Позывной "Хоттабыч"

Глава 9

– Вот… Вот здесь я на узкоколейку выбрался из леса! – Мой кривой палец с раздутыми от артрита суставами, уткнулся в расстеленную на столе карту.

После душевного разговора с моим бывшим командиром, и освобождения от всяких там магических приспособ, мне реально так получшело! А уж усилия старшего лейтенанта Егорова – так и вовсе мне десяток мелких болячек снесли! Так что я теперь прям молодец-огурец! По настоянию генерал-лейтенанта Медведева мы всем скопом перебрались из тесной подвальной камеры в кабинет майора, прямо к остаткам трапезы. Вот уж где я оторвался не по-детски, набивая пузо вкуснейшей перловкой с тушняком – настоящая солдатская «шрапнель», «дробь шестнадцать» или «кирза»! К слову сказать, сварена было преотменно! Поэтому и метал я ее, как утка, практически не жуя.

Генерал, правда, нет-нет, да и бросал в мою сторону подозрительные взгляды, но больше не булькал. Видимо полномочия, которыми был наделен Петр Петрович, были отнюдь не пустым звуком.

– А вот здесь меня ваши сотрудники и приняли. – Палец переместился по отмеченной на карте линии узкоколейки, рядом с которой стояла пометка «с. Филькино». – Все сходится, товарищи?

– Сходится, товарищ Старик, – подтвердил мою выкладку майор, которого оснаб уже успел просветить, как ко мне обращаться – именно в этом месте вас и приняли мои орлы.

– А теперь внимательно наблюдайте, – я взял со стола карандаш с линейкой и, делая поправки на масштаб, принялся высчитывать и чертить прямо на карте свой лесной маршрут до одного из предгорий, где я выскочил из мрачных соляных подземелий на белый свет. – Вот примерно в этом районе, – я обвел ручкой небольшую область, – и находится тот самый вход. Думаю, что обнаружите его без труда…

– Так, майор, теперь слушай вводную, – взял слово оснаб, – твоя задача – найти этот выход, кровь из носу! И обеспечить его круглосуточную охрану!

– Людьми поможем, не сомневайся! – заверил его командующий.

– Как подойдет подкрепление, возьми с собой самых-самых! – продолжал распоряжаться Петр Петрович. – Силовиков побольше…

– Да где же их взять-то, товарищ оснаб? – пожаловался майор. – Знаете же, что все для фронта…

– Никифор Васильевич, поможешь? – Оснаб уперся немигающим взглядом в генерала. – Ведь в этих шахтах еще выжившие эсэсовцы могут обнаружиться. Либо твари… Предположительно двух Жрецов товарищ Старик уничтожил, но мало ли…

– К-хм… – Кашлянул в кулак генерал-лейтенант. – Постараюсь выделить… немного… но не обессудь, товарищ Петров, сам знаешь, у меня еще свои задачи…

– Будем рады любой помощи, товарищ генерал-лейтенант, – обрадовался майор.

– Значит, ваша задача – обнаружить пещеру, в которой нацисты проводили обряд! И вот тут вы должны любой ценой не допустить повторного проникновения в нее врага! Боюсь предположить, что скрываю её недра, но то, что фрицам там, словно медом намазано – факт! Постараюсь, как можно быстрее, прислать к вам соответствующих специалистов из столицы. Ответственность, сами понимаете – эта находка может оказаться настоящей бомбой! Не хватало нам здесь, в тылу, повторения «Волынского Капища»[20]!

Пока оснаб утрясал насущные вопросы, меня основательно разморило после обильной обжираловки. Я уселся в самом дальнем уголке кабинета и под размеренный речитатив офицеров с удовольствием дреманул. Как бы то ни было, но я был жив, в какой-то мере дееспособен, накормлен, напоен и обогрет. О дальнейшей своей судьбе я предпочитал не загадывать…

– Товарищ Старик! Товарищ Старик! – Кто-то назойливо потряхивал меня за плечо, вырывая из сладкого сна.

– А? – Я открыл глаза – надо мной склонился старший лейтенант Егоров.

– Товарищ Старый, вам пора, – произнес он, недвусмысленно указывая на выход.

– Охохонюшки-хо-хо, – по-стариковски поворчал я, пытаясь подняться на онемевшие подрагивающие ноги, – дела наши скорбные!

