Преследуя любовь

Двадцать седьмая глава

Лекс

Настоящее

Я пытаюсь понять смысл того, что произошло с Шарлоттой.

Как только я упомянул о возвращении в Лондон, наша легкомысленная беседа внезапно перешла в неприятное русло. Ее манера поведения изменилась, ее ложь о том, что она занята, была едва правдоподобной. Она больше не хотела со мной разговаривать, и я не знаю почему. Она выскочила так быстро, что я не успел спросить ее, что, черт возьми, я сделал не так.

Полет обратно в Лондон показался мне самыми длинными пятью часами в моей жизни. Последние несколько дней прошли как вихрь, и все, чем я стал, вдруг стало ничего не значить. Люди говорили мне, что время лечит все раны, но что они, блядь, знают обо мне? Я не могу спать, я не могу есть, я едва дышу. Я бросил ее, снова. Всего на две недели, но время не имеет значения.

Я провожу пальцами по волосам, пытаясь взять себя в руки. Черт, кто-нибудь, скажите мне, как сделать так, чтобы у нас с ней все было хорошо.

После быстрой поездки на такси из аэропорта, в шесть утра я прибываю в офис, намереваясь подготовиться к важной встрече, которую мы запланировали на сегодня. Поскольку в Лондоне еще так рано, я сомневаюсь в себе, но все равно решаю написать ей сообщение, извиняясь за свой внезапный отъезд, желая остаться в ее добром расположении и не позволить тому, что произошло в кафе, создать неоправданную дистанцию между нами.

Я: Мне жаль, что мне пришлось уехать в Лондон. Могу я загладить свою вину еще пирожными? Думаю, в следующий раз ты вспомнишь, как они тебе нравятся.

Зная разницу во времени, я не жду ответа сразу, и, желая, чтобы мой беспокойный ум успокоился решил проверить цены на наши акции, пытаясь отвлечься.

Незадолго до девяти я иду в зал заседаний и сажусь во главе стола. Люди заходят, и, зная, как я дотошно отношусь к пунктуальности, мы начинаем вовремя и сразу же погружаемся в режим приобретения, когда за штурвал садится глава нашей операционной команды.

Где-то во время построения графика прогнозов развития азиатского рынка на столе загорается мой телефон.

Шарлотта: Пирожные были великолепны, фантастически вкусны, как я их и запомнила. Моя проблема в том, что я давно их не ела, и вдруг они оказались на моей тарелке. Пока я не ела эти пирожные, я обнаружила, что есть и другие десерты, которые мне нравятся.

Мои губы оттягиваются назад, обнажая зубы, когда мой пульс учащается. Мои пальцы крепко обхватывают телефон, чтобы сдержать желание швырнуть его через всю комнату. В какую гребаную игру она играет? С напряженным выражением лица я тупо смотрю на экран, не в силах обработать цифры.

Это совсем не похоже на меня. Насколько я знаю, я должен подписать права на Lexed. Мое внимание не там, где нужно, и, едва сдерживая себя, я прекращаю совещание, приказывая своей команде руководителей доложить мне позже.

Кейт поднимается со своего стула и смотрит на меня с обеспокоенным выражением лица: — Мистер Эдвардс, все в порядке?

Я знаю, что Кейт искренне переживает за меня, но что, черт возьми, я должен сказать? Моя бывшая девушка, к которой я до сих пор испытываю чувства, считает, что ее нынешний кавалер лучше меня, а у меня закипает кровь от мысли, что они трахаются? Я не могу представить себе ничего более ювенильного.

— Просто несколько вещей, о которых мне нужно позаботиться.

Вернувшись в мой кабинет, Кейт знает, что лучше не ходить за мной и не настаивать на чем-либо. Мой кабинет — это мое убежище, запретное для всех, если только я не разрешу им войти.

Сидя за своим столом, я провожу руками по деревянной поверхности, любуясь аккуратно организованным пространством. Контролирующий фрик внутри меня использует спокойное время, чтобы успокоиться. При включенном экране компьютера электронные письма заваливают мой почтовый ящик, но меня это не волнует. Я пролистываю, другой день, та же старая хрень. Я отворачиваюсь, поворачивая стул лицом к окну.

Я ничего о ней не знаю.

Ну, не совсем ничего.

Она адвокат, и еще есть информация, которую дал мне Брайс, но я все равно ничего не знаю о ее личной жизни. Я стучу ручкой по столу, расстроенный тем, что ничего не добился. Может быть, я действую неправильно. Может быть, мне нужно порыться в социальных сетях.

Открыв страницу на Facebook, я начинаю ориентироваться в платформе. У меня нет аккаунта, потому что у меня нет времени общаться с людьми десятилетней давности, несмотря на то, что моя мать и Адриана умоляли меня завести аккаунт.

