Преследуя любовь

Тридцать седьмая глава

Чарли

Настоящее

Сегодняшний день официально известен как день похмелья в день рождения.

Последние три часа я сижу на диване и смотрю шоу о неловких телах. Я не совсем смотрю, это больше похоже на живую кому, но время от времени на экране появляется что-то ужасно ужасное, и я приклеиваюсь к нему.

Я миллионный раз смотрю на экран своего телефона, приходят одни и те же старые сообщения от Эрика, Никки и Адрианы, но это не то, чего или кого я жду.

Набравшись смелости, я пишу ему, благодарю его за то, что он привез меня домой в состоянии алкогольного опьянения. Это был не самый лучший момент, и в последнее время было слишком много унизительных моментов, которые объединяло одно — алкоголь.

Странное чувство, которому я не могу найти объяснение, от того, что он был здесь, в моем доме. Конечно, я ничего не помню, и Коко тоже ничего не выдает.

Последнее, что я помню, это как я поднималась на сцену и пела P!nk. Я создала эту ужасную привычку употреблять алкоголь, чтобы избежать реальности, и в очередной раз я расплачиваюсь за это.

Чем больше я думаю о прошлой ночи, тем сильнее болит голова. Мало того, что вся вечеринка была сюрпризом, мне пришлось столкнуться с тем, что Джулиан и Лекс были там, трахаться с Лексом в туалете, спорить с Лексом в туалете, иметь дело с разъяренным Джулианом, который просто встал и ушел, а потом эмоции от подарка, который Лекс подарил мне, и который до сих пор тяжело лежит у меня на груди.

Потянувшись за кулоном, я играю с ним между пальцами, размышляя, не оттолкнула ли я его. Я вспоминаю, как когда-то давно была в точно таком же положении. Молилась и желала, чтобы он оставил ее так же, как он умоляет меня сейчас. Унижение от того, что ты оказался на стороне, — это не то, что можно легко игнорировать. Оно остается с тобой почти на всю жизнь.

Его отчаяние было глубоким, он умолял меня поговорить с ним. Если бы только это было так просто, если бы только я могла обнажить перед ним всю свою душу без того, чтобы последствия моих эмоций привели меня в темное место, куда я отказываюсь возвращаться.

Рядом со мной зажужжал телефон, испугав расслабленную Коко.

Никки: Рокки тащит меня сегодня на игру «Янкиз». Поскольку твой так называемый «друг» организовал это, тебе лучше быть у меня дома в шесть часов вечера.

Шесть часов вечера, и я стучу в дверь, одетая в свои джинсы, толстовку и Converse. Дверь открывается, и взволнованный Уилл обхватывает своими маленькими ручками мою талию, обнимая меня очень крепко. Он болтает без умолку, а я слышу только слова «янки», «акулий проект» и «мороженое «Роки Роуд». Я понятия не имею, как все эти три слова связаны между собой, но у меня есть целая ночь, чтобы это выяснить.

— Отлично, Чарли здесь. Давай, женщина. Пойдем, — Рокки нетерпеливо выпихивает нас за дверь.

Когда я выхожу на тротуар, мое дыхание становится учащенным и поверхностным. Мой пульс бьется в висках, я нервничаю от того, что снова столкнулась с Лексом. У меня такое неприятное чувство, что я сказала или сделала что-то не так прошлой ночью. И снова единственный человек, который может ответить на этот вопрос, — это он.

Черный внедорожник подъезжает к обочине. Рокки запрыгивает в него первым, к неодобрению Никки, игнорируя правило сначала дамы. Уилл забирается на заднее сиденье вместе с Никки, оставляя меня сидеть рядом с Лексом. Как только наши глаза встречаются, что-то тянет меня в другом направлении. С приветливой улыбкой мои плечи расслабляются, снимая нервное напряжение, в котором я пребывала.

— Привет, — он ухмыляется, в кои-то веки держа руки при себе.

Он одет небрежно, в джинсы, белые кроссовки и футболку. На голове у него кепка «Янкиз». Я не знала, что он болельщик, но это меня тоже не удивляет. Лекс всегда был спортивным и любил все виды спорта.

