Окровавленная морда упала прямо в дворовую пыль. Глаза амбала закатились, а волосатое тело обмякло. Вокруг воцарилась оглушительная тишина.
Мне надоело прыгать вокруг этого безумца, поэтому несколько мгновений назад я отправила его в нокаут точным ударом в челюсть. Рука побаливала, кожа на костяшках оказалась содрана. Всё-таки это тело было не настолько крепким, как мое прежнее.
Тяжело дыша, я выпрямилась и медленными движениями начала сматывать хлыст кольцами. Крючки на конце были запачканы кровью. Едва взглянув на них, я вновь испытала вспышку безумной ярости. Эта скотина посмела ударить хилую тощую девчонку этими крючками! Я была в шоке, когда увидела. Насколько же нужно быть нелюдем, чтобы сотворить подобное! Бедняжка упала и потеряла сознание от боли. Кажется, из её спины был вырван целый клок кожи.
Ненавижу!!! Именно поэтому я рванула вперёд, выхватила у этого недочеловека хлыст и начала хлестать его самого.
Так как собралась толпа зевак, я решила припрятать свою ярость и облечь экзекуцию в образ веселого представления. Так мне подсказала интуиция. В итоге, через несколько минут мужик лежал мордой в пыли, весь покрытый кровью. Раны у него были, конечно, путяковыми, но болезненными, это точно. Надо добиться того, чтобы его немедленно арестовали. Интересно, в этом мире существует полиция?
О-о, я смотрю, тут и товарищ блондин подскочил. Смотрит на меня своими округлившимися глазёнками. Нянечка сказала, что это и есть мой местный муж. Я в шоке, честно говоря.
Сразу же нахохлилась, подбородок задрала повыше и, зажав свернутый хлыст в руках, направилась прямиком к нему. Как говорится, лучшая защита — нападение.
При моём приближении блондинчик отшатнулся. О, неплохая реакция! Кажется, кое-кого попустило. Стражу не зовёт, кидаться вроде бы не собирается. Урок усвоен замечательно…
Остановившись в паре-тройке шагов от него, я демонстративно переплела руки на груди и посмотрела на него прищуренным взглядом.
— Требую немедленно отправить этого товарища, — я кивнула в сторону поверженного, — в тюрьму. Таким место только за решёткой. Что за бардак тут творится? Женщин избивают, мужики — трусы. У вас, что ли, понятия о достоинстве и чести вообще нету?
Блондин хлопал глазами, смотря на меня в полном офигевании. Кажется, он пытался понять, кто из нас двоих сошёл с ума — я, несущая непонятно что, или он, слышащий это непонятно что. И вдруг позади раздался вкрадчивый и подозрительно насмешливый голос:
— Госпожа, признаться, вы удивили!
Я резко обернулась, так что золотая копна волос подлетела вверх. Кстати, это, так сказать, богатство меня жутко раздражало. Я привыкла стричься значительно короче. Волосы мешают в бою. Надо будет придумать какую-нибудь прическу, чтоб не болталось. Или подстричься.
Передо мной стоял парень лет двадцати пяти, не старше. Высокий, широкоплечий, волосы светло-русые, волнистые, волнами лежат на плечах, лицо насмешливое, взгляд колючий, а одет в жуткую черную рясу. Мои брови поползли вверх. Это что за образчик? Рядом с ним оказался товарищ в таком же одеянии, но гораздо старшего возраста, круглый, как бочонок. Этот смотрел на меня насуплено и недовольно, готовый разразиться какой-нибудь гневной тирадой.
Я поняла, что эти субъекты поопаснее блондинчика будут. Того явно воспитать можно, а с этими нужно держать ухо востро.
— Добрый день! — поздоровалась спокойным степенным голосом. — Что вам нужно?
Кажется, это универсальный вопрос для всех случаев жизни. Молодой человек криво ухмыльнулся.
— Я весьма впечатлен вашими навыками, госпожа графиня. Вот только хотелось бы узнать, откуда же они взялись?
Ага, вопрос не в бровь, а в глаз. Может, местная инквизиция? Уж больно на палачей смахивают.
Я постаралась придать лицу безразличное выражение.