Есть десять Шарлотт Мейсон, ни одна не подходит. Я пробую Чарли Мейсона, тот же результат. Черт. Ладно, что если я поищу Эрика? Я набираю Эрик Кеннеди, и появляется двадцать пять результатов. Я пролистываю профили, сразу же замечая его лицо. На фотографии профиля он изображен на каком-то пляже с раздражающим утиным лицом, держа телефон в воздухе, очевидно, делая автопортрет. Я нажимаю на список его друзей, который, к счастью, не является закрытым. Я думаю, если Шарлотта здесь, то она должна дружить с Эриком.

Прокручивая имена, я останавливаюсь на Чарли Брауне. Я нажимаю на фотографию птицы, кажется, феникса, но страница закрыта. Я прокручиваю дальше, вдруг там есть кто-то еще. Ничего.

Вернувшись на страницу профиля Эрика, я натыкаюсь на его последнее обновление статуса, в котором говорится, что он собирается посмотреть фильм и теги Чарли Брауна. Когда я открываю комментарии, мышцы на моей шее начинают напрягаться, вены напрягаются на коже, а жар начинает подниматься от моего учащенного дыхания.

Это она, все в порядке.

Она написала, что идет в кино со спутником и сидит сзади, а я читаю только непристойные комментарии Эрика и некоего Рокки о минете.

Я сжимаю кулаки, готовый ударить по гребаному экрану. Я оставляю ее одну на минуту, а она дает этому ублюдку по голове в кинотеатре? Кто она, блядь, такая? Это не та Шарлотта, которая является любовью всей моей жизни. Шарлотта, ради которой я, блядь, переверну небо и землю, если она попросит. Я зарываю лицо в ладони, пытаясь совладать со своим гневом.

Под влиянием импульса, ослепленный яростью, я обильно печатаю сообщение.

Я: Почему ты все еще встречаешься с ним?

Я сижу там ровно тридцать четыре минуты и двадцать одну секунду, не получая никакого ответа. Я теряю рассудок, и, что еще хуже, менее чем через час у меня важная встреча в «Хилтоне». Что, черт возьми, мне делать? Каждую секунду, пока меня нет, она становится все ближе к нему. Все, что я знаю, она может быть в здании суда и говорить «да» прямо в эту минуту.

Шарлотта всегда была моей.

И сейчас не время успокаиваться.

Я должен уйти сейчас.

Я должен, блядь, увидеть ее.

Нажав на кнопку интеркома, я вызываю Кейт в свой кабинет.

— Кейт, пожалуйста, закажи билет на следующий рейс в Нью-Йорк, — приказываю я, аккуратно раскладывая свои бумаги и выключая компьютер.

— Э… сэр, извините, я не понимаю, — заикается она, сузив глаза, — Встреча в «Хилтоне» начинается через сорок пять минут. Нам вообще-то нужно уходить сейчас.

— Мне нужно вернуться в Нью-Йорк. Появилось кое-то срочное, и я должен быть там сейчас, — говорю я ей, раздраженная ее неумением выполнять приказы.

— Сэр, на организацию этой встречи ушли месяцы, и от этого слияния зависит очень многое.

Черт, она что, считает меня идиотом? Конечно, я это знаю, но так больше продолжаться не может.

С каждой секундой Шарлотта будет отдаляться от меня все дальше, а я не хочу этого допустить.

— Пусть Брукс заменит меня. Он уже все подготовил. Я сейчас еду в аэропорт. Пожалуйста, забронируйте «Уолдорф» на неопределенный срок. Я ожидаю, что вы прилетите завтра.

— Но, сэр, я не могу не подчеркнуть важность вашего присутствия на этой встрече.

С страдальческим и водянистым взглядом, я думаю, что она сейчас заплачет. Ради всего святого, она просто должна делать работу, за которую ей платят.

— Кейт, делай, что я говорю, или можешь найти себе другую работу, — предупреждаю я, убирая ноутбук в чехол.

Она выбегает из моего кабинета, вероятно, готовая разрыдаться, насколько я знаю. Вслед за ней я закрываю за собой дверь кабинета и отправляюсь на ресепшн. Я ни с кем не прощаюсь, склоняю голову и иду прямо к лифту. Когда он прибывает, я наслаждаюсь тихим одиночеством. Выйдя из лифта, я спешу на улицу и ловлю такси, одновременно отправляя сестре быстрое сообщение с просьбой подготовить для меня одежду, так как у меня нет времени на сборы.

К тому времени, как я прибываю в Хитроу, Кейт забронировала для меня места в бизнес-классе и рейс отправляется через час. На рейсе не так много народу, и к моменту посадки я удобно устроилась в своем кресле и стала ждать вылета.

