Я стоял перед дверью в кабинет Сталина слегка напряженный. Да что там – ноги нещадно подрагивали и ходили ходуном! Кто бы что ни говорил о Виссарионыче, но он был, безусловно, выдающимся государственным деятелем! Чрезмерно жестким или справедливым? Кровавым тираном или Отцом всех народов? Конченным параноиком или… Да чего я? Об этой хрени тонны макулатуры написаны, куда мне-то со своим свинячим рылом, да в Калашный ряд? Доморощенные историки не одну тонну копий переломали в своих никчемных спорах! И, буквально у каждого, свое собственное и единственно верное мнение, которое, как ни пыжься, хрен оспоришь! Но лично мне на старости лет мнится, что ни одно поистине великое деяние никогда не обходится малой кровью! Великие свершения и ужасные преступления зачастую идут рядом, рука об руку… Попробуй глобально изменить мир и остаться белым и пушистым… Хренасе у тебя чего выйдет! И не надейся, что время и история расставит всё по своим местам – плавали, знаем!
А вот в той жизни мне так и ни разу не удалось нашего доблестного генералиссимуса даже издали повидать. Пока, правда, он еще и не генералиссимус… Глупые, конечно, мне в голову мысли лезут в такую-то минуту…
– Товарищ! – окликнул меня Поскребышев, которому, видимо, надоело наблюдать, как я бездумно яйца в штанах перекатываю. – Заходите! Товарищ Сталин вас ждет!
– Кх…м! – Прочистил я глотку, мысленно перекрестился и толкнул дверь.
Картинок и фотографии этого кабинета я немало повидал в своей прошлой жизни, да и фильмы военные нет-нет, да посматривал. Так что представлял, что меня за этой дверью ждет. Из обстановки, ессно… И не ошибся: посредине вытянутой комнаты, стены которой были обшиты темными деревянными панелями – длинный стол, крытый плотным зеленым сукном. Карта на стене с цветными стрелочками наших и вражеских позиций. Книжные шкафы, большой глобус в углу. Несколько стульев вокруг стола, один из которых оказался занятым хорошо знакомой мне по фотографиям и портретам личностью – на нем восседал никто иной, как сам нарком внутренних дел СССР, товарищ Берия, Лаврентий Палыч. Сидел, улыбался и поблескивал стеклышками своих незабвенных очечков-пенсне.
С другой стороны стола, напротив наркома, сохраняя ледяное спокойствие, несмотря на присутствие в кабинете первых лиц государства, сидел мой бывший командир (по тому еще, потерянному мною миру) – оснаб Петров. Едва я зашел в кабинет, он мне незаметно подмигнул, стараясь приободрить. Спасибо, родной, век не забуду! Мне, прямо, полегчало на душе – настроение повысилось, согбенные сутулые плечи развернулись… Ну, насколько позволил прострел меж лопаток… Да я еще тот бравый старикашка! Хрен меня просто так об коленку сломаешь! Но в присутствии Сталина и Берии, все равно, сука, отчего-то ссыкотно…
Сталин до моего триумфального появления, видимо, задумчиво прохаживался по кабинету туда-сюда. Одет он был в свой «легендарный» френч защитного цвета. На ногах – широкие коричневые брюки, заправленные в идеально начищенные мягкие кавказские сапоги. Ростом он был чуть пониже моего, и это с учетом, что я за свои неподъемные годы несколько стоптался, усох и сгорбился. Это раньше-то, в молодости, я был ого-го-го, метр восемьдесят пять без каблуков! Это сейчас я так – как скрученный засохший стручок… В общем, невысокого росточка оказался товарищ Сталин. Плотный. Рябой – следствие перенесенной оспы, как в народе говорят: черти на роже горох молотили. Вот одного только понять не могу, раз уж у них тут такая прямо таки волшебная медицина, чего ж они самому товарищу Сталину харю-то не поправили? Ну да ладно, будет оказия, поинтересуюсь. Ну, а так – все при нем! Настоящий Виссарионыч, хоть портреты с него пиши!
Слегка раскосые, искрящиеся неведомым мне весельем, желтоватые глаза вождя пробежались по моей нелепой фигуре, когда я вполз на своих, подрагивающих от излишнего возбуждения, негнущихся артритных «ходулях» (а как еще их называть? Ведь, вроде бы, ноги и твои, да только ты им не совсем уже и хозяин). Иосиф Виссарионович остановился и провел рукой по своим, зачесанным назад, густым темным волосам, в которых побивалась седина.
