Глава 3. Корабль пиратов

После недолгой борьбы Клеона и Льва связали и бросили на дно лодки. Пленница, которую пираты привезли, осталась в пещере под присмотром двух разбойников. Остальные уселись в лодку и, увозя с собой новую добычу, стали грести к миопароне.

Клеон лежал, прижавшись головой к морде Льва, которая была туго стянута ремнем. Закрыв глаза, чтобы не выдать пиратам своего отчаяния, мальчик прислушивался к их болтовне. Из слов старика он понял, что пленница, оставленная на берегу, — знатная римлянка, за которую они надеются получить большой выкуп. «А что будет с нами? — думал Клеон. — Я бедняк, это сразу видно… Выкуп за меня им не получить. Повезут, наверное, они нас на Делос. Говорят, на рынках этого проклятого острова каждый день продают в рабство тысячи свободных людей… Что теперь делать?» Клеон открыл глаза: даже неба не видно — одни ноги гребцов, он зажат ими справа и слева.

Мерно скрипели уключины. Весла почти неслышно опускались в воду. Клеон чувствовал, что с каждым их взмахом дальше становился родной дом и все, что было с ним связано, и сердце у него защемило при воспоминании о свежей росе на заре, когда из-за скал пробивались первые золотистые лучи солнца и он с отцом уходил на виноградник подвязывать лозы, а Пассион с девочками выгонял овец из хлева…

Вдруг он заметил, что мускулы на ногах гребцов обмякли. Скрип уключин утих. Лодка остановилась.

— Эй там!.. На миопароне!.. — крикнул кто-то над головой Клеона. — Давай лестницу! Заснули, что ли?

Гребцы начали подниматься на ноги, и лодка закачалась. Клеон увидел возвышающийся над ним, как стена, борт миопароны и наверху, в самом небе, огненно-рыжие кудри и бороду какого-то мужчины.

— Э, да у тебя улов? — воскликнул рыжий.

— Привез в подарок тебе, о Церулей, пса. Настоящий лев… Ого! Смотри, как умен: понял! Понял, что о нем говорят: ишь, уши навострил!.. Чуть не загрыз Гану, да и Приску здорово досталось. Мы едва не подохли от смеха… Прикажи спустить крюки. Развязать этих двух невозможно: пес, того и гляди, вцепится кому-нибудь в глотку, а мальчишка кусается и царапается, словно бешеная кошка.

С миопароны спустили канат с железным крюком на конце. Клеона и Льва втащили на палубу, точно тюки товара. Гликон и матросы взошли на корабль по веревочной лестнице. Лодку привязали за кормой.

Церулей приказал кормчему повернуть корабль на север. Матросы подтянули канаты, парус вздулся, кормчий опустил кормило, и миопарона понеслась вперед. Под палубой послышалось несколько четких ударов. Это гортатор, распоряжавшийся рабами-гребцами, подал сигнал, и прикованные к скамье гребцы подняли весла и запели. В такт песне двенадцать пар длинных весел взлетали и опускались в воду с обоих боков миопароны так дружно, что казалось, будто она взмахивает двумя огромными крыльями.

Миопарона и впрямь напоминала какое-то крылатое чудовище: из воды высовывался острый металлический клюв, чтобы этим тараном пробивать суда противников при столкновениях; над ним была искусно вырезана голова Медузы[11] со спутанным клубком змей вместо волос; слева и справа, словно глазницы, зияли отверстия для якорных канатов; а за ними, как два уха, торчали перекладины, подпертые снизу бревнами, — во время боя они ослабляли удары, наносимые вражеским кораблем, а на стоянках к ним прикрепляли якоря.

Убедившись, что кормчий правильно ведет корабль, Церулей расправил плечи под кольчугой, которую не снимал даже в самые жаркие дни, и пошел поглядеть на пленников.

Клеона и Льва бросили на палубе, не заботясь о том, удобно ли им лежать. Толстый круг свернутого каната подпирал поясницу мальчика. Лев с усилием подтянулся к хозяину и ткнулся носом в подошву из бычьей кожи.

— Смотрите, какой преданный пес! — Нагнувшись, Церулей потрепал собаку по голове.

Лев дернулся. Хриплый стон вырвался из его сжатых ремнем челюстей.

— Развяжите! — приказал Церулей.

Пираты бросились развязывать Льва. Гликон и те, кто только что были на берегу, подались назад. Заметив это, Церулей поднял руку:

— Стойте! Развяжите сначала мальчика. Пусть он позаботится, чтобы собака вела себя смирно.

Гликон ткнул Клеона ногой:

— Эй ты, мальчишка! Не прыгнешь за борт, если мы тебя развяжем?

Лев сдавленно зарычал, косясь на ногу пирата.

Клеон хмуро посмотрел на Гликона. Что ему ответить?… Сказать: «Прыгну, но сперва прикажу Льву разорвать вас всех и в первую очередь того рыжего верзилу, вашего начальника»? — Ему очень хотелось бы так ответить, но тогда вряд ли его развяжут…

— Нет… — прошептал он.

— И не будешь науськивать на нас твоего зверя?

— Не буду…

— Прикажешь ему слушаться меня? — спросил Церулей.

— Да… — выжал из себя Клеон.

По знаку Церулея пираты развязали Клеона.

Несколько секунд мальчик продолжал неподвижно лежать. Ему казалось, что руки и ноги его стали такими тяжелыми, словно были сделаны из глины. Потом их начало покалывать… Клеон с трудом приподнялся и, сидя на свернутом канате, смотрел, как освобождают от пут лапы Льва.

