Поймать балерину

Встреча

- Кто тебя обидел, бабочка?

Первые слова нашей встречи, после стольких дней разлуки прозвучали неожиданно и странно.Кто меня обидел?Кто?

Вопрос , настолько нелепый в этой ситуации, когда я опять оказалась во власти Дикого Даниэля, привел в чувство моментально.

Я перестала плакать, вынырнула из того странного состояния полусна-полуяви, в котором пребывала до этого, и вспомнила, что теперь все по-другому.

Я больше не его пленница и не завишу от него никак.Даже сейчас достаточно мне закричать, и сюда прибегут. Меня спасут.Все эти мысли воодушевили и сподвигли на сопротивление.Я дернулась в горячих руках Даниэля, пытаясь вырваться. Конечно же, безуспешно, но, по крайней мере, он удивился.Раньше я не сопротивлялась, когда он делал со мной все, что только может сделать с беспомощной женщиной грубый, жесткий мужчина.И потому теперь Даниэль, легко прекращая мое смешное копошение, все же вынужден был хотя бы остановиться.

- Не дергайся, бабочка, - его голос моментально сделался привычно отстраненным, как и всегда, когда он угрожал.

Даниэль умел угрожать вот так, не повышая тона. Обычно, у меня в такие моменты дрожало все внутри, но теперь я словно получила иммунитет против его влияния. Его власти.Слишком много испытала за время нашей разлуки, да и люди, встреченные на пути, оказались пострашнее него, безжалостного, жестокого, но все же честного в своем отношении.

- Отпусти меня немедленно, - спокойно ответила я, не сопротивляясь больше, но глядя на него прямо и неуступчиво.

- Сначала скажи, почему плачешь, - так же спокойно возразил Даниэль. И прижал меня теснее к себе.От него по-прежнему очень знакомо пахло табаком, крепким и обволакивающим, а еще чем-то терпким, только ему присущим.

Я до сих пор ночами просыпалась от его фантомного присутствия.

Сейчас все во мне клокотало от ярости, и, тем не менее, привычная тяжесть рук приносила нечто, похожее на… защиту? Наверно, да.Ведь в одном этот зверь был прав. Когда он рядом – мне ничего не угрожало. Кроме него.

- Я уже не должна тебе докладывать о своем настроении и причинах слез.

- Должна.

- Боже… - я уперла руки ему в грудь, выдохнула со всхлипом. Сумасшествие какое-то, Господи Иисусе... Все повторялось? Он вообще ничего не хотел слышать, как и всегда.

Зря я надеялась, что Даниэль оставит меня в покое, а ведь была такая глупая спасительная мысль, когда он ни в день премьеры, ни на следующий день не обозначил своего присутствия рядом…

- Я тебя практически похоронил, глупая бабочка, - неожиданно хрипло пробормотал Даниэль, а затем преодолел мое невнятное сопротивление буквально одним движением, и прижался к раскрытым в протестующем высказывании губам настолько жадным и одновременно горьким поцелуем, что у меня буквально ноги подкосились.

Я беспомощно сжала в горсти обшлага его сюртука, желая оттолкнуть… И не смогла.

Дикий Даниэль в очередной раз проявил свой бешеный нрав, полностью прекратив обращать внимание на окружающий нас мир и безжалостно истязая мои губы. Он вел себя так, словно это – последний поцелуй в его жизни, и необходимо получить максимум именно сейчас, в эту секунду.

Я даже воздуха не могла вздохнуть, голова кружилась, а его крепкие плечи остались единственным ориентиром в бешеном верчении мира.

Ухватившись за них покрепче, чтоб не упасть покорной рабой под ноги своему вечному кошмару, я уже не сопротивлялась, малодушно найдя извращенное удовольствие в его насилии.Наверно, это все было неправильно. Наверно, я сама, своими действиями поощряла его сейчас? Всегда поощряла…Но неожиданно усталость от всего, от своей бесконечной борьбы с этим миром, от постоянно валящихся на меня невзгод пересилила чувство самосохранения. В его руках было привычно. Больно, горячо и безопасно.

Я боялась Даниэля, но в то же время чувствовала в глубине души, что он не причинит мне зла, по крайней мере, намеренно. Не обманет и не предаст. И защитит от всего мира. В этот момент, после разговора с мистером Ёроком, мне ужасно хотелось защиты.Даниэль оторвался от моих губ, выдохнул:

- Я скучал, глупая ты бабочка… Моя. Зачем сбежала? О чем думала?

Он задавал эти вопросы, целуя мою шею, сдирая трещавший под его жесткими пальцами тонкий китайский шелк, оставляя на коже следы своей несдержанной страсти.

