно щекоча усами, вот только мне становилось все хуже от его слов, - тебя никто не винит. Многие девушки готовы использовать это свое преимущество, но немногим везет. Ты – молодец, ты – моя звездочка, маленькая стойкая девочка. Неудивительно, что я тебя… заметил. И неудивительно , что я хочу большего с тобой. Было бы странным, если бы не хотел, не находишь? В конце концов, я же все делаю ради тебя, все. Обещал, что ты станешь известной – и вот, пожалуйста! Со дня премьеры прошло всего ничего, а о тебе уже говорит весь Нью Йорк! Кого еще так восхваляют? Никого больше! Ты – очень яркая, красивая , как бабочка…

На этих его словах я вздрогнула, торопливо отстранилась.Вытерла слезы.Сол не делал попыток подойти. Просто терпеливо ждал, пока я успокоюсь и приму реальность такой, какая она есть. Без прикрас и розовых очков.А я, приходя в себя и оглядывая гримерку, неожиданно с тоской подумала, что вижу это все, скорее всего, в последний раз.

- А как же твоя жена, Сол? – тихо спросила я, пытаясь использовать последний свой козырь. Ведь Сол женат, у него есть маленький ребенок, сын… Как же так? Может, это просто временное помешательство?

- А что жена? Жена – для дома и детей, - спокойно ответил мистер Ёрок, - а ты – для удовольствия и любви.

- Не находишь это циничным? – усмехнулась я подобной постановке вопроса.

- Вся наша жизнь цинична, малышка, - он достал толстую сигару, не спрашивая моего разрешения, прикурил, - а ты разве еще не поняла?

- Да… Пожалуй, да… Ты хорошо объяснил сейчас…

- Ну вот и отлично! Так что, Анни, ты согласна? Завтра выйдет номер, твое лицо будет знать каждый житель не только Нью Йорка, но и всей страны! Мы сможем не просто гастролировать, мы сможем задавать модные тенденции, понимаешь?

- Я… Не смогу, Сол.

Мне тяжело дались эти слова, безумно сложно отказываться от мечты, от того, чего я достигла… Не я! Не я!Это все случилось только потому, что Сол… Захотел меня.

Повторялась история с Артуром, когда мне помогали, меня выделяли исключительно из-за своих собственнических желаний.

Никто не видел во мне талантливой танцовщицы.Только наследницу, возможность жить безбедно, либо просто красивую женщину, которую сладко получить в постель. Танцовщицу труппы Дягилева, которая прыгает по сцене. Задирает ножки.

Пожалуй, в этом всем безумии Дикий Даниэль был даже честнее, чем они все, благодетели, скрывающие свои истинные намерения под маской благожелательности.Он хотя бы ничего не скрывал.Просто брал то, что считал нужным.Грубо и безыскусно.Не строил из себя хорошего человека, не распинался в любви ко мне. И ничего не предлагал. Для него я была игрушкой, его ручным зверьком, бабочкой под стеклом…Наверно, это были самые честные отношения в моей жизни.А он – самым честным мужчиной из всех, кого я встречала.

- Девочка моя, не говори «нет», - спокойно ответил Сол, даже не дрогнув лицом, словно ожидал моего отказа. Или был к нему готов. – Подумай. Завтра еще выступление, посмотри, сколько придет публики взглянуть на новую звезду балета, которая составила конкуренцию самой Павловой. А еще – загляни в свой контракт.

- Что? Контракт?

- Ну конечно! Та бумажка, которую ты подписывала… Не так давно. У тебя есть копия. Повнимательней почитай пункт о расторжении договорённостей. И о неустойке.

- Сол… - я даже не знала, что возразить. Контракт я прочитала, конечно, и что-то про неустойку помнила, но все вскользь, подписала, доверяя мистеру Ёроку… Глупая, какая глупая! – Но там точно не было пункта о моем… Особенном отношении к тебе…

- Ну конечно, дорогая моя, ты что? Кто же про такое пишет? Про такое только подразумевают… Просто я могу заметить, что ты не полностью выполняешь все пункты контракта… И тогда придется разорвать его. С неустойкой с твоей стороны, разумеется…

Омерзение, которое я испытала в этот момент, разглядывая его довольное лицо, было настолько велико, что еле удалось сдержаться.Но удалось.Все же, я чему-то научилась за этот ужасный год.

- Я поняла тебя, Сол, - коротко кивнув, я вернулась за столик, взяла в руки кусочек губки, - прости пожалуйста, я хотела бы привести себя в порядок…

- Конечно, дорогая, - он подошел и, уже без стеснения и излишней скромности, припал мокрыми губами к моему обнаженному плечу, - конечно. Оставлю тебя. До завтра.

Он уже давно ушел , а я все сидела, сжимая губку онемевшими пальцами и глядя на себя в зеркало.Оттуда на меня смотрела светловолосая красавица, с огромными, подведенными черным глазами, из-за грима кажущимися буквально бездонными, тонкими чертами лица, яркими губами…Хрупкая и нежная.Бабочка, бьющаяся о стекло.