– Здравия желаю, товарищ Верховный Главнокомандующий! – напыжившись, как индюк, умудрился выдавить я. В спине что-то громко хрустнуло от усердия придать своей сутулой спину большую «вертикальность и вытянуться «во фрунт». – Полковник Рез… – выдал я по накатанной «привычке», вбитой годами службы в МГБ и КГБ, а после неожиданно «завис». Какой я, нахрен, полковник? Какой, к чертям, службы? Здесь, в этом безумном мире «меча и магии» я – никто! Да и зовут меня – никак…
– Что же вы замолчали, товарищ Резников? – добродушно усмехнулся Иосиф Виссарионович. Видимо ужимки такой древней развалины выглядеть бравым офицером его нимало позабавили. – И вам желаю здравствовать, уважаемый Илья Данилович! – Сталин сделал несколько стремительных и пружинистых шагов, так не вязавшихся с его образом и возрастом, в мою сторону и протянул руку. Вот так просто! Мне! Сам! Иосиф Виссарионович! Как равному! И я пожал его крепкую ладонь, спокойно, корректно, но и осознавая все значение этого рукопожатия.
– Спасибо, товарищ Сталин! – Мой голос окончательно сел, хорошо, что еще «петуха» не дал. Вот это был бы конфуз! Но сердце и без того грозило проломить грудную клетку, давление зашкалило – сами понимаете важность момента!
Когда Верховный отпустил мою руку, я пошатнулся. Ноги совсем заклинило, ни туды, твю медь, ни сюды! Да еще, похоже, что и спину защемило. Сталин ловко подхватил меня под локоть, не давая свалиться на пол.
– Простите, товарищ Сталин… – виновато просипел я. – Годы, тудыть их в коромысло!
– Это вы меня извините, товарищ Резников, – произнес вождь, помогая мне добраться до ближайшего стула, на который я и «упал» со страшным хрустом в суставах, но с большим облегчением. – Кто не уважает старшего, тот сам недостоин уважения! Еще раз извините, Илья Данилович, что сразу не предложил вам сесть!
– Товарищ Сталин, Иосиф Виссарионович… разрешите обратиться? – Попытался приподняться со стула, но был мягко остановлен вождем, положившим руку мне на плечо.
– Сидите, Илья Данилович. Внимательно вас слушаю!
– Просьба… у меня… одна…
– И какая же? – заинтересованно произнес Сталин.
– Илья Данилович Резников, одна тысяча девятьсот двадцатого года рождения, – набравшись смелости, произнес я, – погиб… даже два раза… погиб… и в том мире… и в этом… Не могу я больше под этим именем жить… права не имею… Нет больше Ильи Даниловича Резникова! То, что мертво, умереть не может! – Припомнил я последние слова Святогора. – А я, вроде как, еще могу…
Уж не знаю, чего там Виссарионыч предполагал, но я, очевидно, сумел его удивить.
– Хм… – озадачился он, поглаживая усы. Кстати, в этом мире его «сухая» левая рука»[30] была вполне себе дееспособна, видимо, результат тутошней «волшебной» медицины. – И как же к вам обращаться, уважаемый?
– Я – старик, и этого у меня уже не отнять, – пожав плечами, ответил я. – В работе с товарищем Петровым, мы использовали псевдоним – Старик.
– Старик? – Сталин внимательно взглянул мне в глаза. – И не поспоришь… Я бы и не против, только есть одно небольшое возражение… – И он сделал небольшую паузу, на которую я и попался, как рыба на крючок:
– Какое, товарищ Сталин?
– Иосиф Виссарионович, – поправил меня вождь.
– Хорошо, Иосиф Виссарионович, – послушно кивнул я.
– В нашем кругу – старых революционеров, – слегка прикрыв глаза, словно вспоминая что-то давно позабытое, произнес Сталин, – партийные клички и псевдонимы, становились, едва ли не вторыми именами… А иногда и первыми… Их было много, приходилось часто менять. Но каждый псевдоним оставался здесь! – Он гулко стукнул себя в грудь кулаком. Ленин, Сталин, Камо, Серго, Коба, Старик[31]…
Черт побери! Как же я это я умудрился забыть? Ленин! Партийная кличка Ульянова-Ленина – Старик!
По моей реакции Сталин уже обо всем догадался, но, тем не менее, продолжил:
– Вы уже поняли, что Старик – это псевдоним, партийное прозвище Владимира Ильича. И я думаю, что будет не совсем этично его дублировать. Может быть, вы выберете другое?
– Да, товарищ Сталин, – я обезоруживающе улыбнулся, – дал маху. Старость – не радость. Склероз… Может быть «дед»? Нет, постойте! Хоттабыч[32]! Пусть будет Хоттабыч!
– Хоттабыч? – с удивлением посмотрел на меня Сталин.