- О свободе, - тихо прошептала я, чувствуя себя послушной безвольной куклой и поддаваясь его рукам.Даниэль остановился, придержал меня за подбородок, жестко и серьезно заглянул в глаза:

- Нет у тебя свободы, бабочка. От меня – никогда.

И, пока я заново привыкала к горечи его слов, подхватил меня на руки и прижал к стене гримерки, грубо задирая полы халата.

- Нет… - я осознала, что он намерен сделать прямо сейчас, и все-таки начала вырываться, пытаясь образумить Даниэля хоть немного, - нет! Сюда зайдут…

- Никто не зайдет, - ответил он и рванул на мне остатки одежды.

Больше я ничего не способна была сказать, сгорая от стыда и примитивного желания.

Даниэль нисколько не изменился за время нашей разлуки. Был по-прежнему груб, думал только о себе, сжимал крепко и больно, целовал, прикусывая несдержанно кожу шеи и груди.

Он легко держал меня на весу, не позволяя двинуться самостоятельно, как и всегда, впрочем.Мне оставалось только подчиниться.

Легран был настолько безумен в этот момент, что походил на давно голодающего бродягу, получившего на завтрак сдобную сладкую булочку.И теперь он утолял голод, не обращая внимания ни на что вокруг.

А я, несмотря на всю дикость ситуации, на стыд и страх, невольно подавалась в его руки, ощущая сладкое привычное безумие, которым он наполнял меня, к которому он приучил мое глупое тело за два месяца нашей совместной жизни.Это было полное и окончательное падение в бездну, из которой я , казалось, только лишь начала выбираться.

Скорее всего, я потом себя буду ругать, и, наверняка, потеряю к себе всякое уважение…

Но сейчас я жадно пила из единственного источника, который дарил мне силы и безопасность в пустыне безумия, окружающей меня.

Когда Дикий Даниэль, в последний раз жадно прижавшись к моим безвольным губам, все же отпустил меня, просто опять подняв на руки и мягко посадив на кушетку, я вяло попыталась поправить остатки одежды, скорее машинально, чем стараясь соблюсти приличия.О каких приличиях вообще могла идти речь?С Диким Даниэлем?Это даже не смешно.

Прижала ладонь к разорванному вороту халата, поймала изучающий горячий взгляд Леграна, выпрямилась. Сама не понимала, зачем я что-то пытаюсь изобразить. Сохранить остатки гордости?Откуда бы им взяться в моем положении?

Морок от его поцелуев и страсти прошел, и на меня опять навалился весь кошмар ситуации.

История повторялась.Опять гримерка, опять Легран, никого и ничего не слушающий. Опять мой бесконечный позор, потому что наверняка в театре видели, кто ко мне заходил. И слышали. Матерь Божия… Слышали!Слезы бессилия снова выступили на глазах, я торопливо отвернулась, вытирая их пальцами. Не хотелось, чтоб Даниэль заметил слабость.Но он, успев за короткий срок поправить одежду и даже достать портсигар, конечно же, сразу все понял.Развернул меня к свету, приподняв за подбородок, стер слезы большим пальцем и сказал спокойно и жестко:

- Не плачь, бабочка. Этого было не избежать.

От этих слов стало еще горше на душе, и я, вывернувшись из его руки, не выдержала и разрыдалась, уже во второй раз за этот вечер.

- Господи… Ну зачем ты приехал? Ты мне только боль… Только несчастья… У меня же все… Я же думала… Зачем? Зачем? Зачем?

Он присел передо мной на корточки опять, развел силой ладони, закрывающие лицо и ответил:

- Потому что я без тебя не живу.

- А я с тобой не живу! – выкрикнула я ему в лицо, уже не заботясь, как он это воспримет. Я ощущала небывалую смелость сейчас, граничащую с безумием.

Словно то, что он со мной опять сотворил, отпустило какие-то сковывающие доселе грани. Мне стало безразлично, как он поступит потом со мной. Ударит, хотя никогда не трогал таким образом, утащит с собой, чтоб запереть в доме или каюте корабля, идущего обратно в Европу, убьёт, чтоб никому не доставалась…Словно плотину прорвало, и все мои силы ушли на эту эмоциональную бессвязную речь, нужную сейчас исключительно мне.

- Я с тобой умираю! Понимаешь? Умираю! Ты меня не слышишь, никуда не выпускал, заставлял… Я для тебя – не бабочка! Я для тебя – игрушка, которую можно просто выбросить, забыть, засунуть в дальний шкаф! И вытаскивать только, когда тебе нужно! А я – живая, понимаешь? Живая! Я не хотела тебя! Я не хотела твоих… Твоего внимания! Я хотела только жить свободно, делать то, что мне хочется!

