Позывной "Хоттабыч"

Глава 6

– Такой человек действительно существует, – подтвердил Петр Петрович. – Он является действующим сотрудником одного особо секретного спецподразделения «СМЕРШ». Все, что ты сейчас услышишь, майор, тоже особо секретная информация…

– Я понял, товарищ оснаб, не первый год в контрразведке.

– Хорошо. Так вот, две недели назад при преследовании в предгорьях Рип особо опасной группы эсэсовских диверсантов… И какой только, олигофрен догадался так по тупому использовать сырое экспериментально подразделение? – выругался Петр Петрович, на мгновение утратив спокойствие. – Целый год работы как корова языком… Ну, да Бог им судья – виноватые ответят по всей строгости!

«Брр! Не хотел бы я оказать на месте этих… Как там выразился оснаб? Олигофренов? – подумал Станислав Борисович. – Поставят к стенке по законам военного времени – и поминай, как звали!»

– При столкновении с превосходящими силами диверсантов, – продолжил оснаб, – на стороне которых сражалось не менее трех высших «осененных», один из которых Жрец, а один Некр, наша группа преследования была уничтожена. Однако тел двоих наших сотрудников мы так и не обнаружили. По всей видимости, диверсанты забрали наших, возможно еще живых, товарищей с собой.

– И один из пропавших без вести – тот самый Илья Данылыч Резников? – предположил майор, и не ошибся.

– Тот самый, – подтвердил Петр Петрович. – Я здесь именно по этой причине, майор!

– Я, конечно, все понимаю, товарищ оснаб, – произнес Станислав Борисович, – но, боюсь, вы зря приехали. Этот… дед, совсем не тот человек, которого вы ищете. Может, он и Резников. Даже, могу допустить, что и Илья Данилович. Но на молодого, двадцатитрехлетнего парня, увы, не тянет.

– Ну, это уже мои проблемы, майор, – спокойно выслушав тираду Станислава Борисовича, произнес Петров, – зря я прокатился, или нет.

– Виноват, товарищ оснаб! – по-своему среагировал на слова оснаба Засядько. – Не имел права вам указывать…

– Да нет, почему же, – Петр Петрович остался абсолютно невозмутимым, – ваши умозаключения вполне логичны. Только вы не учли один момент.

– И какой же?

– Жрец и Некр в одной связке – страшная сила! Мы не знаем, до каких секретов мироздания смогли дойти нацисты в изучении тайных и запретных знаний? В структуру Аненербе, к примеру, входит более сотни научно-исследовательских институтов! И это только вершина айсберга! Так что, майор, не делай поспешных выводов. Когда имеешь дело с Черным Орденом СС, ни в чем нельзя быть на сто процентов уверенным. Что еще необычного было связано с задержанным?

– Много чего, товарищ оснаб. В первый день он сумел продавить защиту и выморозить насмерть начальника отдела капитана Рогова…

– Твою дивизию! – громко выругался генерал-лейтенант. – Кто виноват?

– Похоже, капитан Рогов недооценил арестанта, – поделился догадкой с высокими «гостями» Засядько. – Буквально перед вашим приездом мы со старшим лейтенантом Егоровым попытались замерить его резерв…

– И каков результат? – полюбопытствовал оснаб.

– Силомер перегорел – не выдержал нагрузки! – нервно хохотнул майор. – Измеритель просто зашкалило! Если бы не стопор – стрелка вращалась бы как самолетный пропеллер!

– Господства? – тихо, сам себе по нос, произнес Петр Петрович. – А то и уровень Престолов[16]…

– Вы о чем, товарищ оснаб? – переспросил, не расслышав, Засядько.

– На такой выброс Силы способны сущие единицы.

– Ну, и я о том же! – обрадовался майор, что мысли оснаба совпадают с его собственными. – Наркомовский уровень же!

– Почему сразу не доложили? – нахмурился генерал-лейтенант. – Ждал, когда он вам и тут все в труху разнесет?

– Так это минут за десять до вашего приезда произошло, – ответил Станислав Борисович. – Просто не успели сообщить…

– Ох, допрыгаетесь, черти! – Погрозил майору пальцем Медведев.

– Виноват, тащ генерал-лейтенант! – Подпрыгнул со своего стула Засядько. – Но все согласно действующим инструкциям и приказам!

– Ладно, садись на место, майор, – добродушно проворчал генерал-лейтенант. – Не мельтеши! Тебя пока никто ни в чем не обвиняет!

– Так и мы его спеленали – будь здоров! Около десятка индивидуальных блокираторов, клетка Кюри, и до кучи защищенный каземат!

