Позывной "Хоттабыч"

Глава 12

– Сердце? – переспросил я, удивленный таким ответом.

– Именно, товарищ Старик, – подтвердил Медик, – сердце! Этим самым фактом вы перечеркиваете всю предыдущую логику моих, так сказать, коллег!

– А что, у всех остальных этот источник в районе мозга расположен?

– Да, у большинства Силовиков Источник расположен именно в районе головного мозга. Еще расположение Источника изредка фиксировалось в районе спинного мозга, но такие случаи очень редки. И вообще, за все время изучения различных Источников, они ни разу не находились вне Центральной нервной системы. Ваш случай просто уникален!

– А как вы определяете местоположение этого Источника? – поинтересовался я, так, на всякий случай. Мало ли какая информация пригодится.

– Медики-Силовики его просто видят… не всё, конечно, но встречаются. В основном Медики.

– Как видят? – не успокаивался я.

– Ну, например вы, товарищ Старик, в состоянии улавливать визуально собственные Силовые конструкты?

– Конструкты? Это магию, что ль?

– Да, магию. Вот когда вы заморозили того бедолагу капитана…

– Я не хотел! – При воспоминании о том нелепом случае, на душе вновь «заскребли кошки». Я действительно не хотел, да и вообще на тот момент совершенно не разбирался в этом вопросе.

– Успокойтесь! – проникновенно произнес Виноградов. – Вас никто не обвиняет в содеянном, и не собирается обвинять в будущем! Это очень распространенная вещь, когда неопытный и необученный, да еще и не инициированный вовремя Силовик спонтанно выплескивает смертельную формулу… Да, гибнут люди… Это печально! Но это не повод изводить себя приступами самоедства!

– Да, понял я, понял, Владимир Никитич! – произнес я с тяжелым вздохом. – Чай не маленький, и на свете пожил. Товарищей боевых терял – как без этого… Но вот чтобы так… щемит у меня на душе…

– А вот в этом случае я вам ничем, уважаемый, помочь не могу, – он виновато развел руками.

– Справлюсь, Владимир Никитич, – ответил я. – Это просто на старости лет я таким сентиментальным стал. Раскис, расслабился… Ить, думал, только и помереть мне осталось… А оно, вона, как обернулось! И еще, а если я опять чего-нить незнакомое, но дюже убойное колдану?

– Не получиться, – покачал головой профессор. – Не в этом помещении, оно как раз для таких случаев и подготовлено!

А то, кто бы сомневался? Значит, я правильно вычислил: кто бы меня без страховки, да в самом Кремле на «вольных хлебах» оставил. Охрана, чай, не просто так харчи прожирает, но и отрабатывает их с лихвой.

– Фух! – облегченно выдохнул я. – Сразу дышать свободнее стало!

– Ну что же, я рад, что с вашим физическим, да и психическим состоянием все в порядке! – Улыбнулся профессор. – Сейчас вы плотно позавтракаете, а потом вами займутся наши доблестные Менталисты. А то они уже заждались…

– Прямо копытом бьют? – Ехидно прищурил я один глаз, тот, который не видит нихера.

– Бьют, – не стал скрывать Виноградов, – но, уж, извольте подождать, дорогие товарищи особисты!

– Владимир Никитич, вот прямо не нарадуюсь я на вас!

– Полноте, товарищ Старик, – отмахнулся от моих восторженных дифирамбов Виноградов, – я ж не изверг какой вас на голодный желудок в руки наших Мозголомов отдавать!

– Мне бы еще папироску выкурить… А, товарищ Виноградов? – слезно попросил я профессора.

– Курение вред! – наставительно произнес профессор общеизвестную истину.

– А некурящих нет! – Я постарался свести все в шутку. – Да и много ли мне осталось небо коптить, товарищ доктор? Думаю, что хуже мне уже не будет.

– Найду я для вас папиросы, – пообещал Виноградов, выходя из палаты.