Шарлотта: Он мой жених. Он относится ко мне так, как я заслуживаю, чтобы ко мне относились. Мне не нужно ругаться с ним каждый раз, когда я его вижу.

Я не отвечаю ей сразу, заставляя ее молча страдать, как она страдала со мной. Положив телефон в карман, я закрываю глаза, отчаянно нуждаясь в сне, чтобы отключить свой бешеный разум. Я едва спал прошлой ночью в самолете до Лондона, не говоря уже о том, что дважды в день посещал спортзал, чтобы избавиться от напряжения, которое постоянно висит на моих плечах.

Раздается объявление, что мы скоро приземлимся в аэропорту Кеннеди. Я потираю лицо, пытаясь проснуться. Не могу поверить, что я проспал весь полет — это совсем на меня не похоже. Снова пристегнув ремень безопасности, я смотрю в окно.

Я привык к перелетам и редко провожу достаточно времени в одном месте. Лондон — это дом, но даже там я редко провожу много времени. Мама и папа по-прежнему живут в Кармеле, но большую часть времени проводят в заграничных поездках, а Адриана переехала в Бруклин вместе с Элайджей.

Когда мы прилетаем, я быстренько забегаю в мужской туалет, чтобы помыть лицо. Подумав о быстром удовлетворении в кабинке, я решаю отказаться, моей руке нужно время на восстановление.

Быстро пройдя через аэропорт, я вызываю первое попавшееся такси и называю адрес работы Шарлотты, надеясь, что она все еще там.

Я: Я не делюсь. Ты, должно быть, уже знаешь это. Я вернусь в Манхэттен в следующую пятницу, когда мы сможем обсудить это с глазу на глаз.

Я заставляю себя ей лгать, имея в голове план. Всего через двадцать минут она узнает правду.

Пока такси едет по улицам, я смотрю в окно, не в силах сосчитать, сколько раз я был на Манхэттене за последние девять лет. Подумать только, все это время она была здесь. После того как Брайс рассказал мне о ее доме в Коннектикуте, это не имело смысла. Но потом она сказала, что жила у своей бабушки, так что я предполагаю, что она унаследовала его.

Жизнь изменилась для нас обоих. Кто бы мог подумать девять лет назад, что мы оба окажемся здесь? Я все еще не мог смириться с тем, что она окончила Йельский университет и открыла собственную юридическую практику. Я горжусь всем, чего она добилась, но, конечно, я не могу сказать ей об этом — она никогда не хочет ни о чем говорить, всегда закрывает мне рот, если я подхожу слишком близко. В редкие моменты, когда она открывается мне, я впитываю все, что она мне дает, но потом она понимает, что натворил, и снова ставит между нами стену.

Я расплачиваюсь с водителем, вылезаю и смотрю на здание перед собой. Моя электронная почта продолжает пикать, зная, что последствия неявки на сегодняшнюю встречу будут абсолютным кошмаром.

Войдя в вестибюль, я направляюсь прямо к лифтам. Вытащив телефон из кармана рубашки, я открываю сообщение, отправленное две минуты назад. Я читаю ее слова, и моя кровь закипает, когда они проникают в меня, проводя своими острыми краями по моей коже.

Ревность и ярость — вот что привело меня сюда в первую очередь, но я не хочу ничего, кроме как разорвать его на куски и вычеркнуть из ее разума и сердца. Она моя гребаная девочка! А я — идиот, который слушает всех остальных, вместо того чтобы следовать своим инстинктам.

Я поднимаюсь на лифте на ее этаж, мой взгляд прикован к дверям. Лифт открывается, и передо мной стеклянные двери с надписью Mason & Romano. Пока я иду к ним, Эрик закрывает за собой дверь.

— Лекс! Что ты здесь делаешь?

— Шарлотта здесь? — мой тон жесткий, предупреждающий Эрика о моих намерениях.

— Она все еще в своем кабинете, — он впускает меня, но прежде чем полностью закрыть дверь, говорит: — И она одна.

Из двойных дверей, на которые указал Эрик, льется слабый свет. С каждым шагом меня охватывает гнев, руки автоматически скручиваются в кулаки, так и хочется размахнуться и ударить стену после того, что она сказала в своем сообщении.

Возле окна она стоит тихо, погруженная в раздумья. Думает ли она обо мне? Выражение лица у нее страдальческое, и мой гнев внезапно сменяется состраданием. Я устал жить без нее, и она должна это знать.

Проходят секунды, а я все стою на месте, наблюдая за ней, за ее выражением лица, за ее дыханием.

Сейчас или никогда.

— Мы закончили, Шарлотта?