Вилик Сильвин с утра наблюдал за уборкой господского дома. Рабы вытирали потолки и стены влажными губками, выбивали ковры, вытряхивали и развешивали занавеси, чистили бронзовые светильники и ножки столов. Под вечер Сильвин забежал к себе, чтобы с террасы, выходящей на дорогу, взглянуть, не едет ли хозяин.
— Я слежу, отец, не беспокойся! — повернулся к нему мальчик, стоявший у перил террасы. — Мать велела мне караулить и, как только покажется рзда, бежать предупредить тебя.
— Обо всем она успеет подумать! — одобрительно кивнул вилик и, подойдя к сыну, ласково опустил руку ему на плечо.
Стоя рядом, они молча глядели на дорогу, по которой с мотыгами на плечах возвращались с ближних огородов рабы. За ними, вздымая пыль, волочились цепи.
— Зачем ты приказал заковать их? — спросил мальчик.
— Неизвестно, кто из господ приедет; если старый, так он требует, чтобы с рабами обращаться построже. Теперь он будет, наверное, особенно придирчив.
— Из-за восстания?
— Уже успел пронюхать?… И откуда только ты все узнаешь, хотел бы я знать? — Откинув голову сына, Сильвин испытующе посмотрел ему в глаза. — Не следует разговаривать об этом с рабами.
— Да ведь мы тоже рабы… — Увидев, что отец нахмурился, мальчик поспешил объяснить: — Все арендаторы об этом говорят… Хотел бы я хоть издали посмотреть на Спартака! — мечтательно добавил он. — Я еще ни одного героя не видел.
— Александр! — сурово остановил его отец. — Если ты еще раз произнесешь это имя, я накажу тебя. А теперь взгляни: вон облако пыли. Наверное, это едет господин. А ты его прозевал. Вот как на тебя полагаться! Беги предупреди мать, а я пойду его встречу. — Широко распахнув ворота, Сильвин вышел на дорогу.
Облако выросло в клубящуюся тучу, в которой очертания людей, лошадей и мулов казались смутными, как в тумане. Приблизившись к воротам, туча заколебалась, остановилась, начала рассеиваться и оседать. Из рэды выпрыгнул Луций. Кланяясь господину, вилик пожалел, что отяготил людей цепями: молодой хозяин много раз говорил, что заковывать рабов бессмысленно — это мешает им работать.
На сером от пыли лице Луция весело сверкали глаза и зубы.
— Ванну!.. Ванну во имя богов!.. Я пропитан пылью, как губка… Не-ет, когда я стану хозяином этой виллы, я прежде всего позабочусь о дороге к перевалу! Трижды прав Катон: поблизости от имения необходимы хорошие дороги.
— Ванна для тебя, господин, готова. В доме еще не закончили уборку, поэтому соблаговоли пройти в нашу баню… Эй, Калос! — позвал он девушку, которая вместе с рабынями стояла на пороге кухни. — Посмотри, как будут разгружать петориту.
Луций обернулся к Хризостому и кивнул на Льва, прыгавшего вокруг Клеона:
— Не забудь распорядиться, чтобы выкупали и накормили собаку.
Хризостом неодобрительно покачал головой: «Вот она, современная молодежь! Вместо того чтобы, по обычаю предков, прежде всего помолиться пенатам, они начинают с ванны и… с заботы о собаке! Да, не впрок, видно, пошли Луцию все наставления старого воспитателя».
Хризостом был покрыт пылью не меньше молодого хозяина, а путь, проделанный пешком, в то время как Луция несли в лектике, утомил старика. Но Луций на это не обратил внимания. Его больше занимала собака. Хризостом был обижен и, увидев Александра, глазевшего на господина, закричал:
— Ну-ка, займись собакой! Доверяю это дело тебе.
Вспыхнув от удовольствия, Александр подбежал ко Льву. Пес предостерегающе оскалил клыки. Мальчик смущенно отступил:
— Ух, какой!
— Спокойно, Лев! Это друг, — сказал Клеон. — Поздоровайся с ним.
Вежливо махнув хвостом, Лев протянул Александру лапу. Сын вилика ахнул от восхищения и, вытянув руку в уровень с плечом, пресерьезно поклонился псу:
— Привет, Лев!.. Его ведь Львом зовут? Ты его хозяин, что ли?
— Он мой друг, — ответил Клеон, лаская собаку. — Когда-то я спас его от смерти. С тех пор мы не расстаемся. Дома, в Сицилии, мы вместе пасли овец. А когда меня похитили пираты…
— Тебя похитили пираты?! — перебил Александр. — Ох, как интересно!.. Расскажи, как это произошло. Я еще никогда не видел пиратов… К нам они не добираются.
— После расскажу. Сейчас нам надо выкупать Льва, — напомнил Клеон.
