Позывной "Хоттабыч"

Глава 3

Ну чего сказать? К концу пути я основательно разбил себе башку о ту угловатую и жесткую хреновину, которую какой-то педик, специально или нет, бросил рядом со мной. Что это была за хрень, я так и не узнал. Да и не очень-то хотелось, если по правде сказать. А как обстоят дела с остальными моими членами, которых я до сих пор не ощущал, и вообще неясно. Знаю только, что они должны быть… Где-то совсем рядом. Иначе везли бы мою тупую башку в какой-нибудь коробке со всеми удобствами и прокладками из мягкой ваты. Голова профессора Резникова[9], мать её! Ну, вот – маразм крепчает! Такими темпами у меня быстро буденовку подорвет! Фляга-то уже основательно побулькивает. Да и как иначе, если на протяжение длительного времени хреначиться и без того разбитой тыквой о, сука, очень твердую хреновину? Однозначно ум за разум зайдет!

Наконец автомобиль, на котором везли мою обездвиженную тушку, остановился. Захлопали двери, и зычный голос майора скомандовал:

– Тащите арестованного в подвал!

– Энэнен куте[10]! – послышался у меня над ухом раздосадованный голос водителя. – Этот кутак[11] мне весь шинель кровью уделал! Не отстирается теперь! Авызыгызга текереп сиим[12]!

Чьи-то крепкие руки грубо выдернули задеревеневшее тело из машины и куда-то бодро потащили, не обращая внимания на мою запрокинувшуюся голову, болтающуюся на расслабленной шее. Но еще раз перебороть странную силу, сковавшую мои голосовые связки, не удавалось. Так что прикрикнуть на олухов, чтобы тащили аккуратнее, как-то не срослось. Оставалось терпеть и надеяться, что башка не отвалиться по пути и не сломаются хрупкие шейные позвонки.

Теперь, когда я смог взглянуть на мир в меру «живым» глазом, а не тем, съеденным катарактой, удалось рассмотреть и командующего моей разгрузкой майора. Им оказался коренастый мужичок лет сорока, с бритой наголо башкой и насквозь крестьянской наружностью с «выдающимся» ноздреватым носом-картошкой из которого торчали жесткие волоски. Щеголял майор такими же новенькими погонами, как и областные особисты, одного из которых я каким-то хитрым способом умудрился превратить в ледяную статую.

На данный момент из обрывочных сведений и разговоров я уже понял, куда (а точнее – «куда и в когда») попал. На дворе весна сорок третьего года. Но это, отнюдь, не прошлое моего родного мира. Хотя, многие события здесь один в один соответствуют знакомой реальности: введение погон, сравнительно недавно созданные на базе УОО НКВД СССР управления СМЕРШ. Как и в моем мире, в этом тоже полыхает война. Да-да, та самая! Великая Отечественная. В этой реальности существует и СССР, и нацистский Рейх. И вновь они столкнулись в смертельной схватке… Но здесь еще совсем не ясно, кто же выйдет из нее победителем…

Наши миры во многом похожи друг на друга, как братья-близнецы, но есть и одно существенное различие между ними, от которого у меня попросту сносит чердак – в этом мире, как само собой разумеющееся, существует настоящая магия. Да-да, настоящая магия, мля! Местные бойцы называют её Силой. И, похоже на то, что в моей ветхой тушке она тоже имеется…

Солдатики споро затащили меня в какой-то старый особняк (любят местные контрразведчики реквизированные Советской властью роскошные аристократические особняки и, как я понял, не без причины), пронесли сквозь богатую, но основательно раздолбанную и загаженную гостиную и повернули куда-то в темное боковое крыло. Ага, тоже в подвал поперли, догадался я, увидев над головой невысокий арочный свод, сложенный из дикого камня. Пахнуло сыростью и кошачьей мочой. Скрипнули проржавевшие петли на солидной дубовой дверке, проклепанной металлическими полосами, сплошь испещренными какими-то светящимися в темноте символами. Меня запихнули в укромный, но мрачный каземат, освещенный единственной тусклой лампой без абажура, болтающейся на витом проводе под самым потолком.

Все свободное пространство камеры занимал скромная конторская тумба с деревянной лавкой у стены и металлический стул, привинченный поеденными ржой болтами к солидному каменному блоку, высеченному из огромного скального массива и установленному посередине каземата. Сам стул находился внутри прочной кованой клетки, такой же ржавой, как и все железки в этом дивном подвале. Мастер, изготовивший сие искусное чудо, немало постарался, закрутив прутья в причудливые «пентаграммы», знаки и символы. Солдатики ловко усадили меня на стул и, захлопнув клетку, удалились восвояси.