— Навыки — вещь особенная, — произнесла осторожно. — Нарабатываются годами, а потом очень помогают жизни…
— То есть, вы хотите сказать, что давно владели этим боевым искусством? — уточнил парень. Толстяк молчал и только раздраженно жевал губу, как будто сегодня не завтракал.
— Ну, не с детства, конечно, но давно, — ответила искренне.
— И почему же раньше за вами не наблюдалось подобных умений? — вопросы сыпались, как из рога изобилия.
— Не наблюдалось? — усмехнулась я и ответила вопросом на вопрос: — То есть вы хотите сказать, что устраивали за дамой слежку?
Парень напрягся. Кажется, он привык к тому, что все вокруг отвечали на его вопросы прямо. Судя по напряженным лицам окружающей прислуги, этих товарищей боялись все. Значит, действительно инквизиция. Вот это да!
Ну, ничего. Мне как-то пришлось с одним маньяком беседу вести. Он человек двадцать убил, а я была одна. Ловила его на живца, так сказать. Помощь еще не приехала, а он стоял передо мной с ножом в руках. У меня же даже ножа не было.
Так вот, заболтала я его знатно. Тот еще трепло оказался. Долго хвалился своими «подвигами» о том, как лишал жизни своих жертв. Я делала вид, что слушала и тянула время. В итоге, он даже пикнуть не успел, как один из наших снайперов его снял.
Меня потом к награде приставили за героизм. Мол, «только личностная выдержка помогла так феерично удержать преступника от активной агрессии».
Так с чего вдруг после ТАКОГО трусить перед какой-то инквизицией? На всякую инквизицию найдется управа.
Я подключила логику. Из того, что удалось понять, я теперь была некой госпожой, графиней, супругой этого белобрысого труса. То есть власть в этом поместье формально у меня тоже имеется. Значит, нужно ею воспользоваться!
Расплылась в приветливой улыбке и произнесла:
— Смотрю, намечается занимательный разговор. Думаю, будет лучше всего продолжить его где-нибудь в более уютном месте. За чашечкой кофе, например. Пройдемте, господа!
Я не спрашивала. Я управляла. Развернулась и, высоко подняв голову, направилась обратно в здание, стараясь выглядеть максимально беспечной. Чувствовала спиной на себе недоуменные взгляды. Еще бы! Никакого почтения, так сказать, к священнослужителям.
Впрочем, на удивление, меня послушались. Блондинчик наорал на слуг и потребовал, чтобы они разошлись по своим делам. Куда утащили борова, я не знаю, но сейчас было не до него. А, судя по шаркающим шагам, толстяк и его товарищ пошли следом.
Куда идти, я совершенно не представляла. Но на выручку неожиданно пришел один худощавый старик, встретивший меня в холле. Он указал на одну из двустворчатых дверей, и я с облегчением поняла, что это гостиная для приема всякого… сброда.
Полчаса спустя…
От вина гости отказались, хотя толстяк алчно поглядывал на бутылку из тёмного стекла. Я тоже пить не стала, блондинчик и подавно.
Тот старик, оказавшийся местным распорядителем, знатно постарался: стол накрыли в считанные мгновения.
Плеть с засохшей кровью на крючках я демонстративно положила рядом с креслом на столик. Толстяк поглядывал на неё с явным отвращением. Муженёк тоже косился. А вот молодой священнослужитель (кажется, его звали преподобный Ксандер) не сводил с меня глаз.
Из всей троицы он был самым опасным, хотя главным среди этих двоих был однозначно второй. Я обратила внимание, с каким почтением парень склоняет голову, когда его старший товарищ что-то шепчет ему на ухо.
Но я всё равно сосредоточилась исключительно на преподобном Ксандере. Он задавал вопросы, много вопросов. Каверзных, на которые приходилось отвечать очень уклончиво. Например, спросил, кто же научил меня так двигаться. Ведь в моей семье никто не слыл выдающимся воином, да и армия у родителей была откровенно слабой. В гарнизоне насчитывалось человек пятнадцать, и все старики.
Я поняла, что о хозяйке этого тела преподобный оказался прекрасно осведомлен, но отступать не собиралась.