— А ремень с морды собаки сними сам, — обратился к нему Церулей. — Если будешь мне предан, я сделаю твою жизнь счастливой, — продолжал он, в то время как Клеон коснулся рукой ноздрей Льва. — Но если ты или твоя собака замыслите против меня что-нибудь злое… — пират сделал свирепую гримасу, — лучше бы вам тогда и на свет не родиться! — Довольный произведенным впечатлением, он захохотал.

Мальчик со страхом глядел на него: уж не умеет ли он читать чужие мысли?… Пожалуй, до поры до времени лучше подчиниться. Раз их со Львом не собираются везти на Делос или в какое-нибудь другое место, где продают людей, он готов остаться на пиратском корабле. И, может быть, если он будет хорошо служить, пираты помогут ему отомстить Дракилу.

«Если бы Лев загрыз Дракила, все равно я ушел бы в горы к беглым рабам, — думал Клеон, распуская ремни на морде собаки. — Тогда бы все равно мне домой не вернуться».

Освобожденный Лев лизнул руку мальчика и зарычал, готовясь начать битву с обступившими их врагами.

— Спокойно! — Клеон опустил руку на голову собаки.

Лев пошевелил хвостом, но продолжал глухо рычать: не так-то легко успокоиться, когда слышишь запах обидчиков, с которыми только что дрался.

— Тихо! — прикрикнул на него Клеон и подвел собаку к Церулею: — Поздоровайся, это друг!

Лев понял, что хозяин им недоволен. Всем видом своим как бы говоря: «Раз мне приказывают быть вежливым, пожалуйста», он вытянул в знак приветствия лапу перед Церулеем.

Пират хлопнул себя по бедрам:

— Понимает! Он понимает человеческую речь! Клянусь палицей Геракла, убью каждого, кто вздумает этого пса ударить! А ты, мальчик, сделай так, чтобы он меня полюбил, и вот увидишь, как я тебя вознагражу.

— А ты нас не обижай, — сказал Клеон, — тогда Лев тебя полюбит.

Между тем Лев обнюхивал команду миопароны. Дойдя до Гликона, он оскалил клыки и зарычал. Гликон побледнел, но стоял не двигаясь. Церулей насмешливо наблюдал за ним.

— Если я прикажу мальчику натравить на тебя собаку, Гликон… — начал он.

— То я прикончу ее, Церулей, — договорил Гликон, показывая кривой нож, неизвестно откуда появившийся в его руке.

— Я пошутил, а ты уж подумал, что пришла твоя смерть? — ухмыльнулся Церулей, довольный, что напугал своего помощника.

— Я тоже пошутил, — отозвался Гликон, не спуская глаз с собаки, которая все еще продолжала его обнюхивать.

Матросы, бывшие с Гликоном на берегу, внезапно вспомнили, что у них есть дела, и с озабоченным видом разошлись.

— Ну, позови своего пса, мальчик! Храбрость Гликона достаточно испытана… Пойдем, старик, сыграем в кости. Эй, Филипп!.. Пришли нам вина и фиников с этим мальчиком!

На зов появился толстый пират с отвислым животом и бородавкой на носу. Кожа его так лоснилась жиром, словно его, наткнув на вертел, только что поворачивали над огнем. Левой рукой он прижимал к себе мех[12] с вином, в правой нес корзиночку с финиками. Ставя ее перед Церулеем, он укоризненно покачал головой:

— Где это видано, чтобы мальчишек и собак посылали в кладовую?… Этак и без провизии недолго остаться. — Порывшись в финиках, он извлек из-под них две чашки и, развязав мех, налил пиратам вина.

— Убирайся! — махнул рукой Церулей. — Прислуживать нам будет мальчишка.

Фидипп, ворча, удалился. А Клеон и Лев по приказанию рыжего пирата уселись у его ног.

Церулей и Гликон расположились на носу корабля, под навесом. Сидя друг против друга на ковре и прислонясь спинами к каменным якорям, они потягивали вино и поочередно выбрасывали кости из резного золотого стаканчика, каждый раз сильно его встряхивая, чтобы кости перемешались. Отсюда была видна почти вся палуба, вплоть до большого паруса, и Клеон с интересом следил, как ловко бегали матросы между наваленными повсюду канатами, запасными парусами и лестницами, ничего не задевая и не спотыкаясь даже о багры, лежавшие вдоль бортов. Вздувшийся большой парус стоял почти поперек палубы, закрывая от Клеона корму и кормчего.

Дул ровный береговой ветер.

Но едва корабль, миновав Мессану и Пилорский мыс, вышел в Тирренское море, вихрь, примчавшийся от берегов Африки, рванул парус. Судно легло на бок. Грести стало невозможно. Пираты суетились на палубе. Для защиты от волн на бортах подняли полосы непромокаемой ткани. Гликон бросился на помощь кормчему. Широко расставив ноги и наклонив голову, словно бык, приготовившийся к битве, Церулей отдавал приказания. Желая использовать силу ветра, он не спустил мачту, как обычно делали во время боя или бури. Он только распорядился закрутить нижнее полотнище паруса на рею,[13] чтобы корабль не так сильно кренило.

День потемнел. Море позеленело. Миопарона легла на бок. Лев рычал на волны и беспомощно скользил по накренившейся палубе вслед за канатами, лестницами и крючьями, перекатывавшимися от одного борта к другому.

Загрузка...