Спустившись вниз, я сразу же ощутила тяжесть воздуха, пропитанного болью и отчаянием. Каждая ступенька отзывалась глухим эхом, словно сама темница предупреждала о том, какая тяжелая картина ждет впереди. Как только вошла в помещение с камерами, пространство взорвалось озлобленными криками.
— Где наша еда, черт вас побери? Вы что, решили нас уморить окончательно? — раздался хриплый, но полный гнева голос, который пробирал до костей. — Три дня, три проклятых дня нас не кормили!
Другой узник ударил ногой в стену, и звук глухо отозвался в тесном пространстве. Остальные узники поддержали его, вопя в ярости. Я почувствовала мурашки животного ужаса на коже. Неужели это правда? Неужели никто не приходил сюда все три дня? Как такое возможно? Почему Генри ни о чем не позаботился?
Очнувшись, я поставила ведра на пол и протянула руки за посудой, чтобы начать разливать еду. Крики в первых камерах прекратились, и узники начали совать тарелки под решетку, едва ли не ввязываясь в драку друг с другом. Я наливала похлебку и быстро возвращала посуду обратно. Они хватали еду и пили с такой жадностью, будто это была не пища, а простая жидкость. Давились, не могли проглотить достаточно быстро. Один из них вдруг закашлялся, и все содержимое рта тут же оказалось на полу. Но он продолжал жадно жевать остатки, не обращая внимания на рвотные позывы.
Сердце болезненно сжалось. «Боже, какой ужас! — подумала я. — Это же просто издевательство!»
Я поняла, что еды на всех просто не хватит. Быстро раздала пищу всем ближайшим камерам и, громко крикнув: «Я вернусь», выскочила обратно. Сердце колотилось как сумасшедшее. Никогда не чувствовала такого омерзения по отношению к кому-либо. И сейчас я имела в виду не узников, а именно Генри.
— Идиот! Живодер! Ненавижу! — цедила сквозь зубы, пробегая узкими коридорами и перескакивая сразу через несколько ступенек. — Да чтоб тебя подняло да бросило! Проклятье!
Но через минуту заставила себя успокоиться. Перед стражниками нельзя выдавать своего волнения.
Переступив последний порог, я приняла прежний смирённый вид и толкнула дверь. Поравнявшись со стражниками, начала говорить, хотя голос прозвучал слишком твёрдо и уверенно.
— Узники голодны, некоторые из них на грани. Хозяин оторвёт всем нам головы, если кто-то из них умрёт.
— Да скатертью дорога… — усмехнулся один из мужчин по имени Вик, не скрывая своего презрения. — Эти ничтожества и так слишком много получают. Одним больше, одним меньше… Сдохнут все — я буду счастлив.
— Если кто-то умрёт, отвечать будешь ты, — я едва сдерживала гнев, голос дрожал от эмоций.
Второй стражник, Олл, скривился и посмотрел на меня с откровенным пренебрежением:
— Они не достойны ни еды, ни воды. Пусть подыхают, как собаки. Я с удовольствием выброшу их трупы, чтобы животные обглодали тела до костей.
Поняла, что с этими отморозками разговаривать бесполезно.
— Как же легко вам рассуждать о таком, когда речь не о вашей жизни, — пробормотала я, не удержавшись, но тут же осеклась, понимая, что меня слишком захватили эмоции — это могло стать опасным.
Стражники зыркнули на меня с неодобрением, но я опустила глаза, схватила ведра и выскочила прочь, надеясь, что не испортила это дело. Оказавшись под навесом перед входом, я прищурилась от слепящего солнца и тяжело выдохнула. Как же быть? Мне нужно добыть еду. Но пойти в таком виде на кухню я не могу, а в облике хозяйки тем более. Что же делать?
В этот момент неподалеку из тени вышла знакомая фигура.
— Маняша! — удивилась я.
Девушка решительно подошла ближе и понимающе посмотрела на пустые ведра.
— Я всё улажу, госпожа, — тихо, но уверенно сказала она. — Я подслушала ваш разговор со стражниками, принесу ещё еды.
— Но почему ты здесь? — уточнила я.
Девушка печально улыбнулась.
— Мне было неловко, что вам приходится идти на такие меры из-за меня. А ещё отчасти я виновата, что не отнесла узникам еду вчера. Они могли поесть накануне, но из-за моего страха этого не случилось. Я очень хочу искупить свою вину!
Я поразилась глубокой сердечности этой юной леди, такой хрупкой и нежной. Да, она не была красавицей — её подслеповатые глаза смотрели несколько искоса. Но сердце у Маняши было большим.
— Хорошо, — ответила я. — Будь осторожна, я буду ждать тебя здесь…
Маняша подхватила ведра и мгновенно исчезла за углом. Я спряталась в тени и начала напряжённо ждать. Очень быстро девушка появилась снова. Помимо двух ведер, она притащила огромный кувшин с водой. Я удивилась, каким образом она смогла донести всё это разом.
— Ты молодчина, — похвалила я её. — Вода действительно кстати, но даже её не хватит.
Маняша снова убежала и вскоре вернулась с ещё двумя кувшинами. Мы подхватили пищу и воду и вернулись к стражникам уже вдвоём — было очевидно, что одна я всё это не донесу.
Стражники, ворча и бросая осуждающие взгляды, отказались нас пропускать, но Маняша твёрдо заявила:
— Мы выполняем приказ хозяина, или вы хотите с ним поспорить?