Обещания свои он выполнил: и накормил, и напоил, и покурить принес! Целую пачку «Герцеговины Флор»! Я даже спрашивать не стал, где он её достал – ведь каждому известно, что это – любимая марка папирос товарища Сталина. Он её и папиросами курил, и трубку набивал именно этим табачком. Нет, другой табачок он тоже, нет-нет, да и покуривал: мог, не брезгуя, затянуться отечественной папироской, болгарщину тоже уважал. Одним из предпочитаемых сортов был американский Edgewood Sliced. Но самым любимым, по воспоминаниям современников, близко знавших вождя, была все-таки марка «Герцеговина Флор», изготавливаемая по специальному заказу.

В общем, выкурив с огромным удовольствием папироску на сытый желудок, я приготовился к дальнейшей, не слишком приятной во всех отношениях, экзекуции. Первым ко мне Владимир Никитич запустил моего «старого» друга и командира, еще «по той жизни» – товарища Петрова.

– Ну и как себя сегодня чувствует товарищ Старик? – полюбопытствовал оснаб, покосившись на невозмутимого профессора.

– Просто превосходно, товарищ командир! – залихватски отрапортовал я, поднявшись со стула и положив одну ладонь на плешивую макушку, а второй шутливо «отдав честь». – К любым подвигам во славу Отечества – готов!

К этому времени я уже давно выбрался из кровати, и был одет в военный френч защитного цвета без знаков различия, похожий на повседневную одежку оснаба. Правда головной убор мне так и не выдали, видимо, посчитав ненужным.

– Ну что ж, – произнес Петр Петрович, – тогда начнем! Товарищи, заходите!

В мой однокомнатный «лазарет» вошли двое сотрудников в стандартной форме Госбезопасности. Первым – целый полковник, плотный и дородный мужик, склонный к полноте, лет пятидесяти, с толстыми красными щеками, свисающими на скулы, подобно собачьим брылям. Второй – майор, наоборот – худой и бледный, словно холерная немочь или поднятый из гроба мертвец, с тусклыми запавшими в черепную коробку глазами. Вот, блин, подобралась команда, хоть картины с нее пиши! Но, руководству все виднее, если человек на своем месте и пользу государству приносит. А как там они выглядят со стороны – дело десятое.

– Товарищи, знакомьтесь! – произнес оснаб. – На ближайшее время ваш подопечный – товарищ Старик…

Ага, только я бы поточнее выразился – подследственный! И не важно, даже, как ко мне относится командир. И что он там такое в моей голове высмотрел. С этими товарищами, а судя по тому, как на меня зыркнул своими снулыми, как у дохлой рыбы глазами, майор – нужную информацию они из меня, разве что клещами тащить не будут. И то, только потому, что в этом мире есть другие, более действенные методы.

– Майор Мордовцев! – слегка наклонил голову тощий.

Хех, а эта фамилия более бы подошла мордатому полковнику…

– Подошла бы, – неожиданно по-доброму усмехнулся щекастый полкан, – но папа, «к несчастью», у меня был Капитоновым! Полковник Капитонов! Вячеслав Романович! – И он сунул мне плотную руку для рукопожатия.

«Мля, как же неудобно-то!» – мелькнула в моей голове мысль, когда я пожал протянутую руку.

– Да вы не тушуйтесь, товарищ Старый! – продолжая улыбаться, произнес полковник Капитонов. – По сравнению с некоторыми деятелями, с коими мне довелось… «сотрудничать» в последнее время, вы просто душка! – И он весело мне подмигнул.

Молодец, полковник! Уважаю! Настоящий профи! Раз, и мгновенно создал о себе совсем иное мнение, чем я себе навыдумывал. А я ведь и даже и не почувствовал того момента, когда он проскользнул мне под черепушку! Действительно, экстра-класс! Ничуть не хуже командира, «работу» которого я тоже в первый момент не почувствовал. С таким человеком мы точно сработаемся!

– Обязательно сработаемся, товарищ Старый! – А вот и черед майора настал.

