Глава 40. Разговор с королем…

Дыхание перехватило, когда я увидела его. Сердце заколотилось так сильно, что едва не выпрыгнуло из груди. Я прижала руку к горлу, пытаясь унять лихорадочное биение. Мысли вихрем проносились в голове. Ксандер! Ксандер! Он жив? Как это возможно?

Он стоял здесь, в зале, целый и невредимый, вёл холодную и уверенную беседу с королем, и я не могла отвести глаз от его красивого лица и золотых кудрей, опускающихся на плечи.

Его Величество говорил с определенной угрозой в голосе, медленно шагал, заложив руки за спину, и его шаги гулко разносились по храму.

— Вы поступили опрометчиво, преподобный, — голос короля обжигал холодом. — Занять чужое поместье после разорения и убийства его хозяина горцами — это для вашего ордена, скажем так, несколько нагло.

На лице Ксандера не дрогнул ни один мускул.

— Понимаю ваши опасения, Ваше Величество, — его голос звучал твердо, в нём угадывалось спокойствие, словно священник был готов к любым обвинениям. — Однако я прошу вас вспомнить: эти земли изначально принадлежали ордену. Прадед покойного Генри Орсини был нашим воспитанником, которому орден выделил земли за хорошую службу, что подтверждено летописями. Поэтому, по факту, владельцем этих земель изначально и до сих пор являлся именно орден. Вы же знаете, что верным людям часто давали наделы в пользование. По факту, я просто вернул данный надел обратно…

Король прищурил глаза, не останавливая своих движений.

— Не думаю, что Джонатан Орсини с этим согласится, — осторожно произнес он, напряженно глядя на преподобного.

Ксандер, не теряя самообладания, продолжил:

— Боюсь, Джонатан Орсини не в силах получить права на возвращение этой земли. Вы, Ваше Величество, — он слегка склонил голову в знак уважения, — как мудрый правитель, знаете, что в законодательстве от преподобного Фауста, глава 5, пункт 3, написано, что любая земля, переданная орденом кому-либо из мирян, может быть возвращена в лоно его служителей даже через тысячи лет, если её владелец возвратит её добровольно или погибнет. Генри Орсини был убит горцами, а я, как представитель ордена, просто воспользовался своей властью и закрепил за нами эту землю.

Король приподнял брови, наконец-то усмехнувшись.

— А вы не считаете, преподобный, что это безнравственно? — его тон стал немного мягче, но опасный огонек в глазах не исчез. — По факту, вы забрали имущество у одной из самых уважаемых наших семей.

Ксандер не потерял своего ангельского спокойствия.

— Графиня Орсини поддержала мое решение, и это, безусловно, имеет значение.

Король усмехнулся, наконец-то остановившись напротив него.

— Говоришь, Джонатан Орсини опоздал? — король наконец рассмеялся. — Ты, Ксандер, не перестаёшь меня удивлять. Хитрец! И амбиций тебе не занимать…

Преподобный хищно оскалился, его взгляд преисполнился уверенности.

— Возможно, Ваше Величество, но, как говорили древние: если не обращать внимание на важные вещи, жизнь будет наполнена пустыми вещами.

— Вы, храмовники, только делаете вид, что земное вам чуждо, а сами берёте всё, что плохо лежит, — король произнес это с насмешкой.

Ксандер согласно кивнул.

— Возможно, Ваше Величество, спорить не буду. Прошу, располагайтесь в моем поместье, — он сделал ударение на слове «моем». — Отдохните. Думаю, можно устроить пир.

— Нет-нет, — король тут же отмахнулся от этого щедрого предложения. — У меня нет времени рассиживаться в землях ордена. Надеюсь, Генри Орсини прилично предан земле?

— Конечно, Ваше Величество, — преподобный Ксандер слегка поклонился. — Мы чтим всех павших, включая Генри Орсини. Ему воздали все почести, которые только было возможно.

Король, удовлетворённый ответом, развернулся на каблуках и широким шагом вышел из храма. Тишина вновь накрыла помещение.

Ксандер остался стоять на месте. Лицо его стало каменным, и напускное веселье тут же исчезло.

А я… я едва стояла на ногах, опираясь на холодную стену и пытаясь вместить всё то, что видела и слышала. Глаза горели от слёз, которые я с трудом сдерживала. Значит, преподобный жив? Значит, он обманул меня? Где же он скрывался? Ну да, ведь его тело так и не нашли…

Громко сглотнув, я с усилием открыла массивную деревянную дверь, и легкий скрип резанул по ушам.

Преподобный резко обернулся на этот шум. Его взгляд потемнел, когда он увидел меня. Выражение его красивого лица стало мрачным, как грозовая туча, хотя где-то в глубине глаз мелькнула растерянность.

— Ну что ж, здравствуйте, преподобный, — произнесла я холодно, заставляя себя стоять ровно и не позволяя дрожать ногам. — Как же искусно вы инсценировали свою смерть!

Загрузка...