Вошедший в камеру сразу после «носильщиков» уже знакомый мне майор бросил на стол картонную папку, схваченную размохраченными в лохмы тесемками, и снял с головы фуражку с васильковой тульей и малиновым околышем. Ага, мелькнула в голове мысль, не смотря на приказ Наркома Обороны, в котором предписывалось сотрудникам всех трёх ведомств «СМЕРШ» носить форму одежды, звания и знаки различия воинских частей и соединений, в которых они работали, майор был пока еще одет в стандартную форму «расцветок» МГБ. Оно и понятно, приказ-то свеженький, не успели еще «перестроиться», хотя такие свежеиспеченные погоны уже нацепили.

Пристроив фуражку на краешке конторки, майор подошел к клетке и прикоснулся рукой к замку. Тихо щелкнул выдвинувшийся запорный язычок, а переплетенные меж собой символы слабо засветились мягким «неоновым светом». Я с удивлением осознал, что «вижу» этот свет не глазами, а каким-то иным органом чувств. Точно так же я «видел» или ощущал ту «волну», что погубила в предыдущий раз допрашивающего меня капитана.

Майор просунул руку сквозь решетку и сорвал с моей шеи тонкий ремешок с нанизанным на него медальоном. Ком в горле, не дающий мне произнести ни слова, неожиданно исчез, и я зашелся в мучительном кашле – застуженные и распухшие гланды тут же дали о себе знать. Майор терпеливо дожидался, пока я откашляюсь, а после вполне миролюбиво спросил:

– Поговорим, старый?

– Отче-гож… не… по… го… ворить… – произнес я с чудовищной отдышкой, чувствуя, как вновь накатывает слабость. – Только… давай быстрей – а то я… кажись… отъеду скоро… может статься… и насовсем… – Произнеся этот, в общем-то, невеликий «спич», я почувствовал себя напрочь выжатой ветошью. В глазах вновь заплясали круги, голова бессильно запрокинулась назад, уткнувшись плешивой макушкой, обрамленной остатками жиденьких седых волос в прутья клетки.

Майор просунул руку сквозь прутья и прикоснулся ладонь к моей разбитой голове. Из раны на темечке, полученной во время транспортировки, до сих стекала на остатки волос и капала за воротник густая и скользкая сукровица.

– Егоров! – зычно гаркнул майор в приоткрытую дверь.

– Здесь, товарищ майор! – в камеру заглянул старший лейтенант, так же принимавший участие в моей транспортировке.

– Этого говнюка подлечить сможешь? Жар у него… До допроса может и не дожить… А сам понимаешь, информация о дислокации фрицев в нашем тылу, да еще и из Черного Ордена, как воздух нужна.

– Я попробую, товарищ майор… Но… лучше бы нормального Медика привлечь, желательно не ниже Контролера Силы первого ранга[13]…

– Да где же я тебе здесь нормального Медика найду? Да еще и Контролера? – фыркнул майор. – Ты чего, Егоров, только вчера родился? Не знаешь, сколько настоящих Медиков по тылам осталось? Лечи, сука! – вскипел он. – Лечи, как можешь, пока он в белые сандалеты не переобулся!

Егоров мелко затряс головой и просунул руки сквозь прутья клетки. Я ощутил, как лейтенант положил ладони мне на виски.

– Ну? – От недовольного рыка майора Егоров вздрогнул.

– Не работает, товарищ майор…

– С хрена ли? Со мной же сработало!

– Так он же…

– Не мямли, Егоров! Четко доложи!

– Клетка Кюри активизирована, товарищ майор! Не смогу…

– Точно! Надо загасить! – Майор выдернул из нагрудного кармана небольшой прозрачный кристалл и прикоснулся им к замку. Свечение клетки погасло, а кристалл, наоборот, мягко засветился и помутнел. – Готово! Блокираторы помехой не будут? Ты их вон на него сколько нацепил!

– Никак нет, товарищ майор, не будут! Настройка сугубо индивидуальная. На меня не подействует! Только…

– Что еще? – резко перебил подчиненного майор, не желая слушать пространные объяснения.

– А если я его восстановлю, а он блокираторы продавит?