– Ого! – воскликнул Медведев. – Десяток индивидуальных блокираторов – это сила! Кто это у вас такой «бесстрашный»?

– Старший лейтенант Егоров, товарищ генерал-лейтенант! – не стал лукавить Станислав Борисович. – После трагического случая с капитаном Роговым, он решил перестраховаться с защитой.

– В нашем деле много защиты не бывает! – одобрительно загудел Никифор Васильевич. – Напиши-ка ты на него, майор, представление по всей форме. Таких ответственных товарищей не грех и поощрить.

– Так точно, товарищ генерал-лейтенант, сделаю!

– Какие еще заметили странности? – продолжил расспросы Петров.

– Да он весь одна большая странность… На редкость подозрительный дедок! – воскликнул майор. – Понимаете, он даже в самых простых вещах не разбирается…

– Например? – заинтересовался оснаб.

– Я его Сенькой старорежимной обозвал, – поделился наблюдениями Станислав Борисович, искоса поглядывая на Петрова, – так вот он, представляете, меня спросил: а кто это? Да у нас любой шкет трехлетний на этот вопрос без заминки ответит! А еще, когда старший лейтенант Егоров этому деду немного здоровье поправил – есть у лейтенанта задатки Медика, – пояснил майор, – так вот, контрик этот, долго удивлялся, как будто Силовиков-Медиков никогда в жизни не видел! Педиков, говорит, по телику видел, их часто где-то у него по телевизору показывают, а вот о Медиках и не слышал никогда!

– Педики? – переспросил генерал-лейтенант. – Это кто? Педиатры или педагоги?

– Так вот и я о том же спросил! – усмехнулся майор. – Но мы с вами, товарищ генерал-лейтенант, ни разу не угадали! Педики – это педерасты-мужеложцы! Представляете?

– Как это? – реально едва не «выпал в осадок» Медведев. – Мужеложцев? По телевизору?

– Да и телевизор не столь распространенная штуковина, товарищ генерал! Не каждый смертный её себе позволить может! Даже в ихней гребаной буржуинии!

– Странно, – произнес оснаб, когда стихли возмущенные возгласы генерала и майора, – очень странно…

– Ну, так и я о том же толкую, товарищ оснаб! Причем, этот контрик трухлявый все время говорит «у вас». То есть, можно сделать вывод, что «у него» это не «у нас», то есть не в СССР. Я попытался его на чистую воду вывести, откуда его к нам забросили… Но пока не преуспел. И еще: он утверждает, что уже умирал, но нежданно-негаданно «воскрес»! Ну, это уже форменная бредятина! Его надо в спеццентр, для опытов…

– Хорошо, майор, – кивнул головой Петр Петрович, – ваши замечания очень ценные! Но насчет спеццентра – это вы… – И он укоризненно покачал головой. – Не ровняйте нашу науку с нацистской!

– Виноват… – в очередной «покаялся» Засядько.

– Полно! – Остановил его вмахом руки Петров. – А теперь хотелось бы посмотреть воочию на вашего «престарелого контрика и диверсанта», – с едва заметным сарказмом произнес он.

– Так это, товарищи, может, сначала перекусите? Егоров уже, наверное, на стол собрал…

– Сначала дело, товарищ майор! – непререкаемо заявил оснаб.

– Так остынет же все… – печально произнес Станислав Борисович.

– А мы не гордые, майор! – хохотнул, поднимаясь с места генерал-лейтенант. – И холодного с удовольствием порубаем!

– Пойдемте, товарищи, – Станислав Борисович поднялся со стула и повел высокое начальство в подвал.

Оснаб с интересом осмотрел активированную систему защиты и изумленно покачал головой:

– Солидно! Лет двести, не меньше, а все функционирует!

– И причем, без сбоев! – похвалился маойр, хотя это, в общем-то, была вовсе и не его заслуга.

Петров дождался, пока майор деактивирует защиту и первым зашел в услужливо распахнутую дверь.

Я сразу его узнал, когда он переступил через порог – Петр Петрович Петров, незабвенный товарищ летнаб, под началом которого я в сорок третьем проходил серьезную подготовку в разведшколе «СМЕРШа». По тому, как Петров сбился с шага, и по изумлению, которое прорвалось сквозь его непробиваемую маску спокойствия, я понял, что он тоже меня узнал. Справившись с чувствами, Петров прошел в камеру, освободив проход для целого генерал-лейтенанта и знакомого мне майора. Это что же, по мою душу такая солидная «комиссия» собралась? Другого объяснения присутствия здесь такого высокого начальства у меня не было.