– Так точно, товарищ Сталин! Хоттабыч! – Я решил настоять на своем выборе.
– Не поясните, товарищ… Хоттабыч? – усмехнулся в усы Сталин, занимая свободный стул рядом со мной. – Неожиданно. Очень оригинальный выбор псевдонима.
– Так все просто, Иосиф Виссарионович, – мне скрывать было нечего, – в моем мире жил да был один писатель – Лазарь Лагин[33], не знаю, существует ли он в вашем…
Сталин быстро взглянул на Берию, и тот утвердительно кивнул:
– Лазарь Иосифович Гинзбург. Псевдоним – Лазарь Лагин. На данный момент военкор газеты «Красный черноморец» политуправления Черноморского флота.
Вот, черт, а он-то откуда?.. Значит, не врали современники, что Лаврентий Павлович обладал просто феноменальной памятью! Практически фантастической! А ведь он никак к этому молчаливому вопросу вождя не мог заранее подготовиться. И, поди ж ты – сразу ответил! Теперь понятно, отчего этого «неприметного человечка» так ценил Иосиф Виссарионыч. Значит, и в этом мире писатель Лагин вполне себе существует. Сейчас узнаем, а здесь он свою книжку написал или нет?
– Есть и у нас такой писатель, – Сталин вновь обратил на меня свое внимание. – Признаюсь, не читал.
– Да разве вам до этого, Иосиф Виссарионович? Детская же книжка…
– А как же? – Сталин изумленно приподнял брови. – Каждый правитель должен, да просто обязан знать, чем живет и дышит его народ! А особенно дети! Ведь они – наше будущее! И именно им придется его строить, когда нас с вами не станет… – Неожиданно вождь нахмурился, и я, даром, что не их хваленый Мозголом, понял, что же его так расстроило – не иначе, откровения о моем, не таком уж и далеком, будущем. Коммунизьм ребятки так и не построили…
– Так чем же вас привлекла эта детская книжка, товарищ Хоттабыч? – поинтересовался Сталин, немного «оттаяв».
Ага! Процесс-то пошел! Уже сам Иосиф Виссарионыч меня Хоттабычем повеличал.
– Не знаю, как у вас, товарищ Сталин, а в нашем, насквозь немагическом мире, это сказка о добром почти четырех тысячелетнем джинне, обладающим и повелевающим очень могучими силами…
– Силовик, значит? – прищурился, словно сытый кот, Иосиф Виссарионович. – Ну, раз Силы пробудились?
– Ну, выходит, что так, – развел я руками, – хотя, он, вроде, как и с рождения такой был. В нашем-то мире никаких волшебных или потусторонних Сил не существует. Хоть от Бога, хоть от Сатаны, да и хоть бы и от самого Дарвина[34]. Поэтому – сказки.
– Кхе-кхе, – Весело кашлянул Иосиф Виссарионыч, – занятный вы собеседник, товарищ Хоттабыч! У нас волшебные джинны тоже только в сказках существуют. До сей поры никто с ними воочию не встречался. Волшебный старик, значит? – Ехидно прищурив один глаз, поинтересовался он, улыбаясь.
Видеть весело улыбающегося Сталина, сидящего рядом, это я вам скажу полный разрыв шаблонов!
– Так точно, товарищ Сталин! – Я расплылся в ответной улыбке. – Мне, хоть и не четыре тыщи лет, как Гасану Абдурахману ибн Хоттабу, но старикан, как говорится, на лицо! И здоровье, и морщины, седина и плешь – все в наличии! Ну и ребята ваши мне тут растолковали, что я, вроде как, тоже типа волшебник-колдун-кудесник… Как его… – Я пощелкал пальцами в воздухе, пытаясь вспомнить мудреное старое слово, но гребаный старческий склероз оказался сильнее.
– Окудник? – подсказал Сталин.
– Точно! Окудник! – обрадовано воскликнул я. – Извините, ярко выраженный старческий склероз, товарищ Сталин! Осталось только научиться этими вашими Силами управлять… Вот, и вылитый старик Хоттабыч получится!
– Обязательно научим, товарищ Хоттабыч! – Вновь улыбнулся Иосиф Виссарионыч. – И инициацию по всем правилам проведем – грех такими кадрами разбрасываться!
– Ох, – печально вздохнул я, – боюсь вас расстроить, товарищ Сталин, но надежды на меня нет никакой. Опасаюсь, что «доходов» от меня не дождетесь – расходы одни…
– Это отчего же? – участливо поинтересовался Сталин.
– Таки возраст, Иосиф Виссарионыч: со дня на день в белые тапки переобуться могу.