— Верно! — спохватился Александр. — Ну, пойдем на скотный двор, а потом я вас накормлю.
— Погладь его, не бойся, — предложил Клеон. — Он будет и твоим другом.
Сын вилика почтительно дотронулся до пыльной шерсти собаки и повел Клеона и Льва к воротам в низкой стене, разделяющей усадьбу на две неравные части: чистый двор, через который проходили хозяева и их гости, и черную половину, где помещались служебные постройки и двор для скота и птицы.
Александр объяснял Клеону назначение построек на служебном дворе, мимо которых они проходили:
— Вот в этих каморках спят рабы, а там — кухня; рабы в ней обедают, а в дождь и работают. Вон там — видишь, раскрыта дверь? — кузница. А вон тот большой сарай — хлебный амбар. Он на столбах, чтобы зерно со всех сторон проветривалось. А вот здесь, — он указал на тяжелую дверь с большим замком, — эргастул…
— Что это? — спросил Клеон.
— Подвал. Туда запирают провинившихся рабов. Там сыро и холодно даже в самые жаркие дни и почти нет света. Видишь, какие маленькие окошечки с решетками? Отец не любит сажать туда рабов, но иногда приходится…
— Зачем?
— Ну, если кто украдет что-нибудь или попытается бежать… — неохотно ответил Александр. — А мимо того хлебного амбара, — указал он в другую сторону, — можно пройти в господский сад. Я тебя как-нибудь туда сведу, там очень красиво.
Ворота во второй стене вели на скотный двор. Клеон заметил, что из дома возле главных ворот был выход в каждый двор, который они проходили.
— Зачем столько дверей в этом доме? — поинтересовался он.
— А как же? Здесь, кроме домоправителя, живет мой отец. Он управляет виллой, — сказал Александр. — Если нужно быстро куда-нибудь поспеть, не бежать же через все дворы вокруг дома!
Если бы Клеон побывал внутри дома, то увидел бы, что вилик, и не выходя, мог наблюдать за всем, что делается на вилле и в ее окрестностях: окна второго этажа с одной стороны выходили на дорогу и огороды, с другой — на чистый двор, так, что можно было видеть всех, кто входил в главные ворота; с третьей стороны был виден тот двор, где стояли хозяйственные постройки, а окна четвертой были обращены к скотному двору, куда сын вилика привел теперь Клеона и Льва.
В искусственном водоеме посреди двора плескались утки и гуси. Вокруг, роясь в пыли, расхаживали пестрые куры с выводками цыплят. Длинноногий павлин, вытянув шею, преследовал петуха, а тот растопырив крылья, семенил от него и орал, призывая на помощь. Из дома выбежала девушка лет семнадцати. Отогнав павлина, она стала сыпать птицам зерно и крошки из корзины, которая висела у нее через плечо. Толкаясь и спеша обогнать друг друга, птицы бросились к ней. С причудливой голубятни слетели голуби и закружили над девушкой. Они присаживались то на ее голову, то на края корзины, и девушка, смеясь, отмахивалась от них. Клеон остановился полюбоваться веселой птичницей и ее пернатыми друзьями.
— Ну, чего стал? — дернул его за руку Александр. — Это моя сестра Береника. А ты смотришь, словно чудо какое увидел!.. Сам же говорил — надо купать Льва. Идем, а то кончится обед, и вам ничего не останется.
Мальчики столкнули Льва в водоем и со смехом смотрели, как он там фыркал и барахтался, а недовольные утки и гуси с криком разбежались во все стороны. Клеон и сам с удовольствием прыгнул бы в водоем, но Александр сказал, что возле эргастулума есть отдельная баня для рабов. Там по праздникам им разрешается мыться теплой водой, а сегодня вечером можно пойти на пруд и выкупаться.
Покончив с купанием Льва, Александр повел пастуха и собаку обедать. Собакам не позволяли входить в кухню, где ели рабы, и, так как Клеон не хотел разлучаться со Львом, Александр усадил их на пороге, а сам побежал к очагу.
Заглянув в открытую дверь, Клеон увидел низкую полутемную комнату, в которой за длинным столом обедали рабы. Вдоль стен стояли кувшины и решета, под потолком висели корзины для сбора плодов. В дождливые дни рабы, не выходя из столовой, могли готовиться к уборке винограда: осмаливать кувшины для вина, чинить решета и корзинки или вязать венички, которыми обметали виноградную шелуху с кувшинов, налитых новым вином.
Александр протянул рабыням, хлопотавшим у очага, две пустые миски:
— Для моих друзей. Они будут обедать в летнем триклинии, на лестнице.
— Это еще что за новости? — закричала Калос, старшая сестра Александра, распоряжавшаяся раздачей пищи. — Убирайся отсюда со своими выдумками!
— Так приказал сам молодой господин, — важно ответил Александр. — Если не веришь, спроси у домоправителя Хризостома.