Хоть и подлечил меня старлей, но от своего возраста не убежать! Как был старой колошей, так ею и остался. Егоров, видимо проникнувшись состраданием к моим сединам, подхватил меня под руку и осторожно поставил на ноги.

– Спасибо, сынок! – от всей души поблагодарил я мальца. – Сам видишь, мое дело стариковское – помереть бы уже, да недосуг…

– Ну, скажете тоже, товарищ Старик! – фыркнул старший лейтенант. – Мне бы ваш резерв… – мечтательно произнес он. – Два Жреца… А ведь по Силе даже Младший Жрец равен едва ли не целому мотострелковому батальону! Нет, никак вам нельзя помирать, товарищ Старик! Никак нельзя!

– Ладно, Егоров, постараюсь до победы дотянуть – вон ты меня как здорово починил!

– Да не, это так – баловство одно. Вот товарищ оснаб вас в столицу доставит – там вами настоящие Медики займутся…

– И что, они ушедшую молодость тоже возвращать умеють? – ехидно поинтересовался я, ковыляя к двери на негнущихся ногах. Сапоги, выданные майором, которые мне удалось натянуть на распухшие ноги, противно шлепали широкими голенищами по моим худым голяшкам.

– Нет, увы, – печально протянул старший лейтенант, – молодость возвращать еще пока ни один Силовик не научился. Хотя, читал я как-то, еще до войны, статейку одну в научном журнале. Даже автора статьи помню – Александр Александрович Богомолец[21], Медик-Силовик, академик! Так вот он реально считает, что реальный срок человеческой жизни куда как больше, чем существующий на данный момент! Согласно его теории, обычные граждане, не сумевшие пробудить в себе Силы, могут легко дотянуть до ста тридцати – ста пятидесяти лет! Ну, а Силовики – и того больше!

– Надо будет пообщаться с этим твоим Богомольцем, – усмехнулся я, выбираясь на улицу.

– К сожалению, он не мой, – вздохнул Егоров, – он наш, Советский… Я бы тоже пообщался, только, кто же меня к нему допустит? К такой-то величине?

– Эх, Вася-Василек! – Я хлопнул старшего лейтенанта по спине. – Какие твои годы? Главное – правильную цель перед собой поставить! И тогда можно хоть горы свернуть!

– И то, правда! – обрадовано воскликнул Егоров. – Вот закончится война, обязательно учиться пойду!

– Егоров, кончай лясы точить! – крикнул майор, о чем-то перетирающий у штабного автомобиля с высоким начальством. – Товарища Старика уже заждались!

– Действительно, ехать пора, – согласился с майором Петр Петрович, пожимая руку майору, а затем и подошедшему старшему лейтенанту. – Я на вас надеюсь, товарищи! – произнес он напоследок.

– Не подведем, товарищ оснаб! – заверил его майор. – Распоряжения уже доведены до личного состава, буквально через пару часов будем готовы к выдвижению к охраняемому объекту.

– Никифор Васильевич, ну и вы…

– Помощь будет, товарищ оснаб, – подтвердил генерал-лейтенант. – Ну и вы там, в Ставке Верховного Главнокомандующего, о нас не забывайте! Хоть и в тылу, но одно дело делаем – Родину защищаем! А теперь поспешим, – он взглянул на часы, – на аэродром пора.

Всю остальную дорогу я банально проспал: сначала на мягком заднем сиденье штабного автомобиля, а потом на груде каких-то мешков в большом военном транспортнике Ли-2, на котором нас с командиром в срочном порядке доставили в Москву. Посадили самолет на Чкаловском военном аэродроме. По выходу нас уже дожидался «Черный воронок» – Горьковская «Эмка», который и в моем мире вовсю использовался органами ОГПУ-НКВД для перевозки всякого рода заключенных и задержанных. Вот и я сподобился, наконец, для такой вот «незавидной» роли. Да и в рот компот! Чего мне терять? По пути «не отошел» – уже в радость! Хоть на столицу из окошечка погляжу…

Я без возражений вновь уселся на заднее сиденье. Рядом – товарищ оснаб, впереди два мордоворота в штатском, один из которых за рулем. А когда отъехали от самолета, сзади и спереди пристроились еще две «Эмки». С эскортом, похоже, прокатимся. Не иначе, высоко оценили меня товарищи… Хотя, было б с чего. Если и есть у меня энта неведомая Сила за душой, то, как её пользовать-то? Я ить теперь, как та обезьяна с гранатой – и самому бы не убиться, да и других по-дурости в расход не пустить, как капитана Рогова…

– О чем задумался, товарищ Старик? – выдернул меня «из кокона» наружу Петр Петрович.