— Привет, ты.

— Привет, это не ты тот парень, с которым мы столкнулись в парке? Друг Чарли? — спрашивает Уилл позади нас.

— Да, ты прав, — вежливо отвечает Лекс, — Рад снова тебя видеть. Волнуешься по поводу игры, приятель?

— Да, — рычит Рокки, накручивая пробку на «Будвайзер», который он принес с собой.

Все смеются, и временами Уилл ведет себя взрослее своего отца. Мы говорим о бейсболе всю дорогу туда, каждый высказывает свое мнение, и разговор становится все более страстным, чем ближе мы подходим к стадиону.

— С каких пор ты стала интересоваться спортом? Ты же ненавидела все это, — Лекс приподнимает бровь, любопытствуя.

— С тех пор, как меня заставили посещать каждую игру в колледже, благодаря мисс Сталкер.

— Нет ничего горячее, чем смотреть, как твой мужчина занимается спортом, — язвит Никки.

— Мам, что это значит?

Рокки смеется, пытаясь ответить Уиллу: — Это значит, что твой папа просто потрясающе играет на поле, и именно поэтому мама вышла за меня замуж.

— О, я думал, это потому, что она залетела, — промурлыкал он.

— Уилл! — кричим мы все трое в шоке.

— Что? — Уилл поднимает руки, пожимая плечами, — Помнишь, как вы с мамой ссорились из-за того, что та красотка в кафе, которая раньше училась с тобой в колледже, дала тебе бумажку с номером ее телефона? Когда вы ругались, я слышал, как мама сказала, что если бы она не залетела, вы бы не женились. Что вообще значит «залетела»?

Мы с Лексом смотрим друг на друга, гадая, как Никки и Рокки собираются выкручиваться из этой ситуации.

— Понимаешь, мама и папа были невероятно злы друг на друга в тот день и наговорили много гадостей. После этого мы поговорили и извинились друг перед другом, — говорит Никки, стараясь сохранить приятную улыбку, — Мне жаль, что ты это услышал, потому что это была очень глупая ссора.

Уилл кивает, как будто понимает: — Но это не объясняет того, что тебя обрюхатили?

— Смотрите, мы здесь, — объявляет Лекс, указывая на стадион.

— О, ничего себе, — восклицает Уилл, прижавшись лицом к окну, — Лекс, ты посидишь рядом со мной во время игры? Я хочу попрактиковаться в комментировании, как это делает папа.

— Конечно, дружище.

Рокки говорит Лексу «спасибо», а типичная Никки ничего не говорит.

Стадион переполнен, и, конечно, Лекс позаботился о том, чтобы мы не сидели в обычной секции, обеспечив нам места в ложе. Я сижу между Никки и Уиллом. Рокки уже вовсю рассказывает Лексу о статистике, но Лекс, кажется, не возражает. На самом деле, кажется, ему это нравится.

Мы заказываем тонну еды — хот-доги, картофель фри и начос — и я уже говорила, что это только для Рокки? Уилл также наслаждается игрой, прыгая на своем месте при каждом удобном случае и задавая Лексу тонну вопросов, например, где он вырос, его любимый цвет, его любимая команда. Даже Никки выглядит так, будто ей весело, хотя ее вид веселья — это указывать на горячих игроков. Мы хихикаем, и Рокки сразу же понимает, что мы говорим о мужчинах.

— У него нет ничего на меня, — кричит он время от времени.

Где-то во время седьмого иннинга Рокки отводит Уилла в туалет, и Никки присоединяется к ним, оставляя нас с Лексом наедине. Я твердо решила не быть так называемой холодной стервой, которой я, очевидно, стала, приветствуя дружескую беседу.

— Итак…, — говорим мы оба одновременно, после чего раздается смех.

— Я сожалею о прошлой ночи, — вмешалась я, отчаянно желая выговориться, — Я была пьяна и плохо помню. Но из того, что я помню, я сказала кое-что, чтобы причинить тебе боль, чего не должна была делать.