– Все? – майор с изумлением выпучил глаза. – Ты белены обожрался, старший лейтенант? Труса решил отпраздновать?

– Никак нет, тащ майор! Без здорового скептицизма в нашем деле никак!

– Скептицизма? – вообще выпал в осадок майор. – Тебя этому где научили, салага?

– В Силовой спецшколе МГБ…

– Твою мать! Гнать поганой метлой таких учителей! Лечи, говорю! Я задействую протокол Жи7…

– Слушаюсь, тащ майор! – Просветлел лицом старший лейтенант, прекрасно зная, что ни одна тварь, даже стократ усиленная, не выберется на свободу, если майор задействует протокол Жи7. Правда, и от них с майором даже мокрого места не останется. Но это же такая мелочь!

Я почувствовал, как в меня хлынула освежающая струя энергии. Слабость потихоньку отступила на второй план, а вскоре и совсем исчезла. Зазудела и перестала кровоточить рана на макушке. Стихла головная боль, и я вновь смог сносно соображать. Наконец-то перестало драть в глотке. Похоже, что этот сопляк меня и от ангины избавил, а мож, и еще от каких болячек. Пока все тело не почувствую, сказать с точностью все равно не смогу.

– Спасибо тебе, внучок! – искренне произнес я, облегченно выдохнув. – Намного лучше стало! Может, ты меня, малец, еще и от катаракты избавишь?

– Нет, на такое воздействие меня не хватит, – покачал головой лейтенант, устало опуская руки. – Все, больше я ничем помочь не смогу.

– Хех, – проворчал я, чувствуя себя просто замечательно, – а у вас еще и лучше лечить умеют?

– А у вас, разве, не могут? – незаметно вклинился в разговор майор. – В Рейхе, говорят, лучшие Медики в Европе… Только, тля, за чужой счет!

– Ты че эта, майор, – не заметить такого техничного «подката», мог, разве что, сущий младенец, – этаким хитрым Макаром меня сейчас поганым фрицем обозвал, либо их пособником?

– А как еще это твое «у вас» воспринимать? – не стал темнить майор. – У нас – это в Союзе! А вот у вас, хрен его знает где? Куда такие старые контрики после Восстания семнадцатого лыжи навострили? А сейчас вдруг полезли со всех щелей, как тараканы в темноте? С кем пришел, дед? С Власовым и его, – майор скривился, словно проглотил огромного мерзкого слизня, – Русской Освободительной Армией? Куда еще податься такой контре?

– Сам ты контра, майор! – Внезапно нахлынувшее раздражение отдалось слабой ломотой в висках. Опять, похоже, давление скакануло. Ну, в моем-то возрасте это норма. Просто спокойнее надо быть! Так мой лечащий врач говорил, покуда сам кони не двинул. А он, к примеру, помоложе меня лет на тридцать… Выбесил меня этот майор! Ох, как выбесил! Надо же, за предателя-коллаборациониста принял! – Да какой из меня аристократ? – хрипло прокаркал я. – Видно же, что насквозь свой брат-пролетарий!

– Видел я таких братьев! – презрительно фыркнул Станислав Борисович. – У кирпичной стенки перед расстрелом! Возрастом не вышел, папаша – староват ты для нашего брата-пролетария! С такими-то способностями, ты никем иным, как Сенькой царского разлива, быть, в принципе, не можешь! Так что не свисти понапрасну – меня этим не проймешь! Насмотрелся…

– Погодь, майор, – попросил я. – Не гони напраслину! Поясни старому на пальцах, что имеешь ввиду? Почему это я никем иным, как этим вашим сенькой царского разлива, быть не могу? И чего это за хрень такая – сенька?

– Дед, ты на старости лет совсем крышей поехал? – выпучился на меня майор, как будто я сморозил несусветную глупость. – Хотя да, чему я удивляюсь, мой старикан уже в шестьдесят ничего не понимал, а тут сто два! Тебе, правда, сто два года, старый?

– А по мне разве не видать? – даже с некоторой гордостью ответил я. А чё, чем не достижение? Кто еще таким солидолом похвастать может?

– Да, не, дед, – не порадовал меня майор, – и краше в гроб кладут!