– Да вот думаю, что не помер – уже хорошо! – признался я. – А что дальше – сплошные потемки. Е просветишь на этот счет, товарищ оснаб? Хочется успеть какую-никакую пользу еще принести. Ну, пока опять на тот свет не призвали, – я хрипло хохотнул. Ведь от того призыва, сам знаешь, не отвертеться, не откосить…

– Не прибедняйся, товарищ Старик, – на этот раз усмехнулся уже Петр Петрович, – получилось же у тебя один раз от Старухи убежать? Получилось! Таким достижением у нас никто похвастать не может! Так что крепись, Илья Данилович, слишком ценный ты для страны товарищ!

– Я бы рад, – развел я подрагивающими руками, – только годы мои не те – давят, мочи нет! – Я реально чувствовал, как меня растрясло – поясница стала колом, теперь и нормально разогнуться не смогу. – Я и из машины-то сейчас самостоятельно выйти не смогу, – признался я командиру, – заклинило спину… Радикулит, будь он неладен! Грыжи, протрузии и прочие болячки. На кладбище мне лет двадцать как прогулы ставят. Пора мне «со святыми упокой»…

– Не спеши, на кладбище всегда успеется! – оптимистически заявил оснаб. – Мы тебя сейчас к Кремлевским эскулапам доставим, а они кого хошь враз на ноги поставят!

– Поживем – увидим, товарищ командир, – произнес я, уставившись в пролетающие за окном столичные виды.

Да, такой Москву я и забывать начал, хоть и прожил здесь почти всю жизнь. Резало глаз практическое отсутствие транспорта, и вездесущих дорожных заторов, ухо подсознательно ожидало шума непрекращающегося гудение клаксонов. Нет кричащих вывесок, навязчивых реклам и «елочной» иллюминации. Время небоскребов Москва-Сити еще где-то там, далеко за границей временного горизонта. Да и сама столица в этот небезопасный военный период старалась быть как можно более серой и незаметной: даже купола церквей сменили цвет, а на рубиновые Кремлевские звезды надеты чехлы. Мавзолей на Красной площади было не узнать, как, впрочем, и саму площадь, застроенную псевдо-домами. Даже на Москве реке были расположены баржи с постройками, имитирующими объекты недвижимости. Оно и понятно, здесь главное – сбить с толку пилотов вражеских бомбардировщиков. Не дать им легко обнаружить и повести прицельную бомбардировку самого сердца страны. Но, как я знал из своего прошлого, бомбы нет-нет, да и залетали на территорию Кремля. Однажды бомба попала в Большой Кремлевский дворец, пробила крышу и потолок Георгиевского зала, упала на паркет и, к большому счастью, не взорвалась. Если бы произошел взрыв, то Благовещенский собор и часть Большого Кремлевского дворца с Георгиевским залом превратились бы в руины.

Конечно, главный объект Московского Кремля, на который нацелены все экипажи немецких самолетов, – корпус № 1, где работал… вернее работает Сталин. Но в моей реальности попасть в него немцам так и не удастся. Лишь одна из бомб разрушит здание рядом. Это, кстати, будет самым серьезным разрушением в Кремле с самым большим количеством жертв, если правильно все помню. Память-то у меня тоже того, серьезно устаревшая. Вроде бы в Арсенал бомба попала, разрушив чуть не треть здания. Погибло тридцать человек, а из них тринадцать вообще не нашли. Ну и раненых с полсотни…

– Приехали, товарищ Старик, – сообщил оснаб, когда мы прокатили сквозь патруль на Спасских воротах и въехали на территорию Кремля, – тут у нас небольшая амбулатория для руководящих товарищей расположена. И дежурный Медик вас сегодня обязательно осмотрит.

Когда автомобиль затормозил у одного из зданий, я ожидаемо не смог выйти из салона на улицу – спину так прихватило, что хоть волком вой. Пока оснаб с водителем пытались меня эвакуировать из салона, второй охранник успел пригнать двух солдатиков с носилками, которые и должны были меня затащить внутрь так называемой «амбулатории».

– Ёпть! – выдохнул я, когда меня все-таки удалось выковырять из железной скорлупы «черного воронка» и уложить на носилки. Боком, поскольку распрямить меня так и не смогли. При любых попытках придать моему телу более-менее ровное положение, меня простреливали такие чудовищные боли, что в глазах темнело!