Его выражение лица остается неподвижным, но если присмотреться, в его глазах появляется признак облегчения. Последние несколько часов он не давил на меня своими словами и не контролировал меня способами, известными только ему. Лекс, к которому я привыкла за последние несколько недель, — это не тот человек, который сидит рядом со мной. Что-то изменилось за одну ночь, чтобы вернуть прежнего Алекса, которого я знала и любила.

— Шарлотта, я понимаю. Честное слово, понимаю. Я причинил тебе больше боли, чем могу себе представить. Я больше не знаю, как все исправить. Я не знаю, чего ты хочешь.

— Все в нас всегда было нетрадиционно. У нас никогда не было возможности быть друзьями без вовлечения эмоций. Это то, чего я хочу.

— Просто быть друзьями? — спросил он, в его глазах отразилась легкая обида.

— Нет, я хочу, чтобы все так и начиналось. Я не могу тебе ничего обещать, не могу обещать, тебе будущее, но я просто хочу узнать тебя снова. Я пойму, если ты этого не хочешь.

— Вообще-то, это звучит как очень хорошая идея. Значит, больше никаких поздних ночных визитов в мой офис? — поддразнивает он.

— Ммм… Не думаю, что это лучшая идея сейчас, — я улыбаюсь, не желая создавать необоснованный спор между нами, — Кажется, это создает трения между нами.

— Да, похоже, мы лучше ладим, когда я не трахаю тебя на твоем столе.

Я кривлю губы, выпуская небольшой смешок: — Да, похоже на то.

Они возвращаются втроем, и проходит совсем немного времени, прежде чем Лекс уводит Рокки на встречу с некоторыми спортивными комментаторами и другими большими шишками в корпоративной коробке. Мы с Никки сидим там, пока Уилл переместился на несколько рядов ниже, чтобы подождать, пока игроки подойдут, чтобы они могли подписать его шляпу.

— Я знаю, что мне нужно поговорить, Никки. Короче говоря, пока что я сказала ему, что нам нужно начать все с чистого листа. Нам нужно научиться быть друзьями.

— Согласна. Я имею в виду, да, я понимаю, что секс горячий, и я не хочу признавать, что он горячий мудак, хотя он заставляет мою кровь кипеть, но если это то, чего ты хочешь, Чарли, тогда тебе нужно начать с основ. Это уже не средняя школа, вы оба взрослые люди, — говорит она, сохраняя спокойное выражение лица, — Итак, начни с важных вопросов, например, со сколькими женщинами он спал с тех пор, как бросил тебя?

Я поворачиваюсь к ней лицом, уверенный, что у нее в руках вилы: — Во-первых, это не важный вопрос. Ты думаешь, у меня есть какое-то желание умереть? И, кроме того, что если он спросит меня?

— Тогда скажи ему.

— Это включает в себя минет?

— Я никогда не была такой техничной. Думаю, да.

— Итак, каково твое магическое число?

— Давай посмотрим. Был парень, с которым я лишилась девственности, потом я встречалась с ним год в старших классах. Он мне изменил, и я трахнула его лучшего друга. Грубо, я знаю. Потом несколько парней до того, как я встретила Рокки. Думаю, всего шесть.

— А Рокки?

— Рокки? Он даже не может вспомнить… Думаю, он перестал считать после тридцати.

Я смеюсь: — Ну, может, он и раньше был таким, но, черт возьми, девочка, ты отхлестала своего мужика.

— Я знаю, как его развлечь, — она шевелит бровями.

Мужчины возвращаются, и Рокки рассказывает Никки о спортивной команде, которую он встретил, и что-то о том, что в понедельник мы с ними пообедаем. Уилл медленно идет обратно к нам, он выглядит усталым, его возбуждение улетучилось.

— Вы, ребята, отвезете внедорожник домой. Если Лекс не возражает, я бы хотела с ним погулять.

Лекс смотрит на меня и удивленно наклоняет голову в сторону. Мы прощаемся, и я спрашиваю Лекса, не хочет ли он прогуляться по Рокфеллер-центру.

Мы берем такси, тихо разговариваем об игре, пока не добираемся до места назначения.