- Вот как? – он резко встал, опять достал портсигар, вынул сигарету и тут же скомкал ее в кулаке, - делать то, что хочется? И чего же тебе хочется, глупая ты бабочка? Танцевать на потребу пьяному ворью? Да? Крутить ножками перед толстосумами? В варьете?

- Здесь не варьете!

- А там, откуда я тебя взял – именно оно и было! Или было бы. Это просто следующий шаг.

- Даже если и так, это было бы мое решение! Мой выбор! А ты меня просто… Как комнатную собачку…

- Ты поэтому сбежала? – он опять приблизился, дернул на себя, заставив встать.

От резкого движения я, вскрикнув, упала ему на грудь, уперлась ладонями , пытаясь отстраниться. Во мне клокотала ярость и какое-то, похожее на боевое, берсеркерское безумие, когда уже не важно, что вокруг, и что будет потом.И потому я смотрела на своего мучителя без страха:

- Да, поэтому! – выкрикнула ему в лицо, - да! Я – человек! Я – танцовщица! И я не для того покидала своих родных, чтоб оказаться в твоем… плену!

- Это не плен, глупая, - его руки , словно против воли их хозяина, сминали шелк халата, норовя опять пробраться к голому беззащитному телу, - это – защита.

- Я не просила! И не хотела! И сейчас! Сейчас не хочу!

Как у меня хватало сейчас силы и уверенности отвечать ему? Я сама не понимала, и потом, наверняка, не пойму.Так же, как и не пойму, почему Даниэль, после всего, что сейчас между нами было, слушал меня, а не тащил, по своему обыкновению, в логово.

- То есть, - он добрался до груди, грубо смял ее, заставив меня выгнуться и еле сдержать стон, - ты сейчас плакала, потому что сама хотела? Так?

- Так… Боже…

Его грубые пальцы дарили привычно сладкую боль, от которой тело мое снова начинало гореть. Даниэль это знал, чувствовал. И использовал очень подло, в борьбе со мной, чтоб получить свое.

- И ты всем довольна?Ладонь оставила одну грудь, перетекла плавно на вторую, и меня накрыло опять удушливой волной бесстыдного удовольствия.

- Да! Довольна!

- И я… - тут он еще сильнее сжал меня, выдыхая прямо в губы, - тебе не нужен?

- Да…

- Совсем?

- Да…

Даниэль пару мгновений смотрел мне в глаза, и в его взгляде читалось совершенное безумие, холодное и в то же время обжигающее.А затем он резко отпустил меня.Не удержавшись на ногах, я рухнула опять на многострадальную кушетку, машинально прикрывая полуголую грудь ладонью.

- Хорошо, - кивнул он холодно и мертво, лицо его потеряло всякое выражение.

Раньше я бы до полусмерти испугалась, потому что именно с таким лицом Дикий Даниэль разговаривал с недругами. Которых я после никогда не видела не только в его компании, но и вовсе.Но сейчас я упрямо задрала подбородок и ответила ему вызывающе спокойным взглядом. Только пальцы на шелке халата подрагивали.

- Хорошо, - повторил он, - я подожду, пока сама придешь.

- Этого не случится.

- Случится.

Он усмехнулся и резко дернул дверь гримерки. За ней обнаружилась парочка знакомых лиц его приспешников-друзей, и стала понятна уверенность Даниэля, что никто нас не побеспокоит.Посмотрела бы я на того, кто решился бы побеспокоить…Легран, не глядя на меня и не прощаясь, покинул гримёрку, плотно закрыв дверь.

А я так и осталась сидеть, бессильно свесив одну руку на кушетку и вяло прикрывая грудь другой.В голове было невероятно пусто, из тела словно ушли все силы.

Моя злость, мое боевое безумие испарились, оставив после себя лишь горечь и опустошение.Я машинально провела пальцами по бедру, пытаясь запахнуть разорванный халат и натолкнулась на красные пятна от жестких пальцев Даниэля на голых бедрах.Скорее всего, на груди шее такие же… Он никогда не был аккуратен… Ни в чем. И, возможно, сейчас он все сделал специально…

Понимание того, что случилось, и чем может завершиться это мое безумие, оглушило еще больше.

Если… Если судьба опять будет против меня, то недолго я протанцую. И здесь дело даже не в притязаниях мистера Ёрока, или Даниэля, а в том, что беременных танцовщиц не бывает.

Я положила ладонь на свой живот и улыбнулась.Неожиданно для себя, в первую очередь.Пусть будет, как будет.Я приму любой вариант. И выживу в любом случае.И нет, к Дикому Даниэлю я никогда не вернусь. Ни при каких обстоятельствах.