– Стойте! Что же вы творите-то! Изверги! – Неожиданно остановил потуги моих «мучителей» чей-то командный, но полный сострадания возглас. – Оставьте его в покое, сейчас же!

Я почувствовал, что к моему лбу прикасается чья-то крепкая и прохладная ладонь, даруя избавление от острой боли в спине.

– Спи, дедуля! – Мягко приказал тот же голос, и меня словно добрым наркозом попотчевали – улица закрутилась стремительным «вертолетиком», словно я основательно перебрал спиртного. – А вы, товарищи! Ну? Иметь же голову на плечах нужно! Помрет же старик! А сдается мне, что вы не за эти его в сюда привезли, чтобы в Кремлевской стене захоронить?

– Владимир Никитич, мы же осторожно пы… – донесся до меня, словно удаляясь, виноватый голос командира.

Владимир Никитич? Знакомое… сочетание… где же я… его… слышал… – И все, на этом моменте я окончательно вырубился.

Сколько времени я пребывал в беспамятстве на этот раз я тоже сказать не могу. Но очередное пробуждение оставило только приятные ощущения: давненько я не просыпался, чтобы у меня что-нибудь не болело, не ныло или не постреливало. А на этот раз – словно заново родился! И такое прямо живительное тепло по всему организму растекается… Хотя, может статься, что если ничего не болит – то и умер уже? И такое, кхе-кхе, проходили… Как же узнать-то, а? Я открыл глаза – ух, ты, вроде катаракта поменьше стала! Даже кое-что уже могу и этим глазом рассмотреть! Не так чтобы особо, но общую картинку ухватить могу, а не только размытые тени!

Я покрутил головой, осматриваясь: небольшая палата, кирпичные выбеленные стены, жесткая металлическая кровать-кушетка, на которой и покоилась моя «истерзанная нарзаном», а точнее – неумолимым временем старческая тушка. Рядом с кроватью – небольшая деревянная тумбочка. Так же возле кровати стоял металлический штатив для капельницы, с закрепленной перевернутой бутылочкой с какой-то жидкостью. Причем жидкость в бутылочке слабо светилась мягким «солнечным» светом. И эта светящаяся субстанция маленькими дозами вливалась в меня по тонкой трубке. Я даже чувствовал, как с каждой каплей мое состояние стремительно улучшается. И в теле такая «приятная гибкость» образовалася, какой я уж лет тридцать не чувствовал! Чего это, интересно? Чай, не наркота какая? Побольше бы в меня такой жижи влили б, глядишь и последние мои денечки веселее бы пробежали…

А в районе ног такое тепло животворное ощущается, как будто я в раннем детстве в мягких овчинных чунях на печке лежу. Я слегка приподнял голову с подушки, на чуть-чуть – больше не могу – мышцы на слабой старческой шее голову совсем не держат. Блин! Ну, прям как младенец новорожденный. Аж самому противно! Но что поделать – возраст! Буквально через пару мгновений голова опять рухнула на подушку, но все что нужно я уже успел рассмотреть. А зрение мое, ведь действительно намного лучше стало! Ну, на том самом глазу, которым я еще что-то вижу. Так вот, перед самым мои носом, обнаружилась крепкая такая задница, обтянутая белым халатом. Аппетитная такая, ядреная, что твой орех! Женская ессно, чего бы я на мужскую жопу заглядывался? А здесь, прямо руки зачесались отвесить смачного такого поджопника, да еще и ухватить, сжать в своей крепкой ладони эту сочную булочку, так чтобы пальцы впились в подкожный жирок, а потом гладить по бархатной нежной коже…

Стоп!!! – Мысли в голове заполошно забегали. Да такого желания я не ощущал уже хренову тучу лет! Да и не только желание… Я со сладким ужасом и замиранием сердечной мышцы почувствовал шевеление… Мама мия! Это чего они в меня напихали? Да в тех местах никакой «жизни» уж лет тридцать как не водилось…

– Ой, дедуль, а вы проснулись? – отвлек меня от «забытых ощущений» мелодичный голосок.

И чего-то там «колдовавшая» над моими обмороженными ногами дохтурша, разогнулась, а после повернулась ко мне лицом, лишив радости созерцания своей выдающейся упругой прелести. Ан нет – с другой стороны прелести оказались ничуть не хуже, чем с обратной! К тому же их у нее целых две!