Лекс находит нам скамейку, где можно посидеть рядом с артистами, играющими музыку. Там собирается небольшая толпа, семьи радостно прогуливаются вокруг, а туристы щелкают все и вся в поле зрения.

— Мне здесь нравится, — говорю я, наблюдая за толпой вокруг нас, — Когда я впервые приехала в город, я могла сидеть здесь часами и просто смотреть на проходящих мимо людей. В этом есть что-то успокаивающее.

— Помню, однажды, кажется, мне было двенадцать или около того, мама с папой привезли нас сюда, и мы пошли кататься на коньках. Адриана упала сильнее всех… ей пришлось накладывать швы на голову, настолько все было плохо. Весь лед был в крови. Я не могу не вспоминать об этом каждый раз, когда я здесь.

— Как часто вы бываете в Нью-Йорке?

— По крайней мере, раз в три месяца. Это зависит от работы, конечно. Я никогда не был здесь ради удовольствия…, — он делает паузу, затем смеется.

— Я бы поспорила с этим.

— Какой грязный ум, мисс Мейсон, — поддразнивает он, отводя взгляд на людей, проходящих мимо нас.

— Как поживают твои мама и папа? Они все еще живут в Кармеле?

— Лето они проводят там, но большую часть времени они в разъездах. Вместо того чтобы осесть в больнице, папа путешествует по всему миру, помогая людям, у которых нет средств на лечение.

Из тех разговоров, которые мы вели раньше, Алекс, которого я знал, страстно хотел стать врачом. Он разделял те же качества, что и его отец, часто говорил о том, насколько интенсивна медицинская практика и как она изменила его так, как он и представить себе не мог.

— Это мог быть ты, — мягко напомнил я ему, — Что заставило тебя окончательно уйти?

Сдвинувшись на скамейке, он засовывает руки в карман джинсов, наблюдая, как пара перед нами целуется, делая селфи. Мой вопрос, грубый и в то же время целенаправленный, раздвигает границы между нами. Мне нужно узнать его снова, потому что вопросы без ответов позволяют моему разуму разгуляться.

— Это было после того, как я узнал о Саманте и о том, что она солгала о ребенке. Я вернулся с поисков тебя, и все говорили мне оставить тебя в покое, позволить тебе жить так, как ты заслуживаешь. Я, конечно, спорил, но в конце концов послушался, решив, что они правы, — на мгновение закрыв глаза, он ущипнул себя за переносицу, прежде чем снова широко открыть их, — Я не мог помогать людям, не в том состоянии духа, в котором я был. Сначала я столкнулся с дедом. Он был рад передать бразды правления своим бизнесом. Я согласился вернуться и учиться, первоначально взяв на себя лишь небольшую часть работы.

— А что случилось потом? — спрашиваю я, пытаясь все осмыслить.

— Я утроил нашу прибыль, и компания выросла. Он был доволен и хотел передать остальное мне. Я отказался, я хотел сосредоточиться только на той части, которая принадлежала мне. Тогда отец перестал со мной разговаривать. В конце концов, у меня все стало получаться благодаря тому, что у меня не было жизни и я работал двадцать четыре часа в сутки. Через год мой дед скончался, и компания перешла ко мне.

Я не могу найти нужных слов. Так много вещей не изменилось, и в то же время так много вещей было совершенно другим.

— И ты богат. Все окупилось, — говорю я, восхищаясь его упорством.

— Меня было не остановить, — вздыхает он, как будто это проклятие, — Деньги, власть, контроль… Я жил и дышал этим, но нельзя отрицать, что я был одинок.

— Но Лекс, посмотри на себя…, — я поворачиваюсь к нему лицом, заправляя колено под ногу, — ты можешь иметь любую женщину, какую захочешь. Почему ты не остепенился и не нашел кого-то?

Качнув головой, он смотрит на меня с ухмылкой:

— Вот тут ты ошибаешься. Я не могу иметь любую женщину, которую захочу. Иначе мы бы не сидели здесь просто как друзья.

Я молчу, обдумывая его последний комментарий и пытаясь придумать, как ответить, не отталкивая его.

— Мне просто нужно время.

— Я пытаюсь понять, Шарлотта. Поверь мне.