– И спорить не буду, начальник, – я криво ухмыльнулся, – потрепала меня жизнь! Один раз даже сдохнуть довелось. Не думал, что как птица Феникс возродиться смогу. Только Феникс обновленным из огня выходит, а я такой же старой развалиной и остался! Стоило ли…

– Ты о чем, старик? – Оборвал мое старческое брюзжание майор. – Как это помер и возродился? Пока еще ни одному Силовику не удалось вернуть с того света разумное, да и не разумное тоже, но живое существо! – воскликнул Станислав Борисович. – Фашистские Некры, оно да, Умрунов поднимают… Но то – безмозглые создания, не способные на сознательные действия в отсутствии кукловодов.

– Негры поднимают? – с интересом переспросил я, слегка не расслышав.

– Некры, – повторил майор, поглядывая на меня, словно на какую-то неведому зверушку. – Некроманты. Специалисты по работе с мертвой плотью. Если Силовые Медики работают с живой плотью, то Некроманты – преимущественно с мертвой. Темнишь ты что-то старик! Не поверю, что ты никогда о Некромантах не слышал!

– Хошь – верь, хошь – не верь! – наплевательски отмахнулся я. – Ни о каких некромантах и силовых медиках до недавнего времени и слыхом, не слыхивал. Вот о педиках слышал, даже видел по телеку. Их у нас частенько их по телеку показывали.

– Телек? Это телевизор, что ли? – уточнил майор.

– Он самый, – кивнул я в подтверждение, благо шея, после снятия блокиратора и лечебного воздействия лейтенанта, теперь отлично работала.

– Видел я до войны такую новомодную штуковину у комиссара одного, – ударился в воспоминания Станислав Борисович. – Занятная фитюлька, но только чего там показывают, хрен без аквариума с водой рассмотришь! А педики, это что за «зверь» такой? – неожиданно спросил он. – Педагог или педиатр?

– Упаси господь от таких «педагогов»! – закашлялся я. – Передерасты-мужеложцы, гомосня, голубки…

– Твою, сука, медь! – выругался майор с видом глубочайшего омерзения и передернул плечами. – А я ведь догадывался… Но чтобы так! Напоказ! И где такое непотребство творится, старый? В какой буржуйской стране?

– Сильно удивишься, начальник – в России!

Майор даже задохнулся от праведного возмущения, пошел пятнами, а после покраснел, хоть прикуривай.

– Да я тебя за такие слова! Сам… – Его рука потянулась к кобуре. – К стенке! Без суда и следствия! Как вражеского пропагандиста…

– Подожди, майор! – Я усмехнулся, наблюдая за его незамутненной реакцией. – Я тебе еще такого порассказать могу про мое житье-бытье…

– Обязательно расскажешь! – неожиданно злобно пообещал контрразведчик. – Сказочник нашелся! Егоров! – окликнул он своего помощника, неподвижно сидевшего в укромном уголочке. – Сходи, глянь, Мозголом еще не подъехал?

– Слушаюсь, товарищ майор! – Егоров подскочил с лавки и стремглав выбежал из камеры.

– И это, лейтенант, – крикнул ему вслед главный контрразведчик, – на обратном пути Силомер прихвати! Нужно, в конце-то концов, и замерить твой резерв, дедуля!

– Захвачу, товарищ майор! – Донесся из коридора удаляющийся голос старшего лейтенанта.

– Ну, расскажи мне еще чего, сказочник? – произнес слегка успокоившийся майор, вынув из кармана мятую пачку папирос «Боевые».

– Ух, ты, папиросы! – искренне обрадовался я, увидев знакомую пачку с выбирающимся из окопа танком и красным флагом на лицевой стороне. У нас таких не выпускали уже несколько десятилетий. – «Боевые»? Барнаульский табачок? – полюбопытствовал я.

– Нет, – мотнул головой майор, прикуривая и с явным наслаждением выпуская клуб сизого дыма. – Ленинградские. Фабрика «Клары Цеткин». Они покрепче барнаульских будут.

– Слышь, начальник, угости табачком! – Вожделенный папиросный дух коснулся моих ноздрей и проник в легкие. – А то я уже, пожалуй, неделю, как без курева обхожусь! Ухи опухли… – Я тряхнул головой, и мои, действительно опухшие отмороженные в горах уши, мелко завибрировали.

– Кури, старый, мы ж не фрицы какие… – Майор выдул из пачки еще одну папиросину и воткнул мне в зубы.

Я крепко зажал её протезами, дождался, когда он поднесет спичку к свободному концу и с огромным, просто не передаваемым блаженством затянулся полной грудью. Вот таперича можно и ихнего мозголома обождать.