— Иногда первое впечатление бывает обманчивым, — произнесла многозначительно. — Люди склонны верить исключительно тому, что видят их глаза. Но эти глаза несовершенны. Так что давайте не будет навешивать ярлыки. У меня есть навыки, а откуда они взялись — это дело моей семьи. Разве Всевышний не наделил нас правом дорожить наследием собственного рода?
Выдумывать эту чушь было непросто, но я старалась. Пыталась создать впечатление, что они просто плохо знают Евангелину и потому им есть, чему удивляться.
К счастью, преподобный Ксандер кивнул. Но он был дотошен.
— И все же, кто именно вас научил?
— О, я бы хотела оставить это в секрете, — ответила с улыбкой. — Личное, понимаете?
— Понимаю, — ответил молодой человек, но в голосе проскользнуло напряжение. — Тогда разъясните, почему вы избили собственного слугу?
Я обрадовалась: уж на эту тему поговорю с удовольствием. Сделала скромное лицо, добавила немножко гнева, который был настоящим, и произнесла:
— Он нарушил мое приказание и не прекратил избивать служанку, когда я приказала остановиться!
Коротко рассказала о случившемся, посетовала на то, что мужчина посмел поднять руку на беззащитную девушку, но толстяк неожиданно прервал меня:
— Пресвятой Амбродий в своих трудах сказал о том, что слуги нуждаются в хорошем наказании, иначе они никогда не постигнут истинного послушания.
Я едва не закатила глаза. Ох и бред! Легко прикрыться чьими-то словами для оправдания собственной жестокости.
— Но наказание должно совершаться справедливо, — возразила я. — Справедливость — основа любого богопочитания, не так ли?
Я, конечно, говорила наобум, но, похоже, сказала в точку. Увидев раздражение в глазах толстяка, мысленно усмехнулась, а вот молодой служитель удивил: в его взгляде мелькнуло неожиданное одобрение.
— По справедливости, — продолжила я, — если девушка и совершила проступок (а это был всего лишь разбитый кувшин молока), то и наказание должно было быть соответствующим. Например, её могли лишить завтрака. То есть за порчу продуктов у неё отняли бы продукты. На худой конец, она могла бы это молоко отработать. Это стало бы хорошим напоминанием о том, что усердие — это благодетель… — когда я говорила всё это, то радовалась, что в своё время читала Писание на Земле. Читала искренне с желанием разобраться в том, что есть вера. И это чтение мне отлично пригодилось. — А этот палач за столь незначительный проступок едва не лишил девушку жизни. Это недопустимо! Это не есть справедливость. Не думаю, что вы сами одобрили бы подобное…
Я замолчала, напряжённо вглядываясь в лицо своему основному оппоненту. Воцарилась тишина. Скосив взгляд на так называемого мужа, увидела его ошеломление. Похоже, хозяйка этого тела эрудицией и умом не блистала от слова совсем.
Толстяк надул губы и сверлил взглядом пирожные, стоящие на столе. Кажется, он просто устал меня слушать. А вот преподобный Ксандер неожиданно улыбнулся.
— Очень занимательные рассуждения, — похвалил он. — Вы очень умны, графиня. Это удивительно для женщины.
Меня, конечно, покоробило. Но я решила не бунтовать на сей раз.
— Если так, — произнесла, выпрямившись, — то расскажите о цели своего визита.
Вопрос поставил всех в тупик. Толстяк и его помощник переглянулись. Первый нахохлился, поёрзал в кресле и уже собрался что-то сказать, но преподобный Ксандер вдруг прервал его:
— Мы просто зашли в гости. Не волнуйтесь, мы уже уходим.
Кажется, его старший товарищ собирался сказать совершенно иное. Он так ошеломленно посмотрел на молодого человека, что я едва удержалась от смешка. Лицо толстяка начало наливаться кровью, дряблые щеки подрагивали. Похоже, у него случился приступ ярости.
Но преподобный Ксандер поспешно встал на ноги и коснулся его плеча. Тот мгновенно обмяк. Взгляд мужчины потух, а я почувствовала, как меня прошибло неведомым ощущением, как будто сквозь мое тело пролетели тысячи иголочек, не причинив никакого вреда, но оставив неприятный осадок.
Не знаю, что это было, но в разуме вертелась только одна мысль: это магия. О Боже!