Мои мысли, выходит, и для него, словно на блюдечке с золотой каемочкой. И захочешь, хрен спрячешь от таких «мысленных волкодавов» в хорошем смысле этого слова.

– Майор Мордовцев, Евгений Кузьмич! – коротко представился он, протянув мне руку в свою очередь.

Пожав узкую, холодную и худую ладонь майора, рукопожатие которого оказалось на редкость жестким и крепким, несмотря на всю его субтильность, я произнес:

– Буду только рад, товарищи! Но на всякий, так сказать, пожарный, предупредить хочу – не обижайтесь на старого дурака, если что! И не спешите обвинять во всех смертных грехах! Ведь я – по сути, старое дитя, взращенное иной реальностью… Вам ведь раскрыли, с кем придется работать? – Я бросил вопросительный взгляд на оснаба.

– Не волнуйтесь, товарищ Старый! – Незамедлительно отреагировал на мой вопрос полковник. – Всю имеющуюся в наличие информацию мы получили.

– Ну, тогда с Богом! – скорее по привычке, произнес я.

– Если вам это важно, товарищ Старый, то с Богом! – и, не подумав надсмехаться, либо проявлять какую-нибудь левую революционную бдительность, серьезно отозвался Вячеслав Романович. – Мы можем приступать, Владимир Никитич? – Полковник вопросительно взглянул на Виноградова.

– Да, можете, – утвердительно качнул головой профессор. – Пациент в хорошей форме… если можно так выразиться, – со вздохом добавил он.

– В каком смысле, Владимир Никитич? – насторожился полковник Капитонов. – Есть противопоказания?

– Еще какие! – фыркнул Медик. – Дедушке сто два года! Не забыли, товарищи офицеры?

– Так точно, Владимир Никитич, не забыли! – словно на плацу отрапортовал Вячеслав Романович.

Что-что, а почтение к профессору в голосе полковника было, хоть отбавляй. Уважают здесь Медика, причем, по-настоящему уважают, даже мне видно невооруженным глазом, пусть и одним.

– Все будет в лучшем виде, товарищ Виноградов! – Поддержал коллегу по цеху майор Мордовцев.

– Ох, братцы, отчего-то неспокойно у меня на сердце, – признался особистам Владимир Никитич. – Не всякий молодой такое воздействие выдержит, а тут…

– А вот для этого вы и здесь, товарищ Виноградов! – подключился оснаб. – Таких Медиков на всю страну – единицы! И, если уж вы, лучший из лучших, не сумеете ничего сделать… Тогда нам остается лишь одно – развести руками, – произнес напоследок Петров.

– Ребятки, кончай базар! – гаркнул я громко. – Мы тут Родину спасаем, или где? Ну, даже если и помру… Вы, главное, башку мою распотрошить, как следует, успейте! Авось, и пособят чем мои знания… Я-то, ребятки, как мы фрицев гребаных на острый кукан насадили, один раз уже видел! И флаг наш на Рейхстаге и штандарты их поганые под ногами наших парней на Красной площади… Хоть и не был я там лично, но кадры эти намертво в меня впечатаны и Вечным Огнем на веки-вечные выжжены… Это же… – Голос мой прервался от нахлынувших воспоминаний, а по морщинистым щекам побежали слезы. – Это же – День Победы! И на меня настоящим образом нахлынули образы тех далеких дней. – Смотрите ребятки, – сдавленным голосом произнес я. – Ведь вы же можете? Можете, да?

– А можно и мне? – Сильно волнуясь, произнес профессор.

Переглянувшийся с майором полковник утвердительно кивнул:

– Подойдите поближе, Владимир Никитич… Нужен тактильный контакт.

Профессор живо, словно молоденький парнишка, подбежал к группе особистов и застыл рядом. Майор Мордовцев наложил ладонь на его глаза, и закрыл свои.