Эти слова заставили их замолчать, хотя недовольство из глаз не исчезло. Я восхитилась смелостью девушки. Спустившись немного вниз, мы вместе занесли воду и еду в подземный коридор, и я тут же развернулась к Маняше.
— Спасибо за помощь, дальше я пойду одна.
Служанка не стала спорить. Кивнув и слегка улыбнувшись, она упорхнула обратно. Мне же пришлось тащить всё это перебежками. Наконец я достигла нужного помещения и поспешно вошла. Снова поднялся гул. Из дальних камер, где всё ещё оставались голодные люди, раздались крики возмущения. Я начала быстро разливать воду первым камерам.
Прошло не меньше получаса, прежде чем я прошлась вдоль всего помещения и раздала пищу и воду. Силы почти покинули меня, когда добралась до последней камеры. Здесь меня встретил холодный, пронзительный взгляд зеленоглазого горца по кличке Ворон. Он сидел у стены на полу, а рядом лежал старик. Лицо пожилого мужчины было очень бледным и спокойным, словно он наконец-то нашёл покой. Но это означало только одно — это был мертвец.
Моё сердце тут же полыхнуло волнением. Я поняла, что этот слабый узник не выдержал голодовки. Почувствовала себя просто ужасно. Почему я не позаботилась об этом сама? Почему понадеялась на этого идиота Генри, думая, что он обязательно организует кормёжку узникам даже без Магары? Но, похоже, ему было наплевать. Ужасное ощущение захлестнуло меня с такой силой, что я не удержалась и прошептала:
— Это моя вина…
Произнесла ли я это вслух? Но каким-то образом Ворон меня услышал. Он впился в меня взглядом, и в тот же миг в его глазах я увидела тень неожиданного смягчения. Он поднялся на ноги и уверенным шагом подошёл ближе. Посмотрел на меня напряжённо и произнёс холодным, как лед, голосом:
— Ты не виновата, красавица. Вся вина на этом подонке Орсини, да гореть ему в аду!
В этих словах было столько ненависти, что я вздрогнула. Поддавшись внезапно налетевшему порыву, я прошептала:
— Расскажи мне, почему он поработил вас?
Ворон замолчал, будто обдумывая, стоит ли мне отвечать. Но затем глухо произнёс:
— Орсини хочет захватить нашу землю и наших людей. Точнее, он уже делает это. Он жаждет получить золото, которое добывает на нашей священной земле. Он наш лютый враг. И каждый из нас поклялся уничтожить его!
Каждое слово горца врезалось мне в душу, как раскалённый металл. Я не принадлежала к мерзкой семье Орсини по факту, но телом действительно была с ними связана. Именно поэтому на мне лежала сумасшедшая ответственность, которую я ощущала всей душой. В этот момент поняла, что война будет очень тяжелой. Генри не просто тиран и идиот, он узурпатор и вор! И сейчас происходят боестолкновения не между дикарями и цивилизованными людьми, а между жертвами произвола и жестокими захватчиками.
Да, можно было бы подумать, что я не должна верить словам Ворона без очевидных фактов. Но всё указывало на то, что он говорил правду. Да и Генри не выглядел ангелом. Это был тот ещё жадный и беспринципный придурок, который готов был идти по головам, как и его папаша.
— Это не твоя война, красавица! — вдруг добавил Ворон, вырывая меня из глубоких размышлений. Его зелёные глаза смотрели на меня из-под длинных темных ресниц. Этот взгляд пронзал до самой глубины души, словно это преподобный Ксандер стоял передо мной и заглядывал в душу. Но нет, он никогда не смотрел на меня ТАК! Это не он. К огромному моему сожалению, это не он…
— Ты ошибаешься, — мой голос прозвучал твёрже, чем я ожидала. — Это очень даже моя война, — кулаки сжались до боли, но это лишь усилило решимость. — Я хочу разобраться во всём и, если смогу, помочь.
— Чем ты можешь помочь, девка? — со стороны донёсся презрительный голос, который тут же подхватили другие. — Ты никто, подавальщица и подстилка! Мы скорее поверим, что ты шпионка и пришла что-то вынюхивать. Катись отсюда!
Гневные оскорбления пронзали воздух, как раскалённые ножи, пронзая моё достоинство. Но прежде, чем я смогла что-то ответить, Ворон жестко гаркнул на всех, и голос его прозвучал, как удар хлыста:
— Заткнитесь все!
Помещение мгновенно погрузилось в тишину, лишь тяжёлое дыхание узников всё ещё гудело в ушах. В этот момент я осознала, что зеленоглазый горец — их лидер. Его власть над этими людьми была абсолютной. Даже в оковах.
Ворон посмотрел на меня уже другим взглядом, в котором не было холодного презрения, как прежде. Но и доверие ещё не зародилось. Это был взгляд человека, который привык держать всё под контролем и обдумывать каждый шаг.
— Я считаю, что на этой войне не место женщинам, — произнёс он несколько надменно. — Кем бы они ни были.
— Ты меня не знаешь, — ответила я, гордо подняв подбородок.
— О, нет! Вы как открытая книга, дорогая леди! — бросил он, отчетливо выделив последнее слово.
Меня словно молнией пронзило.
Леди? Он назвал меня «леди»? Точно! И в прошлый раз он обращался ко мне именно так, но…
Мысли метались в голове, как беспокойные птицы. Неужели он знает, кто я на самом деле?