— Я знаю, что пытаешься, — я склоняю голову, играя со свободной ниткой на джинсах, — И я благодарю тебя за то, что ты дал мне это.

Прохладный ветерок проносится мимо нас. Вздрогнув, Лекс предупреждает меня, что сейчас обнимет меня, чтобы согреть. Хорошие друзья именно так и поступают. Я смеюсь над его жалким оправданием, но все равно позволяю ему это сделать, наслаждаясь приятными ощущениями.

— Ну что, есть что-нибудь интересное на этой неделе?

— Волнующего — нет. Занят, да…, — он колеблется, но я не знаю, почему, — В понедельник я лечу обратно в Лондон. Я пробуду там две недели, а потом вернусь сюда, чтобы работать над открытием нового офиса.

Теперь в этом есть смысл. В последний раз, когда он сказал мне, что собирается в Лондон, я повела себя как избалованная девчонка и сбежала от него.

— Ты злишься на меня?

— Нет. Мне жаль, что я вела себя как капризный ребенок, когда тебе пришлось уехать в последний раз. Я полностью понимаю твои рабочие обязанности. Всегда есть электронная почта, смс, Facebook, Skype и твиттер. Я уверена, что мы сможем найти способы поговорить друг с другом.

Он усмехается, качая головой: — У меня нет времени на социальные сети.

— Ну, тогда мы можем придерживаться старой доброй переписки.

— Звучит неплохо.

Я не хочу заканчивать вечер, но уже поздно, и я устала после прошлой ночи. Толпы людей медленно расходятся, оставляя нас почти одних любоваться прекрасным зрелищем, открывающимся перед нами. Небоскребы освещены, и я никогда еще не чувствовала себя настолько дома, здесь, в этом большом городе.

Но, может быть, дело не в городе.

Может быть, дело в человеке рядом со мной.

— Где ты останавливаешься, когда ты здесь?

— «Уолдорф» — мой дом вдали от дома. Когда шеф-повар точно знает, что ты ешь, ты знаешь, что у тебя все хорошо.

— Или много денег, — добавляю я.

— Да, и это тоже. Ты свободна завтра на обед?

Этот вечер проходит так хорошо, и я не хочу его испортить. Я могу солгать, но что за дружбу я пытаюсь построить на лжи и обмане? Сейчас или никогда.

— Я не хочу ссориться, Лекс, — осторожно говорю я, — Но у меня поздний завтрак с Самантой.

— Самантой. Точно, — выражение его лица напрягается, внезапное скрещивание рук дает понять, что он недоволен, — Могу я спросить, почему?

— Бизнес. Конфиденциальные вопросы. Юридические… если ты умеешь читать между строк.

— Верно.

— Но завтра вечером я свободна?

С многообещающей улыбкой он опускает руки обратно в карманы: — Звучит идеально.

— Это свидание. Нет, извини, это не тот термин, который ты хочешь использовать… дружеская встреча, включающая что-нибудь вкусненькое.

Не в силах скрыть озорную ухмылку, расплывающуюся по его красивому лицу, он опускает голову, издавая слабый смешок. Я вижу, что он хочет что-то сказать, пока, наконец, не происходит щелчок, и мой смех поглощает меня.

— Ладно, я знаю. Я вляпалась прямо в это, — я ударяю себя по лбу, качая головой, смущаясь, — Приятно видеть, что не только у меня грязный ум, мистер Эдвардс

Мы встаем и идем по улице, уставленную такси. Я не хочу прощаться, но мне приходится, я учусь сдерживать себя. Если мы собираемся быть друзьями, я должна подчиняться своим собственным правилам.

Правило номер один — избегать любого физического контакта.

— Спасибо, Шарлотта. За сегодняшний вечер, — он наклоняется и нежно целует меня в щеку.

Каждая часть меня хочет схватить его, отвести к себе и заняться с ним любовью. Но это дело «друзей», оно крайне важно для нашего будущего.

Я больше не могу отрицать, что его возвращение в мою жизнь не делает меня счастливой.

И это становится частью большей проблемы.

Мое счастье стало привязано к нему, к нам. Опять.