– День Победы, – прокаркал я своим скрипучим голосом, – как он был от нас далек…

Я постарался выплеснуть в этом своем коротеньком «порыве души» абсолютно добровольно отданного в «надежные руки» под музыку композитора Давида Тухманова и слова Владимира Харитонова, одновременно всю ту радость и боль этого дня – Дня Победы, что сумел пронести через всю свою долгую жизнь. Отдал всего себя, без остатка! Как на фронте! Как и в тяжелые послевоенные годы! Как и в последний день своей прошлой жизни! Ни о чем не жалея! Я сделал все, что смог! И, если потребуется отдать свою жизнь за Родину и сегодня, вот прямо сейчас – я буду почитать это Великой Честью! Честью настоящего мужчины и патриота! И совсем неважно, что это не мой мир! И не моя это страна! И не моя это война! Свобода и справедливость в любом мире дорогого стоят, их не грех и кровушкой окропить…

Воспоминания схлынули, оставив привкус горечи на губах и тяжелую тяжесть на сердце, ведь я знал, чем закончится славное существование Великой Страны, сломавшей хребет непобедимому злобному зверю – военной машине Вермахта. Как её развалят те, кто был поставлен на её защиту и был обязан оберегать от новых напастей не только свой народ, но и весь мир! Как вновь, сначала робко, а потом совершенно не боясь последствий, начнет поднимать голову и цвести пышным цветом национализм в отдельно взятых странах, как начнут тявкать и разевать безразмерные глотки всякие забугорные твари, пытаясь оторвать от павшего гиганта кусок пожирнее, как будут пытаться уничтожить все, что нам дорого… пытаясь стереть, опоганить и опошлить даже саму память о наших славных подвигах! Но, сука, не на тех напали! В родном мире и без меня справятся, а уж в этом постараюсь предупредить…

Я вынырнул из воспоминаний и без сил упал на жесткое сиденье стула. Ноги отчего-то стали ватными и совсем не держали. Сердце колотилось, как заполошное, но никто, даже Медик Владимир Никитич, не обращал на меня внимания. Все присутствующие в моей маленькой палате неподвижно застыли, словно соляные истуканы, не проявляя никакой активности. По щекам профессора Виноградова и полковника Капитонова бежали влажные дорожки слез. На скулах оснаба нервно дергались желваки от судорожно сжатых челюстей. Даже из-под закрытых век майора Мордовцева пробивалась скупая мужская слеза. Мои воспоминания никого не оставили равнодушными – они просто разили наповал.

– Это… немыслимо… – выдохнул Виноградов. – Как такое могло произойти? Ведь вы… вы победили?

– Победили, – произнес я с горечью в голосе. – Но меньше, чем через пятьдесят лет Советского Союза не стало…

– Немцы всей своей мощью не смогли сломать! А какие-то американские буржуи…

– Купили с потрохами, – продолжил я его мысль, – за гребаную булочку с котлетой и модное шмотьё, называя все это громким словом – Свобода! А на деле все это вылилось в банальный грабеж, годы нищеты и унижение для бывшего советского народа!

– Да как же вы допустили?! – Грохнул всей мощью своей луженой глотки полковник Капитонов.

– Как-то так, товарищ полковник… – понуро ответил я, потупившись. – Как-то так… И во всем этом есть и доля моей вины…

– У-у-х! – Хрустнул костяшками пальцев в сжавшихся кулаках Вячеслав Романович. – Такую страну прое…али! Поставить бы гадов к стенке… Да только не дотянуться нам до вашего мира!

– Вы главное теперь свой не прое…ите! – Я поднял голову и, не мигая, впился взглядом в глаза полковнику. – За работу, товарищи офицеры?

– Теперь точно не прое…ем! – Колыхнувшийся воздух от мощного рыка Капитонова разметал остатки седых волосков на моей плешивой голове. – Ты уж постарайся, товарищ Старик, всю правду о тех днях до нас донести… А мы уж постараемся сделать все возможное, чтобы тот сценарий не повторился!

– Я весь ваш, товарищи Мозголомы! Весь, до самого распоследнего винтика в моей пустой головешке!

– Уж мы постараемся, товарищ Старик! – заверил меня полковник. – Вам даже ваш старческий склероз не поможет – вытащим всё!