– Здравия желаю, товарищ летнаб! – скрипуче, словно несмазанная телега, произнес я. – Рад видеть вас вновь живым! – огорошил я всех присутствующих своим заявлением.

– Как это, вновь живым? – не въехал схода в тему генерал-лейтенант. – Откуда он тебя знает, Петр Петрович? И почему летнаб?

Но ответа Медведев так и не дождался: мой бывший и давно уже мертвый «учитель» впился в мое морщинистое лицо долгим и немигающим взглядом. Я почувствовал, что у меня под черепушкой, словно сквознячок пролетел. Слабенький, едва заметный. Но я все равно уловил чужое воздействие на свой разум, хотя в этот раз все было гораздо незаметнее. Не так топорно и болезненно, как с майором. Ах, вот ты как? Без моего разрешения в моей башке решил покопаться, старый друг? Не выйдет, товарищ летнаб, хоть и уважаю я тебя безмерно! Хрен тебе! – И я резко «отсек» свои мысли от окружающего мира, заслонившись прочной от проникших в мой мозг «щупалец» незыблемой бетонной стеной.

– Оставьте нас одних! – неожиданно глухо произнес Петров, не оборачиваясь и не разрывая со мной зрительного контакта. Мне показалось, что его карие глаза медленно изменяли цвет радужки, постепенно выцветая.

– Но эт… – заикнулся, было, генерал-лейтенант, но Петров не дал ему высказаться, грубо оборвав на полуслове:

– Дело государственной важности, товарищ генерал-лейтенант! Особо секретно! У вас нет надлежащего допуска, Никифор Васильевич!

– Понял, товарищ оснаб, – Медведев досадливо «крякнул» и не стал спорить со своим неприметным спутником, а, развернувшись, вышел в коридор каземата. – Пойдем, майор, перекусим – похоже, что это надолго…

– Так точно, товарищ генерал-лейтенант! – Засядько выскользнул из камеры вслед за командующим и закрыл за собой толстую дверь.

Больше никаких звуков из коридора не доносилось. Петров, наконец, отвел взгляд и, сняв фуражку, пригладил рукой вспотевшие волосы. После чего уселся на лавку и тихо поинтересовался:

– Почему летнаб?

– Я был знаком с вами… вернее с вашим двойником из моего мира… Он так же, как и вы, всегда был одет во френч без знаков различия и наград… И всегда представлялся как летнаб – летчик-наблюдатель… Но настоящее его имя, звание и должность в РККА мне до сих пор неизвестна. Как к вам обращаться здесь, товарищ Петров?

– Оснаб, – сообщил Петр Петрович. – Осененный-наблюдатель.

– То есть маг-колдун? – Я против воли усмехнулся. Ну, никак не могу привыкнуть к этой чертовой магии.

– Точнее – окудник, – поправил меня оснаб, – или «Осененный Божественной Благодатью». Но это все старорежимные понятия. Если пользоваться принятыми в Советском Союзе разнарядками – Силовик-Менталист и Психокинетик, а на упрощенном языке рабочей черни и подлого люда – пролетариев и крестьян – Мозголом.

– Не могу я с этой хренью свыкнуться, – честно признался я. – С магией. Такое ощущение, что в дурку попал. Вот и рубашку смирительную надели – ни рукой, ни ногой шевельнуть. Скажи честно, Петр Петрович, я не брежу? Может, это я в аду и это черти надо мной так издеваются за все мои прегрешения? И тебя вот подослали?

– Я отвечу на все твои вопросы, – немного подумав, заявил оснаб, – но только после того, как ты добровольно откроешь мне свой разум.

– А чего, сам не можешь мне в башку залезть? – ехидно поинтересовался я.

– Мне это кажется странным, но… Я действительно не могу «прочитать» тебя, – не стал юлить Петров. – Я могу попробовать проломиться за ту призрачную бетонную стену, которую ты воздвиг, но это может плохо закончиться и для тебя и для меня. Сопротивляться моему воздействию может лишь небольшой круг избранных… И все они занимают очень высокое положение в руководстве страны. Похоже, что ты тоже из их числа. Но то, что я успел «подсмотреть», пока ты не закрылся, убедило меня в том, что ты – настоящий Резников. Старый, дряхлый, почти мертвец, но все же – Резников!

– Еще бы не старый! – притворно возмутился я. – Доживи до ста двух лет, и я тогда на тебя посмотрю! Я умер в две тысячи двадцать втором году! И в моем мире магия была только в детских сказках, да в кино!

– Я уже догадался, что ты не из нашего мира, – произнес оснаб. – Значит, наш мир не единственный…

– Вам что-нибудь известно об этом? – Подался я вперед, уткнувшись лбом в прутья клетки. – Ну, о параллельных мирах?

– Нет, – не обрадовал меня Петров. – Насколько я знаю, никто в СССР таких разработок не ведет. Но, сдается мне, что вскоре это положение изменится…

– Кстати, – опомнился я, – а что произошло с моим молодым двойником? Ведь если ты меня узнал, значит, он существует и здесь?

– Я сейчас, как раз, и занимаюсь выяснением обстоятельств его исчезновения, – ответил Петр Петрович. – Большего сказать не могу. Только после сканирования твоих воспоминаний, если, конечно, ты согласишься на сотрудничество.

– Что-то такое я и предполагал. – Я согласно кивнул. – Если существует инструмент, позволяющий заглянуть прямо в голову… И исключить возможность всяческого подвоха… Жаль, что в моем мире так не умели – скольких бы лишних проблем удалось избежать! А ты, товарищ летнаб… оснаб, – поправился я, – уверен, что я не сумею тебя обмануть?

– На моей практике не было ни одного случая… Понимаешь… – Он немного помялся, не зная, как ко мне обращаться. – Илья Данилович…

– Слушай, Петр Петрович, зови меня просто – старик или дед, – предложил я. – Думаю, это нормально при моем-то возрасте. Пусть это будет типа такой «позывной» – Старик.

– Договорились, – согласился оснаб, – Старик, так Старик. Видишь ли, в чем дело, Старик, при полном сканировании мозга, я, на время, как бы стану тобой. Твои мысли, чувства, даже самые потаенные желания…

– Да какие, нахрен, желания у столетнего старика? – перебил я его. – Не смешите мои тапки, товарищ оснаб – они и так смешные! – И я рассмеялся хриплым лающим смехом. Хоть и подлечил мне старлей больное горло, но какой-то комок в нем до сих пор стоит. Эх, где мои семнадцать лет?

– Так ты согласен? – Старясь «держать марку», переспросил Петр Петрович. Но я-то прекрасно видел даже сквозь его «каменную маску» на лице, что он прямо ссыт кипятком от моего согласия. Уж я-то успел изучить реакцию его двойника из своего мира.

– Давай, уже, товарищ оснаб! – С таким же деланным безразличием согласился я, хотя внутренне меня и подтряхивало, но совсем немного. Хотя, а чего мне бояться? Даже если коньки откину – туда мне и дорога! Думаете, я за жизнь цепляться стану? А поживите лет двадцать немощным и даром никому не нужным старым пердуном, и я на вас посмотрю: останутся ли у вас еще какие-нибудь желания, кроме, как лечь и спокойно издохнуть? То-то же! – Действуй! – произнес я вслух. – А то задолбало уже, сидеть здесь, как какому-то уродцу в клетке!

– Не волнуйся, Старик, ничего плохого с тобой не случится, – пообещал Петр Петрович, потирая ладони. – Опыт у меня в Менталистике большой, еще со времен царя батюшки…

– А мне вот что интересно, товарищ оснаб, – решил спросить я, пока еще, так сказать, при памяти, – в лагерях тоже побывать довелось? Как и вашему двойнику?

– Значит, и у вас революционная власть по тому же пути прошла? – вопросом на вопрос ответил Петров.

– Значит, пришлось-таки по делянам с топором походить? – Сделал я соответствующие выводы.

– Ну, не с топором, и не по делянам, – хмыкнул оснаб, – но баланды лагерной похлебать пришлось вволю.

– А слинять за бугор в двадцатом? Да с тем же Деникиным? Ведь вы, товарищ оснаб, если не ошибаюсь, и события этого мира как-то образом взаимно повторяют мою реальностью, входили в состав его контрразведки? – Я неожиданно для себя вновь перешел на «вы» со старым командиром и впоследствии – очень близким другом.

– Ну, если вы так хорошо знаете моего двойника, я думаю, ответ вам заранее известен, – холодно отбрил меня Петров. – Если коротко: я – русский! И я, не побоюсь этого слова – патриот!

– Да, командир, ты точно такой же! – довольно заключил я.

– Позвольте теперь и мне поинтересоваться такой осведомленности о моей личной жизни…

– После войны я служил под твоим командованием, товарищ летнаб. Сначала в МГБ СССР, потом в КГБ СССР… Я был последним, командир, с кем ты общался перед смертью… – Из моего глаза, побитого катарактой, выкатилась одинокая слезинка и пугливо спряталась в глубоких морщинах. Не должен настоящий мужик раскисать, но, сука, мой голос предательски дрогнул. – И я был первым, кто бросил ком земли на крышку твоего гроба…